Я заболела и валялась дома с высокой температурой уже второй день.
Коты несли несменную вахту, совали свои головы под руку — гладь! Сообщали,
что неплохо бы им поесть, а мне сменить наполнитель в лотке — в общем,
всесторонне поддерживали меня и всячески способствовали выздоровлению.
А на улице был октябрь, нет не так! А на улице был октябыыыырь. Холодный и 
неласковый, с моросящим дождём, голыми ветками и нахохлившимися воронами.
Так что, в некотором смысле, мне повезло. Я, в любимой (жутко страшной)
пижаме, с книжкой, котами и бесконечным чаем, периодически впадала в
температурное забытьё и тогда приходили рваные, больные, но удивительно
красочные и чудные сны.

     Сон первый:

     Я иду по пустыне, солнце палит нещадно, песок под ногами такой горячий,
что кажется можно запечься в нём до состояния утки по-пекински. 
Что я здесь делаю и куда иду — во сне, естественно, не объясняется,
но идти надо. На бархане — засыпанный песком и едва различимый,
глиняный кувшин. Я бегу, в надежде, что в нём вода, срываю сургучную крышку — 
и ничего. Только слабый запах оливкового масла и лёгкий, почти незаметный
дымок. В сердцах кидаю кувшин и слышу нахальный голосок: «А вот кидаться не надо!
Некоторые, между прочим, ценят уединение. К тому же — это мой единственный приют!»

 — Кто ты? — с испугом спрашиваю я, возникший из дымки силуэт — зверёк-не зверёк,
гном? Эльф?
 — Я джин! — гордо отвечает затейливая зверушка. 
 — А как тебя зовут?
 — Ага, так я тебе и сказал — как меня зовут, знающий имя — становится повелителем.
 — Да не стану я твоим повелителем! Мне хватает полномочий с моими двумя котами,
но ведь как-то обращаться я к тебе должна? 
 — Ладно, зови меня Беку. Это моё очень неточное и сокращённое имя. А тебя я стану
звать… эээ… ну, например — Бестолочь. Как тебе?
 — Сойдёт! А воду ты можешь достать?
 — А чё её доставать-то — проснись и иди на кухне чаю выпей……………

     Сон второй:

     Мы сидим с Беку у костра (всё в той же пустыне), вечер, стало почти прохладно.
Ну, это ж сон — поэтому мы поджариваем на костре сардельки (не спрашивайте —
откуда — вот были и всё), в старом медном чайнике закипает вода и Беку кидает туда
какую-то траву вместо заварки.

 — И что ты не можешь ничего никому сказать? Ну, в смысле, что ты думаешь
на самом деле?
 — Нет, Беку, не могу. 
 —  Почему?
 — Боюсь…
 — Странно у вас всё устроено, все что-то думают и молчат.
Ладно, иди уже, тебе пора — котов кормить и лекарства принимать.
 — Завтра встретимся?
 — Ага! Принеси ещё крекера и шоколадку!

     Сон третий:

     Мы всё идём и идём по пустыне. Шоколадка и крекер съедены вмиг.  Реальность сна
всё чаще размывается, распадается на пиксели. И я уже совершенно точно знаю — 
это сон. Но что-то удерживает меня от пробуждения, как будто я должна узнать некий
важный секрет, самую главную истину.

 — Вы  быстротечны, — говорит Беку, — вся ваша жизнь, как один миг.
Вам некогда задумываться, некогда любить по-настоящему, некогда смотреть 
на звёзды. А это очень важно — знать, что ты частичка огромного мироздания,
Учись смотреть на звёзды, Бестолочь! Это, возможно, тебя спасёт…
 — Беку, я научусь. Мы научимся… мне кажется — я просыпаюсь.
 — Ага, просыпаешься. И выздоравливаешь. И, может быть, мы ещё встретимся.
Смотри на звёзды….

     На шестой день температура спала, горло почти перестало болеть.
И это было, конечно, очень хорошо. Но Беку больше мне не снился.
Пролетели октябрь и ноябрь. Декабрь снежно и празднично подходил к концу.
И знаете, бывают такие чудесные зимние вечера — за окном мороз, вьюга,
а ты сидишь в тёплом домашнем уюте, на столе, рядом с ноутбуком, спят
два кота. И смотришь на звёзды. А они смотрят на тебя. 
А ещё я верю, что Беку когда-нибудь вернётся и покупаю для него 
сырные крекеры и молочный шоколад.

В одном прекрасном королевстве родилась маленькая принцесса.
А , может, и не в королевстве вовсе, а в одной очень счастливой семье,
в обычном городе. Ну и, как положено — на крестины, собралась многочисленная
родня, друзья — все с подарками и добрыми пожеланиями для малышки.
В разгар праздника появилась одна забытая старая родственница.

Не то чтобы её забыли, а скорее намеренно не пригласили. Поговаривали,
что глаз у неё недобрый, характер нелюдимый и, вообще, ведьма она.
Звали нежеланную гостью Ядя Брониславовна и когда смущённые хозяева
усадили её за стол, то и место ей досталось самое неудобное, подальше
от счастливых родителей с маленькой дочуркой.

Впрочем, Ядя Брониславовна надолго и не задержалась. Провожая гостью,
молодая мама вышла в коридор. И уже на пороге, Ядя Брониславовна, обенувшись,
сказала:
— Знаешь, бывает человек рождается не в своё время… и судьба его,
которая могла бы быть счастливой, складывается совсем не так.
Вы меня все ведьмой зовёте, ну-ну… не отрицай! Знаю я об этом. Но, поверь,
дано мне будущее видеть. Так вот — твоя девочка могла бы стать самой счастливой,
если бы родилась лет на двадцать позже… а так — её ждёт обычная серая жизнь,
без особой радости и любви. Я могу это исправить, если ты захочешь.»

Молодая мама испугано посмотрела на чёртову старуху и ответила:
— Пусть у моей девочки будет та судьба, которая ей досталась.
А вы, Ядя Брониславовна, больше к нам не приходите. Правду про вас
говорят — глаз недобрый и характер мерзкий! А дочь моя будет
очень счастливой! Что бы вы не каркали!

— Передумаешь — приходи. Адрес ты знаешь.
* * *

Ника сидела у окна. Грустила. И даже — плакала. И даже, достала
из дальнего ящика в столе, запрятанную два года назад пачку сигарет
и закурила. Мысли были всё больше печальные: жизнь пронеслась,
как скучный сон… двадцать лет, как один день. Сначала — учёба,
учёба, учёба… потом кафедра, диссертация… одна, вторая — и что?
Вот — стала она доктором филологических наук, авторитетным специалистом
в области никому не нужной «монофтонгизации дифтонгов у Южных славян»…
Ни семьи, ни детей. Да и любви ей не досталось. Не встретился человек…
А теперь — вот он есть, только ему тридцать два, а ей … ей — за пятьдесят.
И — да! Она выглядит на сорок, Захар (её аспирант) смотрит, порой,
такими глазами, что в жар кидает. И умный он, и красивый, и … её он
человек, её! Ну почему всё в жизни так не вовремя происходит?
Вот если бы можно было, как в той сказке, уснуть в юности лет на двадцать
и проснуться сейчас, в одно с ним время… Почему ей не попалась
такая колдунья, как той глупой принцессе?

Ника, брезгливо затушила сигарету, погладила спящего кота (любимого
спутника дам преклонного возраста), вздохнула безрадостно и пошла
вычитывать новую главу в бестолковой диссертации Захара…

А что было дальше, я пока не знаю.

Пиши-пиши свою белиберду,
мой добрый самопишущий чудила!
Мечтательно читай её коту,
зевающему громко и уныло.
И, отразившись призраком в окне,
хватай за хвост неведомое слово,
прибей гвоздём, примерь по ширине
и выкинь прочь, чтобы начать всё снова:
кури, пей чай, не спи, психуй и злись,
когда не лезут глупости в фонемы,
порви на части злополучный лист,
сожги в башке мозги и микросхемы!
И помни — больше некому сваять
твои загоны в строки и катрены,
поскольку на твоём челе печать —
Поэт. И мелким шрифтом — гений.
***************************
Вариант 2 (переделкино:)))

Пиши-пиши свою белиберду,
мой добрый самопишущий чудила!
Мечтательно читай её коту,
зевающему громко и уныло.
И, отразившись призраком в окне,
хватай за хвост неведомое слово,
прибей гвоздём, примерь по ширине
и выкинь прочь. Затем —  начни всё снова:
кури, пей чай, не спи, психуй и злись,
сгони кота за наглую усмешку
и, в бешенстве, порвав невинный лист,
вниз головой кидайся в ад кромешный.
Но помни — больше некому впаять
высокий смысл в терцеты и катрены,
поскольку на челе твоём печать —
«Поэтище». А ниже (мелко) —  гений.

*****
Благодарю за помощь в создании "шедевра" Андрея Яковлева.

Ночь. Улица. Темно. Нет фонаря.
Аптеки, как ни странно, тоже нет.
Но есть - Хэллоуин! И тыквы зло горят,
А в переулке прячется Скелет.
Завыло Привидение в кустах,
Скребёт асфальт когтистой лапой кто-то,
Весь воздух тленом кладбища пропах,
Болотной сыростью и сероводородом.
Тут мне до дома - несколько шагов,
(Короткий путь не значит - безопасный)
Эх... любят черти смелых дураков!
Бегу! Машу рукой...крестообразно.
Отчётливо дыханье за спиной,
Утробный рык, и паника, и ужоссс!
Все двери на замках - нет ни одной
Возможности спасти... себя и душу.
Сожрут не глядя! Шкурку обдерут,
Филей - на отбивные, (чтоб им сдохнуть!)
Все косточки - на борщ...А по утру -
Найдут мои ботинки, цвета охры.
Прощайте все! Молитесь обо мне.
Как горько стать для нечисти обедом!

Да пусть живёт! Поищем повкусней —
Проблеял Чёрт — Я не люблю поэтов!

Художник Джон Кен Мортенсен

Что делали Белка и Стрелка в космосе:
Сидели в капсуле перепуганные?
Смотрели и думали: «Она не плоская!»?
Мечтали загрызть авиаконструкторов?
Скулили по радиосвязи: «Поехали!»?
Обнявшись, дрожали, а после — рычали?
Следили за состоянием техники?
Молились собачьим богам в отчаянии?

Вернувшись за Землю (они же выжили),
Собаки всё гавкали про «Сверхразум».
И Стрелка ударилась в Пятикнижие,
А Белка ушла в пантеисты сразу.
По слухам (достаточно непроверенным),
Зажав карандаш в острозубой пасти,
Писали собачки о тёмной материи,
Пока карандаш не распался на части.
Увы, не дошли до потомков записи.
А может, такого и не было  сроду?
А может, сказал Королёв: «Ни фига себе!
Да нас же объявят врагами народа!»

И спрятал подальше.

Деревянный Человечек горько плачет в уголке,
С нарисованной улыбкой на игрушечной башке.

 — У меня же сердца нету! У меня же нет ума,
А весёлую улыбку рисовала ты сама...

Я старалась рисовала, не щадя карандаша.
Мы не знали с человечком, что проснётся в нём душа.

И теперь он горько плачет нарисованным лицом:
 — Заберите вашу душу, лучше снова стать бревном!"

"Делать вид, что с головой у тебя всё в порядке, не так-то просто, но важно."
Сара Груэн

Мой личный Невидимый Заяц
Опять притаился за шторой.
Кивает, слегка расплываясь,
Котам, те — мяукают хором.
И как мне его не заметить?
Когда он бормочет на ухо:
«Октябрь, двадцать первое, ветер,
Бои, артобстрелы, разруха...»
Он раньше смешлив был и весел,
Давал озорные советы,
Снимал перманентные стрессы…
Теперь — то грозится, то бредит.
Кричит мне: «Разбей телевизор!»,
Как будто он чёрт, а не заяц,
Плюёт комментаторам в лица
И кабель антенный кусает.

— И знаете, доктор, я вижу,
За вашим плечом тоже заяц.
Испуганный, робкий, неслышный,
Он держит плакат: «Вымираем!»

— Голубушка, вам здесь помогут,
От зайцев нашли препараты…
Мой Заяц подумал немного
И твёрдо ответил: «Не надо!»

Алекс опять шлёт Юстасу радиограмму.
Юстас молчит. Нет ответа четвёртый день.
Алекс нервически курит, кофе глушИт ночами.
Юстас, как в воду канул —  не слышно его нигде.
Юстас печален, взгляд его полон муки,
Сердце разбито. Истину ищет в вине.
Рацию кот уронил  и сбежал в испуге —
Вдруг расстреляют?  Мы, всё-таки, на войне.
Юстас пытался спаять проводки и схемы.
В радиосайтах  инструкции  изучил.
Но, вероятно, он перепутал клеммы.
Или забыл все пароли, явки, ключи.
На пятый день кот вернулся, привёл ворону,
Та говорит человеческим языком:
«Юстас, пиши шифровку своим шпионам,
За день доставлю. Оплата по счёту, потом».

К ночи припёрлась ворона (явно издалека),
В клюве шифровка и счёт за  доставку  почты.
Алекс — Юстасу:
«вам и коту строгий выговор  тчк
гитлер капут зпт
вороне  медаль и  точка»

Беги, проклятый витамант*, беги, покуда цел!
Пока уснули два кота, уставшие от дел.
Нарушишь их (неровен час!) тревожный, хрупкий сон —
Проснутся и тебя схарчат, кусая с двух сторон.
И не поможет колдовство, отступит зомби рать,
Поскольку двум моим котам на колдовство плевать!*
Им — победителям всех мух, двухвосток и цветка,
Тебя на ремизки* порвать —  не задрожит рука,
Ну или лапка, всё равно — беги покуда спят!
Ведь их любимая игра включить план-перехват.
Они подрали трёх личей*, обои и паркет.
Запомни — от моих котов нигде спасенья нет!
****************************

*витамант — колдун-мертвец ооочень грозный
*Плевать — моё скудное, но университетское образование не позволяет мне
дать в данном контексте правильную классическую рифму:)))
*лич — призванный витамантом мертвец-зомби
*на ремизки порвать — раскромсать на тонкие полоски
*мои коты — Майор и Тигра (обе девочки немыслимой красоты)
*****************************
Художник Вася Ложкин

И дожди, и слетает листва,
и клубятся над крышей простуженной
стаи птиц, обсуждая права
на зимовку у самого южного,
изумрудного, тёплого, хлебного
моря, в землях далёких и сказочных.
Улетают в ненастное небо
беспокойно кричащими стаями.
Я курю у окна, провожающе,
птиц, летящих к чужим фараонам.

Ну а вы-то куда собираетесь?
Оставайтесь со мною, вороны.

Каждый день я кричу себе: «Не дрожи!
Ты дрожишь и качаются этажи,
И мигает лампочка под потолком,
Сохнет хлеб, сворачивается молоко,
Запинаются стрелки больных часов,
С неба падает пепел, закат багров…

Я кричу и кричу себе: «Не дрожи —
Нам никто не подарит другую жизнь.
Ты живёшь в парадигме «сейчас и здесь» —
Это всё. И пока только Он воскрес.

А наш начальник в командировке!
Кипит работа легко и ловко,
Но где-то сбоку. На первом плане,
Мы обсуждаем проблемы Тани.
И новый Веркин роман с актёром — 
Даём советы, все враз и хором.
Богатый опыт у коллектива,
В вопросах секса и негатива.
У Кати новый аспект проблемы —
Не лезут вещи. И так со всеми!
Диеты, фитнес, рецепты мяса,
Духи и платья, опасность сглаза — 
Научный дискурс по всем вопросам.
Не понедельник, а праздник, просто!

Утро встречало унылым непраздничным дождиком,
пёсик соседский хозяйку к помойке тянул.
Быть в октябре понедельником новорожденным
это — не пятничный и бесшабашный загул.
Тот, кто назначен сегодня служить в понедельниках,
очень старался: засыпал дорожки листвой.
Дворник, с похмелья болея, сметал её веником,
в мыслях ругаясь с обиженной вредной женой.
Дети прекрасные, как нелетучие ангелы,
в школу плелись, глубоко погрузившись в смартфон.
В целом, погода и планы — всё было поганое,
даже по мнению кошки и пары  ворон.
А понедельник хотел быть любимым и памятным,
чтобы ему говорили: «Привет, дорогой!»,
чтобы снимали приход его на телекамеры...
И объявили, что это теперь выходной!

Постучалось Настоящее
В замок призрачных фантазий — 
Выходи, давай, болящая,
Твой катар не столь опасен.
Ты пока там прохлаждаешься
И летаешь на драконах — 
Здесь на тряпки скидки-акции
(И не только в Бенеттоне).
Ждут тебя ботинки новые,
Время шпарить в них по лужам.
И семья дичает здорово — 
Чёпопало жрёт на ужин.
Ты, конечно, можешь далее
Дико кашлять и сморкаться,
Игнорируя реалии,
Улетать в свои прострации,
Но... Кругом такие женщины!
И они готовят ужины,
И другие... ощущения.
И к тому же не простужены.

очень беспокоит «навсегда»
слишком неподъёмно для меня
но не надо сравнивать его
с разными другими «навсегда»
потому что «навсегда» моё —
я под этим бременем живу

у вселенной тоже «навсегда»
у меня и у неё... у двух

Мои договоры подписаны вишней,
А вовсе не кровью, слезами и Адом.
Шиповником спелым и мёдом гречишным,
И вересковым... на листе виноградном.
И как отпечаток узора на пальцах,
Кошачьи следы на окрашенных досках,
Легко уводящие всех в Зазеркалье,
Где птицы поют пояснения в сносках.
Я помню дословно, до буквы последней,
Их добрые тексты, где всё допустимо.
Там сказано: "Плод не бывает запретным,
А лето сменяет суровую зиму,
И реки стремятся достичь океана..."

Когда-нибудь это все люди воспримут!
Немного попозже. Пока ещё рано.

И мне ли! Мне ли горевать, что я не рядом?
С порога ты оглядываешь дом и меркнешь взглядом.
Вот яблоки по центру на столе — кусай , не бойся!
Ты искушён уже...и обречён нести своё изгойство.
Изгойство — как печать на все твои колена,
И вечно сравнивать, и вечно выбирать — меж Евой и Селеной.
Стада твои тучны и плодоносны лозы, красивы дочери, отважны сыновья,
Но по ночам твой взгляд скользит по звёздам, и в этом взгляде отражаюсь я.

Пообещай мне, пожалуйста, Завтрашний День —
Солнечный, мирный, без списка потерь и расправ,
Просто, скажи: Завтра день для хороших вестей!
(И, разумеется, лучших, чем были вчера).
Завтра начнутся такие чудные дела:
Завтра проснёмся — и Мир, и домой все пойдут —
Завтра случиться должно всё, что я так ждала.
Завтра — всё будет! Всё — Завтра! И нечего тут…

Сразу кричать про морковку у носа Осла.

У Кур опять подъели комбикормы,
Гнилой картохи взяли у Свиньи,
И чугунок с объедками упёрли,
Всё, что смогли — всё то и унесли.
Товарищ Шарик! Как же получилось,
Что Вы добро для нас не сберегли? 
Сказал товарищ Конь и прослезились
Товарищ Шарик и другие кобели.
Товарищ Кочет вышел на трибуну,
Заголосил —  Товарищи! Не сцы!
Мы эту контру подлую изловим!
Товарищ Гусь, с тоской, глядел в часы,
Товарищ Хряк ругал ветеринара,
Товарищ Кот — товарища Мыша,
Товарищи Осёл и Бык, на пару,
Жевали сено, тупо, не спеша.
И много записалось на трибуну
Товарищей и прочих остальных,
Но тут товарищ Маузер подумал,
Да и шмальнул в товарищей своих.

— Ир, привет! Прости, что отвлекаю… он ещё у тебя?​​​​​​​
 — Ага, привет, Ириша! Щас, погоди, воду закрою — ничего не слышно.
Он только ушёл, жди скоро появится. Как ты?
 — Да, норм, спасибо. Чё делали? Любовь-страсть-рок-энд-ролл?
 — Как бы не так! Обои клеили в Юлькиной комнате.
 — Он же не умеет! 
 — Эт — да! Вот, смотрю и думаю: оторвать что-ли всё и завтра
нанять кого-нибудь или уж пусть так остаётся… Кстати, ты за ним
пригляди, он такой бледненький пошёл, вдруг опять сердце…
 — Загоняла мужика! Ладно, ничего — ему на пользу. Придёт —
борщом накормлю, у меня он на плите доходит.
 — Ох, Ира! У меня тоже ведь борщ был! Ну что ты смеёшься?
Надо нам впредь меню обговаривать.
     Вот так они, две Ирины, долго ещё болтали и смеялись, рассказывая 
друг-другу забавные истории и диалоги, пока,  одна из них, не услышала
скрежет ключа и знакомые родные шаги в коридоре.
 — Ириш, пока, пришёл!
 — Пока, Солнце, звони!
              *     *     *
 — Саша, ты?
Выскочила в коридор, русые волосы рассыпались по плечам, 
босая, в его майке… любимая, нежная, умная. Жена.
 — Я, Ириш!
Потянулся поцеловать, погладить, зарылся в волосы — вкусно.
 — Что так долго? Целый день в библиотеке! Разве так можно?
 — Да… засиделся, Ир. Надо монографию добивать — сколько можно
тянуть. Ничего, скоро закончу и поедем с тобой в длительный и
прекрасный отпуск. Веня не звонил?
 — Звонил — привет тебе! Голодный? У меня борщ — пальчики оближешь!
 — Ириш, я там перехватил что-то… пирожки какие-то, давай чуть позже.
 — Ну давай, борщ, он назавтра только лучше будет — настоится.
               *     *     *

 — Понимаешь, старик, они мне обе нужны. Обе!
Когда я ту Ирину встретил, у нас с Иркой всё как-то вразнос шло.
Ну… студенческая любовь, романтика, друзья общие, Венька родился,
мама её приехала — помогать. В чём помогать? С Венькой? Или с
полным развалом нашего брака… а тут — Ирка!  И закрутилось всё.
Хотел из семьи уходить… решил уже. Пришёл вечером с кафедры,
а они на диване спят — Ира и Венечка… Милые такие, самые родные
на свете. Мои! Аж в груди заныло. 

     Решил с той Ириной порвать. Я, знаешь, по натуре, не предатель.
В кафе, рядом с универом, где мы и познакомились, честно ей про всё
рассказал: что не могу так, что сын у нас, что Ирку люблю…
Прощения просил. Она встала и ушла. Ни слова не сказала.
У меня, как будто половину души отрезали.
Но притерпелся потом. И Венька рос, смешной такой, на меня
похож, а Ира, как только мама её уехала, снова стала той, прежней
моей Иркой — весёлой, ласковой… да и красивая она у меня.

     А летом встретил Ирину. С коляской. Юля у неё родилась.
Моя Юля. Смотрю — идёт. Не изменилась ни капли! Всё такая же —
рыжая, стройная, и изнутри… как будто светится. 
     И знаешь, Юлька так на Веню похожа — не перепутаешь.
Сначала, просто попросил, чтобы с Юлькой видеться, ну и помогать,
конечно.  Она нехотя согласилась. А потом, они обе, Ирина и Юлька,
заболели. Сильно заболели… Я своей Ире сказал, что в Томск еду,
по диссертации работать, месяц с ними жил, выхаживал.
И понял тогда, что такая вот мне доля досталась: две прекрасные
женщины и сын с дочерью — кого тут выбирать? И как тут выбирать!

 — И обе Ирины! Даааа… жизнь. А что будет, если Ирина про ту Ирину
узнает?
 — Боюсь даже думать про это.  Я без каждой из них не смогу.
               *     *     *

 — Ирочка, поздравляю с Юлиным Днём рождения!
Ну, ты знаешь, что я вас обеих люблю, мы давно родные люди.
И Юля мне, как... племянница. Счастья ей и жизни интересной,
радостной, доброй! И тебе, Ир, счастья! И мне!

 — Спасибо Ирка! От всего сердца — спасибо! Книжку твою
читает — понравилась больше всех подарков!
Знаешь, я часто думаю про нас, про всех: про тебя, про Веню, про
Юльку, про себя и про него. Мне кажется — мы счастливые люди.
Странные, но очень счастливые!

 — Я уверена, что так. А помнишь, как всё это началось?

 — Помню… Когда я увидела тебя и Юлю в детской поликлинике —
это был шок. Они с Венькой — просто близнецы. Ошибиться невозможно —
кто отец. Да, мы тогда обе остолбенели, помнишь?

 — Странные мы с тобой, Ир! Кому рассказать — не поверят.
Но мне и не надо, чтобы кто-то верил, главное — мы родные люди.
Что делать, если на двух Ирин только один Сашка оказался.

 — Ир, а может это и хорошо? 

 — Хорошо, Ир! Точно хорошо.

Художник Энди Кехо
**********
Как могу я писать, когда в городе Женское Лето.
Когда Северный ветер споткнулся и замер в ветвях,
Когда  бледное небо неярким лучом обогрето
И дрожат хризантемы на хрупких изящных стеблях.
Когда падают звёзды с соседнего старого клёна,
Облетает с берёз мне на плечи усталая медь
И опять у реки собираются в стаи вороны,
В сотый раз обещая от нас навсегда улететь.
Сколько будет тех дней — никогда и никто не ответит,
С умирающей лаской бесценные листья шуршат,
И молчат облака, и молчит очарованный ветер.

Может, это последние — тихо прошепчет душа.

Художник Захар К. https://www.stihi.ru/avtor/222romrom1974
* * *

Приходила Ночь,  говорила — Спи!
Кто бы слушать стал эти глупости.
Мы с котами только во вкус вошли — 
Мысль опережает полёт Земли.
Бодрость нереальная и подъём.
Как же мы такие, вдруг, спать пойдём?
У Котов — глаза, у меня — глаза,
Ими мы смотреть будем ис-ко-са!
Сразу и везде — в небо, в ноутбук,
Чай сейчас попьём, выкурим бамбук.
В холодильнике — сыр и всякое
Делим поровну, одинаково — 
Мы по братски всё (кроме сигарет). 
 — Будете курить?  А коты мне: — Нет!
Дело-то к утру. Ждёт подушка спать.
 — Залезайте, Cats, срочно все в кровать.
Спят коты клубком на подушечке.
Жалко их будить — не по-дружески.
Утро, как судья, Солнце, как палач:
Проспала опять!
(Хоть молись, хоть плачь).

взглядом скользнёшь по окну, по настойчивым клёнам,
в стриженном налысо (в лучших традициях) жухлом газоне
лисы опять померещатся — рыжим пятном на зелёном...
лисы ли... листья ли... сыр ли послал бох вороне —
не углядеть в затуманенном белом рассвете,
пахнет грибами по скверам промокшего города.
дети бредут изучать свои «Аз-Буки-Веди».
лисьи повадки и их красота иллюзорная

у сентября - чтобы все позабыли о лете

Однажды Бог создал Небо и Землю. Создал и пошёл по делам.
А когда вернулся обнаружил, что Земля заселена котами.
Бог очень удивился, поскольку Он котов ещё не придумал.
Не придумал — а они есть. Сами создались: из облаков,
одуванчиков, тёплого ветра, зелёной травы, пылинок, играющих
в лучах света, и прочих самых нежных и ласковых штук.
Бог посмотрел на котов, улыбнулся и сказал: «Ну-ну, плодитесь
и размножайтесь!»

     Коты так и поступили — стали плодиться и размножаться.
Бог иногда заглядывал к ним, чтобы погладить, поиграть,
снять стресс, послушать котовские песни. Согласитесь —
общение с котами всегда приятно и очень благотворно сказывается
на творческом процессе. А у Бога — это самая главная обязанность —
Творить. А у котов самая главная обязанность — быть котами.
Такое положение дел устраивало обе стороны. Но! До поры — до времени.

     Однажды Бог, придя за Землю (а он ходил всегда босой, такая у него
была божественная привычка) наступил в странную лужу.

 — Что это? — Спросил Бог.

 — Нуууу, это...как-бы тебе объяснить, видишь — мы, коты,
у нас — лапки, поэтому убирать за собой лужи не можем.
Но мы же такие хорошие, милые, ласковые, красивые и пушистые!
Так что, Ты должен простить нам эту маленькую неприятность.
Может, ты просто возьмёшь тряпку и всё это уберёшь?
Тут дел-то на три секунды! 

     Бог подумал: «И правда, они такие чудесные...уберу!»
Но через день Он опять наступил в лужу и снова — взял ведро, тряпку
и всё убрал. Коты нахально, но нежно следили за Его действиями,
не испытывая никакого смущения.

     «Но я же — Бог! — Подумал Бог, — Как же так? Я создал Небо и Твердь,
Я создал Звёзды и Луну… а теперь вытираю лужи за котами! 
Нет, так не пойдёт!  Создам-ка я парочку людей! Пусть они за котами ухаживают.»

     Вот так, дорогие коллеги и появились люди. И котов это очень обрадовало.
А Бог вздохнул с облегчением и подумал: «Это хорошо.»

अलविदा अलविदा । *
​​​​​​​*Баю-баю  — на хинди:)))

Что делать нам, затерянным в Калькутте?
Гулять с Котом пятнистым в поводу,
Ища глазами, в пёстром многолюдье,
Случайный кров и скудную еду.
Хромой автобус ждать не стал — уехал.
Увёз в безвестность деньги и багаж,
И нам с  Котом ни капли не до смеха.
Рыдает Кот: «Пошли домой, Наташ!»
Увы! Коты в Калькутте не в почёте,
Коровы — да, тех могут накормить.
Ругая  местный «колорит экзотик»,
Пытаюсь вспомнить хинди и санскрит.
Калькутта безразлична к невезучим —
Таких здесь тьмы и тьмы, и тьмы... И мы,
Вдвоём с Котом, лишь заурядный случай —
Очередная пара горемык.
Упало солнце в местные трущобы.
Кот говорит: «Выпрыгивай из сна,
Иначе — пропадём, исчезнем оба!
Пойдём на корм коровам и слонам!
*     *     *
Зачем Калькутта? —  спросите, — не знаю.
Возможно,  я попала в сон Кота.
Он перед сном, на хинди «баю-баю»,
Почти что без акцента,  мне шептал.

Художник Люся Чувиляева

Без комментариев!

"Заблестит рассвет рыбицей,
Косяком пойдет вобловым."
https://stihi.ru/2022/08/21/4763

У меня уют сумочный,
А приют опять лавочный,
Городишка здесь сумрачный,
Экономят, видимо, лампочки.
Ко всему, слегка ветрено,
Да и честно говоря, голодно,
Потому как я не обедала,
По совету своего диетолога.
До парома — ночь длинная,
Сон приснится мне ласковый,
Все сюжеты будут былинные,
А один, уж совсем — сказочный:
Заблестит рассвет рыбицей,
Косяком пойдёт вобловым —
Рыбица в котёл ссыплется,​​​​​​​
И без чешуи — голая!
Рыбица в котле станет умничать,​​​​​​​
Мол, уха из воблы не варится!
Я достану перец из сумочки​​​​​​​
И отвечу: «Без комментариев!»

* * *

* * *
На Блиц 121

Я стреляю с двух рук
И с плеча, и навскидку, не целясь.
Попадаю не глядя,
Вот только совсем не туда!

Я могла бы сразиться в лесу
С сумасшедшим медведем,
Только туфель хрустальных
Мне никто не дарил никогда!

Я могла бы блистать на балу
И на тыквах кататься.
Я ведь Золушка всё же!
(Хоть все и зовут Робин Гуд.)

Просто старая фея
Случайно запутала сказки -
Робин в туфлях хрустальных,
А я, к сожалению, тут.

О! Санчо Панса! Что тебе опять?
Куда скакать! Кого нам выручать?
Когда твой Дон, уже почивший в бозе,
Забронзовел в Сервантесовской прозе?
И не осталось боле островов,
Какими ты был управлять готов.
И твой осёл едва-едва живой,
Езжайте Панса по-добру домой!
Там встретит вас заботливо семейство,
К чему! К чему нам это лицедейство?
В нём только стыд и хлопоты, и… всё!

А дома, в благодатственной тиши,
Поевши вкусно, выпив от души,
Пролистывай Сервантеса Мигеля.
Читай Ослу! Раз более никто
В рассказы эти не готов поверить!
Да собери вокруг себя котов,
Коты, известно, всё готовы слушать.
И комментировать, и рассуждать о том,
Что ожидает вас с ослом на ужин.

Если летишь в созвездие Гончих Псов,
То по дороге к Чаре, сверни налево,
Есть там одно местечко - для чудаков,
Ищущих четырёхлистный клевер.
На небольшой планете всегда Весна
Цвет набирают яблони и сирени.
Эта планета так и не учтена,
В графиках разработок и освоений.
Ей повезло — не всякий её найдёт,
А отыскавший — в тайне хранит дорогу.
Всех обитателей — Пёс и его Звездочёт.
Будешь там рядом, так погости немного.
Как только ступишь ногой в вечнозелёный луг,
(Четырёхлистный клевер и одуванчик),
Сразу вернёшься в ту, ласковую, Весну,
Где ты, пока ещё, девочка...или мальчик.
Рядом с забытым домиком, ждёт-не дождётся Пёс
И Звездочёт машет рукой с порога.
Пёс говорит — Привет! Здорово, ты подрос!
А Звездочёт — Хочешь чайку, с дороги?
Вот хоть бери и взлетай, так на душе легко...
Но - пирожки с повидлом и чай из детства.
Ты удивляешься — Где Вы нашли такой?
Пёс отвечает — Из одного королевства.
Девочка тут гостила. Хорошая. Позавчера.
Где-то у нас и адрес её записан.
Вот — 013 в Тентуре и семь на спираль...
Англия. Виндзор.
С любовью и нежностью.
Лиза.

Принарядилась —  золото-парча,
Всё улыбалась, сколько было силы,
Но плакала в подушку по ночам,
А днём смеялась, невпопад шутила.

Уже и знала — всё равно уйдёт.
Другие есть — моложе и желанней...
А он откладывал-откладывал уход,
Сам от себя скрывал его в тумане.

"Ах, Август мой, тебя не удержать!
Иди, пока дорогу не размыло." —
Хватило сил ей весело сказать,
Но не заплакать — сил ей не хватило.

"Я не надолго...я к тебе вернусь!" —
Шептали ускользающие  руки.
Но слишком быстро отступила грусть —
Он так давно мечтал об их разлуке.

Ушёл… совсем… нет больше ничего...
Ненастной, равноденственною ночью,
Она срывала золото с парчой
И, вместе с ветром, раздирала в клочья.

- Григорьева! Ты насчёт школы — как?
- Ты, Сотников - дурак? Иду, конечно!
Срываюсь с места, прихватив рюкзак,
И мы идём. Верней — ползём неспешно.

Он знает все короткие пути.
Одна беда — короче, но не чище.
Мы успеваем до звонка прийти
И по уши устряпаться в грязище.

Он списывает русский у меня,
Зато решает за двоих задачи.
Конфету дал однажды и обнял,
Когда увидел, что за двойку плачу.

А летом мы из дома убежим.
Ещё вчера придумали, под вечер:
Махнём в Миссури или  — даже — в Крым!
(Как у Марк Твена —  Том и Бекки Тетчер)

Не сбылся план. Уехали они.
В другой район, ещё в начале лета.
А Сотников полгода мне звонил...
И до сих пор, есть номер его  где-то.

Море волнуется — раз! Замираю на взмахе руки
Странной фигурой (наверное, глубоководной).
Скоро сентябрь. Прошлогодние жмут башмаки.
Новый портфель. Только в школу совсем неохота.

Море волнуется — два! Сердце бьётся в ребро —
Он говорит мне: «Ты — самая лучшая в мире!»,
Любит Камю, Дерриду, саксофон и блюз-рок,
Клеит обои, на снятой совместно квартире.

Море волнуется — три… Я смотрю на детей,
Бойко бегущих учить свои «аз-буки-веди»,
И замираю на сером оконном холсте
Старым котом (хорошо, что никто не заметил).

Как мне, не будучи рыбкой, знать, о чём думают рыбки?
Как им, не будучи мною, знать, о чём думаю я?
И углеродо-белковость — ключ к пониманию хлипкий
Тайной стратегии рыбок, рыбьих проблем бытия.

Бог с ним... пока не до рыбок! Как мне понять человеков?
Помыслы их и стремленья, вроде, порода одна.
Вроде, идём к общей цели. Только я снова не в ногу.
И на ходу сомневаюсь, что эта цель мне нужна.

Всё началось в тот день, когда нам объявили результаты тестов. Ничего нового о себе я не узнал, мой статус с рождения не вызывал сомнений — «Excellent». Оба родителя (№1 и №2) изначально были наивысшими членами общества. Потом Curator раздал всем курсантам персональные данные рекомендованного партнёра №2. Это означало, что через месяц после выдачи дипломов, и перед отправкой на Пост, будет Венчание. А пока, мне нужно было официально представиться и
познакомиться с №2.

Наш Мир совершенен. Прежде, были войны, голод, несправедливое распределение благ. Слава Majestic! Он сумел остановить надвигающуюся катастрофу, удержал Мир на самом краю, спас всё человечество. Ибо только закон и порядок должны быть главными приоритетами в гармоничном обществе. Постепенно все люди научились следовать Новому Завету. Единственным, но самым
страшным преступлением стало неповиновение решению Верховного Правления. Если такое случалось, то человек подвергался процедуре реабилитации. Это полностью избавляло его от ненужных мыслей, смятения и протеста. И это хорошо.

Человечество неоднородно. Чтобы определить возможную наибольшую пользу от каждого из нас, создана система тестов. По достижении совершеннолетия все сдают тест на категорию. Их выделено четыре: Excellent, High, Medium, Low. По результатам тестов, люди распределяются на Посты, для каждой категории свой, чтобы любой мог стать полезным и счастливым. Сразу же определяется и партнёр, избавляя нас всех от бессмысленных поисков, ошибок и разочарований.

Забив в навигатор «летуна» адрес и имя моего №2, я отправился знакомиться. Имя, кстати, было красивое — Регина. Регина в переводе — это королева. Иначе и быть не могло! Регина тоже Excellent. У неё светлые волосы и серые глаза, рост — 178 см, вес — 52 кг, список увлечений: музыка, графика, хокку и икебана.

В старом Мире были свои милые, хотя и странные приколы. Там №1, при знакомстве, вроде, дарил букет (цветы срезанные и собранные особым способом в небольшой пучок), им это казалось галантным (наверное, можно перевести, как уважительным) по отношению к №2. Вспомнив об этом смешном, но милом обычае, я решил заехать в Сады Семирамиды. Это такое опытное
хозяйство, где выращивают полезные овощи и фрукты, а так же и цветы (возможно из-за их лекарственных свойств). В сфере реального хозяйства применяются люди категорий « Medium» — на должностях руководителей производств, и — « Low», рабочие, чьи тестовые показатели снижены и эмоциональный фон недостаточно стабилен.

Связавшись с Садами по «Эху» я объяснил диспетчеру, что мне требуется и, когда подъехал, мой заказ уже оформили и молоденькая « Low» держала в руках потрясающе красивые цветы, завёрнутые в прозрачную упаковку.
« Low» с этим букетом странным образом взволновала меня. Ничего особенного в ней не было. Рост — 160 см, вес — 47 кг, тёмные, вьющиеся волосы, карие весёлые глаза, короткая форменная юбочка, специальные резиновые сапожки (для хождения по земле). И она улыбалась. Улыбалась и всё. Не знаю, как объяснить, то что со мной случилось от этой её улыбки.
Мне стало жарко, потом холодно, я сбился в словах (что для меня крайне не характерно), и почувствовал, как кровь стучит в височных областях, на лбу выступили капли пота…

А она улыбалась.

Но, сумев, наконец, совладать с собой, я забрал букет, оплатил « Low» 120 кредитов и поехал знакомиться с Региной. Букет Регине понравился. Регина очень ответственно отнеслась к нашему первому знакомству. Мы наметили основные вехи дальнейшей счастливой жизни вместе. Я понимал, что тесты дают максимальную точность в выборе партнёра, именно такой выбор сделает нашу с Региной жизнь наиболее продуктивной и комфортной для нас и общества.

Чёрт! Всё так! Но — Она улыбалась! Та, маленькая « Low».

Что за чудеснейший день приключился — 
Се День Рожденья достойного Мужа,
Что попирает ногами равнины,
А разуменьем до звёзд достигает!

Радость сия не была бы столь полной,
Благословенной для челяди мелкой,
Коль Благороднейший Муж не решил бы,
Славный сей День отмечать в ресторане!

То-то сберутся достойные гости,
То-то прекрасные речи польются — 
Многажды сдвинутся тяжкие кубки
В знак подтверждения верного слова!

Челядь с котами попразднует дома.
Сварит бульон, сообразно диете,
Чтоб благороднейший Муж утомившись,
Смог насладиться на утро бульоном.

Славны дела твои, Муж вдохновенный!
Неизмеримо вокруг ликованье!
"Ох! Не мешали бы  водку Вы с пивом..." — 
Тихо мечтала челядь с котами.

Когда начинается Август, я вспоминаю наши шутливые споры:
О месяцах, самых лучших, красивых и ласковых.
«Май! — Говорю я тебе, —  В Мае столько надежды —
И всё ещё впереди! Май, как детство, как дверь в бесконечность...»
Мы молоды до безумия и прекрасны. Пепел разочарования
Ещё не коснулся наших лохматых голов.
И море планов, проектов, желаний,
Самых неосуществимых, смелых и заманчивых.
Мы, смеясь, тратим себя на пустяки, не жалко —
Мы ещё не умеем оглядываться назад. Зачем?
****************
Тебе нравился Август. Зрелый, спокойный и раздумчивый.
Он пахнет вареньем —  мама разливает его по банкам.
В вазочке на столе — пенки, вперемешку с осами.
Коты валяются ковриком, а в закатных лучах,
Уже чуть золотятся верхушки клёнов и лип.
Соседский щенок, сильно подросший за лето,
Старается выглядеть взрослым псом, и почти получается.
Река, обмелевшая, ленивая, тёплая-тёплая,
Отражает полёты молодых уток среди облаков.
Возвращаются друзья или мы возвращаемся к друзьям,
И августовские вечера — лучшее время для долгих,
За полночь, рассказов  «как я провёл это...»
*****************
Когда начинается Август, я вспоминаю наши шутливые споры,
Мой милый брат, навсегда оставшийся в Мае.

Я не могу сегодня на войну — 
Любимый Коник ногу подвернул.
Сегодня повоюйте без меня,
А я в больницу поведу Коня.

Мой Коник — это, как второе Я,
Я без него не значу ничего!
А кроме Коника, у нас есть только Кот,
Но на войну он точно не пойдёт.
**********
Художник Олег Давыдов

Во дворе бесколёсный автобус
По какой-то причине был брошен.
Двор и так для детей был удобен,
А с автобусом — супер-хороший!
Наши мамы —  родные сёстры,
Мы с Олежкой — друзья и братья.
И сегодня сошлись так звёзды,
Что в Горсад поведут гулять нас.
Нарядили в одежды ангелов — 
На Олежке носочки белые,
У меня белоснежные бантики
(По бокам головы приделаны),
Мы сверкаем нездешним сиянием,
Нас пустили во двор дожидаться,
Пока две наши мамы румянятся,
Красят тушью глаза «Ленинградской».
Мне, как старшей, было поручено — 
Ни за что не мараться, не мазаться,
Быть хоть раз, "как приличные дети",
А «не как шантрапа чумазая»!
Но автобус Приказом Майкиным,
И с согласия Мишки соседского,
Был повышен сегодня в звании
До Космического Спецсредства.
Ясно —  Майка была за штурмана,
Мишка был командир корабля,
Мы с Олежкой —  кандидатурами,
Не спасённых ещё землян.
Слава Богу, успели вовремя!
Как взлетели — так сразу взрыв...
Подорвали всю Землю гоблины.
Не поймали лишь нас  четверых!

Ну а дальше —  вы знаете сами:
Вышли наши с Олежкой мамы
И накрыло нас с ним цунами...
Но, зато —  мы спаслись с друзьями!

И сказал тогда Тёмный Ангел: «Видишь ли ты, лев, город сей —
Полный обмана, боли и ярости?"
А лев молчал, отвернувшись.
Ангел же продолжил: «Многим грехам и сквернам стали
Предаваться люди. И ничто их не страшит боле!»
А лев всё равно молчал, отвернувшись.
Горестно вздохнул Тёмный Ангел и кровавая слеза
Потекла по его левой щеке...
Так стояли они долго над пропастью и смотрели вниз.
Потом Тёмный Ангел докурил сигарету и сказал:
«Пойдём, Васька! Холодно на балконе!»

Я пишу к Вам, Мадлен… я пишу, потому что не выжить.
Может быть, мои письма теперь никому не нужны...
Закрываю глаза и как будто становятся ближе
Наши редкие встречи, до этой безумной войны.
Вы мне снились: смеясь, согревая дыханием руки.
Непослушные рыжие пряди летели в глаза.
Вы шептали: "Не будет войны и не будет разлуки!
Будет прошлое лето и всё возвратится назад."
Я лежал среди поля, несжатого мирной страдою,
И не слышал разрывов, не видел летящую смерть,
Лишь неловко и нежно поправлял Ваши пряди рукою.
Я был счастлив, Мадлен, что готов наконец умереть...

Выхожу на кухню —  Яков за окном,
Мерзкой паутиной оплетает дом.
Утром всё сдираю, ночью —  вновь плетёт.
Вымахал за лето —  чисто бегемот.
С палочкой от суши вылезу в окно,
Сдёрну паутину с Яшкой заодно.
Выбралась наружу —  в галстуке стоит
И плакатик в лапках: ЭТО — ГЕНОЦИД!
Стало...как-то стрёмно...я же не урод.
Бог с ним, с этим Яшкой... Хочет, пусть плетёт!

Улитке Иннокентию, все ночи напролёт,
Парад военный снится и не перестаёт.
Гремят фанфары маршами и трубы голосят,
Ползёт отряд улиточный, не ведая преград.
Бросают дамы чепчики (в переизбытке чувств)
И листья виноградные, и кочаны капуст.
Улитка Иннокентий суров, красив и скор —
Он во главе колонны. Он — генерал-майор.
Блестят на солнце панцири, усы торчком стоят —
Шаги чеканит маршево улиточный отряд.

Улитке Иннокентию не страшно ни-че-го.
Он повара Мишленского пустил на «эскарго»!




ЭскаргО — блюдо французской кухни из виноградных улиток

— Ба, ну давай не сегодня, у меня работы выше головы — отчёт.
Задержаться придётся. И, кстати, вечером дождь с грозой обещали.
Польёт твои цветочки!
— Ну как же так? Ты же обещала! Будет ли этот дождь — никто не знает,
а цветочки у дедушки все завянут. Такая жара стоит второй месяц.
— Ладно, Ба, я постараюсь… вечером съезжу.
— Постарайся Женечка, постарайся! Дедушка тебя вон как любил.

Вот такие дела. Придётся ехать — бабушка непреклонна в отношении могилки
деда — всё должно блестеть, цветочки расти, сорняки, соответственно, нет.
Обычно она эксплуатирует маму, а та — папу, поскольку против «святого»
нет аргументов у нас, грешников. Но родители вырвались на свободу —
в отпуск на две недели, а бабушку оставили на меня.

Просидев с отчётом до половины восьмого, так хотелось забить на всё и махнуть домой.
Но — «святое» и бабушка… Короче, поехала на кладбище. Летом вечера длинные,
полью по-быстрому и… с плеч долой. Дед мой умер уже 17 лет назад. Он был классный!
Но прошло уже так много времени, всё отболело и память стала тёплой, небОльной  и светлой.
На кладбище, разумеется, никого не было. Кладбище это старое, заросшее и красивое.
Дедова могилка почти в самом центре. Решила — сокращу! Пойду наискосок, через
погосты. Я так уже ходила — дорогу знаю. Кладбищ я не боюсь, по сути дела, я их даже
люблю. Нравится мне здесь: тишина, покой, буйная растительность,
мысли становятся спокойными, лёгкими и совсем не горькими.

Так я и шла, мимо чужих могилок. Думала: «А все же, хорошо, что приехала, и хорошо, что
вечером — нет никого, умиротворение такое… всё суета… а чего суетимся — сами не знаем...»

— Доченька!
Окликнул меня слабый старческий голос. Дедушка. Еле на ногах стоит.
Седенький, светлый, с палочкой, милый такой и трогательный.
— Доченька, не поможешь найти могилку? Вот, вроде, где-то здесь была.
А кружу-кружу — не найду никак. Да и глаза уже не те… А могилка приметная,
с чёрным ангелом.

Ну не бросать же деда на произвол судьбы. Тем более, что я уже видела,
проходя, такую могилку — ангел там красивый, чёрный, из какого-то, видимо,
дорогого и редкого камня. Подхватив  старика под руку, отправилась в глубь
кладбищенского леса. Через пару минут мы дошли. Старик присел на скамейку
и спросил:
— Как тебя зовут, доченька?

Не знаю почему, но я назвала ему своё детское прозвище — Белка.
Так меня дедушка звал. Небо неожиданно потемнело, подул сильный ветер,
в скоро бегущих грозовых тучах, что-то заворчало, заскрежетало и обрушился
дождь. Не дождь, а тропический ливень.
— Пойдёмте скорее! Я на машине, довезу Вас до города!

Однако, старик не сдвинулся с места. И вдруг, он стал расти!
Прямо на глазах, менялся. И вот — передо мной уже и не старичок вовсе,
а огромный, метра два в высоту,  то ли —  рыцарь, то ли — чудище.
Дождь заливал глаза и разглядеть его было невозможно —  некто в накидке,
с горящими красным  огнём глазами. Короче — ужоооос!

— Попалась! — прохрипело чудище, — убегать не пытайся!
От меня не уйти. Я давно хотел себе помощницу, ты мне сразу приглянулась.
Приехала под ночь, идёшь неторопливо, не боишься, даже улыбка на губах.
У меня хорошо здесь. Тебе понравится. Сильно работой загружать
не стану. Будешь, как королева, всеми моими помрунами командовать
и червями могильными. А то, кладбище разрастается, а у меня на всё рук
не хватает. Помрунам-то доверия нет, что с них взять? Одни кости. Души
у них уже ушли, каждая в свою сторону. Да и скучно мне с ними: не поговорить,
не поспорить. Одно слово — помруны. А ты другая! В тебе жизнь ключом,
кровь горячая, так и слышу бег её быстрый по венам.
Отслужишь мне верой-правдой лет сто, а там —   я тебе самое лучшее
место для могилы выберу. Вот, хочешь — под берёзкой, на пригорке.
Туда Солнце целый день светит, а Луна всю ночь. Красотаааа!

Я стояла, как истукан, ноги словно в землю вросли, мысли путаются,
вокруг темень, дождь, молнии полыхают — в какой стороне выход с кладбища —
не разглядишь.
— Кто ты? — прошептала, — Чёрт, дьявол, вампир, оборотень?

Захохотал жутко, глаза вспыхнули.
— Фэнтези начиталась? Начальник кладбища я. Не директор ваш, человеческий,
а Начальник! Здесь уже триста сорок семь лет заправляю. А ты, дурочка, кто ж тебя
за язык тянул имя своё мне называть. Неужто не знала, что нельзя на кладбище
никому этого говорить.  Всё, пойдём, Белка! Дел невпроворот, надо ещё свежих
помрунов оформлять. Ну, что стоишь? Пошли!

А внутри меня, дедушкин голос: «Женя, Женя ты, а не Белка! Евгения Стахова.
Поворачивай вправо и иди — там и выход, там и машина твоя. Бабушке скажи,
что цветы мёртвым не нужны. И ещё скажи, что она долго жить будет, а после —
мы встретимся! Беги, Женя!»

Я сорвалась с места и полетела не чуя ног под собой. Начальник кладбища
всё кричал вслед: «Белка! Куда ты! Обманула!» Но власти его надо мной не было.
Как только я за ворота выскочила, дождь прошёл, а небо стало чистым-чистым,
на западе садилось Солнце, и мир живых встречал меня  радостно и светло.

Вот такая история. Никому ещё не рассказывала, только вам.

Я сижу улыбаюсь лаааасково  и зверею внутри,
Прикрывая ресницами злые зарницы в глазах.
Говорю ей — ты только не заори  —
Потерпи — говорю — рот закрой и молчи, шиза!
Но она уже маревом кутает бренный мозг,
Не умеет терпеть — такая её стезя.
И я чувствую — мы вот-вот полетим вразнос,
Потому что ей глубоко плевать на «нельзя».
Потому что рвётся из горла звериный рык,
Что «её тут достало и пофиг ей вся и всё!»,
И уже неизбежны: костёр, ураган и взрыв.
Грянет буря! Ничто меня не спасёт.

Не в Севилье, не в Гренаде*,
Не в Чечне, не в Иудее
Не найдёте человека
Вы счастливее меня!

Потому что дали денег!
Мне сегодня дали денег!
Очень много дали денег!
Мне их хватит на полдня.

Я их чувствую в ладошке,
Посещая магазины,
Покупая чё-попало,
Чё не нужно никому!

Мне ещё на час их хватит!
Целый час сплошного щастья!
И немыслимой свободы!

И расправа на дому...
______________________________

*Гренада — имеется в виду не испанская Гранада (исп.: Granada),

а Гренада — островное государство на юго-востоке Карибского моря.

Это, как Вы понимаете, архиважно:)))

* * *

Июльский вечер тих, нетороплив,
Ленивый ветер гладит косы ив
И шепчет что-то нежное рябинам.
За шторой притаился рыжий кот:
Как будто спит, но ухо выдаёт
Охотника за парой голубиной.
Под фонарём роится мошкара
И радуется жизни до утра
Другой судьбы не ждущая подёнка.
Вплывает дом в разливы резеды,
Но горькое предчувствие беды
Не отступает и летит вдогонку.
Та женщина, застывшая в окне,
Сама себе спешит ответить: «Нет!» —
На мысли беспощадные, больные.
Трясёт в испуге русой головой
И крестится, и шепчет: «Он живой!»
И Бог кивает: «Он придёт, Мария...»

************
http://litset.ru/publ/75-1-0-76693

По улице, по Пролетарской, в сибирском городе простуженном,
летели рыбы с пролетарками, летели — торопились к ужину.
Шёл мелкий дождик, монотонился, на ветках клёна мёрзли листики,
кот на окне смотрел внимательно на их полёт, с прищуром пристальным.

И, несмотря на вечер пятницы, срывая груз стереотипов,
домой спешили пролетарии, увидев пролетарок с рыбами.
На фоне туч сплошных и сумрачных, над крышами в сибирском городе,
летели рыбы с пролетарками. И небо делалось лазоревым.

Играем в шахматы с Котом:
«Ходи, не мешкай!»
Кот долго думал, но потом
Сбил лапой пешку.
«Эй! Кот, ведь пешка не твоя,
Ход не засчитан!»
Кот, на условности плюя,
Ушёл в защиту — 
Задумчив стал,  в пространство взгляд — 
Считает риски.
Не Кот — Ананд Вишванатан
(в хорошем смысле).
Кивнул ушастой головой,
Мяукнул нервно
И лапой сбил всё меховой —
Ничья, наверно…​​​​​​​​​​​​​​  
     *     *     *
Ананд Вишванатан  —  индийский гроссмейстер, 15 чемпион мира по версии ФИДЕ

Пойдём лепить снеговиков
Из тополиных белых пухов,
Ладошкой, нежно и легко,
Сгребая их, покуда сухо.
Как души собирает Ангел,
Едва-едва… касаясь мыслью,
Не разделяя их по рангам,
Полученным в процессе жизни.

Быть может, в этот самый час,
На нас, нелепых, неказистых,
Посмотрит Ангел и смеясь,
Подарит белость и пушистость.