СД-287 
 Вонзалась гора в небеса остриём меча 
 и солнце огнями взрывалось в твоих зрачках 
 а ветер высвистывал - вот она, жизнь - лови 
 и мрачным оркестром - фортиссимо - гром лавин 
 а за перевалом - таинственный снежный тролль 
 и осыпь грозит камнепадами - только тронь 
 вершина, как женщина-вамп: холодна и зла 
 а ты - человек, потому против бездны слаб... 
 Укрытый годами, зовущий огонь померк 
 забыта вершина, и в памяти - только смерть 
 мурлыкает кошка - - вот он, покой, лови... 
 И что теперь горы? Просто - красивый вид. 
 БТ 
 Пропускает удар и даёт сердце сбой, 
 Пахнет яблоком радость, бинтом пахнет боль. 
 Ветер ждёт у дверей и зовёт за собой, 
 И хрустит первым снегом свобода. 
 Так и чудится - здесь можно снова начать: 
 Сбросить годы и боли, как тяжесть с плеча, 
 Надо только зажмуриться и помолчать - 
 Испросить лишних суток у Бога. 
 Сколько их мне осталось - стремительных дней, 
 Продуваемых ветром, укутанных в снег... 
 Смотрит сверху кукушка, молчит обо мне, 
 Искушая поверить в приметы. 
 Чьи-то тени тревожат и плачут без слов, 
 Не дают убежать в светлый дом, где тепло - 
 Тени прячутся в памяти и за углом, 
 И в густом лабиринте из веток. 
 Пруд подёрнулся льдинками - светел и тих, 
 Ждёт замерзший шиповник прожорливых птиц, 
 Тянет холодом в сад и никак не уйти 
 В тёплый плен одиночной палаты. 
 Улыбается бодро ночная сестра, 
 Как же хочется жить здесь, а не умирать, 
 Чтобы плакала птица в саду по утрам - 
 И никто больше в мире не плакал. 
 БТ 
 Пугает ворон шумом крыльев - 
 я удержать пытаюсь крик: 
 меняет ночь роман на триллер, 
 гася внезапно фонари. 
 Теряются во мраке тропы, 
 осколком лёд блестит в грязи, 
 шипит мне что-то старый тополь, 
 артритным пальцем погрозив. 
 Я оглянуться не рискую, 
 потерян зонт и плащ измят... 
 Чудовища в кустах ликуют, 
 выскакивая с диким «мяв». 
 СТ 
 Ангел сверзнулся с небес, в ветвях застрял, 
 Торопясь спасать, любить, хранить - 
 Ни спуститься, ни уйти в астрал, 
 Сполз на лоб, мешает, яркий нимб. 
 Я его нашёл под Новый год - 
 Можете представить этот сюр? 
 Я его спросил - а ты чего? 
 Он печально мне ответил - я висю. 
 Я заволновался - так нельзя! 
 Не пристало ангелам висеть. 
 Ну-ка, позвони своим друзьям. 
 Он мне говорит - пропала сеть. 
 Мы немного поболтали с ним, 
 А потом он говорит - ну, будь. 
 Сбросил крылья и помятый нимб 
 И на землю прямо сверху - бух! 
 Подбежал я - нету никого. 
 Глядь - а вместо снега там трава. 
 Я теперь летаю за него. 
 Только нимб пока великоват. 
 СТ 
 Прошлое кажется комом ночей и дней, 
 срогую линию жизни смешавшим грубо. 
 Время цвело геранями на окне, 
 бодро текло дождём в водосточных трубах, 
 сладко сулило в будущем много лет - 
 лёгких как лист, летящий в ладони ветра... 
 Прошлое - лишь фотография на столе. 
 То, что казалось - вчера, давно уже ретро. 
 Тьма заглянула в окно, и все дети спят. 
 Стукнулся в раму лист и упал, тяжёлый. 
 Время, хотя б на время, так хочет вспять - 
 в гладкий тугой далёкий осенний жёлудь. 
 7П 
 Не танцуют ведьмаки у пруда, 
 не затянет под ракитой вода - 
 не утащит ведь никто нас на дно! 
 Что за странный шопоток за спиной? 
 Я поверить не спешу всё равно: 
 это просто осень шутит со мной - 
 удлиняются все тени к зиме. 
 Не страшат меня сплетенье примет 
 и пророчества из книги судеб. 
 Кто-то книгу уронил — эй, ты где... 
 да и ключик — ерунда, новодел... 
 Кто-то всхлипнул у пруда — быть беде. 
 Выходные. В шуме-гаме 
 в парках, скверах и дворах 
 осень носится кругами, 
 от восторга хвост задрав, 
 забирается ветрами 
 под надёжное пальто, 
 лепит листья к стёклам, раме 
 и под дворники авто, 
 запускает пальцы мокро 
 моросью за воротник, 
 разукрашивает охрой 
 и кармином эти дни... 
 Понедельник. Тихо в парке, 
 тучи ветер вдаль унёс. 
 Под небесной синей аркой 
 осень дремлет, спрятав нос, 
 книгу начатую бросив, 
 двери заперев на ключ... 
 Я не потревожу осень - 
 зиму не потороплю. 
 ФБ 
 По нЕбу ветер гнал коней белёсых, 
 надутых из тумана мелких капель, 
 но городом, забыв о них, увлёкся - 
 скользнул к домам, почуяв хлебный запах, 
 и задышал, завыл с голодной страстью, 
 разбрызгивая свет мостами радуг. 
 И я сказал - не стоит силы тратить, 
 я тоже был как ты, я знаю правду: 
 бессмысленно пить боль из этой чаши - 
 ты нелюбим и, значит, просто скушен, 
 с конями убегай путем кратчайшим! 
 Но он не слышал... Или он не слушал - 
 вытягивал обветренные губы, 
 гнал пешеходов и листву по зебрам. 
 Воздушных змеев - дым - гоняли трубы, 
 и каждый мог письмом забраться в небо 
 и улететь с небесными конями, 
 чтоб снова жить - и ошибаться чтобы... 
 А ветер дул, прохожих подгоняя, 
 и разносил повсюду запах сдобы. 
 Белоснежка-3 
 Я от тебя удаляюсь. Неровен шаг. 
 Словно прикован к тебе - неразрывна цепь. 
 Горло любовью ожгло, не могу дышать, 
 но через силу бреду - у меня есть цель. 
 Белого ангела скорбен размытый лик. 
 Гнутся деревья под тяжестью тёмных крон. 
 Между могильными плитами острый лист 
 сопротивляется, режет мне пальцы в кровь. 
 Силой кладбищенской травы поит луна - 
 в каждом листочке кровавый горит рубин. 
 Противоядия нет от любви, она 
 неизлечима... Но можно её убить. 
 Ночь на исходе. Светает. Кресты скрипят. 
 Дышится легче: всё ближе и ближе цель. 
 Имя твоё - заклинанье - усилит яд, 
 что уничтожит любовь: я нашёл рецепт. 
 Боль невозможности - ада страшней стократ. 
 Муками ревности мой предоплачен грех. 
 Я на поленья вылью настой из трав 
 в час, когда буду с тобой гореть на костре. 
 Смерть 
 Я знал, однажды мы её встретим: 
 она бродила с каждым днём ближе. 
 Я оказался, на беду, третьим, 
 я лишним был - и я в бою выжил. 
 Он был мне другом, он мне был братом, 
 я знаю, лучшим - он ушёл первым. 
 Я полз за ней и крыл её матом, 
 но уносило все слова ветром, 
 я был ненужным даже ей сором, 
 и наступало для меня утро. 
 Глумливо каркал надо мной ворон, 
 а я орал ей вслед - вернись, дура! 
 Ложились души под косу - травы. 
 Топорщил ворон на ветру перья. 
 Я не расслышал, что он там каркал: 
 я всё кричал - не убегай, стерва... 
 ...Минуло много лет. 
 Пришла. 
 Встретил. 
 "Вот, я вернулась - ты меня помнишь?" 
 Шепчу в ответ... 
 Не имена смерти, 
 а имена друзей, 
 что ей теперь - ровня. 
 БТ-47 
 Ты по вольным просторам тоскуешь в пятнадцати метрах, 
 говоришь о глубоких морях и полях бесконечных, 
 о мустангах, бегущих по прериям вдаль вровень с ветром... 
 Если хочешь - пойдём необъятному миру навстречу. 
 Там надёжно скрывают тропинки мохнатые ели, 
 опуская на землю огромные чёрные лапы. 
 Мы краюшку от чёрного хлеба по-братски разделим 
 и уйдём через лес, потихоньку, за солнцем на запад. 
 Проползём бурелом и протиснемся в узкие щели 
 между старых стволов, перейдём через все буераки. 
 Мы не будем бросать, понадеявшись на возвращенье, 
 хлебных крошек: вороны растащут дорожные знаки. 
 И когда-нибудь мы добредём до чудес горизонта - 
 до бескрайних полей и журчащих серебряных речек. 
 Ты найдёшь там себя... Я, надеюсь, найду там работу. 
 Если ж я не дойду - ты погладь за меня бесконечность. 
 Жертвоприношение Ноя 
 Это был год - такой, что вся жизнь не в счёт. Был океан вокруг бесконечно нем. 
 Скоро с дорог и пашен вода стечёт. Будет ли всё, как прежде? Я знаю - нет. 
 Страшно найти тела на полях в траве. Страшно, что их в колодцы водой снесло. 
 Знаешь, я тут придумал простую вещь - надо людей в уме заменять числом. 
 Скажем, Ифтах - на западе, в дне пути. Сколько же мы знакомы? Да лет пятьсот. 
 Он и весь род - не стало двухсот шести. Просто число. Забыть бы ещё лицо. 
 Впрочем, Тебе спасибо - и здесь помог: был виноград раздавлен шкодливым псом - 
 сок мы от жажды пили, на вкус - дерьмо, но отшибает память и дарит сон. 
 После я научился и сделал сам праздничный сок, утешивший сладким сном: 
 выпьешь - и возвращаешься в райский сад, где чисел нет... Назвал я его - вино. 
 Лёгкость оно даёт, но мозги сбоит. Числа пишу в золе, их опять сложив. 
 Знаю, я трус: всегда вычитал своих. Ты подарил нам жизнь, значит, будем жить. 
 Бросим в горах обрыдший нам всем ковчег. Дерево гофер ветром источит в прах. 
 Для разговоров хватит ещё ночей, ну а сейчас, прости, мне уже пора. 
 Числа смывает дождь - это их вина. Ты доказал успешно, что Ты сильней. 
 Я для Тебя добавлю в огонь вина: 
 если Тебе не забыть этих чисел - пей. 
 Мой сюзерен, когда на поле ратном 
 я умирал, прикрыв тебя, в грязи, 
 меня позвал, меня назвал ты братом, - 
 и голос твой беззвучие пронзил. 
 Минули годы войн. Мы оба живы: 
 я смертной тишины не позабыл - 
 угадывал её в улыбках лживых, 
 и на кострах сжигал под рёв толпы, 
 я чуял тишину в базарном гаме, 
 как пёс, твоим убийцам горло сжав, 
 и тишина пропитывала камни, 
 легко скользнув по лезвию ножа. 
 Её давил в именьях гордых лордов, 
 тебя предавших после славных битв, 
 я тишину сражал в морских походах, 
 вбивая в глотки чудищ из глубин. 
 Чудовища ушли в морскую бездну. 
 Победный рог звучит... Но не рискну, 
 мой брат, вина я выпить за победу - 
 в твоих глазах увидев тишину. 
 3. Эпизод 
 ТанЛи 
 В кому забиться, скулить, как щен, сердце в удушье хочет. 
 Вором озноб 
 пробирается в щель летней горячей ночью. 
 Помню - к закату клонился день, звонко смеялись дети... 
 Он был разбойник, смутьян, злодей, приговорённый к смерти. 
 Трудно шагал, по лицу текло. Двое таких же рядом. 
 Камни бросала толпа - 
 поделом: чтобы другим неповадно. 
 Я же был прав, оттолкнув его! Только теперь не спится. 
 Он и просил-то всего ничего - только воды напиться. 
 Передохнуть на пути к горе стражник ему позволил - 
 плечи кровавил огромный крест, губы свело от боли. 
 Он был разбойник, смутьян, злодей! Что же за странный морок: 
 ночь растворяется ядом в воде, спазмом сжимая горло, 
 холод вползает, огонь чадит, память - крестом на плечи... 
 Мне усмехается лунный диск 
 и обещает вечность. 
 Индблицы 
 1 
 Носки вяжут норны, 
 мой бес забивает 
 козла в соседнем дворе. 
 Я, кажется, в норме: 
 лежу на диване, 
 печальный, как лук-порей. 
 Пророчили волю, 
 но что-то мне страшно... 
 Пора выбираться - но как? 
 Мой бес недоволен: 
 «Безумье. Не наше!» 
 Сказал и налил пивка. 
 Своим предсказаньям 
 не верят старухи 
 и с веретеном и без. 
 А я на вокзале - 
 ни денег, ни прухи 
 и что-то горланит бес. 
 Запутали норны - 
 назло их забавам 
 взорву тусклой нормы взвесь: 
 ближайшим же скорым 
 уеду в Зимбабве... 
 А бес пусть бомжует здесь. 
 2 
 Время, дождями в окна, смывает мир. 
 Ветер, несущий радость, не слишком скор. 
 Пестовал кто-то, хранил... а пойди, пойми - 
 то ль на обед червям, то ль на рыбий корм. 
 Где по-щенячьи ползали наугад, 
 где доверяли чуявшему нутром - 
 выбор не слишком, кажется, был богат, 
 или тенями скрыло обилье троп. 
 Переиграть не выйдет - хоть был бы шанс, 
 это уже - как выбитая штраба, 
 просто безумье - вновь от потерь бежать: 
 прожито всё, поставленное ва-банк. 
 Неисправимо, как отснятое кино, 
 пройдены все дороги, пропал азарт: 
 там ничего, кроме боли не будет. 
 Но - 
 если мне выбор дан... 
 То мотай назад. 
 3 
 Склянкой трамвайной пробил - в тьму уходящий день. Роботом вечных пробок выжал сцепленье дел, принял на грудь подачу Форварда - или пас. Снова чужая сдача - я на мизер упал. Сломанными весами выгреб со дна на мель... 
 Зуммер сигналит - занят неуловимый эльф. 
 Колется мрак осенний и не видать ни зги - чудится воскресенье, но не летит снегирь. Льдом проникая в вены, ночь мне шипит - остынь... 
 Мне бы поймать мгновенье. Где-нибудь там, где ты. 
 Белоснежка-1 
 Над головами, над крышами зданий 
 ветер дрожащие тучи листает, 
 в небе весёлая тролличья стая, 
 корчась от хохота, бьёт зеркала. 
 Морщится в студии модный художник: 
 нет красоты - что за страшные рожи! 
 Около сердца врезается в кожу 
 острый осколок потешного зла. 
 Модный художник рисует и злится, 
 холод на сердце - уже минус тридцать. 
 Мир застывает в бессмысленных лицах 
 глупых зазнаек, уродливых стерв. 
 Солнцу никак не пробить серый полог, 
 к северу не отогнать вечный холод - 
 не зашевелится в сердце осколок, 
 плавясь от боли прекрасной Ольмьер. 
 Скучно художнику - томно зевает, 
 тёплый халат поплотней надевает. 
 Где-то за облаком, над головами, 
 слышится льдистый рассыпчатый звон. 
 В студии свет потихонечку гаснет... 
 Ласково смотрит младенец из яслей: 
 модный художник - он всё же прекрасен, 
 если с любовью глядеть на него. 
 Анти 
 Побывал я в Третьяковке, и решил - пора в дорогу, 
 ждёт меня, я понял точно, богатырская судьба: 
 всем хорош, умён и статен, как и все - учён немного, 
 тоже ведь не лыком шит я чтобы лаптем щи хлебать. 
 Я отбил лошадкой попу, мне б добраться до кровати, 
 кто-то бродит по тропинкам и шушршит среди теней, 
 но наскальные рисунки не могу расшифровать я 
 и стою, как пень у камня: переводчика-то нет. 
 Справа что-то вроде пальмы, слева домик типа «юрта», 
 а посередине крестик (это ясно - не пойду), 
 но зачем сердечко рядом-- не пойму я почему-то... 
 Я устал, проголодался и поник от тяжких дум. 
 Завтра нас выводят в Русский, все готовятся морально: 
 там какой-то Айвазовский ну, и с ним какой-то вал. 
 Я найду своё призванье, жаль, вставать придётся рано, 
 а сейчас пора по койкам... Бабушка, готовь штурвал. 
 ВС-6 (Бра) 
 2 
 Ваши игры светлы и легки, 
 Радость вас и во тьме окружает: 
 Пляшут радужные мотыльки, 
 Растревоженные витражами. 
 Чередой позабытых растрат 
 За плечом не колеблются тени, 
 Расставанье - всего лишь игра, 
 Жизнь - всего лишь смешная затея. 
 Осень сдует румянец со щёк, 
 Звонкий смех заглушив птичьим граем, 
 Унесёт... Но сегодня ещё 
 Лето в сказку послушно играет: 
 Чудны дамы, изящны сонеты, 
 Знатны лорды, богаты поэты. 
 14 
 С кем пробудится солнце весной, 
 заблестит на заснеженных кряжах, 
 сон-трава на поляне лесной 
 для кого синим облаком ляжет? 
 Не для тех, кто не верил зиме, 
 кто смеялся над первой порошей, 
 видел мало, не ведал измен, 
 проиграл всё тепло понарошку, 
 и кого, возвращаясь домой, 
 чёрный грач откричит деловито: 
 не проснутся, отравлены тьмой, 
 ни каштаном, плющами увитым, 
 ни цветком, ни листом бересклета - 
 дети долгого сытого лета. 
 СТ-26 
 Не служение - плен рутин: просто прорва обычных дел - ни чудес вам, ни белых птиц, ни хождения по воде. В зеркалах - вечно мрачный тип, никогда не бываю сыт. У меня уже нервный тик и хронический недосып. Называют себя людьми! Бесполезно всё - хоть вяжи... Хоть и знаю, что это миг - но пытаюсь исправить жизнь. И наградой - улыбки луч, начинающий новый день. 
 Пара крыльев висит в углу - полетать бы... но столько дел... 
 СД-371 
 Он больше Буки и страшней, чем Морра, 
 и тяжелее, чем борец сумо, 
 когда выскакивает вдруг из коридора. 
 Зовётся Зауглаускисом он. 
 Гроза портьер и истребитель тапок - 
 за каждым притаился он углом. 
 Как зарычит! И ну - скорее драпать, 
 роняя по пути фарфор-стекло. 
 Эстет и ненавистник длинных платьев, 
 чтоб бегали все строго неглиже, 
 он дико воет где-то под кроватью, 
 запугивая задремавших жертв. 
 ...Умаялся свирепым быть и лютым. 
 Колышется без страха кисея. 
 Мы вместе в кресле и молчим уютно - 
 усталый Зауглаускис и я. 
 БТ - 24 
 Мы стояли с тобой вдвоём, 
 я сверкала на солнце стеклом, 
 оловянный мой, 
 только всё ты смотрел на неё, 
 на летящую в танце стрелой, 
 а уйти не мог. 
 Сдуло ветром бумажный лист, 
 ты решился бежать за ним, 
 был влюблён и горд. 
 Вы сгорели... а может, ушли - 
 навсегда. Догорал камин, 
 шелестел огонь. 
 Немота - нету горше мук, 
 неизвестность - что острый скол 
 на моём крыле. 
 Закричать ли в ночную тьму, 
 занавесить ли окна тоской, 
 полететь ли вслед... 
 СД-367 
 Цветные бабочки витражного окна 
 ленивым утром пробуждают лето - 
 раскрашивают облако рассвета 
 в тончайшей паутине полусна. 
 Луч прыгает на россыпь вилок-ложек, 
 с лучом тягаться наравне не может, 
 но тщится непогашенный фонарь. 
 День просыпается - мурашками по коже, 
 пока наш сон не пропадёт вдали, 
 пока цветные блики не утонут. 
 Но, разбивая тёплую истому, 
 звенит стекло, гремит в подъезде лифт. 
 Ленивым утром пёс, забытый вовсе, 
 то тапки нам, то поводок приносит. 
 В окно влетает пожелтевший лист... 
 А мы поверили, что отступила осень. 
 Инкогнита 
 4. Достаток распутного равняется короткому одеялу: натянешь его к носу, обнажаются ноги. (Козьма Прутков) 
 «...грешник, развратник, безбожник - но он любил Беатриче...» 
 Н. Гумилёв 
 Из лоскутьев подброшенных сшит 
 плащ земли - так небрежно, на пробу. 
 В небесах, веселясь от души, 
 по-хозяйски вращают свой глобус. 
 Кто-то там не сложил нас, а вычел... 
 Беатриче моя, Беатриче... 
 Ты не хочешь цвести там, где я 
 независим от всех богаделен: 
 мне мала теплота одеял, 
 душит запах садовых растений. 
 Ты захвачена адом тепличным, 
 Беатриче моя, Беатриче... 
 И уносит меня самолёт 
 из огромной краплёной колоды, 
 где горячность обдуманных слёз, 
 необдуманность взглядов холодных. 
 Я прощаюсь с землёй. Как обычно. 
 Беатриче моя, Беатриче... 
 Инкогнита (цвета) 
 Серые лимерики 
 Старый сэр очень любит порядок, 
 ежедневно меняет наряды: 
 ведь других старых сэров 
 травит он только в сером, 
 потому что он любит порядок. 
 Были серыми перья на шляпе... 
 Нелегко очаровывать яппи! 
 Облысела в страданьях: 
 выдираю в рыданьях 
 даже стильные перья на шляпе. 
 Леди Анна с прелестнейшей чёлкой 
 повстречала в лесу как-то волка - 
 он был диким и серым 
 и не знал чувства меры: 
 съел он Анну с прелестнейшей чёлкой. 
 Серое 
 ...забудь меня, 
 забудь меня совсем, 
 как за подкладкой мелкую монетку, 
 как обещанье, неданное где-то, 
 как мячик 
 на прибрежной полосе, 
 забудь, как время в череде рутин, 
 как злое преступление без лоска, 
 уйди на миг - к газетному киоску - 
 и, возвратясь, 
 забудь меня найти, 
 раздай убогим 
 милость 
 по рублю, 
 дай мне пропасть - 
 и, поздно или рано, 
 забрезжит серый день 
 на дне стакана 
 и я, 
 смеясь, 
 в забвенье 
 провалюсь... 
 Замок (БТ-6) 
 - Ноты рассыпались, пальцекрылый, 
 песен померкло золото - 
 где чистых звуков радость и сила? 
 - Пальцы немеют... холодно... 
 - Ты - пальцекрылый, ты даришь надежду 
 в мире жестоком - лоцманом! 
 Струны заставь петь и плакать, как прежде! 
 - Холодно... крылья сломаны... 
 - Слышишь, в тиши осмелев, раскричались 
 вороны зло и голодно? 
 - Звуки - обман... я не верю в их чары. 
 Господи... как же холодно... 
 Замок (БТ-5) 
 Влажным удушьем стекла тишина к земле. 
 Лапы чернеющих елей - над вязью троп, 
 С гор наползая на вдруг онемевший лес, 
 туча, впитавшая страх, 
 выворачивает 
 нутро. 
 Ты же готова - сквозь воду, огонь и медь, 
 молча - ни звука из сжатых от боли губ. 
 С истовой верой в могущество злобных ведьм 
 ты добежишь до меня, 
 но напрасно - 
 не помогу. 
 Заговорю тебе нитку холодных бус, 
 чтобы нести эту муку хватало сил. 
 Только о том, с чем бежала сквозь лес, забудь - 
 зелье сварить от любви 
 не проси меня, 
 не проси... 
 СТ-19 
 Здесь летняя ночь - душный погреб, 
 а где-то тепло и свежо: 
 там водит меня по дороге 
 шальной сновидений божок. 
 Навстречу леса ветви клонят, 
 бегут верстовые столбы. 
 Дорога - куда, я не помню... 
 Попутчик - ты кто, я забыл... 
 По крошке, по капле, по нити 
 я вспомню твой голос... лицо... 
 Я цепь позабытых событий 
 тяну из молчащих лесов. 
 Но рвутся надёжные звенья, 
 и сны, растворяясь, кружат... 
 Лукавый божок сновидений 
 оставив мне тени, сбежал. 
 СТ-17 
 Был Бог мой терпелив и очень тих 
 и засылал ко мне пророка за пророком. 
 А я искал его в церквях, в страстях, в сети - 
 под звуки Баха, вальсы Штрауса, гром рока, 
 высматривал в блистательных боях, 
 беспечно отвергал молчанье скорби: 
 мой Бог - он должен быть таким, как я, 
 ведь я по образу был создан и подобью! 
 Как в танце, лица, судьбы пронеслись. 
 Сменило время песни на молитвы. 
 Был бог мой очень тих и терпелив... 
 Бреду к нему - уставший и разбитый. 
 СТ-8 
 Я думал - больше никогда. И на меня 
 Смотрело солнце холодно и ясно. 
 Я принял сердцем неизбежность дня 
 хоть заблудился и в снегу увяз, 
 но продолжал бессмысленно брести 
 и ждать - замёрзше хрустнет где-то слово. 
 Но прозвучал вдали знакомый стих: 
 март забродил, пьяня своих котов, 
 о, сколько странных танцев там, в тени! 
 Сквозь льдистость тишины, смывая дамбы, 
 прорвутся - я опять поверил в них... 
 Но я ошибся. 
 Больше - никогда... 
 СТ-14 
 Небо пугает хлябями 
 листья больные и слабые. 
 Мокнет один под яблоней 
 грустный садовый гном. 
 Окна зашторю... Мчит меня 
 в край, где цветёт глициния, 
 где горизонта линия 
 стёрта морской волной. 
 Я - на мостки досчатые, 
 в небо взлетаю чайкою... 
 И на волне качаюсь я: 
 в море всё так легко! 
 Ой, что задело локоть мне? 
 Вьются дельфины около, 
 спины дельфиньи мокрые 
 хлопаю я рукой. 
 Я замечталась, кажется. 
 Солнца кружок оранжевый... 
 Тянутся к небу саженцы, 
 дождь не стучит в окно. 
 Гляну-ка, выйти можно ли? 
 Листья немного ожили. 
 Тычется в руку кожаный 
 влажный собачий нос. 
 Замок (блиц-52) 
 Стучат колёса, за окошком - тени, 
 соседями отъезд пропит-пропет, 
 и кто-то, молча отвернувшись к стенке, 
 не спит всю ночь в прокуренном купе 
 а для кого-то новый поиск начат, 
 и порван за ненужностью билет 
 гудком далёким и протяжным 
 поезд плачет 
 за тех, кто в нём... 
 за тех, кого в нём нет. 
 Тане Ю. 
 Ей мама с детства твердила, вроде, 
 что нет для женщин другой судьбы, 
 что строить замки - удел уродин, 
 а ей - порядок, семья и быт. 
 - Не оберёшься, - кричала, - сраму, 
 и на дорогах таких - не счесть! 
 Но с исступленьем, пугая маму, 
 она шептала, что счастье есть. 
 И вот, лишь встав из-за школьной парты, 
 однажды свой начала роман: 
 ушла из дома, сменив сим-карту 
 и не оставив семье письма. 
 То жарит солнце, то дождик брызжет, 
 жесток к мечтателям этот мир. 
 Он тихим был, но старался выжить 
 среди детдомовских жёстких игр. 
 Он был последним, боялся первых, 
 готовясь стать навсегда шестым, 
 и с каждым годом, теряя веру, 
 всё дальше он уходил в мечты. 
 Судьба, забросившая обоих, 
 почти столкнула их невзначай: 
 он, с перепоя, шагнул под поезд, 
 в котором 
 она 
 разносила 
 чай. 
 СТ-11 
 Снова - словно горох под периной. 
 Нервный плач начинает разбег. 
 Под разнузданный звон комариный 
 Не спастись от сегодняшних бед. 
 Так хотелось признать - виновата - 
 Над глупейшей ошибкой смеясь, 
 И свободно умчаться... куда-то... 
 Но герой вновь не вышел на связь. 
 Может, он и пытался, но, просто, - 
 Он в дозоре - ночном и дневном? 
 Может, он укрощает там монстров... 
 Или, просто, - ему всё равно. 
 Т-портал вечно ливнями залит. 
 Параллельной реальности нет. 
 День прошёл, и забыт на вокзале 
 в невозможность счастливый билет. 
 ЗВ 
 Ему бы помолчать - он не молчит. 
 Не верит в полуложь и полутени. 
 Он - навсегда наивен, глуп и чист: 
 балбес из глины - до грехопаденья. 
 Пытался столько раз его унять, 
 а этот ненормальный снова любит: 
 ведь не его, а, как всегда, меня - 
 с оттяжкой - расставанье хлещет грубо. 
 В который раз, навек прокляв... простив, 
 его беру привычно на поруки, 
 замаливаю счастье, тих и льстив, 
 меня предавшим пожимаю руки, 
 и сам готов предать, и пользы для 
 всё норовлю его совсем затуркать - 
 а он опять шагает по граблям 
 с улыбкой просветлённого придурка! 
 Я так устал. Мне сдаться бы давно. 
 Случайно в зеркала гляжу и вижу: 
 он - идиот неисправимый, но 
 так хочет жить... Что я пытаюсь выжить. 
 Замок (СЩ-25) 
 Я от бессмысленности дней пустых устал: 
 полы не вымыты, не глажены рубашки - 
 сижу над миской с молоком, обняв кота 
 (ему бездельник-полтергейст давно не страшен) 
 Его хозяин наливает день и ночь, 
 сквозь грязь - тропинка от стола и до балкона, 
 ничем нам с мурзиком бедняге не помочь: 
 он, где-то там внутри, совсем испорчен-сломан. 
 Мне надо встать и наконец наладить быт - 
 но валится из рук уборка-стирка-глажка... 
 Он молока купить сегодня не забыл, 
 но нам вдвоём с котом 
 так страшно 
 страшно 
 страшно... 
 Замок (вестерн) 
 Всю ночь орали и стреляли, 
 я неприятно поражён - 
 опять разнёс салун у Салли 
 отнюдь не лимонадный Джо. 
 Не знаешь непреложных истин - 
 за то тебе гореть в аду: 
 пить не умеешь – пей не виски, 
 и не переводи продукт. 
 Ты, право, худшим был не самым, 
 мне жаль, но за тобой должок: 
 ты крайне был невежлив с дамой. 
 Прощай, нелимонадный Джо! 
 Тебе не светят двери рая: 
 был пьян и слишком говорлив. 
 Коня и кольт я забираю... 
 Шериф я или не шериф? 
 СТ-2 
 Преодолев помеху жёстких гранитных граней, 
 остро пронзив поверхность, луч изменяет угол - 
 каплями смоет накипь, чинное солнце станет 
 то ли дорожным знаком, то ли 
 спасательным кругом, 
 выстроясь ровным рядом, волны блеснут изгибом, 
 свалятся водопады, переполняя ниши - 
 в тёплых своих шлафроках бледные чудо-рыбы 
 под непрерывный рокот письма чужие пишут. 
 Блицитата - 6 
 Химеры наблюдают город: 
 они застыли без движенья, 
 сбежать хотели бы с соборов - 
 к земле химеры тянут шеи. 
 Они сидят, вцепившись в камень, 
 дрожа и раздувая ноздри, 
 и смотрят - вот крадётся каин 
 за возвращающимся поздно. 
 Химеры ждут, они в нирване: 
 им сладок аромат погони, 
 его слегка перебивает 
 тяжелый запах скотобойни. 
 То плач, то крик. Хруст ломких крыльев - 
 как завораживает запах... 
 Им, лёгким, вспрыгнуть бы, по шпилю 
 взлететь наверх на крепких лапах 
 и солнечным лучам навстречу 
 нестись свободно с небом вровень, 
 лакать ветра из чаши смерча - 
 но держит, держит запах крови... 
 Инкогнита - не последняя 
 Разгадал я все секреты, я не даром был учён: коли хочешь быть поэтом, нужно, чтобы был свой чёрт! Первый мой такой был ладный... Док не понял ничего: мне вколол, как видно, ладан - первый, морщась, вышел вон. А второй (какая пакость) - тощий, гнусненький на вид, бородёнка, словно пакля - слямзить простынь норовил! Как, скажите, с этим гадом стать мне мастером пера? Ты, артист второго ряда, крал луну? Смеётся - крал! Прыгал, забивался в щели - вот, расправлюсь я с тобой! Кашей с маслом метил в шельму - не попал - так я ж не бог! Док мне что-то ввёл подкожно, но от зависти завис - ты же, говорит, художник, этот... абстракционист. Я ему (уже на нервах) - что ж ты душишь мой талант? Док, давай, поймаем первых - и поделим пополам? Чуть за воротник заложим: помогает питиё! Вот, идут, свиные рожи, и гляжу - идут свиньёй! Вижу - доктора схватили, бедолага даже слёг - док, держись, я в холодильник, я же помню - нужен лёд! 
 Победили - ну а толку? Чёрт-те что несёт перо: первый ряд остался с доком, мне достался лишь второй. Диалектики законов, знаю я, сильнее нет - ппь...ю. 
 Второго эшелона ваш измученный поэт. 
 СД-315 
 Дождались - разверзлись небесные хляби, 
 прикид на деревьях до дырок изношен. 
 Но бродят в осенних оранжевых ляпах, 
 шуршащих дождями, зеркальные кошки. 
 А их антиподы на вымокших крышах 
 уже не приветствуют жизнь диким ором: 
 погода стряхнула их, серых и рыжих, 
 с деревьев и крыш, шуганула с заборов. 
 Собаки попрятались, спит тихий ёжик 
 и тянутся птицы печальные к югу... 
 Гоняется дворник с метлой безнадёжно 
 за рыжей нахальной зеркальной зверюгой. 
 Блиц (Замок) 
 Сказал ему — мой бог, в твоей игре 
 учиться на своих ошибках сложно. 
 Прости, я буду действовать хитрей: 
 проверенное временем надёжней. 
 Я не боялся въевшихся следов 
 нечистых четвергов, бесстрастных пятниц - 
 и втискивал, хоть иногда с трудом, 
 чужие сны на место белых пятен. 
 Чужие мысли в сердце я постил, 
 отчёты богу слал в приватном чате. 
 Я без ошибок выбирал пути - 
 но стороной их обходило счастье: 
 в помпезных сладко-ватных облаках 
 чужие сны ко мне тянули лапы... 
 И мне казалось, что я слышал как 
 смеялся бог. 
 Но, может быть, он плакал. 
 Баллада о шепчущих ангелах 
 О нём говорили: "Родился в рубашке": 
 за правым плечом - сразу двое крылатых, 
 что шепчут, как жить, чтобы было не страшно, 
 избегнуть ошибок, а в будущем - ада. 
 И жизнь, ровной линией, тихо и складно, 
 текла под присмотром недремлющих стражей, 
 когда возникала сердечная жажда, 
 два ангела в белом шептали: «Не надо». 
 Мирское пропитано запахом серы, 
 решил он уйти навсегда от соблазнов - 
 ему, на прощанье, последнее «Верно», 
 шепнули, ликуя, два ангела-аса: 
 с дороги не сбиться широкой и ясной 
 спасённому за монастырской оградой! 
 И больше никто не шептал - где же правда. 
 А он всё прислушивался, но напрасно. 
 Он плакал, молился, заламывал руки, 
 просил указать и очистить от скверны, 
 но толстые стены глотали все звуки, 
 и были часы одинаково серы. 
 Он бился и звал, он терзался и верил, 
 среди тишины было страшно и больно. 
 Однажды добрался он до колокольни, 
 а выше подняться не мог: он же смертен. 
 Тогда из-под неба несчастный безумец 
 шагнул - и упал на булыжники камнем, 
 успел прошептать: «Всё неправда» и умер, 
 прервав безупречную линию. Амен. 
 У самой стены, что за кладбищем дальним, 
 на холмике жалком со срезанным дёрном, 
 уставшие плакать, два ангела в чёрном 
 сидели и что-то шептали... шептали... 
 11.4. Дюймовочка 
 Девица ранняя была, хоть ростом с пальчик: 
 весь день смотрелась в зеркала - созрела, значит. 
 Кровать поставить на окно просила маму, 
 а на уме уже одно - пора бы замуж. 
 Жених был зелен, неуклюж. В квартире мокро - 
 вокруг пиявки, да к тому ж - свекровь под боком. 
 Она поплакала слегка - какая жалость - 
 и соблазнила мотылька, и с ним сбежала. 
 Не нужен, ясно и ежу, ей был бездельник, 
 в неё влюбился бравый жук - и улетели! 
 Девица, хоть невелика, была не промах: 
 на франтоватого жука глядела скромно. 
 А у него - и дом, и счёт, и сам был чинный, 
 но был тот жук - тот жук ещё: удрал с личинкой. 
 Как страшно - осень впереди (дрожат реснички)... 
 Пришлось в прислугах походить - сменить привычки. 
 Её просватали кроту - а ей всё мало: 
 как, спрятать в норке красоту?! Она сбежала 
 и улетела на юга - ловить там принца, 
 и ведь поймала, мелюзга - ай да девица! 
 Удержит ли она трофей? Принц смотрит нежно, 
 но на югах таких вот фей - вагон с тележкой. 
 Антиподы 114 
 Открыла космосу ладошки раковин: 
 пусть с неба сыпятся в ладонь огни! 
 Кружило бурями, песчинки ранили - 
 и не избавиться теперь от них. 
 Песчинку острую укутать в палевый 
 забвенья мягкого прохладный слой... 
 Стирает пенными морскими пальцами 
 воспоминания о буре злой. 
 Закрытых раковин не тронет грозами, 
 пусть перламутровый слой тонок, но 
 в нём тают отблески кораллов розовых, 
 даль васильковая обманных снов. 
 А чайки горестно кричат кликушами, 
 пугают штормами - но тих залив. 
 Песчинка спрятана внутри жемчужины 
 и позабыта, но - 
 болит... болит... 
 Инкогнита - "тёти-дяди" 
 Когда остановились поезда, 
 когда весь мир стал призрачен и зыбок, 
 а воздух в лёгких прессовался в глыбы, 
 в стекло спекался в переулках дач - 
 я бился о стекло, вдохнуть не мог... 
 А рядом бомж неверно-торопливо 
 перебирал бутылки из-под пива, 
 пытаясь выжать хоть один глоток, 
 и всё сипел, что воздух - как слюда, 
 хрипел - браток, подай, спаси: жжёт трубы, 
 выл, что горит нутро, немеют губы, 
 и что остановились поезда. 
 Как я - он вычеркнут, измят, изъят... 
 Пусть выпьет за меня - будь он хоть чёртом - 
 я всё отдам и, может, мне зачтётся - 
 я доползу и выпрошу свой яд. 
 Я буду ждать - молить/хрипеть - подай... 
 Спаси движеньем/взглядом/словом/тенью - 
 чтоб я дышал... уснул... забыл мгновенье, 
 когда остановились поезда. 
 Блицитата-4 
 Навечно разведённые мосты 
 земля, кружась, за горизонтом скроет, 
 покорно корабли моих пустынь 
 меня оставят, растворяясь в зное. 
 Я буду увязать в песке, гореть, 
 чтоб срезать путь до райского подъезда - 
 пусть надо мной поставит Южный Крест 
 ночная остывающая бездна. 
 Как поцелуй, вода в горсти горька, 
 как нелюбовь, проклятый ветер крепок - 
 от золотой надёжности песка 
 я не сбегу к твоим неверным рекам. 
 Едва бреду, пустыней опалён, 
 и силуэт вдали зловеще клетчат... 
 Скамейка. Сквер. Мне солнце с неба льёт 
 расплавленное золото на плечи. 
 Блицитата-3 
 Серо, сыро в сердце мёртвом - 
 осень мокро склепы метит, 
 бродит осень по аортам, 
 завывает в венах ветер, 
 распластали вёсны крылья - 
 этикетки в чёрных рамках - 
 осень листопадом брызнет, 
 отстучит фальшиво градом. 
 Смяла лета, наколола 
 зимы на булавки рёбер... 
 Жизнь разбита, и в осколки 
 смотрит осень в серой робе. 
 Блицитата-1 
 Не мешаю вам спать, не врываюсь сквозь стены: 
 я - приличный, спокойный, воспитанный призрак. 
 Но сегодня позвольте сказать откровенно - 
 переездов боюсь до мурашек, до визга! 
 Вы уедете, бросив, как все перед вами, 
 бремя старых забот - в ожидании свежих. 
 Я брожу, по колени забытым завален: 
 обещания, лица, угрозы, надежды. 
 Все - ненужные больше, все что-то бормочут, 
 что-то плачут, и каждый быть вспомненным грезит. 
 Я всё знаю о них, бесполезных и... Впрочем, 
 я и сам - просто брошенный при переезде. 
 Блицарский 
 1 
 Позабыты битвы крики, 
 на доспехах света блики - 
 спит в земле король великий 
 вместе со двором. 
 Продувает ветер стылый 
 призрак рыцаря унылый: 
 сила веры - это сила, 
 не перебороть. 
 Кто убил, кого убили - 
 ты, величество, забыл их, 
 но ещё в покоях пыльных 
 бродит рыцарь твой: 
 тихий шорох за портьерой - 
 не последний и не первый - 
 не позволит сила веры 
 обрести покой. 
 За тобой на бранном поле - 
 те, кто не боялся боли, 
 кто держался силой воли, 
 веры - и служил. 
 Память мучает, не сгинет, 
 призрак бродит, век так длинен... 
 А с тобой ушли другие: 
 шлюхи и пажи. 
 2 
 Темна и прохладна подземная зала, 
 средь скал неподвижны ручьи - 
 там спит мой король, ожидая сигнала, 
 но колокол не звучит. 
 Скрывает пещера доспехов блистанье 
 кустарник вокруг колюч. 
 Был ключ из орешника дан мне от тайны, 
 но я потерял тот ключ. 
 Я в битву бросался, израненный падал, 
 но вновь выходил — живой. 
 Я ключ потерял, и упала громада 
 бессмысленных страшных войн. 
 На плечи - года, и под тяжестью ноши 
 изверился я и устал, 
 мой конь загрустил и не слушает больше 
 ни повода, ни хлыста. 
 Король мой всё спит, он всё так же верит 
 в своей бесконечной ночи, 
 что кто-то однажды войдёт в подземелье 
 и колокол зазвучит. 
 Я ключ потерял, но зачем-то я выжил 
 и так моя жизнь длинна... 
 Иду, мой король... Отыщу - или выжжет 
 всю землю ещё война. 
 Замок (Большой-38) 
 Уходя по речке вниз, 
 не дари 
 никому сиреневый 
 розмарин, 
 улетая в небеса 
 высоко, 
 не задумывайся сам 
 ни о ком, 
 уходи, забрав с собой 
 все слова, 
 на оставшихся - слабо 
 наплевать?.. 
 Вверх ушёл ты в виражи 
 или вниз - 
 если можешь, если жив, 
 то вернись, 
 даже если не узнать 
 от морщин, 
 даже если в страшных снах - 
 отыщи, 
 не боясь огня, дождя 
 или льдин... 
 Или просто - уходя, 
 уходи. 
 Мягко лапкой к тебе прикоснусь - 
 слышишь ли ты мой ласковый шёпот? 
 Изыск чёрных полосок на жёлтом 
 не напомнил тебе ту весну? 
 С медуницей попробуй мой чай: 
 Иван-чай - чтобы вспомнить о лете. 
 Как навек (ты ушёл - не заметил) 
 колокольчик дверной замолчал. 
 Для забвенья - приправой ко сну - 
 холодила я душу душицей. 
 Кто сказал - я пчела? Я - тигрица. 
 Мягко лапкой к тебе прикоснусь... 
 Smiley 
 Литсеть-155 
 Если бы родиться раньше - 
 без сомнений и привычек... 
 Был бы в кровь закат окрашен 
 и дразнил бы запах дичи, 
 был бы ветер зол и въедлив - 
 я бежала бы с другими, 
 и мели бы небо ветви, 
 шелестя на взмахе имя 
 дикого лесного волка. 
 Мы охотились бы стаей 
 и друг другу рвали глотки, 
 и боялись пуль и стали, 
 и луне - огромной, белой 
 выли по тому, кто ранен... 
 Слава богу, не успела - 
 Гав! 
 Болонка на диване. 
 Литсеть-152 (супер) 
 Не видно тут звёзд, пережиты дороги, 
 луна обвивает зелёной тоской, 
 стирается память о бывших — немногих, 
 и годы слились в отвратительный ком. 
 Но если решить, наплевав на законы, 
 и за угол мрака суметь заглянуть, 
 и выбраться к битвам, дорогам, коронам, 
 и сдуть, словно мошку, больную луну, 
 поймать бонус жизни, в в мгновение сжатой 
 шагнуть в новый квест и не быть дураком... 
 То времени нет, и над облачной шапкой 
 свернётся клубочком зелёный дракон. 
 Инкогнита-3 
 Не надо нам надежды ложной - не надо боли нам: 
 необработанный булыжник в груди у голема, 
 пусть не восходит утром солнце - совсем не плохо так: 
 не отзовётся камень-сердце бесшумным грохотом, 
 и если встретим наших бывших - так что нам, глиняным - 
 нам вышибать не надо больше те клинья клиньями. 
 Жестокий сон - больная нежность... и звали милыми.... 
 Зачем нам это было нужно? Не помним... Было ли? 
 Литсеть-146 
 АНОНИМ 1 
 Линия - верный признак - 
 это начало пути, 
 есть руководство к жизни, 
 но шрифт, как всегда, петит. 
 Линия жизни ляжет, 
 надо, как в той игре - 
 лишь протереть стекляшку 
 и разглядеть секрет, 
 высчитать эник-беник, 
 в скобках обиды скрыв, 
 только украсит чтенье 
 несколько к «счастью» рифм, 
 сноской - всего-то пара 
 еле заметных драм... 
 Завтра - ночным кошмаром 
 выльется во вчера. 
 АНОНИМ 3 
 Не идёт на зов, на сахар, 
 ни в траве нет, ни в кустах - 
 я смотрю вперёд без страха: 
 потерялся бедный страх! 
 Не утешит ни варенье, 
 ни сгущёнка и ни мёд: 
 без меня он захиреет! 
 Ой... а вдруг совсем умрёт... 
 Надо страх спасать, пусть будет 
 жутковато - всё равно, 
 нарисую чёрных чудищ, 
 чтобы он вернулся вновь, 
 посажу беднягу на цепь, 
 чтобы больше не удрал, 
 буду снова с ним бояться 
 в темноте по вечерам... 
 Литсеть-145 
 эффект 2. 
 День тянулся как всегда медленно 
 повернулась ручка - да медная 
 солнце село - а потом встанет ли 
 затемню своё окно ставнями 
 от бессонниц на душе пролежни 
 и мешает - за стеной продиджи 
 заварю скорей настой маковый 
 заколдует ночь крыла взмахами 
 завернусь теплее в плед клетчатый 
 не разбудят поутру кречеты 
 за окном штормят цвета полночи 
 не достанете меня, сволочи 
 заколочено окно - надо ли... 
 звёзды в сон давно уж не падали. 
 Эффект 5 
 Что, не спится, дурнушка Фанни, 
 мечтаешь, плача, 
 как сбежала бы на свиданье 
 с прекрасным мачо, 
 как вернулась бы утром ранним, 
 от света прячась - 
 не печалься, дурнушка Фанни, 
 пусть плачет мачо, 
 не увидят цветы герани 
 лунного ока. 
 Спи спокойно, дурнушка Фанни: 
 заколочены окна. 
 Эффект 7 
 Возвращаться нет причины, 
 возвратиться не дано: 
 на крылечке - ворон чинный, 
 заколочено окно, 
 лишь в углу - забытый веник, 
 мыш голодный на столе, 
 тихо плачет привиденье 
 в сумраке ушедших лет. 
 Может, плюнуть на рассудок - 
 доски с окон отодрать, 
 дом проснётся, и оттуда 
 всё вернётся к нам опять? 
 Литсеть-147 
 Ты, пушистейший из - всех ворюг и ловчил! 
 Что ты смотришь, как будто жалеешь - полно, 
 ты же в сговоре с нечистью, что ты молчишь... 
 Полночь. 
 Вот возьму, заменю на потомка волков 
 с умным взглядом преласковых глаз - карих, 
 сгинут все франкенштейны забитых шкафов, 
 твари. 
 Он не будет молчать, будет предан и лют, 
 и спугнёт неудачи, расплаты и беды! 
 Что, не веришь? Ну, ладно, пошли, накормлю, 
 вредный... 
 Литсеть-148 
 Под сводом голос псалмы пропел, 
 и вечна каменная скамья - 
 а ты не слишком ли глуп и смел, 
 предпочитая сады камням? 
 В скрижали веры вонзил скобу: 
 без веры нервы - как тетива, 
 не ждут покои уютных бухт, 
 и путь без веры витиеват. 
 Но ждёт желанный и злой суккуб - 
 и смыслу здравому вновь в ущерб 
 предпочитаешь пунцовость губ 
 покою всех обжитых пещер, 
 и от истерик истёртых букв 
 бежишь: нет проку от полумер... 
 Иди к суккубу, но не забудь - 
 не жди. Не плачь. Не люби. Не верь. 
 СД-306 
 Не прозвонить, не докричаться мне: 
 я для тебя стал неприметным фоном, 
 вне зоны доступа навечно абонент - 
 а я всё жму на кнопку телефона. 
 Ты слышишь ли — я так и не узнал. 
 Гудками без ответа вечер сломан. 
 Корявит губы в тишине луна, 
 мне глупо усмехаясь с небосклона. 
 СД-290 
 Весна, весна! В груди томленье (вапщето - нет, но как звучит!) 
 и соловья уж скоро пенье услышим в бархатной ночи 
 (опять же, нет - таких и иже... наш мегаполис не хранит, 
 и пропоёт лишь чижик-пыжик - он украшает нам гранит) 
 А как бы было романтично порхать среди зелёных кущ 
 и любоваться нежной птичкой и глухарями на току, 
 из незабудок и ромашек сплести прэлестнейший венок, 
 смотреть как кто-то землю пашет - романтика! 
 Где мой монокль? 
 СД-289 
 Закрывает туча солнце, туча старит, 
 и рисует молний тонкое перо 
 в синей мути надвигающейся хмари 
 голограммы неувиденных миров, 
 город замер - повернулся к небу, струсив, 
 квадратурами нахохлившихся крыш, 
 и дробится звук рассыпавшихся бусин 
 с неба сыплющейся вьюжиной икры 
 Литсеть-149 
 Я не вписалась в коллектив, 
 не спелась, выбилась их хора: 
 в канцоне трепетной - мотив 
 из сердца вырвался - «Семь сорок»! 
 Мне не сдержать высоких чувств: 
 я обожаю дирижёра 
 и от любви вся трепещу, 
 и с жаром вывожу - «в семь сорок...» 
 Оркестр притих, скрипач в слезах, 
 и смотрят все на нас с укором, 
 а сердце требует сказать 
 «люблю» и я пою «в семь сорок...» 
 А в зале шикают, стучат - 
 я скоро разорвусь от горя... 
 Умру, но всё же в смертный час 
 я пропою своё «в семь сорок»! 
 Литсеть-150 (супер) 
 Там, в вышине, 
 темнеет свод, спят облака, 
 полночный ветер, ночные боги 
 вино и пицца, ночь - на века... 
 Но кот косится на месяц строго - 
 проснётся день. 
 И ночь уйдёт. 
 без сожаений оставив мне 
 воспоминанья - кусочек пиццы, 
 забыв меня, уплывут в рассвет 
 ночные боги , перелётные птицы, 
 и тёплый кот. 
 Замок - 47 
 Блондинка в маленьком и чёрном 
 шикарном платье от кутюр 
 не может сельдью быть учёной: 
 она - для игр и авантюр, 
 и раз мы любим не мозгами, 
 придёт к тебе, моя любовь, 
 блондинка с длинными ногами 
 (конечно, я - но без мозгов), 
 Я назовусь, конечно, Лёлей, 
 ну, и для пущей красоты - 
 на шее жечуга петлёю - 
 для ловли умных... вот как ты. 
 Когда ж луна пойдёт на убыль, 
 все выброшу приманки, но 
 я буду ласковой и глупой, 
 чтобы не простился ты со мной. 
 СЩ-21 
 Часами жду, на тысячах страниц 
 ищу твои следы, игрушки, ники, 
 пусть интернет - мой бог, тебя хранит, 
 я жду тебя, я рядом, только кликни, 
 я передам по оптоволокну 
 дрожанье рук, надежды, буйство красок, 
 перепощу тебе в контакт луну - 
 чтоб после выть о том, что всё напрасно: 
 наверно, в этом есть особый шик, 
 но - виртуального - тебя мне слишком мало... 
 А ты опять ушёл - оффлайн... офф-жизнь, 
 от робких лайков откупившись смайлом. 
 Замок блиц-45 
 1 
 покои комнат стекают в пропасть 
 пилястры вытянув веной-выей 
 полы украсив пером укропа 
 коврами вывернуты навылет 
 стрижи острижены, брутто брито 
 мостами стены-метели делим 
 была особенно декабристой 
 седьмая пятница этой недели 
 2 
 Торопились все, знали - стол накрыт: 
 в день седьмой назначен был светский раут. 
 Только, может, создавшему птиц и рыб 
 в пятый день - и стоило взять тайм-аут? 
 И обдумать ещё раз, спокойно, присев: 
 может, лучше - хоть бы из тех же кошек? 
 Ясно дело, что было бы пятниц семь! 
 Но зато отмерено - в семь раз дольше... 
 3 
 Херувимы, настройте арфы! 
 Ход конём - четверговый дождик, 
 след костлявой ступни под шкафом 
 подтвердит невозможность тождеств, 
 на слезливость превысив квоту, 
 небеса всё светлей и легче... 
 Ты прийти обещал в субботу? 
 Значит, пятница будет вечно. 
 Сукины Дети - 280 
 Сила устало бьётся гигантской рыбой - 
 но на поверхности нет и лёгчайшей ряби... 
 Ей бы огромным крабом ворочать глыбы 
 ей - скорпионами солнц облака кудрявить 
 и, разметав преград невожможных стены, 
 в кронах гудеть ветрами, срывая крыши, 
 кровь разгонять до сверхсветовой по венам, 
 глупых холодных "нет" и "нельзя" не слыша, 
 мчаться, взрывая размеренность птичьей стаи, 
 на наконечники звёзд нанизывать рифмы... 
 Сила на суше слабеет - она умирает, 
 в море безбрежной любви налетев на рифы. 
 отпусти меня в океан любви 
 от сухих самумов разлук 
 от багровых слёз непьянящих вин 
 от жеманных и бледных лун 
 увлекут в глубины вериги лет 
 нет спасенья от этих гирь 
 и сверхновой - там, где не властен свет - 
 я взорву твой ненужный мир 
 СД-281 
 на далёком севере ночь 
 не уходит летом 
 вместо сердца - кусочек льда 
 и фантомные боли 
 королеве услужливый гном 
 зажигает свет и 
 открывает зеркало - дань 
 беспокойных троллей 
 средь сиянья тяжёлых льдин 
 ничего не слыша 
 королева опять не спит 
 ей что день, что вечер 
 нужен ей один, 
 лишь один мальчишка 
 тот единственный, что разбил 
 льдышку - слово "вечность" 
 СД-282 
 Играет бог, живущий во вчера - 
 босые ноги, домотканая рубаха - 
 что мудрость - безнадёжности сестра: 
 кто потерял, кто не сберёг - не знает страха, 
 играет бог о тщетности смертей, 
 о том, что бесконечный день опять не прожит, 
 о снах, бессильно прячущихся в тень, 
 о том возможном, что бывает невозможным. 
 Рассыпятся на ноты дураки, 
 несущие ему горшки-мечты на обжиг - 
 играет бог веселье от тоски: 
 кто может всё - тот ничего уже не может. 
 С шипеньем гаснет в небе колесо, 
 и рассыпаются в бессмысленности руны- 
 и пропадают в сумраке лесов... 
 Печальный бог меняет порванные струны. 
 СД-285 
 Так вот что такое счастье, 
 добытое "вопреки" - 
 в реале следить и в чате, 
 чтоб не было тех, других, 
 опутывать - не отвертеться - 
 горой обязательсв-гирь, 
 и раз не дано жить в сердце - 
 впиявливаться в мозги, 
 выискивать по квартире 
 ошмётки забытых вер, 
 и втискивать в а четыре 
 давно отболевший нерв, 
 в привычном, вдвоём прогретом - 
 вмерзать поминутно в лёд... 
 не думать о том, что где-то 
 забытая радость ждёт. 
 ах, в твоей голове так просторно и пусто - 
 вот где жить, не боясь коммунальных обид, 
 никаких теорем, карфагенов и прустов, 
 только я - восхищайся, лелей и люби! 
 как приятно о том, что прекрасна я, слушать - 
 день, другой... целый год... и вот так - навсегда? 
 что-то мне в пустоте неуютно и скушшшно... 
 чёрт... уйду в тесноту рядом с прустом страдать. 
 Замок-46 
 Дом-крепость - защита от воли, 
 и мать говорит с придыханьем: 
 дочурки - скромны и довольны 
 плод правильного воспитанья, 
 все три хороши - даже очень. 
 Сидеть взаперти им не скушно: 
 играют, рисуют, а к ночи 
 весь дом засыпает послушно. 
 Но в полночь - не скрипнут ступени - 
 с крылечка спускается кто-то... 
 Неужто с тоской привиденье 
 там бродит от дома к воротам? 
 Чей дух неприкаянный вышел? 
 Замолкли все птицы на ветках, 
 и если прислушаться - слышен 
 лишь шорох в садовой беседке... 
 Под утро рассеется морок, 
 и тихо в беседке ажурной. 
 Весь дом просыпается - скоро 
 в саду раздадутся «бонжуры». 
 Мать криком весь дом всполошила: 
 нечистый - готова ручаться! 
 Откуда, скажите на милость, 
 в беседке мужская перчатка?