Утром, как всегда, опаздывала на работу. Утро понедельника — не самая чудесная штука.
Выскочила на улицу, до начала рабочего дня — 21 минута — успею, если повезёт!
В голове уже вертятся разные оправдательные объяснения для начальника.
А тут — Медведь. Не настоящий (хотя, как посмотреть) игрушечный, на скамейке кто-то
посадил и оставил. Выбросил.

Ну, мода такая пошла на гигантские игрушки — все магазины завалены
огромными котами, зайцами, гусями — в мой рост. Прикольно, конечно, такого зверя
подарить! Хоть ребёнку, хоть девушке — белый, большой, свидетельствующий о вашей
щедрости и нежности. А Медведь и правда — симпатичный. Но ребёнок наиграется и забросит,
а с девушкой, я думаю, будет примерно так : фото в Инстаграм с Медведем, радостный рассказ
подружкам —  «как он меня любит», а потом — куда его, такого здорового?  Везде мешается,
запылился, столько места занимает, и вообще — «нафиг мне этот Медведь,
мы с  Вадиком расстались...».

Все эти мысли у меня в голове повертелись-повертелись, пока ехала в маршрутке,
и вылетели. Кстати, почти не опоздала! Ну и пошёл себе дальше понедельник —
самый трудный и неласковый день недели. Вечером возвращаюсь домой — а Медведь
сидит. Поник совсем. Грустный такой. Ненужный. Глаза отвела и быстро в подъезд.
Ладно, может кто заберёт…

Дома меня встречали два голодных кота (Тигра и Майор) и один, не менее голодный, муж.
Срочно — ужин народу! Ну и прочая суета, про Медведя забыла до поры. После ужина
вышла на лоджию — а Медведь сидит. Один. Поникший.
Два пацана к нему направились: пофоткались, стали удары на Медведе отрабатывать.
Ушла — смотреть не могу, жалко зверя. И всё! Из головы не выходит горькая
медвежья доля. Глянула  в окно — пацаны убежали по домам, а он сидит совсем несчастный.
Боже! Ну заберите же его хоть кто-нибудь!

Уже совсем к ночи — прогноз погоды на завтра: «Ожидаются порывы ветра, резкое
снижение температуры, снег с дождём…» Ну как так! Весна, конец апреля!
А там — Медведь. Он же белый, пушистый, одинооооокий…
Всё! Пошла и забрала. Тайно, чтобы муж не ругался, типа : «Зачем? Мало у нас
своих игрушек, вся квартира завалена». Притащила, загрузила в стиральную машину.
Медведь помылся, стал беленький, сидит на лоджии сохнет. И улыбается!
Нет, правда — улыбается:)))

Western Siberia. Mountain Shoria. 29.05.2321 year.

     Мне зачитали приговор с перечислением всех нарушений «Основного закона Ковчега XXZW 21». 
Нарушений было много. Главное  и самое страшное  —  неучтённое животное  (кот, беспородный,
серый, модифицированный незаконно,  кличка Мишка, возраст 5 лет). Судья ещё раз спросил:
«Согласны на аннигиляцию животного?».
«Нет!» — сказала я. И Приговор привели в исполнение.
     Так, с рюкзачком за плечами, маленькой палаткой, сухпайком на три дня, мы с Мишкой и оказались 
за дверями бункера,  «в зоне повышенной радиоактивности, несовместимой с существованием человека».
Погибнуть моментально:  от радиации, отсутствия кислорода,  от страха,  в конце концов, не получилось.
А получилось обалдеть от буйства природы и красоты окружающего пейзажа. «Мы стояли на плоскости
с переменным углом отраженья...»(С) , с неё открывался вид на тайгу, вдалеке — горы, внизу — долина и 
шумливая  речка. «Мне нравится!» — сказал Мишка. «Угу, мне тоже!» — ответила я.
     Долго возились с палаткой, ибо опыта — нуль. У Мишки тоже. Но — справились. Небо стало
странно темнеть, в воздухе зазвенели мелкие летающие объекты, очевидно — кровососущие.
Становилось зябко. Мишка возился в рюкзаке и, вытащив наружу очередную поклажу, спрашивал:
«А это что? А зачем? Съедобное?». На коробке, которую он достал последней значилось: «Спички
охотничьи, влагостойкие».  Смутно припомнился «Зверобой» Фенимора Купера.  
«Надо бы разжечь костёр, —  с видом бывалого индейца сказала я, —  дуй за дровами, Мишель!
Дрова — это веточки разных древесных насаждений, они должны обильно присутствовать в
лесных ландшафтах, а здесь ландшафт лесной!»
     Мишка заскулил, что у него лапки,  он домашнее животное и боится при выключенном 
освещении. А ещё, в данный момент, находится в стрессе. Вот так.  Пришлось идти вдвоём.
Набрали мы  дров,  разожгли костёр, открыли пару банок «Пищевой смеси длительного хранения».
От огня было весело и тепло, Мишка залёг мне на колени и замурчал.  Я смотрела на долину внизу и думала:
«Не стану говорить Мишке, что жить нам в этой красоте осталось недолго — двое-трое суток. Потом — всё.
Конец. Смерть от радиации». Так, по крайней мере, говорилось в пособии для «смертников».
     Проснулись от того, что свет включился, и ещё от птичьего гомона.  Решили исследовать долину.
Спуск занял три часа. Мишка бежал впереди (лапки не всегда минус) и с разбега залетел в реку.
«Вера! — кричал он. — Тут вода! Холодная, но душистая! Беги сюда скорее!»  «Ладно, снявши голову по волосам не плачут.»
Что нам эта радиоактивная водная процедура, если всё равно жить осталось...» — додумать я не успела,
потому что классно, оказывается, в речку прыгать.  Никогда такого восторга не испытывала — брызги во все стороны,
Мишка ловит что-то небольшое буро-зелёное  (зверька? насекомое?) — Бог его знает, «это» всё равно от нас ускакало.
Мы так разрезвились, что не заметили, как из-за поворота речушки, появился зверь покрупнее. Значительно покрупнее.
Рыжий, похожий на кота, но не кот. В два раза выше меня, глаза карие, пушистый хвост. И красивый.
«Привет! — сказал зверь,  и обращаясь к Мишке (точно не ко мне), спросил. —  Откуда вы? И что это за зверь с тобой, Кот?» 
Мишка спрыгнул с  рук и, гордо глянув на меня, ответил: «Мы «смертники», нас из бункера по приговору суда выгнали.
Из-за меня. Я — модифицированный в кустарных условиях (Верка сделала) кот Миша, а это — она, Верка и есть.
Верка — человек. Это тот самый вид, который ядерную войну устроил. Часть особей спаслась по бункерам.
Там до сих пор  жизнь сохраняется.  И суверенитет. Правительство РФ, опять же.  Всё самое важное и необходимое.
А вы кто? Бог?»
     Зверь засмеялся: «Нет, не Бог. Я — Локи. Лис. Приёмный сын Одина. А эта Верка твоя, она говорящая?»
Тут уж я конечно не выдержала: «Кому Верка, а кому и Вероника! И что это вы про Одина плетёте?
Я читала Старшую Эдду, в курсе - что к чему:  Один давно в Валгалле, Локи при Рагнарёке погиб! Ну и вообще,
это - сказки скандинавских народов (раньше такие были)!»
     «Не злись  Вероника, — ответил этот сомнительный Локи, —  всё  правильно.
Так Вёльва и пророчила.  И Рагнарёк был, и битвы Богов с Ассами. Но всё закончилось.
Боги и Ассы подписали Мир. Вечный.  А в 2111 году, решили Валгаллу сюда перенести.
Ладно. Раз вы здесь — значит так в «Пророчестве» и было сказано.
Кстати, есть-то ещё не хотите? Пошли в Асгард, там сегодня грютта* и сюльт* на обед,
ну и многое другое!»
     И мы пошли.

грютта — мясное рагу у викингов
сюльт — вафли с ягодной начинкой

День ненастный и смурной в неприютном городе.
Серый сумрак разорвав, мчит куда-то скорая.
Одинокие дома, улицы и площади,
Одинокий транспарант на ветру полощется.
Одинокий человек, в шапочке с полосками,
Зябко запахнул пальто в одиноком космосе.
Нет, конечно, он женат —  у него два сына.
Он сейчас придёт домой — там жена Марина.
И его, как будто ждут, и как будто рады.
Да и он, как будто рад  и жене, и чадам.

Он не врёт. Они не врут.  Все не врут. Но всё же —
Человек всегда один. И с другими тоже.

Если вы в дремучей чаще
Повстречаете волков,
Злобных, страшных, настоящих,
Вам — труба! (Без дураков).

Есть один секретный способ,
Как «сожратья» избежать —
Всю одежду спешно сбросьте,
Со слезой провойте: «Мать!

Я вернулся в нашу стаю,
Настрадавшись у людей.
Типа — мне не надо Рая!
Вы и я — одних кровей!»

Зарычит волчица Ракша:
«Ша, Акела, это — он!
Лягушонок наш пропащий,
Хоть балбес, но чтит закон!»

Вы же, прыгая лягушкой
По проталинам к родне,
Обнимите мать-старушку,
Словно Маугли в кине.

В картонном городе бумажные дома.
В бумажном доме спичечные люди.

Виктория Дворецкая
* * *

Проснуться в городе, где яблоки, созрев,
Слетают в нарисованное блюдо,
Чем проявляют яблочную удаль,
На удивление котов и королев.
Здесь сад цветёт и летом, и не летом —
Люминесцентно-пластилинов, свеж.
Фломастерное Солнце дарит свет,
Улыбчивым собакам и поэтам.
Уходят в ширь аквамаринных волн
Корветы, бригантины и фрегаты,
На них все Греи сроду не женаты,
А ты вполне потянешь на Ассоль.

Построим счастье
в самой тёплой гамме!
Мы ж все хорошие.
Но мы не виноваты,
Что  Мир картонный, спичечный и ватный,
Совсем не тот,
что замышлялся нами.

Изменив состояние агрегатное,
Причащаюсь вином и хлебом.
Я - вода, а не меч булатный.
Я устала быть льдом и снегом.
Наши Земли с избытком жёсткости
И ускоренной кристаллизацией,
Неулыбчивы и норд-остовы,
А так хочется улыбаться!
Принимая любые формы,
Отражая небо и ветер,
И прозрачной стать, и комфортной,
И доверчивой, словно дети.
И как звери, греха не ведая,
Знать, что всё хорошо и правильно.
Обтекать все насущные беды -
Для воды - это главное правило.

Серебристые лапки на тоненьких вербных лучах,
И рука потянулась погладить пушистые их пелерины.
Даже я бы воскресла, когда б меня так же встречал
Этот тающий Мир. Я б вернулась в его палестины...

Я, наверное, Кот, но большой убеждённости нет,
Ибо трудно судить самому о себе объективно.
Если хочешь — погладь! Ты — хороший и нравишься мне,
А мурчать я умею на добрую сотню мотивов.
Если хочешь — я стану уютным и тёплым, как плед,
Как пропавшая в прошлом году рукавичка с узором.
Я ищу путь домой, уже несколько зим или лет,
И волшебный трамвай, на котором уеду в свой город.
Где тоскует сэр Макс, Элла пристально смотрит в окно — 
Ждёт любимого брата, мяукает горестно: «Армстронг».
Я вернусь непременно, пройдя лабиринт временной!
Все коты возвращаются в Ехо из сказочных странствий.

             *     *     *

Армстронг и Элла — коты сэра Макса из Ехо.
Макс Фрай  Лабиринты Ехо
Художник Энди Кэхо

По мотивам песни ДДТ Последняя осень.

К Последнему Морю не найдены карты
Закрыты дороги к Последнему Морю
Джучи и Батыю, полкам Александра,
И Римским когортам, и Варварским ордам.
Последнее Море осталось свободным
И бурные волны не ведали стругов,
И берег пустынный не пробовал крови,
Не слышал литавр и шаманского бубна.
Не плакал на нём упасённый от шторма,
С просоленных губ не срывались молитвы.
Никто не дошёл до Последнего Моря,
К Последнему Морю дороги забыты.

Не знаем дорог, и потеряны карты,
Но Море Последнее ветром поманит,
И вся наша жизнь - подготовка для старта,
К его берегам в непроглядном в тумане.

Кот, что рождён был зимой, постигает Мир:
шпарит с утра капель  и щебечет кто-то.
Люди открыли окно, а за ним — Сибирь.
Маленький кот открыл для себя охоту.
Муха проснулась — солнце пригрело — пора!
Лапки потёрла, сонно встряхнула крылья,
кот притаился, утробно мурчит — Урррра!
Прыгает резко, а муха — на холодильник,
после, на стол  —  кот за ней — вся посуда на пол.
Муха ушла от возмездия на потолок.
Кот прибежал к хозяину и заплакал —
Муха летает! Мне надо, чтоб ты помог!

Август. Мухи. Коты их не ловят —
Обленились, валяются ковриком.
Вечер снова дождём сворован —
Разливаю варенье половником.

Запах тянется — чуть осенний.
Помню запах этот из детства —
Мама юная варит варенье
А я, маленькая, по соседству.

Запах августа, горько-сладкий,
Возвращает невольно в прошлое —
Где варила варенье мама...
И где ждёт нас только хорошее.

Если крикнет однажды Вселенское зло —
Да сдавайся уже! Всё равно не везло!
Волки съели коня, а уздечка с седлом
Догнивают свой век за сараем.

Зло никто никогда не сумел победить
Ни в одной из бесчисленных яростных битв.
Все сдавались мне оптом, рыдая навзрыд,
Хотя их из гвоздей отковали.

Ты — совсем не герой, ты смертельно устал,
Ты из плоти и крови, и рвёшься по швам,
А добро или зло — это просто слова,
Всё зависит от точки обзора.

Я с усмешкой отвечу Вселенскому злу,
непечатно и  «бах!» — кулаком по столу —
твоё место в поганом и дальнем углу!
Зло, в испуге, прошепчет мне — sorry...

Художник Энди Кехо

Я тебя никогда не любил. Ты мне нравилась — ноги, глаза...
И добавленный в кофе имбирь, и пацанский твой стиль оверсайз,
Ироничный и бойкий язык, бестолковость в житейских делах.
Я к тебе как-то сразу привык, словно ты изначально была 
Продолжением странно родным, из тринадцатого ребра — 
Для прогулок по выходным, потрепаться по вечерам.
Слишком близко, чтобы любить, слишком больно, чтобы терять — 
Неразрывной казалась нить, неподдельной была печать.
Равнодушно бормочет текст неприкаянный телефон:
«Абонент навсегда исчез из доступных вам прежде зон...».
В подреберье, фантомную боль от тринадцатого ребра,
Не снимает никак алкоголь. Ты ушла. Насовсем . Вчера.
Я тебя никогда не……………….

поделите на всех хлебных крошек последние горсти
чтобы вспомнили птицы и кот стерегущий в окне
наступает конец для сугробов печальных и горестных
прорастает трава под снегами навстречу весне

разорутся коты новых песен за зиму придумав
из берлоги медведь выйдет голоден зол и небрит
все приметы и признаки объединённые в сумме
идеально вписались в придуманный мной алгоритм

если хочешь не верь но по общевселенским законам
и по мнению лис пробегавших под нашим окном
если белое стает то сразу всё станет зелёным
потому как весна и ещё потому что мы ждём!

солнце всходить передумало — лень и простыло
так и живу в липком сумраке — в кислых чернилах
неразличимо, бессильно, бескрыло, туманно
комп — холодильник — бескрайние недра дивана
ветер притащится с кашлем и насморком — хворый
слякотный, нудный, вчерашний, сморкается в шторы
ноет — такая весна  — по другому не будет
хочешь — молись-заклинай — не предвидится чуда
и у него аллергия на талые воды
на всеблагие посулы, плохие погоды
ладно… давай супрастин брудершафтово жахнем
завтра, глядишь, встанет солнце из серого праха

Проснёшься утром — что не так-то —
Такой же день, как и вчера,
Но Кот мурчит, как ацкий трактор —
Ура… ура… ура… ура!
С чего «ура»? Морозно, ветер,
Не воскресенье, а среда…
Мыр-мыр-мыр-Марррт —
Мой Кот ответил —
Но главное, что День Кота!

* * *

Коллеги! Действительно — Ура!!!
Поздравляю всех котов и сочувствующих
с Первым днём Весны и с Днём Кота!

Художник Галина Чувиляева

Придёт, в конце концов, весна в суровую Сибирь —
Собаки побегут трусцой в предчувствии любви.
Медведь не верит больше снам и лапку не сосёт,
Не действует феназепам —  всё чаще снится мёд,
И скорый выход на простор подтаявших лесов.
Он все бока себе протёр и здорово усох.
Медведь — почти что космонавт в берложной МКС,
Он выполнил свой зимний план и скоро выйдет в лес.
Поберегитесь млад и стар, охотник и зверьё —
Медведю всё сейчас еда (что не еда — питьё).
Сожрёт любого на пути, хоть ты сто раз поэт,
Есть у медведя аппетит, а нравственности нет!

Бессонна ночь в разрыве февраля
И кажется, что Мир так нереален,
И бесконечно лжив, как песнь враля,
И выдуманы им же наши тайны.
Нет ничего - всё след на молоке!
Но наступает серенькое утро.
Встаю. Коты насцали в уголке.
И жрать хотят. И смотрят очень мудро.
И надо чистить зубы, мыть глаза и кофе литр
(Кто - как, я - с сигаретой).
А может, всё-таки попробовать пожить?
Пусть даже...если Мира вправду нету.

Всё проходит, даже плен Джунгарский...
Продадут в невольники в Хорезме,
Тут и вспомнишь — жизнь была прекрасна,
Как же я не замечала прежде…
Странный мир, неведомый и чудный —
В глинобитных стенах и базаре,
В вышивных одеждах и верблюдах,
В непонятном говоре хозяев.
Сон ли, явь:  смотрю в прострел никаба,
На хурму, тухум-барак, гранаты,
И плывёт густой восточный запах,
В полосатых путаясь халатах.
Муэдзин запел — пора намаза,
Взглядом отыщу чужую Мекку.
За никабом —  руса, светлоглаза,
Под нездешним  выросшая снегом.
Как очнуться в сне цветном и странном?​​​​​​​
Кто укажет путь домой, на Север?
Сон ли, явь ли, ставшая обманом,
Затаилась в подреберье левом.​​​​​​​
​​​​​​​
Птицы улетают бессловесно,
Конники уносятся, как ветер,
Облака плывут по поднебесью —
Явь ли?
Сон, растаявший с рассветом.

а помните… а помните… а помните —
смешных историй списки многотомные
и  прошлый век в отдельно взятой комнате
из фотографий смотрит как живой

так далеки и так незабываемы
уроки перемены и экзамены
нам кажется как будто время замерло
не властное над школьной суетой

а мы всё те же — девочки и мальчики
сбежавшие из сумрачной реальности
и нам беспечным не о чем печалиться
мы снова возвращаемся в день первый

утратив груз ошибок вместе с отчеством
забыв о бедах и об одиночестве
мы снова дети — нам смеяться хочется
(забив на то что мы козлы и стервы)

Вот такие дела:)))

А теперь о погоде: погода — что надо,
но сижу третий день обнимая кота.
Если кот заболел, то его важно гладить
и безумно любить, чтобы был результат.
Кот печален и тих, не гоняет по дому,
не играет с мячами, диван не дерёт.
Он у нас самый лучший! А как по-другому?
Кот, по-сути — мечта и душевный полёт.
Кот не может понять процедурных вопросов,
он не хочет таблетки (а ты бы хотел?)
но его (без согласия)  в клинику возят,
кот, естественно, против (а врач там — злодей!).
Всем нам стало понятно, мучительно ясно,
досконально известно — что важнее всего:
если кот заболел — жизнь пуста и ужасна,
Кот —  основа семьи и нельзя без него.

Кот поправился:)))

Я ехала домой. В трамвае был час пик.
Стояли все стеной. К друг-другу и впритык.
Природа за окном неласкова была.
Шёл постоянно снег. Его пурга мела.
И на душе моей раскинулась тоска.
Хотелось очень сесть. Но некуда пока.
Три сумки плюс рюкзак. И всё в одной руке.
Такая вот судьба. Как тут не быть тоске.
Ещё передавай оплату за проезд.
И лезут-лезут внутрь. А нет свободных мест.
Тут встал один мужик. Сказал — Садися, мать!
Нашёлся тоже сын — Так девушке сказать!

* * *

но зрю!

Выбор

Я славы не ищу земной, пуста она и преходяща;
И к цели двигаясь иной, маяк в ночи узрю светящий.
*
А нам бы всем объединить Святой огонь любви вселенской.
Соблазн телесный победить, и дух Отца внять воскресенский…
=======================================

но зрю!

Я тоже славы не ищу! Зачем Коту земная слава?
Но зрю (особенно вприщур) маяк в ночи, горящий справа,
Ну или слева (как смотреть — зависит многое от цели).
Сердечный атом мой на треть уже сгорел на самом деле.
А толку? Смотрит этот Мир на всё овечьими глазами —
Его хоть манной накорми — не въедет! (Это — между нами).
Дары обратно возвернёт (ну… типа — мне это не надо),
А я — талантливейший Кот! Мне ведомы и свет, и фатум!
Кричу ему: «Объединим Святой огонь любви вселенской!» —
Не хочет. Да и чёрт бы с ним...
Объединимся с Воскресенским!

**************************************

И сам к бумаге тянется рука. Конкурс пародий на стихи aledo.
С огромной благодарностью и нежностью к Автору.

«ЧК»
Пьеса в семи действиях.

 Где-то в одной очень-очень далёкой Галактике.

Шёл 1100 день войны. Ни одна из сторон не имела стратегического преимущества,
бои перешли в затяжную окопную стадию и участники конфликта устало предпринимали
слабые попытки для ударного заключительного супер-рывка.

 Звонок по спецсвязи.

— Товарищ Второй, доложите обстановку.

— Здавияжелаю, товарищ Первый! Обстановка остаётся напряжённой.
На Южном направлении идут затяжные бои, наши успехи… эээ… пока
незначительны. На Западном, силами 169 мотострелковой дивизии,
почти взят населённый пункт противника «Великие ямки»…

— Товарищ Второй, вы мне уже четвёртый месяц про эти «ямки» докладываете!
Какие действия предпринимаются по разработке нового Секретного Оружия?

— Тут, как раз, есть определённые успехи! Проект «ЧК» проходит заключительную
стадию экспериментов и, как говорят разработчики, уже через месяц будет запущен
в эксплуатацию.

— Немедленно ускорить внедрение проекта «ЧК»! Обкатаем на поле боя.

— Есть, товарищ Первый!

— Выполнять.
*******************************************************
 Где-то на окраинах Великой империи.

— ...таким образом, поскольку наша армия нуждается в новых видах вооружения,
мы вынуждены закончить экспериментальную часть и запустить проект «ЧК»
в производство. Все доработки при дальнейшем  использовании.
Завтра, с утра начинаем погрузку и отправку на фронт. И молчать!
Я всё сказал! Завтра! С утра!

— Но… товарищ Директор Мазуровской Спец-фабрики, проект не обкатан, он сырой…
куча недоработок, есть проблемы с локациями, с управлением, с обратной связью
наконец…

— Товарищ Великий Учёный, я не понял — Вы хотите под трибунал?
Немедленно приступить к исполнению!
********************************************************
 Где-то на Западном фронте.

— Кто ведущий специалист проекта?

— Я, товарищ Шестой!

—  Ваше имя и воинское звание?

— Великий Учёный Мазуровской Спец-фабрики.

— В чём суть разработки? Как действует оружие?
Какая поддержка вам понадобиться? Доложить по форме!

— Есть, товарищ Шестой!  Суть проекта «ЧК» в использовании
природного экологического компонента в боевых действиях.
Наше оружие не нуждается в дополнительной настройке.
Мы выпускаем «ЧК» в заданном направлении, они, по прилёту
в точку атаки, самостоятельно  выбирают вражеские цели и
выпускают заряд. Радиус поражения — 1000 метров квадратных.
Далее, «ЧК» возвращаются на базу для заправки (попросту для
кормления) и, к следующему утру, они вновь готовы нанести
стратегический удар по противнику. В нашем распоряжении — 1000
единиц. Каждая несёт спец-заряд из поражающих элементов.
Модифицированная форма крыла придаёт дополнительное ускорение
и маневренность при выборе цели.
Дальнобойность — до 120 километров. Укрыться от «ЧК» практически
невозможно. Системы ПВО его не распознают. Спец-заряд мы привезли.
Запасов спец-заряда должно хватить на полгода.

— Тооовааарищ Великий Учёный Мазуровской Спец-фабрики,
дай-ка я тебя расцелую! Мы ж такого
оружия все 1100 дней  ждали! Когда запускаем?

— Завтра, в 4:00, товарищ Шестой. Сегодня, в 23:30 зарядим (ну…
то есть, покормим) и в 4:00 — запуск.
************************************************************
 Где-то на Западном фронте. Позиции ацкого врага.

— Светает. Скорей бы смена караула… пожрать,
и спать, и спать, и видеть сны… нет, после того, как  пожрать —
ещё покурить, а потом спать и видеть сны.

— Какой ты, всё же, приземлённый, Гильденстерн!
Ты посмотри —  рассвет! И птицы-птицы…
Здоровые какие! Чисто кони! Но как красиво все летят…
Ах, ё-моёёёёёё! Да это ж… куры!

— Ложитесь, Розенкранц! Это атака! Они заряд смертельный нам несут!
О! Вон, в сарай  Офелии попали — и крыша в дребезги!
Тревога! Воздух! Воздух!
**********************************************************
 Где-то в сарае Офелии.

— Горацио, уже светает! Пора тебе уж кукарекать!

— Заткнись, Гертруда! Ещё минут пятнадцать можно спать.
Тебе ль, свинье, да петуха учить? Сам знаю —  что когда!

— Смотри-ка, куры! Эко диво! Летят, так словно бы Соврасова грачи!

— Схожу, пожалуй, кукарекну!
КУ-КА-РЕ-КУ! КУ-КА-РЕ-КУУУУУУ!
**********************************************************
Где-то в рассветном небе над сараем Офелии.

— Смотрите сёстры! Тут дивно классный петушок!
А как кричит! А гребень-то какой! Зачем нам в этакую
прелесть стрелять зарядом твёрдого гороха? Мы так давно
стремились к материнству. Спускаемся! И улыбайтесь все!
Но, чур! Я —  первая!

— А я — вторая!
— Третья…
— Сто восьмая!
— О,  пусть я и последняя, но помнить, всё ж, он будет обо мне!
*************************************************************
 Где-то в Главном Военном Штабе.

 Звонок на Западный фронт по спецсвязи.

— Товарищ Шестой, как прошла операция?

— Товарищ Второй! Операция вышла из-под контроля…
Великий Учёный , а так же Директор Мазуровской Спец-фабрики арестованы.
«ЧК», не сбросив основной заряд, остался на вражеской территории…
разведка наша донесла, что вся тысяча единиц супер-оружия,
попав в расположение ацкого врага, была …   ээээ… обезврежена
местным петухом (кличка — Гораций). И сейчас все «ЧК» высиживают яйца.
Таким образом, боеспособность у «ЧК» — нулевая. И … дело к Пасхе.
А у некоторых уже и птенцы. Такие, знаете, жёлтенькие, маленькие и очень
трогательные… Простите, товарищ Второй. Но птенцы (цыплята попросту)
бегают по всей линии фронта и предпринимать какие-либо военные
действия солдаты отказываются. То же самое (по данным разведки)
и у ацкого врага. Готов понести самую суровую кару, но стрелять по
цыплятам… мы не станем.

— Вот что… товарищ Шестой, будем, так сказать, заканчивать войну.
Товарищу Первому подготовим доклад о победе. В конце концов — наше «ЧК»
успешно заняло обширную территорию ацкого врага — это ли не победа?
А к товарищу Первому отправим товарища Главного Докладчика с рапортом.
Он сумеет материал поднести  в нужном ключе.
Да и достало уже всех…
Помните, товарищ Шестой, это — Военная тайна!
Все сведения об операции «ЧК» будут засекречены. Великого Учёного освободить
и пусть идёт  на….. куда захочет. Товарища Директора  Мазуровской Спец-фабрики —
на повышение —  «за вклад в дело Мира».
Короче, собирайте вещи и по домам!

— Товарищ Второй, Ваш приказ понял. Приступаю к исполнению.
Только… вот… а что значило — «ЧК»?

— Чудо-Куры. Но об этом — ни слова.
**************************************************************
 К   О   Н   Е   Ц
Звучит песня детского ансамбля Кукутики «Курочка Ряба»

(При написании пьесы ни одно животное не пострадало).

Автор спешит сообщить, что любые совпадения случайны,
и если Вы узнали, в числе персонажей, кого-то конкретного,
то это Вы сами и узнали, а автор просто написал выдуманную
пьесу и ничего подобного в виду не имел.  Вот такие дела.

Время несётся вскачь впереди планеты,
важно, в таких обстоятельствах, выбрать точку,
точку отсчёта, точку начала света — 
девочку, что на качелях взлетев, хохочет.
Как ни крути, а это — моя константа,
все переменные пусть изменяются разом,
мимо проносятся тополь, забор, веранда,
падают в пруд облака и Вселенский Разум.
Он мне кричит, что так никогда не бывает,
что неизменен с момента Большого Взрыва — 
Разум Вселенский глубок и недосягаем!​​​​​​​

Я хохочу: «Посмотри, как у нас красиво!»

«Пожалуйста, Весна, приди скорей!» — я вновь пишу о зимнем одиночестве:
про тусклый взгляд промёрзших фонарей, застывших на заснеженной обочине,
про голубей, накормленных пшеном, нахохленных и бесконечно грустных,
и про собачью свадьбу... заодно —  про кобелька с банальной кличкой — Тузик.
Ещё пишу, как глупо в январе, промозглом,  после-праздничном и вьюжном,
высчитывать —  «когда придёт апрель», пока холодный ветер двор утюжит.
Прижавшись лбом к оконному стеклу, кричу Снеговику: «Зима не вечна!»,
а он кивает,  пряча за метлу свой левый бок, что Тузиком помечен. 

И  вот тогда, до боли и тоски, его мне  нестерпимо  жалко стало:
«Ты, Снеговик, прости меня, прости... и Тузика, что метит где попало.»

И время ныть — зима давно... и будет долго.
Январский вечер за окном —  продрогшим волком
Скулит, скребётся по стеклу — Пусти погреться!
Свернусь волчёнышем в углу, игрушкой детской.
Заварим чаю с имбирём, под плед залезем,
И всё нам будет нипочём, любая бездна.
Нелепым домыслам не верь — я не кусаюсь.
Я —  талисманный зимний зверь,  прилягу с краю,
А станет горько — утолю твои печали — 
Навою лунный волчий блюз, чтоб не скучала.
 — Ну залезай! Зима давно… и будет долго...
Никто не скажет мне —  Не ной!
Нам с люто-волком.



Художник Анука Баратишвили

Я торможу перед масштабностью задач —
Подальше спрятаться хочу и убежать.
Пускай бы это кто-то сделал за меня,
А я бы в норке отсиделась... два-три дня.

С меня же толку — нуль. Нет, три нуля!
Я буду ныть, страдая и скуля,
И предрекать трагический исход,
Всех доведу. И кто-то заорёт:
«Иди уже, я сделаю всё сам!»
Но поздно, ты об этом мне сказал —
Процесс пошёл. Я по уши в боях:
Уже сменились ветер и маяк,
Уже надежда только на меня.
И я шепчу Галактике: «Фигня!
Сейчас исправим, сделаем ремонт,
Наварим борщ, отмоем горизонт,
Объявим мир, обнимем всех котов…

Мой руки - борщ практически готов!»

Исхудавший уснул календарь,
Снегом спелым покрыты поля.
Не хочу говорить: «Опоздал...»,
Говорю: «Заходи!», пряча взгляд.
— Заходи, на пороге не стой.
Снег стряхни с побелевших висков,
Не снимай воровато кольцо —
Жив-здоров — и уже хорошо.
Я? Нормально...конечно ждала...
Много-много ничейных веков,
Средь морозов, дождей и тепла.
Ждать — извечный удел дураков.
Да...я знаю — пути далеки.
И другой воротится. Не ты.
И другая обнимет тебя...
Только мы, всё равно, дураки.

жизнь требует присутствия online
кричит про неуместность опозданий
и повторяет всем как попугай
что лучше всё планировать заранее

сама-то между прочим не стратег
и в тактике порой бывают сбои
в финале - всем одно из века в век
нам лучше опоздать - спешить не стоит

Был  день шестой. И вышел дворник в засыпанную снегом твердь,
Очистить Мир нерукотворный от помыслов, ведущих в смерть.
Смёл все ракеты и снаряды, лопатой выгреб из голов
Весь бред тупой и кровожадный, что чёрным ветром нанесло.
Закончив, валенки охлопал, на небо глянул и пошёл,
Шепча: «Пускай родится хлопец!  Да девка тоже хорошо!»

В древнем девственном лесу,
(За Мединститутом),
Где водилась путассу
И росла цикута,
Поселился дикий Кот,
Злой и нелюдимый.
Он любил пугать народ,
Проходящий мимо.
И пошла тогда молва,
(Между старожилов),
Что в процессе колдовства,
Вышла из могилы,
То ли ведьма средних лет,
То ли кто похуже.
И пути теперь там нет,
Потому как - ужооос!
Кот, и правда, был недобр,
но без фанатизма.
И не то что б мизантроп,
Так...любил сюрпризы.
В декабре, под Новый год,
Кот орал на крыше
И пугал честной народ
Прозой и трёхстишьем.

А теперь он у меня -
Главный по квартире.
Он ведь мне почти родня,
В человечьем мире.

Интуитивно светел Трубочист 
И день последний открывает первый,
Все тайны Мира знает чистый лист,
А у реки есть виноватый берег. 
У дирижёра должен быть оркестр,
А белое заметнее на чёрном,
И раз чего-то нет, то что-то есть,
Или оно настанет очень скоро.
Наш Календарь, с оторванным листком,
Пророчит смело новые сюжеты:
И Новый год, и Первое число...
А Трубочист интуитивно светел!

Гермес быстроногий примчался, принёс кучу треб —
Ста жизней не хватит прочесть, где уж тут рассмотреть.
Два свитка от самых любимых и нежных богинь,
С обидой к Парису, что яблоко не присудил,
Мольба Афродиты: «Афина завидует мне...»,
Угрозы Европы: «Возьму, расскажу всё жене!»,
Данайцы воззвали: «Наш друг Менелай оскорблён!»,
Приам просит Трою спасти от данайских племён…

Тяжёлая ноша — быть Первым над сворой богов!
А в Катаре все фавориты продули в плей-офф...
Закинуть бы требы, забить на бессмысленность дел,
На распри, на баб, на детей и на весь беспредел,
Вернуться домой, предварительно сплавив жену,
Сварганить пельмени, взять пива, кота. Отдохнуть.
Как смертный простой и счастливый, болеть за игру,
Заснуть на пенальти, в обнимку с котом, поутру…

Он, Зевс-Громовержец, он — Бог, повелитель побед.
Хозяин Олимпа! Но только спокойствия нет.

Ни черта не стану делать,
В долгожданный выходной — 
Торт куплю, с названьем «Зебра»
(С целью съесть его самой).
Пусть замёрзнет всё, что может
И не может тоже —  пусть,
Кроме пёсиков и кошек
(Но за них я помолюсь).
В очень тёплом, очень страшном,
Но домашнем и родном,
Буду глыкать чай из чашки,
«Зебру» трескать, под кино.
Объяснять котам детально
Режиссуру и сюжет,
И загадывать желанья
На летящий звёздный след.

выпросила у Бога счастья себе немного -
дали, но под расписку, крестиком на песке
предупредили строго —  лучше его не трогай
счастье должно быть личным,  спрячь его в сундуке

ночью примчалась птица,  стала в окно ломиться
плакала и просила крошечку отщипнуть
маленькую крупицу —  ей ведь уже за тридцать
и ни любви, ни денег не предвещает путь

кот прибежал под двери,  мастью чернее ночи
люди таких боятся  — видят, идут  в обход
а  изнутри он белый, он быть домашним хочет
вот и просил, по-братски, счастья немного кот

если вам счастья надо, то обращайтесь срочно
скиньте координаты (лучше — по GPS)
я вам его отправлю  конной вечерней почтой
маленькую частичку счастья всем на развес

Грипп, как чума! Пришёл на оба дома -
Болеют все и некому лечить.
А где же Ангелы, что были так готовы
Прийти на помощь, победить ковид?
 — Держитесь там! — Кричали с поднебесья,
 — Мы молимся не покладая крыл!
И мысленно мы с вами… Райской песней
Воздействуем на жар, чтоб он остыл!
У нас ведь дел, помимо вас, по горло,
В Эдеме посевная в полный ход,
Самим тут крыльев не хватает… сорри,
А грипп - фигня, он как-нибудь пройдёт.
Мы всесторонне и неперестанно
За вас болеем ангельской душой,
Но нам в аптеку бегать не пристало,
Кота пошлите —  Кот же не больной!

Хочется спать, не вставая к приёмам еды,
Как в старой сказке, о спящей в пещере Царевне.

Рядом, в пробирку налить оживлённой воды,
В руки записку: "Будите не раньше апреля".

Пусть без меня, по осколкам и рваным дворам,
Ветры февральские выметут смутное время.

Лужами талыми вытекут в реку снега,
Как уходящее, в поисках лучшего, племя.

Я много раз это видела и ни к чему
Мне повторять надоевшие прежде уроки.

Я всё равно ничего никогда не пойму!
Только простыну и всем помешаю в дороге.

Василий Матвеевич варил суп. Поставил огромную кастрюлю на плиту, засунул в неё курицу,
залил  молоком, посолил, помешал… достал из аптечки «Травяной сбор от кашля»,
валерьянку и щедро — всё туда же.  Первый этап варки был успешно пройден.
«Теперь можно и отдохнуть!» — подумал Василий Матвеевич, но молоко, со всеми добавками,
обильно полилось за край, с шипением распространяя странный (если не сказать — противный)
запах на всю квартиру.

Тут же примчались все семь лошадок. Лошадки жили в квартире с октября по май, а летом —
работали на карусели  в Городском саду. Как все девочки (а они были настоящие и очень
симпатичные девочки), лошадки , наперебой стали давать важные кулинарные советы.
Но Василий Матвеевич их, конечно, слушать не стал. Объяснил бестолковым непарнокопытным,
что действует в строгом  соответствии со старинным рецептом из найденной в кладовке
кулинарной  книги. Книга, правда была без обложки, но Василий Матвеевич — умный кот,
он догадался — «кулинарная»! Затем, поручил им следить за процессом, а сам отправился
немного отдохнуть… полежать у батареи… подумать там… о важном, промяукал:
«Если что — зовите!», убавил под кастрюлей огонь, потянулся и ушёл.

Вороная лошадка (самая бойкая) сказала, что настоящий шеф-повар обязательно
вносит свою ноту в любое блюдо, поэтому надо добавить немного овса. Это придаст
«лёгкий экзотический привкус», ну и так — для сытности тоже хорошо. А самая маленькая
и нежная (серенькая в яблоках) лошадка попросила насыпать в суп  побольше сахара,
и мёда — тогда «точно получится здОрово!».  Две белых лошадки с рыжими пятнышками,
под шумок, кинули в кастрюлю три яблочка и мандаринку. Рыжая, самая умная ( на её взгляд),
тайно подбросила в суп брикетированную «Витаминную траву для лошадей. Средний помол.
Урожай 2022 года», гнедая лошадка (очень практичная) бросила в суп сушёных грибов и изюма,
а полосатая лошадка (попросту говоря — зебра) сказала, что без древесной коры и веточек,
у них в Африке, «ни один суп не варится», и высыпала в кастрюлю пару горстей опилок
из валика старого дивана.

Сделав всё необходимое (по общему мнению), лошадки, расположившись в кухне
небольшим, но очень  беспокойным и смешливым табунком... про суп, как-то забыли.
Да и дел у них было много: хвостики, гривы причесать — это вам не шутки.

А Муфф (ответственный квартиросъёмщик, интеллигент очкастый и «тот, в разных валенках»),
в это время догулял до магазина  «Самые свежие и натуральные продукты Сибири».
Глянув в свой блокнот (удобная, кстати вещь), Муфф выяснил, что целью прогулки
были: «сметана, 20% жирности, для супа, 8 банок; хлеб белый, 4 булки, а
если свежий, то 6; хлеб чёрный — та же схема;  молоко, 3,5% — сколько унесёшь;
сливки 25% — много; овсяные хлопья — 20 пачек, крупные; пирожное «Тирамису» —
36 штук, пирожное «Зебра» — 21 штука и чё-нить ещё вкусное…».
Внизу, лапой Василия Матвеевича была сделана приписка: «если не будет
«Purina ONE» или «Royal Canin», то можно «Нашу марку» и долго не гуляй —
суп остынет!»

Собрав всё по списку, Муфф направился к кассам, а там — такая длинная-длинная очередь.
Охранник  магазинный, настойчиво предлагал всем желающим оплатить покупки через
терминал  картой, но желающих было немного. А Муфф оказался очень даже
«желающим».  Он подошёл к терминалу, аккуратно выложил покупки, охранник помогал и
советовал, а затем появилась надпись: «Вставьте карту». Муфф порылся в карманах,
достал замызганный Туз Бубей и вставил его в прорезь, тут же высветилось: «Введите PIN-код».
Муф открыл свой блокнот, полистал его —  на самой последней странице  увидел
надпись: «Помни: 31.12. — Новый Год». «Ага, — подумал Муфф, — Это, видимо, он и есть,
раз надо помнить...» и только успел ввести цифры, как терминал выдал: «Успешно!
Благодарим за покупку!» Муфф вежливо попрощался с охранником и терминалом,
подхватил многочисленные сумки и отправился домой.

Еле-еле протиснувшись в подъездную дверь, с пакетами и свёртками,
Муфф очень удивился — что такое?  Странный дым и ещё более странный запах…
«Ну, мало ли, — подумал Муфф, — Может кто-то из соседей готовит блюдо национальной
кухни. А что? В целом даже и не очень противно пахнет, своеобразно...». Но когда
Василий Матвеевич открыл ему дверь, стало понятно, что блюдо национальной кухни
готовилось именно у них. Лошадки носились по комнатам, мотали гривками и пытались
(безрезультатно, впрочем) выгнать «своеобразный» запах в форточку, Василий Матвеевич,
завязав на усатой морде мокрый носовой платок,  толково, но невнятно командовал
всей операцией. Походя, он сообщил Муффу, что суп, в принципе, готов и даже не остыл,
но его придётся переквалифицировать в эээ….в рагу, что-ли…, ну да — неважно!
Главное сейчас — выжить.

Тут в открытой настежь форточке появилась неожиданно хитрая хулиганская морда
с небольшими рожками и огромными пушистыми ушами. Глаза у незнакомца, горящие
приятным красным светом, покружили по кухне и остановились на дымящейся кастрюле
с супом.
— Демонически-прекрасный запах… Кто научил вас готовить любимое блюдо всех
демонов? Давненько я его не пробовал, стал даже вкус забывать. Рецепт Шукрима
был утрачен много веков назад, вместе с «Поваренной книгой Демона»…

— Прошу к столу! — скромно сообщил Василий Матвеевич, поняв, что
его, по крайней мере, жрать не станут и даже не побьют.

И лошадки, тайком поправляя растрепавшиеся гривки, закивали радостно:
— Да-да, дорогой гость, проходите, мойте руки и за стол… мы всегда готовим
очень вкусно!

Муфф, тем временем, случайно взглянул на календарь (дым почти рассеялся),
и обнаружил знакомый уже ему  PIN-код: 31.12.22. Новый год! Конечно, Новый год!
Вон и ёлка в углу валяется (уронили пока тушили суп), но это ей не страшно —
ёлка у нас не ломается, она искусственная, мы ж не варвары какие, мы же хорошие.

— Очень приятно, что Вы к нам заглянули! С наступающим Новым годом!
Простите, не припомню Вашего имени…

— Беку я. Будем знакомы. И пусть новый год станет счастливым для всех нас!
— Ага! — загалдели лошадки, — И мирным!

А Беку пристально посмотрел на ночное небо и на тёмно-синем фоне засветились, замигали
разноцветными огнями огромные буквы: Пусть будет Мир!

(А суп Шукрим Беку съел весь — уж больно вкусный получился).

Опавший лист шуршит на алтарях,
глаза устали видеть серость неба
и разве надо дожидаться декабря,
когда мне так давно хотелось снега.
Осиротелость голая ветвей
и беспризорность обнажённых улиц —
так ждут покрова, белого белей,
чтоб в эту снежность все мы окунулись.
Мне ваш белогвардейский слог
сегодня нужен, как дыханье.
Никто нежнее вас не смог
сказать о грусти и обмане,
об обречённости любви,
о неизбежности разлуки…
И я шепчу: "Благослови",
под первый снег подставив руки.

Вышла утром — он лежит, пушистый, нежный
и нехоженый ни конными, ни пешими.
Ни следа на нём, ни тени, ни погрешности — 
по такому не ступают ноги спешные.
Жду Сусанина — поляк один советовал,
без следа исчезнувший до этого...

Парил над городом ковёр нелепой радостной расцветки,
его мой демон Беку спёр (врёт, что купил у контрразведки).
 — Ну что летим?
 — Не упадём?
 — Да не должны... Залазь не бойся!
 — А он работает на чём?
 — На вере в сказочные свойства.
И мы, взобравшись на ковёр (я, два кота и демон Беку),
забив на Роспотребнадзор, на здравый смысл и ипотеку,
поверив в бред «шехерезад», горя мечтами всех «икаров»,
летим! И двух котов глаза нам светят в темноте, как фары.

За нами стая голубей, штук шесть ворон, воздушный шарик..
Летим туда, где веселей, а снизу: улицы, бульвары,
дома, мосты, спешит народ, глаза не поднимая к небу.
Лети, ковёр наш самолёт! Пока мы верим —  ты волшебный!

Котангенсы и тангенсы плывут куда-то вдаль и пролетают мимо.
В окне рисует осень свой этюд . Семнадцатая осень — яркий снимок.
Слетают дни по небу октября, срывает ветер шляпы и скрижали.
И пацаны жгут листья втихаря, сгребая в кучи, между гаражами.
Я думаю про Женьку и Илью — кто всё-таки достойнее и лучше?
Так — вроде, Женька. Но осознаю, что нужен и Илья, на всякий случай…

Дискуссия о Шиллере с Камю — орём, смеёмся, пьём глинтвейн, танцуем.
Струятся с клёна звёзды на скамью. Наш спор оборван дерзким поцелуем.
А двадцать третья осень так щедра, так безвозвратна и неповторима —
Её еще не тронули хандра и дым потерь, и сумерки предзимий.
Их будет много: осень перемен и осень скорби с осенью расплаты…
Но тот октябрь вовек благословен. В нём — я и ты. И большего не надо.

И снова осень. В шорохе листвы звучат слова о бренном и о вечном.
Семнадцатая осень — та же высь в глазах у девочки…
У дочери, конечно.

волны ли старые сказки нашепчут
песни ли ветер  споёт о героях неведомых
здесь все дороги кончаются  в синей уснувшей траве

чайки несутся над морем  кричат — ты вернулся домой
город искрится на солнце и пахнет вином и арбузами
что ты за город и как мне в стихах называть тебя

ты погляди в моё небо  ты погляди и узнаешь ответ
слышишь ли  видишь ли  листья травы зашептали 
и эхо звенит —  Зурбаган — Зурбаган...

мы заждались тебя путник  напомни нам имя твоё
ветер принёс это имя из дальнего прошлого
мчится за тучами  громом гремит —  Одиссей — Одиссей…

здрасти… тебе ж не сюда  а к Пенелопе в Итаку

Мы пишем вам из-под стола —
(Я — кот Матвей с собакой Катей),
Хозяйка праздновать ушла
К своим друзьям (весьма некстати).
Мы были рады до поры:
Погрызли пару новых стульев,
Разбили чашки (штуки три),
Обои… так, чуть-чуть куснули.
Наш вечер был блажен и тих —
Играли с Катькой в догонялки,
Поели кремов обувных
(Невкусно, так что и не жалко).
Устав от суетных забот,
Легли в обнимку на кровати,
Почти заснули. Как рванёт!
— Атас! — завыла громко Катя.
Мы заметались в темноте,
Снося остатки интерьера,
А с неба сноп огня летел
И падал в заоконном сквере.
Забившись с воплями под стол,
Дрожа и писая от страха,
Молюсь, чтоб фейерверк прошёл...
Но ни фига. Он снова трахнул!

Ждёт меня rаботы
Nепочатый kрай.
Мимо самолёты
Улетают в Rай.
Мимо в Rай уходят
Sделавшие Всё!
Nо меня не пустят
В Rайский чернозём.
Nадо, чтобы kто-то
Оставался tуt.
И работал adsки.
И — Та-Дам! Vозьмуt!

*
Художник Сергей Меренков

В ноябре заливали отцы во дворе каток: выносили «что бох послал —  выпить и закусить»,
матерились беззлобно-весело под шумок, возводя, всем миром счастливую дворовую жизнь.
Мы смотрели с гордостью на отцов, как они отстраивают забор, параллелограммный —  к доске доска,
заливают первый лёд и каток, уже завтра, будет совсем готов. Но малы коньки (даже без носка).
Без коньков зимой — разве это жизнь?  За окном сибирский морозный ноябрь,
и рыдает, внутри меня, будущий фигурист... Мама  с телефоном, по всем друзьям:
«Лида, а у вас нет малых коньков? Да, размер, где-то тридцать два... Тридцать шесть?
Пойдёт... если что, наденет с тройным носком». Мчу до Майлаховских. Второй подъезд.
Мне выносят Майечкины коньки  — белые, фигурные, прекрасные, как  мечта.
«Ой, тёть-Лид, спасибо!»... «Ладно, беги!»
И дуэт итальянский поёт мне: «Феличита-ааа!»

Пришёл февраль. Промозглый, серый, всю душу выстудил до дна.
И отпуск был.  Никто не верил, что будет, всё-таки, война.
 — Летим в Карибы, к океану, где пальмы, сальса и киты?
 — Летим! Летим в Доминикану из нашей вечной мерзлоты.
Не близок путь, но ведь Колумбу  всё это было по плечу — 
Доплыл бродяга и не умер, а я, всего лишь — долечу.
И, отсидев всё, что возможно, влетаем в лето из зимы,
Выходим в тёплый Рай киношный, снимая шубы и пимы.
Народ улыбчив и беспечен, пусть вороват, но страшно мил,
На смеси тысячи наречий пел, разговаривал, шутил.
А океан лизал лениво прибрежный сахарный песок,
И остров был такой счастливый, что быть несчастным ты не мог.
Забыт февральский снег и ветер. Не потревожит нас ничто!
Мы завтра на Саман поедем — смотреть танцующих китов.

А ночью Мир разбился насмерть... сломался, рухнул, стал войной.
И разделился на две части в повестке лживой, новостной.

Промозгл октябрь и вечер гнусен, в перекрещении дорог,
стою, как распоследний лузер: сдох телефон, башмак протёк,
район далёкий, незнакомый, народ спешит в тепло квартир,
и мне в уют родного дома безумно хочется прийти.
И вот — трамвай! Какой-то левый… без номера и тормозов,
закрылись двери. Вышла Ева, сказала: «В Рай!» и «Будь готов!».
Исчезла в дымке невесомой, не взяв оплаты за проезд.
Вот мы уже летим над домом (моим) в разверстый зев небес.
Скрип тормозов. «Выходим строем! Готовим списки добрых дел!»
Я им кричу, что недостоин, что я домой к себе хотел!
Я много вру, не мою руки, я далеко не альтруист!
Мне не сюда! Пустите, суки! Немедленно верните вниз!
Там, в тишине пустой квартиры, остались два моих кота!
Кто их накормит? Кто в сортире лотки расставит по местам?
Тут величаво и помпезно выходит Пётр и се речёт:
«Вернуть назад! Пускай воскреснет. Коты обидятся ещё...»

Воздух сгустился, мороз обнимает тайгу,
Всякая живность спешит в тёплых норах укрыться,
Старый шаман разжигает костёр на снегу
И на алтарь ставит чай с молоком и пшеницей.
Белые ленты залАа привязаны к сЭргэ тургЭ,
А саламАт до краёв наполняет пиалу,
Бубен шаманский звенит в небесах и тайге,
Пар от баранины густо встаёт над мангалом.

Слушают Боги камланье,
- Ай! Вкусный баран!
- Сладок кумыс, мёд тягуч и прозрачен, как Тенгри!
- Что же ты хочешь от нас за барана, Чулымский шаман?
- Доброй охоты, красивой жены или денег?

Ухает бубен, звенит-подпевает тайга,
К Вечному Синему Небу взлетает камланье,
- Пусть мой народ не исчезнет, не канет в веках!
Пусть наши девушки будут светлы и румяны,
Наши охотники пусть не узнают войны,
В юртах не гаснет очаг и рождаются дети!
Пусть не найдут в наших землях пластов нефтяных…

- Поздно. Нашли.
Горько Тенгри шаману ответил.

*
залАа — белые ленточки-пожелания
сЭргэ тургЭ — две ветви, воткнутые в землю, как ворота для небесных всадников
саламАт — растопленное масло и жир
Тенгри — обожествлённое небо в верованиях тюркских народов. Вечное Синее Небо.