О себе - то что рассказать? Родилась-то я в городе, не сказать, чтоб в захудалом, да и родом из хорошей семьи. Батюшка торговлю вел, и в магистрате был не последним человеком. Как начнутся у них там обсуждения, матушка загодя корзинку для снеди из чулана достает, сыр и хлеб режет - знает, что любимый муж до ночи домой не вернется. Да и мне знак с самого детства: забудь, Лисавета, свои салочки-догонялочки, готовься отцу кушанье в магистрат нести.
И меня в магистрате все знали: куда хочешь гуляй, не шали только! А я и рада. Коридоры в магистрате огромные, лестницы - мраморные, в пустую комнату заглянешь - картины от пола до потолка. Дворец, да и только! А я королевой по нему хожу, никто мне слова не скажет. Раз поднялась на самый верх лестницы и через незапертую дверь вообще на крышу выбралась. А там - красотища! Крыши черепичные внизу, одна к другой как плиты у входа в собор; шпиль собора с лицом вровень, а небо-то! Мы-то в городе неба почти не видим - через просветы в крышах да кронах голубизна проглядывает, а тут - лазурь сияющая от края до края!
Повадилась я на крышу ходить, божьим миром во всей его красе любоваться; а со временем и на огромную трубу по лесенке забираться приноровилась. Поначалу боязно было, а потом, как в кресле сидела, ногами над бездной болтала. Сижу я однажды на трубе, песенку насвистываю и чувствую: не одна я. Повернула голову и... Господи спаси! Со мною рядом парень сидит, принаряженный, будто он в церковь на праздник собрался, и на меня хитро поглядывает. Я от неожиданности чуть с трубы не свалилась, благо он меня за локоть поддержал.
- Не бойся,- говорит,- меня красавица, - расскажи лучше о себе!
А голос у него такой добрый да ласковый, что весь страх у меня прошел, а в душе благостное настроение, словно матушка меня на ночь пестует, или хоралы в храме поют. Разговорились мы. И все-то ему интересно было: и про матушку, и про батюшку, и про соседку нашу старую, и про службы в нашем храме. Но странный он был какой-то: и про Господа нашего Иисуса Христа как впервые слушал, и про Матерь Божью Деву Марию как впервые узнал. Да и как он на трубе незаметно очутился в тот первый-то раз? В первый, потому что с тех пор он меня всегда на ней ждал. Мои истории послушает, мне свои сказки расскажет. И сказки у него совсем уж диковинные: я таких и не слыхивала никогда. Небо у него не наше, и солнышко больше нашей земли. Да и каждая звезда, что солнце. Одни звезды - горячие, на других, как у нас, своя жизнь. Где-то люди живут, где-то чудища, о которых никто и не слыхивал. А люди, мол, со звезды на звезду перелетают по своему желанию без крыльев, без ковров-самолетов, без помощи птиц небесных. И будущее своё без всякого колдуна узнают и даже изменить его могут. Я подумывала, не демон ли мой новый знакомый, да он от меня ничего дурного не хотел и серою не пах. Да и что скрывать - полюбился он мне, мочи нет. День за днем по дому хожу, да только о нем и думаю, любая работа из рук валится. Да и я ему по вкусу пришлась, любая девушка сердцем чует, кому она люба, а кто лишь о приданном её думает. И не было в жизни моей ничего лучшего тех бесед на крыше магистрата. И когда он сказал, что - все, не увидимся мы больше, на меня как стена дома рухнула. Я аж взвыла. Не уходи, мол, суженный , люблю я тебя! Скажешь, на край света с тобой поеду, скажешь, тут невенчанной лягу! И батюшка мой богат и добр, сыном ему будешь любимым!
А любимый мой лишь головой качает: ты у нас, мол, девонька, не приживешься, да и мне у вас - не жизнь. А я реву белугой: мне, мол, без тебя тут тоже не жизнь! Была б тебе женой, был бы у нас ребеночек! Уехал бы ты куда - я бы дитятко наше пестовала, душою спокойней была: ты навсегда сына-то не бросишь! Будем вдвоём ждать, когда вернешься. Хоть подарок какой оставил бы мне на память!
Он сперва головой помотал, а потом задумался, прищурился и в глаза мне посмотрел - как-будто всю меня взглядом вобрал: от души до косточек. "Может ты и права, - говорит- может так для тебя лучше будет." Прижал он меня к груди, губами к губам прикоснулся. Я глаза было на секунду закрыла, а когда открыла - нет никого рядом.
Не помню уж как я домой тогда доползла. А месяца через два матушке в ноги упала: жди, мол, матушка, внука не знамо от кого. Эко позорище! Но батюшка мой был человек мудрый: посадил меня на телегу, разным добром груженную да увез в эту деревушку к своему поставщику. Тут, говорит, рожай, а потом я за тобой приеду, там и решать будем. Деревушка, чай, на отшибе: никто в городе ничего не узнает. Да вернуться мне в отчий дом так и не пришлось. Герцог соседний на нашего войной пошел. И город сжег, и меня осиротил: нет у меня нынче ни батюшки, ни матушки. Хорошо хоть, что сын поставщика глаз на меня положил, не дозволил своему отцу меня с ребёнком выгнать. Он и дитя моё усыновил. Мальчик у нас чудный, но и чудной: любая тварь земная сама к нему в руки идет. На любую царапину дунет - и нет её. Работы черной, правда, чурается: норовит на крышу взобратья да сказки свои записать. А я все гадаю о настоящем отце ребенка - не ангел ли он небесный? Ничего же плотского между нами не было: откуда же мое дитя взялось?
