А я ожидала чуда,
боялась удачу сглазить
и, сидя в кафешке людной,
дождливым холодным ​утром
смотрела на окна в стразах.
За ними в саду ничейном
бесснежно зима прощалась,
чтоб скоро совсем исчезнуть.
Злой ветер хлестал качели
безжалостно, беспощадно.

Опять, прикоснувшись к чашке
с напитком почти остывшим,
я вспомнила день вчерашний -
под вечер мольбу Наташи
услышал Отец Всевышний.
Забрал, только едкий запах
прилип, как во рту ириска...
В неверии не​ смогла бы
стать ближе любых крылатых,
стоящих до Бога близко.

А дождь за окном лукавил
и брызгами нагло фыркал...
Нет, я не имела права
в больничных дверях картавых
исчезнуть угасшей искрой.
Наверное, раньше срока
меня обнадёжил доктор,
сказав, что есть шанс в дороге.
Так просто сказал о многом.

Внезапно поверив в чудо,
я, сидя в кафешке людной,
смотрела на стразы в окнах...

Проснулась в пять - со мной в такую рань
не спит дождя январский карандашик,
приветствуя родившихся Татьян.
Размалевал прозрачные рубашки,
накинутые наспех, в тон домов,
кафешек, ресторанов, магазинов...
Холодным ливнем каждый сад клеймён,
любимый парк забыл, что значит зимы.
Не помнит снега плачущий фонтан,
скамейки, пригорюнившись, умолкли -
не скрипнут тяжело под весом дам,
присевших отдохнуть, поправить локон,
подумать-поболтать о том о сём...
И я здесь в одиночестве привычном
притихла над нетронутым листом,
нахохлившись, как ястреб над добычей.

Но жертвенно молчащие слова
не выудить в треклятую погоду -
Татьянин день, без права рифмовать,
дождливому Январию угоден.

Давно не узнаю саму себя,
а время гонит дальше.
Года летят, безумства теребят,
и я, листком сорвавшись,
скукожилась, замёрзла, но лечу
куда-то в неизвестность,
тащу бездумно множество причуд,
другим неинтересных.
Господствуют колючие дожди -
мир заоконный блёкнет,
а я пытаюсь разукрасить жизнь,
огни включив на ёлке.
Врождённую надутую тоску,
ведущую к развязке,
иголками зелёными проткну,
себе устроив праздник.

Горькое время бежит иначе - стрелки летят обратно.
Мать превратилась в старуху раньше, чем осознала правду.
Плюс - с четверга не всходило солнце, небо смурным сказалось,
будто кто грустный внутри завёлся - и посекундно замер.

В серые окна стучится ветер, дождь вышибает двери.
Смело мечту рисовали светлым, но понесли потери.
Стало труднее кричать и плакать, мысль разодрав до крови:
жизнь не щадила - рвала, собака, люд начинал злословить.

Злобно ругая и тех, и этих, вынесли что в итоге?
Если однажды приходит третий - не избежать дороги.
Спящему миру милее драмы - так, посмотреть да бросить.
Сотни Небесной седые мамы не ожидают вёсен.

Зимним Майданом ветра гоняют - выстланный лепестками,
алый февраль превращает в камень душу случайной крайней.

Экс на стих
http://litset.ru/publ/14-1-0-55751

Вы решились, моя дорогая, -
вас приветствую в нашей деревне,
где шальные ветра подпевают,
что отдам вам и живность, и верность.
Будем вместе с зарёй просыпаться
и бежать до уборной в исподнем.
А, позавтракав, дальше по-брайту
выживать в нашей местности родной.
До шести - обязательно в поле,
где картошки зелёное братство.
Вам готовить обеды, не скрою,
мне в саду тишиной наслаждаться,
и, в гамак заточившись всецело,
то дремать, то горланить рулады,
отдыхая душою и телом...
Я надеюсь, мы с вами поладим.
Вас люблю со вчера очень сильно,
чуть сильнее, чем пасеку нашу...

Развернувшись, беспечная Зина
разъярённой покинула дачу.

Художник Виктория Кирдий

Ни о чём, как будто ни о чём
мы с тобой безмолвно говорим.
Ощущая сильное плечо,
возвращаюсь в детские миры.

Там - река, и лодка, и мечты
оббивают берегам бока,
там отец - до смерти верный тыл,
да плывут другие облака.

Здесь есть ты, любовь, привычный быт
и боязнь однажды невзначай
словом, делом, взглядами разбить
то, что создавали, как причал.

Каждый раз спешу, спешу домой
с неизменным "я тебя люблю".
Ты стоишь, счастливый и родной,
окружённый стаей сонных люстр.

На балконе вечером сидим,
смотрим в небо, пьём жасминный чай,
тишина звенит на все лады
о любви - начале всех начал.

Однажды рухнул мир, в котором ты
был большей частью.
Как будто кто развёл навек мосты,
исчезло счастье.

Пришёл неторопливый хмурый день,
на горе хлебный.
На старый покосившийся плетень
упало небо.

Удерживали горестную синь
кусты малины,
а мне казалось - это ты вблизи,
любимый, милый.

Снующий ветер трогал провода,
стучался в окна -
однажды ты, исчезнув навсегда,
стал веткой тонкой

и бился в помутневшее стекло
две-три секунды...
Видение мелькнуло и ушло -
легко, абсурдно.

Всплывал неторопливый вдовий год
в молитвах жарких...
Я не боюсь душевных сквозняков -
не избежать их.

Ты иди своей дорогой - я ни в чём давно не каюсь.
Проживу одна, не страшно, раз вдвоём не по пути.
Кто-то лучше? — Со-мне-ва-юсь. Изменения напрасны,
ведь итог один и тот же: одиночество в горсти.

Во сто крат она милее и хозяйственней на кухне?
Ну и пусть! Теперь неважно - не за это берегут.
От тебя во мне осталась забракованная рухлядь.
Только я отдам, ты знаешь, не люблю бывать в долгу.

Время — лекарь. Нет, учитель. И учусь я потихоньку.
Не войду я в дом наш старый - не загонит даже маг.
Я на крышу забираюсь и кричу тебе вдогонку:
«Как я рада, что сумел ты сделать этот ложный шаг».
06.02.2014

Я сегодня почти художник - крашу старый родной забор,
заблестят обновлённо доски - поубавится мне забот,
и беседку, что сделал дядя, ожидавшую здесь меня,
я раскрашиваю не глядя, вспоминая по именам

всех соседей, знакомых, близких, одиноких, больных, старух...
Лёгкий дождик внезапно брызнет - станет дворик не так угрюм,
заискрится душа надеждой, тонкой веткой взметнётся ввысь,
пониманье придёт, что прежней я не буду, но будет жизнь

снова полной и тьмы, и света... Что сумею другим отдать?
Разукрашенные рассветно зазвеневшие города,
где осталась больная память? Неприученная быть злой,
я всё чаще ищу упрямо тех далёких годов тепло,

проверяя себя на верность, непридуманную людьми...
Посетила однажды Вену - захотелось увидеть мир,
насладиться, дышать свободней, оживить, что давно мертво...
Ветром странствий врастая в полдень, возвращаю любовь с лихвой.

Так и вижу в саду заросшем наших тётушек на скамье,
будто мир одичалый ожил, будто канула в Лету смерть,
и беседка, что сделал дядя, приютила счастливых двух
неизменно сидящих рядом, дорогих для меня старух.

Ты всё твердил, что я не та – совсем чужая,
наверняка сошла с ума – всё утверждаю,
что слов не сыщешь для любви, для пониманий…

И вот стою среди могил в деревне дальней,
в деревне давней и больной, с остывшим небом –
​как будто съёжилось оно и потускнело.
Лишь ветер тычется в пальто, летит погостом,
несёт шуршащую листву, роняя в осень
с дождями, холодом, тоской - в безумной власти
моё, ушедшее вчера, родное счастье.
Три первых дня, девятый день, к сороковому
почти привыкла без тебя жить по-другому.
На кухне пахнет тишиной - в углу диванном
носков сегодня не найду - цветных и рваных,
уже не выглянешь в окно сквозь занавески,
и слово, сказанное мне, не будет веским.

Пью кофе. В доме поутру свежо, туманно,
и неба розовый лоскут врачует раны,
и ветер, гость любимый мой, теплей, однако,
и ты, далёкий и родной, почти оплакан.
И я забыла, как твердил, в любовь не веря,
что человеки на земле - большие звери,
что помнишь, знаешь обо всём, что я устала,
что прижурчит и к нам весна со снегом талым...

И вот она - но почему в платке осеннем?
Мы пожинаем день за днём лишь то, что сеем.

Боюсь итожить, верить, узнавать
в себе - тебя, в тебе - частичку сказки.
Плетёт судьба колючки-кружева,
но сны волшебно дышат хрупким счастьем,
как дышит поле в пахоту травой,
а жаркий день - возможными дождями,
как пахнет кухня сладкой пахлавой,
да манят югом розовые дали.

Запахла осень серостью побед
и я готова ветрено проститься,
чтоб что-то изменить в своей судьбе:
обиды отпустить, стирая лица
из памяти альбомной, оглушив,
пробиться сквозь броню живых печалей,
цветные сны из тонкой ткани сшить...
И пусть однажды ты один отчалил,
но я плыву по краешку мечты
уже почти четвёртый знойный месяц,
держу в кармане тёплые ключи,
забыв о том, что мы не будем вместе,
о том, что встречу утро без тебя,
остынет кофе, высохнет печенье...

Такие холода во мне скорбят,
такой кажусь ненужной и ничейной.

Судьба ведёт по замкнутому кругу,
и я ведусь на доброе словцо...
Пустое пререкание - не ругань,
но дочь сидит с растерянным лицом,
и всё не так, не так со всех сторон.

Стирает время грани и границы,
сама себе который месяц вру...
Простой мужик - не Рейган-Липтон-Ницше -
обычный перестроечный продукт,
но как играет выпавшую роль.

Надежду, ярче солнечных июлей,
могли б нести слова: "Лишь вас люблю..."
Муж походя меня и дочь целует -
давно привык к семейному теплу,
сбегает снова к женщине другой.

Его командировки - наши планы.
И кто из нас и кем из нас обманут?

Не читается и не пишется. И не хочется ничего -
не прельщает ни тортик с вишнями, ни бредущий к нам Новый год.
Стынет кофе и утро стылое. Мне б укутаться в мягкий плед.
Дождь идёт, зачеркнув пунктирами старый город и Новый Свет.

Ни читать, ни писать, ни потчевать ни других, ни себя нельзя.
Я, привыкшая к одиночеству, убежала б сейчас назад
из страны, где меня разделали, невзирая на рост IQ...
Вижу я, как бреду аллеями, как зигзаги ведут к огню,

согреваюсь у старой пристани, где у печки всё тот же кот,
смотрит в душу всё так же пристально, рыжим хвостиком не вильнёт.
Если... Если б меня приветствовал отчий дом, одичалый сад.
Столько лет ни письма, ни весточки - проглядела давно глаза.

Не желается и не видится. Кофе стынет и я тону
в чуждом мире, где каждый зрителем этих вечных житейских нужд.
Мне от сладкого нынче солоно, от горячего - холода.
Фиолетово: прямо, косо ли, только главное: оправдать

стылый кофе, дожди за окнами, подбредающий Новый год...
Не читается и не пишется. И не хочется ничего.

Ни говорить, ни слушать... Из страниц
библейской книжки сделать оригами
и, в небо выпуская белых птиц,
понять, что боль мельчает и стихает.

И, улетая с ними, отыскать
в простых молитвах солнечное завтра.
Как тучно проплывают облака,
как годы мельтешат-спешат на запад.

Разубедить саму себя сложней,
но надо быть всегда предельно честной,
тогда сумеешь в белой вышине
попасть на предначертанную встречу.

Однажды, выпуская чёрных птиц,
дано спастись.

И снова осень - время тосковать,
чаёвничать на кухне вечерами,
сквозь тюль глядеть на ящички с геранью,
читать газеты, складывать слова,
записывая в столбики, - лелеять
всё то, чем этой осенью жива.

Люблю я посиделки до утра,
когда из окон виден старый дворик,
где дождь у фонаря идёт конвоем
навстречу ночи, холоду, ветрам,
другому фонарю, что на аллее -
там льёт и льёт, и льёт как из ведра...

Дождит безбожно третий день подряд,
а мне бы легкомысленно по парку
пройтись-протанцевать в зелёной парке,
пытаясь и согреться, и понять:
страдая по тебе, душой добрею,
хоть плачется который день ноябрь.

Штрих-код дождя внезапно измельчал,
настало время утренней печали.
Смотрю в окно, где, словно у причала,
стоишь у фонаря - бегу встречать.
Смешно целуешь руки, щёки, шею,
а я зову домой на поздний чай.

Всё тот же дождь, но некогда скучать...

Это время неспешного чая, настольных игр
в тишине бесконечной, когда до зимы — полдня,
но из кухонных окон — всё тот же осенний мир,
хоть в прихожей висит пуховик, тяжелей меня.
Раньше были другими сады и дома вокруг —
окружённый густой пестриной, я на миг ослеп...
Пусть блаженные верят, когда им безбожно врут,
что опавшие листья не гибнут в сырой земле.
Я — живой, ты — ушла ранним утром в края богов:
улыбнулась печально, навеки прикрыв глаза.
"Позови за собой!" — бесполезно кричу вдогон,
возвращая тебя в наши сны, в нашу жизнь — назад:
на столе — домино, за которым с тобой сидим,
со дворов по чуть-чуть выдувают ветра тепло...

Неужели наутро увижу твои следы,
даже если снега выше крыш заметут село?

http://litset.ru/publ/29-1-0-54501
МКК-2, 4 тур
Задание: стихотворение с тремя заданными словами «это», «были», «следы» (без двух других: «огромной», «собаки»)

Предзимний ветер выдувает остатки прошлого тепла.
А я стою, едва живая, и понимаю, что со зла
наговорил, что не нужна я, что будет лучше без меня...
Два дня упёртые молчали - два дня, пугливые, прошли.
По вечерам - две чашки с чаем, но стол, как два конца земли,
разъединял - не докричаться, и не простить, и не обнять.

Потом настал рассвет четвёртый, седьмой дождями застучал,
мы, заколачивая гвозди, впадали яростней в печаль,
осознавая: нами создан лимит на счастье в два окна.
Ушёл, захлопнув двери громко, без оправданий и без слов,
а мне не просто одиноко - хочу вернуть назад тепло
и ту смешливую девчонку, что умерла седьмого дня.

Осенний вечер нескончаем - ты исчезаешь, словно дым.
Ну почему я промолчала на все ненужные лады?
Хоть на столе белеют чашки, но на душе - темным-темно.
Врастаю синими глазами во двор за два дня до зимы:
не устоял семейный замок - не устоит осенний мир...

Предзимний город в страхе замер, из кухни тянет тишиной,
лишь время, лекарь всех недугов, скрипит-жужжит веретеном.

Между вырезок —​ ​старых, газетных, между жёлтых журнальных страниц
мне случайно попался конвертик, затерявшийся в давние дни.

Машинально, беспечно открыла, удивляясь находке такой,
и в каком-то забытом порыве провела чуть дрожащей рукой
по размашистым строкам чернильным​, по неровным тетрадным листам.
Не читала тогда —​ изменил мне. Сохранилось письмо неспроста.

Будто время назад покатилось: мы —​ студенты из прежней страны.
Ты на сборы уехал — ​счастливым. Я не знала предчувствий дурных.​​
Но однажды в далёком июне, прочитав от подруги письмо
и, поверив, тоской захлебнулась — в тот же день заспешила домой.
Смутно помню вокзалы и лица, как вернулась​ в родное село...
Как могла я вот так ошибиться, что впустую полжизни прошло.

Опоздавшие строчки расплылись —​​ столько лет ни жена, ни вдова...
Дочь вернулась с букетиком лилий —​ скоро свадьба. Нельзя тосковать.

http://litset.ru/publ/29-1-0-53766
2 тур МКК-2
3. Задание для миссис Хадсон: «Заданная тема»: «Вот уж не знаешь, где найдёшь, где потеряешь...»

Время кольцо сжимает. Медленно, постепенно.
И, циферблатно вросший, я выхожу на круг.
Кажется омут синим, кажется омут пенным,
мне не дано спастись от тонких костлявых рук
стрелок - большой и малой, спрятанных в день весенний.

Сколько ещё случится значимых злых мгновений?
С каждой минутой громче матерным криком: "Мать..!"
Снова першит в гортани, галька - плывущей твердью
вновь из-под ног уходит - будто душой распят:
в мир, так легко вовлёкший, стоит ли дальше верить?

Выйду однажды летом - солнце на тонких гранях.
И я замру на круге, полднем зажат в тисках.
День, неприметный вовсе, в омут безликий канет.
В стрелках, большой и малой, скрестится мой закат.
Кто-то родной и близкий рядом положит камень.

​​Это когда-то будет - холмик, цветок, стакан.

И вдруг понимаю, что жизнь, словно ветер:
мелькнула - исчезла вдали.
Да как прошмыгнула - почти не заметно:
играющий солнечный блик.
Друзья говорили: беречь надо время
и чувствовать прожитый день.
Во мне бесконечные глупости дремлют:
мерещатся деньги везде.
Я долго трудился, на всём экономил -
бумажник немного распух.
Хочу в BMW-хе направиться к морю,​
открыть ресторан для толстух -
они признают золотые кредитки,
круизы, паэльи, коньяк...
Я их не встречал бы дежурной улыбкой,
а просто носил на руках.
Потом бы страдал, попивая мартини,
лечил поясницу... Без нужд
сейчас с пышной леди поеду в машине
по тонкой зеркальности луж.
Поеду туда, где растут кипарисы,
где пляжи уносит прибой...

Ах, только бы эта любила ириски
и фильм про "American boy".

Столетний парк особенно хорош
осенним утром — рыжим и воздушным.
Здесь ёлки ходят в юбках солнце-клёш
и небо примеряют на макушки.

Бегут по кругу медные часы,
бочком касаясь тоненькой осины.
И снятся дубу сказочные сны:
зардевшаяся гроздьями рябина,

берёзкины серёжки на сносях,
сосновые сорвавшиеся шишки...
Не правда ль, осень лучше, чем весна
вздыхает, шебуршит, тревожит, дышит?

Баюкает прохладный ветерок
кудряшки одинокого каштана —
​закрученные листья рок-н-ролл
танцуют бесконечно-неустанно.

Высматриваю из грядущих зим
холодное хрустящее наследство,
а солнце, перезрелый апельсин,
всё катится в малиновое детство.

http://litset.ru/publ/29-1-0-54113
Задание 3 тур МКК-2:
стихотворение, соответствующее заданному жанру – «пейзажная поэзия»
Название произведения обязательно должно быть вопросом

И вот приходит день сороковой...
Вновь смотрят окна шторами в горошек
и кажется, что ты ещё живой.
Беседку обвивает красный плющ,
подцеплена луна янтарной брошью
к глухому небу - символ райских кущ
прохладой дышит в лунной темноте.
Возьму стакан, испытывая жажду,
и робко в шторных складках вздрогнет тень.

"Ты чья?" - переспрошу, ведь дом наш пуст.
Меня услышит липы листик каждый -
и я кивну в ответ, стирая грусть
с лица, давно не знавшего помад.
И снова страх, безудержный и липкий,
со мной пойдёт на поздний променад.
И, выбежав в уснувший летний двор,
в сердцах тебя по-прежнему окликну.
Но ты смолчишь - полночный ластик стёр
и тень твою, как пигалицу-липку.

Я сорок дней ничья. С тех самых пор...

Нелепый спор о цитрусовых вышел -
был в чём-то каждый прав и был неправ...
Из ягод обожаю наши вишни -
сильней, чем в бане песенки орать.

Люблю гулять одна и слушать шёпот
проснувшихся смородинных кустов....
Чаёвничать, возможно, хорошо бы
не только лишь с окрестной суетой.

Приветствую светило, кличу в гости -
разносится повсюду звонкий смех...
Прозрачные оранжевые гвозди
сорвавшись с неба, сплавятся к земле.

И грянут преждевременные ливни,
и эхом унесёт слетевший стон...
Как будто прячусь возле старой липы
под липовым раскинутым зонтом.

Взволновано наверх шепчу молитвы -
пусть время доплетает кружева
моей почти удавшейся попытки
зелёную тоску зазимовать.

Здесь холодно, как девять дней назад.
Всё так же мерзко каркают вороны
и ветер, задержавший выдох в кронах,
по-прежнему выдавливает слёзы
в глазах.
Ещё земля, насыпанная тут,
черна, свежа, когда берёшь в ладошку,
и чудится, что всё вокруг нарочно,
а время есть - пьянит остывший воздух,
как брют.

Цветы, венки, стемнелый белый свет -
вот дикая реальность. Не привыкнуть.
Охрипший ветер душу будто выдул -
уносит эхо запоздалый выдох
наверх.

Ушёл неторопливый зимний день,
проникла ночь сквозь щели узких окон...
Мне некуда себя сегодня деть,
мне снова бесконечно одиноко.
Живые тени кружево плетут,
меня в былое плавно переносят,
где белый свет батончиком во рту
растаял, возвратив рябую осень
с грушёвым сладким молодым вином
под собственные песни и гитару,
где боль, обременённая виной,
ещё не разлилась густой отравой.

Я сырость развела - не осуждай!
Что каждому из нас навек досталось?
Тебе - гостеприимный жёлтый рай,
мне - зимняя цеплючая усталость,
колючий стыд, бессонниц ассорти,
бледнеющие снежные сюжеты,
огромный дом, что с вечера притих.

Люби иль не люби, раз надо - жертвуй
собой из-за семьи. Всегда. Везде.
От смерти не ушёл в далёком прошлом...

За окнами опять блестит рассвет,
янтарный плед над городом наброшен.
Налью чайку и выгляну во двор
на пористые белые сугробы,
и новый день, судьбе наперекор,
покажется согретым и особым.

Там пахнет весною. Там птицы поют.
Там время идёт по-другому...
Судьбой изменён был желанный маршрут,
но помню, но помню, но помню...

Апрельских рассветов нам больше не знать,
не видеть, как солнце садится...
Но я запишу в голубую тетрадь,
как нынче в столицах.

А ты прочитай между строчек простых,
что жизнь наливает в бокалы...
Я сбилась с пути и пропал аппетит,
поранила ноги о скалы.

Пять лет приживалась в чужих городах,
но дом не нашла - только угол.
Я всюду сумела на миг опоздать,
а стрелки несутся по кругу.

И душу пыталась устроить, и быт -
с тех пор одиноко живётся...
Не стану твердить, но тебя не забыть,
пока вижу солнце.

Ещё ныряю в солнечные сны,
где мы сидим у самого оврага
и смотрим в небо, слушая товарный,
легко сверяя по нему часы.

Ещё в тех снах ты счастливо сопишь
и времени рассветного навалом,
а рядом на ничейном сеновале
шуршит в корзинке пигалица-мышь.

От грёз очнулась. Вздрогнул старый лес.
Иду вперёд, мечтая о высоком:
вдоль водоёмов шепчутся осоки
и этот шёпот слышится везде.

Прислушиваюсь, думая о том,
что где-то ты, счастливый и весёлый,
нашёптываешь глупости спросонья
теперешней другой...
А я - никто.

Посмотрите - на картинке
мама, папа, мальчик Димка,
три грибочка, деревцо,
солнце с радостным лицом,
кошка, тучки, словно рыбы,
домик где-то на отшибе -
здесь не видно, но зато
мир наполнен добротой.

Не пошёл сегодня в школу -
мы идём поздравить Толю,
мы спешим через дворы,
папа дёргает шары,
мама в новой яркой сумке
собрала мои рисунки.

Дружим семьями давно
и бежим, не чуя ног,
ведь у Толи именины -
будет тортик апельсинный.

Из города уехали без слов -
однажды так случилось. Было лето.
Оставили квартиру взрослым детям,
а сами укатили на село.
Иная жизнь, соседи, тишина.
Частенько с петухами просыпались,
позавтракав, спешили покопаться
в саду и огороде - дотемна.
Нам нравилась земля и дедов быт:
вода в колодце, яблоки не с рынка...
Спасти любой ценой - всего попытка,
но разве убежали от судьбы?

Пусть время лечит... Дети иногда
на лето дальше внуков мне привозят -
и есть кому прибить в сарае гвоздик.
Из лета в лето - будто навсегда.
Дожди я полюбила лишь в селе,
ведь здесь они по осени другие.
Я больше не страдаю аллергией,
мигрень не мучит, кашель в том числе.
Бежит иначе время в деревнях:
открылись магазин и почта - девять,
в час тридцать товарняк обратно едет -
прощаюсь с ним под тявканье дворняг.
Спешу вперёд, в лесную благодать -
люблю ходить, как раньше, за грибами,​
и стелется тропинка, изгибаясь
к притихшему ручью, что мчится вдаль.
​Кругом звенит густая тишина,
грибы - в корзине, след в траве примятой,
и хвойный лес, где сладко пахнет мятой,
всё крепче держит, бедную меня.

Осенние желания просты:
проснуться, всё поделать и сбежать
туда, где пятый год живёт душа,
бредущая со мной до темноты.

Осеннее утро промокло насквозь –
срывается небо бутонами слёз,
питается город водой и тоской...
С подругами вышли пройтись по Тверской,
и дождь не помеха – шагаем легко.

Мелькают в руках небольшие зонты –
цветные снаружи, цветные внутри.
В полоску, в горошек, с цветами и без
кивают зонты каждой капле окрест –
прельщает прозрачная влажность и блеск.

А рядом бурлит, убегая, река,
не видно, насколько темна, глубока,
чьи тайны уносит в начало начал...
Но ей не досталась девчачья печаль –
умеем любые дожди приручать.

Пусть летнее счастье мгновенно прошло –
не жалко потраченных шёлковых слов,
созревших, наполненных смыслом другим.
Смеёмся, стихами почти говорим,
мир видится радостным, добрым, простым...

А где-то в далёкой ничейной глуши
тоскливо, бесшумно шуршат камыши.*

http://litset.ru/publ/69-1-0-53440
* Задание для доктора Ватсона: «Строка-цитата». Константин Бальмонт «Камыши»
Строка: Тоскливо, бесшумно, шуршат камыши
МКК-2, тур 1

И вот убаюканный город уснул,
закинула ночь золотую блесну
на небо, что стало внезапно светлей,
намного лунней.

И вышел старик со смешной бородой,
хоть в кепке прикольной, но видно - седой,
в футболке и джинсах, доволен собой,
взгляд мудр и глубок.

Его одинокий ночной променад
был нагло испорчен стоящими в ряд -
из меди отлиты семь дев неземных
стояло пред ним.

И он изменился в лице и застыл:
давно позабыл, что есть дом, что есть тыл -
жена умерла лет пятнадцать назад...
И слёзы - в глазах.

Смирился с судьбою несчастный вдовец -
не пойман ни разу на ловле сердец,
а тут столько прелестей в длинном ряду
у всех на виду.

Пригреться на время есть столько причин,
как мартовский кот он подходит, урчит,
забыв обо всём, что крепко ценил -
хоть не был ручным.

Совсем разомлев от такой красоты,
на долгое время обмяк, как-то стих,
свободу свою навсегда опроверг.
И снова забрезжил блуждающий свет...*

*строка из стих-ия Бальмонта «Камыши»

Я - домохозяйка, мне страшно порой
быть нужной, надёжной, всегда под рукой,
себя отдавая другим целиком,
впрягаться в извечную роль.
Два мальчика в доме, три дочки растут,
большая собака, котёнок, супруг.
В квартире - пять комнат, в квартире - орут,
мне тяжко в семейном порту.
Готовка и стирка, уборка на мне,
уроки и глажка - весь день на бегу,
без умолку требуют, жаждут и лгут -
ужасно в такой кабале.
Пролили ребята малиновый мёд -
была мне доставлена уйма хлопот:
искала я пятна на стульях и под,
и вымыть пришлось всё самой.

Бегите, девчонки, не к мальчикам - от,
от милых, любимых, влюблённых в дурёх,
трясина заманит, сожмёт, засосёт* -
намаетесь, ох!

*строка из стих-ия Бальмонта «Камыши»

Свет мой, зеркальце, скажи:
нет меня ужасней?
Я свою транжирю жизнь
глупо, несуразно.
Всё надеюсь получить
домик при разводе.
Что ты, милое, молчишь -
ты не в коме, вроде?

Мне бы чёрный BMW,
остров, виллу, дачу...
Только хочется реветь -
выбор неудачный:
за душою нифига
в любящего мужа.
Подарить ему рога
иль состряпать ужин?

Да, среди его друзей
есть один богатый.
К чёрту нюни! Быть грозе!
Я тасую карты.
Зашипела, как змея.
Глянула печально.
Муж, улыбкою дразня,
воду налил в чайник...

Через год сюрприз родне:
дочь - четыре триста.
Жизнь устроена вполне -
дальше всё по списку.
Возле дачи: BMW​ -
можно выжать двести,
прошвырнуться по Москве
вместе, вместе, вместе...

Тепло и уютно - притих ветерок.
Мы с мужем присели у дома.
И тянется нитка, и скачет клубок -
носки я вяжу для знакомых.

Вздымаются спицы, как крылья у птиц,
а Ванечка, занятый трубкой,
плетёт небылицы, не зная границ,
и мне улыбается глупо.

Вздыхаю тихонько - фантаст мой Иван:
по нраву забавы ребячьи,
который десяток с утра разменял,
но тот же врунишка горячий.

Смеюсь и вяжу. Голубеет река,
над ней зеленеют берёзы...
Я очень люблю своего старика,
хоть не был ни разу серьёзным.

Опять вспоминаем другую весну
и танцы под бубен у клуба...
Ах, сколько ночей не давали уснуть
любимые тёплые губы.

За годы сидели не раз по утрам,
но не задавались вопросом:
зачем огоньки между нами горят* -
всё было взаимно и просто.

*строка из стих-ия Бальмонта «Камыши»

Уже привыкла близких провожать,
уже могу прощаться, не рыдая,
и дальше жить без ложных ожиданий,
не помнить как заходится душа.

Бывает, что по памяти пишу
твоё лицо - и смех шуршит, как гравий,
и я касаюсь губ твоих шершавых
подушечками пальцев, и ношу

былые ощущения в себе,
и счастлива почти до воскресенья,
что часть былого в памяти осела -
особенно когда дождит с небес,

я слышу грубоватый лёгкий смех
и вижу взгляд, но выхожу в реальность,
где хрупок мир, видения хрустальны,
пусты и быстротечны, как успех.

От жизни ничего давно не жду -
само найдёт: хорошее, плохое...
Сквозь тьму и свет грядущее приходит,
дороги в никуда людей ведут.

Меня там нет - и здесь меня ни капли,
а время отмеряет дни и ночи,
ведёт в осенний мир - дождями капнет
и станет жизнь на чуточку короче.

И будут сны роднить с далёким прошлым,
не сгинувшим в пучине одиночеств.
Момент разлуки - снегом припорошен -
проверил и на силу, и на прочность.

Любимый, только бросивший однажды,
ты видишь - сын на нас с тобой похожий?
Любуюсь им, но мне безумно страшно,
что он такой, как ты - во всём хороший.

И я прошу у неба больше счастья,
у вышитых икон молясь неслышно.
И ты проси, когда в тоске щемящей
рисую невозможность прежней жизни.

Смотри с небес - я вновь себя теряю
в пучине дней, летящих невесомо...
Могу сказать: я знаю, что за раем
разлуки непосильный белый омут.

Меня там нет – и здесь меня ни капли.
Я высохла, когда ветра шумели
и слышалось, как кто-то тихо плакал
на самом деле.

Я тоже рада тебя не видеть,
тебя не слышать, не знать совсем…

Холодный ветер наш город выдул
и адский холод не милосерд.
Проснулась в восемь, открыла ставни,
вчерашний кофе решив допить,
и стала думать, что было главным,
о том, что больно от слов-крапив -
бросался ими, а я угрюмо
в окно смотрела на ливень злой,
где отраженье немытых рюмок
ещё хранило твоё тепло.
Ушёл и двери захлопнул глухо,
а я осталась стоять одна -
не молодая, но не старуха -
ещё не осень, но не весна.
Вдруг оживилась, но голос дрогнул,
когда запела в тиши ночной,
луна смотрела в немые окна
и разливался покой виной.
Уснула быстро, в кроватный омут
нырнув как в детстве, не помня зла.
Проснулась утром, а дома, дома -
холодный кофе... Рыдать нельзя.

Меня там нет, но тень моя осталась
из тех времён, что были, но прошли...

Объездив мир, я времени немало
потратила впустую… Тороплив
курносый день, а ночь уже прохладней,
уже длинней, и к осени - года.
Себя нашла и быт давно налажен,
но всё зовут родные города,
родные трассы тыкаются в шины
и мой Land Cruiser движется вперёд.
Кругом земля деревьями расшита
и столько неизведанных дорог,
а я спешу и встречным улыбаюсь:
машинам, птицам, людям и лучам,
и белым облакам - висят бантами,
спешу туда, где сладостно молчать.
Там сцеживает солнышко сквозь ветки
на радость людям лучики тепла,
там прозвенело и осталось детство
на вкусной шелковице край села.
Там помнит сад мой бывший тридцать пятый
размер ноги, забор - удар мяча...
Я так хочу на миг вернуть обратно
тогдашние обиды и печаль,
своих друзей забавы и упрёки,
и радость перемирий и побед.
Храню в карманах старенькой ветровки
своих чернил полнейший первый бред.

Найду ли я всё то, чего желаю,
к чему стремилась долгих -надцать лет,
но хочется с ветрами покалякать
о тех, кого на свете больше нет.

Носит ветер сухие листья, скоро осень, но ты не рад...
Я ушла бы тропинкой лисьей в незнакомый доныне рай.
Я ушла бы, собрав в котомку только то, что досталось мне...
Вновь научена - на обломках становлюсь каждый раз сильней.

На дорогу - воды бутылку, и на хлебушек - сала шмат...
Обозвал ты сегодня дылдой лишь за то, что сам очень мал,
да разбил, как вино об стену, матерясь, словно тракторист...
Я пыталась - ходила тенью, наплевав на себя и риск,

вновь готова прощать безумства - ведь привычная ко всему...
Только если меня отпустишь, сброшу с лёгкостью свой хомут,
и однажды в краю далёком нужной стану, летать начну...
Жизнь с тобою, как сто уроков, сто несчастий, пятьсот причуд.

Домой я собиралась каждый день,
но дни вперёд безудержно летели,
сбивались в стаи целые недели...
Кому-то в небесах, небось, видней,
но мне всё также хочется уехать,
ведь так и не сумела прошлым летом.

Сейчас вовсю господствует зима,
за окнами бездумно дует ветер,
и, кажется, одна на целом свете
я ветру вслед кричу родное "ма-аа".
Пускай несёт и мамочка услышит,
хоть я кричу всё тише, тише, тише...

Гоняют в парке сонных голубей
девчонки и мальчишки-непоседы,
спешат куда-то новые соседи.
И я спешу... Наверное, к себе.
К себе домой - не здесь, а там, где зимы
снежат, снежат, снежат невыносимо.

Там надо каждый день мести снега,
но я привычна к жизни деревенской,
к тому, что в окна вечно бьются ветки,
к тропинке в сад, что сердцу дорога...
Почти три года дома не была -
хочу немного света и тепла.

Беру альбом, фломастером рисую
всё то, что далеко сейчас отсюда -
пусть будет лето вместо вечных стуж,
смеются дети, папа с мамой, муж,
и я смеюсь.

Умостилась поудобнее
и направила бинокль,
чтоб сейчас его испробовать.
Написал ты: "Видит Бог,
я прибуду, только жди меня,
дай мне время, дай мне срок..."

Я надеюсь, с юной удалью
ты ко мне уже спешишь...
В доме вымыта посуда и
в холодильнике - не мышь,
а салаты и соления,
да в корзиночке - кишмиш...

Здесь, в любимой Каталонии,
поделюсь с тобой мечтой...
Мы теперь не посторонние,
ты на многое готов,
я готова через тернии
за тобой без лишних слов.

Вот лежу, бинокль направила -
вижу очень далеко.
Трусишь ты, как тузик раненный,
а писал - пушистый кот.
Это ль "чудное мгновение"? -
мысль буравит и гнетёт.

Подошёл, лицо печальное,
просто кислое лицо,
а на пальце обручальное
золотистое кольцо!
Почему судьба шлёт чаще мне
непутёвых молодцов?

И померкла в небе радуга,
умерла любовь навек -
ты не смог меня обрадовать,
что за мерзкий человек.

Плачь, душа моя разбитая,
о любви мечтать не смей...
Что ж ты, гадина, расписывал
все достоинства в письме?!

Автор: Смурфеника "Долгожданный"
http://litset.ru/publ/23-1-0-51986

А дальше будут ночь и сон,
и после - утро, солнце, лето,
заголубевший горизонт,
ромашек скромные букеты,
река, тревожный хвойный лес,
кусты малины-ежевики,
большое счастье - до небес...

Закатно солнечные блики
напомнят, что уходит день
внезапно, быстро, грациозно,
и то, что богом для людей
весь белый свет с любовью создан.

И снова вечер за окном
подарит лёгкую прохладу.
Я, наслаждаясь сквозняком,
с тобою рядышком присяду,
и, от войны на волосок,
не зная страшного соседства,
нырну в струящийся поток
любви, двоих настигшей в детстве,
чтоб у надёжного плеча,
ещё беды не замечая,
послушать вместе, как подчас
курлычет небо звёздной стаей...

Я буду... Буду там, где есть любовь,
где плещет синь и вербы - низко-низко,
где к праздникам - любимые ириски...
Там детство поселилось навсегда -
шумливое, крикливое, родное...
Живёт во мне желание простое
поверить вновь,
что будет день по-давнему хорош
и я смогу нарвать цветов в охапку,
их посажу среди свеклы на грядках,
и мама заругает, но простит
наскучившие шалости ребячьи,
отпустит с братом утром порыбачить,
пусть даже дождь.

Вновь выгляну в июльское окно,
где третий день шумит тоскливо ливень,
домам полощет огненные гривы,
по каждой черепичине шурша
о том, что время быстро утекает,
плывут недели вслед за облаками...
Ах, если бы как шарик надувной -
легка, свободна, тишиной гонима -
смогла бы я проплыть вне горя - мимо...
Уже не помню, сколько лет прошло
перед глазами - кануло, исчезло...
Но я пытаюсь жить, как раньше - честно,
людей люблю, ношу нательный крестик
и радуюсь, что в мире есть любовь.

Мне б всё изменить, замедлить на время стрелки
бегущих часов, несущихся в никуда...
Казалось никчёмным - важное, горе - мелким,
и так беззаботно мчались вперёд года.

Порой тяжело прощала... Порой - иначе,
и было светло и радостно - сердце пело
да так колотилось быстро... "Зайчонком скачет!" -
смеялась заливисто. Мир отражался белым.

Но время давно не лекарь - не лечит жажду
любви и ненужности старой, как я сама...
Теперь говорить готова со встречным каждым,
но вот не имеют голоса зеркала.

Может делятся - но не со мной -
и виной, и любовью, и прошлым...
Я скучать по любимым не брошу,
не возьму выходной...

Понимаю - бывает и так,
как сложилось у нас, что поделать?
Отношений цветок - орхидея...
По-другому никак.

Я боюсь, что однажды спугну
крохи юности, в памяти роясь,
где есть место обычным героям.
Мне никак не поймать на блесну
мельтешащие рыбками годы -
и поэтому трудно сегодня.

Лишь кажусь я сильнее стократ,
улыбаясь направо-налево,
и слыву средь подруг королевой.
Пусть плетут кружева - наплевать! -
сам себя каждый знает получше.
Разве сплетни - невиданный случай?

Я однажды вернусь, я смогу
поделиться любовью и хлебом,
новой песней, нахлынувшей с неба,
и забуду тоску.

Мне даровано небо судьбой
вдалеке от любимого дома...
Белозубые лица черёмух
не уймут повзрослевшую боль,
но подарят покой.

Ничего не смогу возвратить -
мир не знает таких повторений...
Жизнь поставит на оба колена,
обрывая тончайшую нить,
и предаст, как иных.

Очень трудно простить и понять
и себя, и живущего рядом...
Обжигают далёкие взгляды,
словно кара моя и вина.
Там любимых живут имена
без меня,
без меня,
без меня...​

Который раз за этот длинный год
безудержно, бессмысленно пытаюсь
былое расплести, наоборот
связав судьбу... Но в петельную стаю
сиротских дней всё больше набираю,
мне жизнь - не мёд.
Иду по краю... Всё бы ничего,
но будто бы желания иссякли -
зависима от взгляда одного.
Под вечный достающий треск цикадный
кажусь себе несчастнее стократно,
едва живой.

Разлука разбудила пустоту -
себя спасая, я из снов бегу
вдоль жёлтых улиц, где ветра прядут
иные сны... Несусь - за кругом круг,
и снова - в осень. Снова листья жгут
в моём порту.
Я выгорела в пепел - добела...
Тревожней становлюсь день ото дня
и не смотрюсь подолгу в зеркала -
давно не та... Осталось вспоминать
любимых и родных - по именам,
не знать тепла.

Весенний мир по-своему хорош,
но я ему по-прежнему не рада...
Поверх сапог - ужасные галоши,
поверх плаща - накидка от дождя,
плюс
...........вечная простуда и прохлада.
И жуткий кашель все семнадцать дней,
микстуры да припарки, чай с лимоном.
Измученное тело цепенеет...
Полмарта - влёт,
............................и влёт - гречишный мёд.
Больничный дух в клетушечке бетонной.

Пора любви - гриппозная пора...
Какой тут, к чёрту, женский день и праздник,
пусть даже ты подаришь мне герань и
накроешь стол?!
.............................Я слышу тяжкий стон,
как ты чихаешь долго, раз за разом,
промокший и больной,
.......................................да и заразный...

У каждого двора живое днище -
гоняют мяч детишки, мельтешат...
А я смотрю с шестого этажа
и думаю, что скоро не отыщем
в почти прошелестевших сентябрях
самих себя... И день тоской объят,
как помер муж, и жизнь - не передать.
Хоть в разных побывала городах,
но счастья беглый лучик в настоящем
совсем не греет. Горестно и страшно.

Смотрю во двор на крохотные точки -
детишек, что играют да шумят.
У каждого из них своя семья.
Соседки Иры маленькая дочка
в такой вот день осенний родилась -
несёт во двор, наверно, шоколад...
И радуется солнечный сентябрь
теплу, добру... Когда душой озяб,
то белый свет теряет цвет и яркость,
и хочется смотреть и плакать, плакать...

Но я встаю на ноги - тоньше спиц и -
и шаркаю туда, где старый шкаф,
и слушаю, как ходики спешат,
отменно зная - жизнь не повторится.
Но будет двор улыбками согрет
и детвора вокруг - расти быстрей,
а я - стареть под трели певчих птиц,
соседских сплетен, сказок, небылиц,
чаёвничать на кухонном диване
и, пялясь в небо, звать тихонько:
- Вааааня!

Я люблю у окна незряче
наблюдать, как пуржит и вьюжит...
Для меня и зимою важно
знать, что делается снаружи.

Я с восходом встаю годами
и высматриваю рассветы...
Только солнце качнёт боками,
позолотой печаль развеет -

изнутри засвечусь, как прежде,
улыбнусь, хоть кому - не знаю...
Пусть незримо живёт надежда,
что согреет снежинок стая

и отбелит глухие ночи.
Старый город, что помнит август,
даже в омуте одиночеств
непременно отыщет радость -

заблестит, заснежит, играя,
пышнотелый, родной и близкий...
Я такая же золотая
и нуждаюсь в искристой жизни.

Отзовётся на зов щемящий
и завьюжит в других сюжетах
не вчерашнее в настоящем,
а грядущее вспыхнет в цвете.

И увижу, моргнув незряче,
как дворами знакомый с детства
пролетит золочёный мячик,
даст согреться.