Литсеть ЛитСеть
• Поэзия • Проза • Критика • Конкурсы • Игры • Общение
Главное меню
Поиск
Случайные данные
Вход
Рубрики
Поэзия [46044]
Проза [10197]
У автора произведений: 192
Показано произведений: 151-192
Страницы: « 1 2 3 4

[c]

Я уверен, что выжил случайно, потому что какой-то балбес,
посвящённый в небесные тайны, пропил мне приготовленный крест.
И его поимели по-полной. А теперь этот прОклятый жмот,
потерявший приличную должность, мне покоя никак не даёт.
То ругает меня, то жалеет, но таскается всюду за мной,
с каждым днём становясь всё нужнее, то ли дух, то ли бес, то ль святой.
Иногда он о чём-то вздыхает, иногда вспоминает грехи
и частенько под руку толкает:" Не стихи - это, брат, не стихи!"

Приколист и любитель поспорить отхлебнёт из окошка рассвет
и смеётся:" Сейчас тебя вшторит, но не муза. Братишка, их нет!
Просто крЫло кого-то не слабо в древнегреческой дурке, и псих
сочинил про крылатую бабу переживший историю стих.
Ты Высоцкого лучше послушай. Только дурень не сможет понять,
что любители выплеснуть душу, не умеют в неё не плевать.
Напиши про дающего силу на себе выносить из огня,
и про ту, что тогда упросила крест пропить, и чуть-чуть про меня."

Я до Бога хочу достучаться и позволить себе попросить
за того, кто его не боялся. Выпить, вовсе не значит пропить.
Пусть заметит мятежную душу среди прочей вселенской трухи,
научившую слышать, не слушать, и вынашивать сердцем стихи.
Философская поэзия | Просмотров: 1059 | Автор: Баргузин | Дата: 14/07/15 23:36 | Комментариев: 11



Чёрный ворон кричит свирепо.
Жаль ему, что не я убит.
Пьяный ветер качает небо.
Или небо его кружит?
Росчерк огненный в полумраке.
Мысли вскриками на листе.
Почему мне тогда в атаке
ОН привиделся на кресте?..

То, что вслух говорят - не слушай.
Дождь морзянкой стучит в окно.
Пусть мне будет больней и хуже,
Это лучше, чем всё равно.
Тени падают в день вчерашний,
Выпив память в один присест.
Мне бы с ними... Но, нет. Опять же:
ОН, Голгофа, и ставят крест...

Возвратившись в стихах и прозе
Лики прошлого мнут листы.
Интересно:куда уносят
Девять жизней своих коты?
И кому это было нужно
С боли в сердце срывать печать?
Я спокоен, но безоружен.
Крест, и ОН на кресте. Опять...
Гражданская поэзия | Просмотров: 953 | Автор: Баргузин | Дата: 08/07/15 00:09 | Комментариев: 2



Боль в повреждённом колене не даёт уснуть. Я стараюсь не потревожить спящую супругу, чтобы не «нарваться» на очередной обезболивающий укол. После этих уколов голова становится похожей на кокон. Словно бабочки, из неё улетают вместе с мыслями все намеченные планы, оставляя после себя засасывающую трясину, в которой я тону надолго и бестолково. Ну, уж нет! Мне есть чем заняться! Я стискиваю зубы, сжимаю ладонями виски и сдерживаю дыхание. Через полторы минуты тело начинает паниковать от нехватки кислорода и забывать о боли. Продержавшись ещё около минуты, я расслабляюсь и дышу. Воздух наполняет лёгкие. Ликующий организм, опьянев от щедрого потока, отпускает сознание в сон. Или не в сон?...
***

Я стою около развалюшки Михалыча и не решаюсь постучать. Мы, малышня, все его побаивались, точнее, не его самого, а чёрный протез, заменивший оторванную снарядом по локоть левую руку. Каких только «страшных» историй я не наслушался от местной детворы. Иногда «страшилка» была особо впечатляющей. Что- то типа:
«Чёрная-чёрная рука
тянется чёрными-чёрными пальцами
и открывает форточку.
Чёрная-чёрная рука
летает по комнате и ищет того, кто не спит». (с)
После очередного «сеанса» ужастиков на завалинке, я с неделю засыпал, с головой накрывшись одеялом. Малейший шорох тут же рисовал в моём воображении чёрную руку, летающую по дому с целью отыскать именно меня. Не удивительно, что едва завидев на горизонте Михалыча, я бежал куда понесёт, лишь бы подальше. Его жена – тётя Галя, частенько приходила к моей бабушке «погонять» чайку. Они грели большой самовар, ставили на стол шоколадные конфеты и блюдце с белыми, искрящимися кусками колотого сахара. Всем сладостям тётя Галя предпочитала именно его. А бабушка – шоколадные конфеты. Как же отчётливо я всё помню… До мельчайших подробностей…
***

Мне семь лет…
Я мастерю бумажного змея. Тётя Галя поправляет на плечах лёгкую, серебристого цвета косынку и улыбается:
- Меня мой Михалыч именно таким сахаром завлёк!
Бабушка наливает в красивую фарфоровую чашку розовый, липовый чай, пододвигает ближе к собеседнице блюдце с сахаром и с интересом слушает.
- Столько парней вокруг крутилось: здоровых, весёлых. И этот, бирюк, тоже. Придёт на танцы, сядет в углу и смотрит, смотрит на меня. А потом подойдёт, сунет кусок сахара и уходит.
Бабушка дует на чай в блюдце и удивлённо спрашивает:
- И что? Так ни разу домой не проводил?
- Ни разу! – смеётся тётя Галя. – Мне сын нашего председателя уже сватов засылать собрался, а он всё молчит и только сахар приносит.
- Ну, сказал же что-то, раз ты за него замуж пошла?
Тётя Галя с хрустом откусывает сахар крепкими, белыми зубами, несколько секунд смакует его на вкус, зажмурившись от удовольствия и только потом продолжает, отхлебнув чай из чашки:
- Я ему сказала! " Что, - говорю, - так и будешь потом мне, замужней женщине, молча сахар носить?»
- А он?
- А чего он? Кивнул головой и говорит: « Всегда буду, пока живой».
Тётя Галя кладёт сахар на стол и смотрит, как вспыхивая маленькими искрами, играет солнечный луч в его сколах.
- Разозлилась я, Андревна. Взяла и запустила в него сахаром. А кусок большой был. В лоб попал и до крови кожу рассёк.
Бабушка укоризненно качает головой:
- Ох, и взбалмошная ты, Галина.
- Это - истинная правда, - соглашается собеседница, - Иногда сама себя не понимаю. Вот и тогда не поняла: почему мне так больно стало, словно я не ему, а себе лоб разбила. Подбежала, кровь ладонями вытираю, сама плачу… А он мне в глаза смотрит и говорит: « Выходи за меня. Только вот… Руки у меня нет и сватов». А зачем мне сваты? Так и поженились …
На другой день я стою, прижимая к себе нового змея, с твёрдым намерением умереть на месте, но не отдать его подросткам, которые окружили меня возле речки. За речкой начиналось поле, куда я и бежал, чтобы запустить его в полёт. Я отбиваюсь ногами, потому что руки - заняты, понимаю, что проигрываю и падаю на змея всем телом. Первым я слышу хруст тонких реек в каркасе, вторым – спокойный, но жёсткий голос:
- Чисто – фашисты: скопом и на одного…
Подростки разбегаются. Михалыч ставит меня на ноги, осматривает и удовлетворённо кивает, а потом поднимает змея:
- Пошли, сынок, починим.
В его покосившейся сараюшке змей получает прочный и более лёгкий каркас, красивый хвост из старого банта и красные звезды на крыльях. Михалыч восхищённо цокает языком:
- Дашь поводить?
Почти до самого вечера с ним и кучей набежавшей ребятни мы запускаем змея. Я больше не боюсь чёрную руку, поддерживающую меня, пока я бегу, не глядя под ноги. Утром на рыбалке я дремлю. Клёва нет, и усталость после забегов со змеем даёт о себе знать.
- Пошли со мной к трём вётлам. Там у меня - место прикормленное.
Я открываю глаза и вижу улыбающегося Михалыча.
***

Мне четырнадцать…
Я еду в автобусе к бабушке. Две пожилые женщины сидят впереди меня и рассуждают:
- Кто бы мог подумать, что она вперёд него уйдёт? Без руки мужик, осколок в лёгком… А она за один день убралась.
- Сердце, Матвевна…Сердце…, - вздыхает её попутчица, убирая с прохода сумки, чтобы дать войти новым пассажирам. Остановка - напротив кладбища. Оглушённый новостью, я вскакиваю, расталкиваю всех локтями и выхожу, нет, вылетаю из автобуса. Жёлтый ПАЗ-ик чихает, со скрипом расправляет «гармошку» дверей и отьезжает. Ветер толкает меня в грудь. «Отстань! – мысленно отвечаю я на нелюбезное приветствие, - Мне нужно найти её». Я срываю несколько ромашек и направляюсь к свежему холмику. Да… Это - она. Ветер шуршит бумажными цветами венков и теребит ромашки.
- Они с нами, пока мы помним…
Я оборачиваюсь и вижу Михалыча. Он заметно сдал: сгорбился и поседел полностью. Из нагрудного кармана рубашки Михалыч достаёт кусок сахара и кладёт на могилу:
- Давай-ка отойдём немного, - обнимает он меня за плечи, - сейчас она прилетит.
- Кто? – переспрашиваю я, делая несколько шагов назад.
- Тс-ссс….
Михалыч прикладывает к губам палец и улыбается. Через пару минут на крест садится небольшая чёрная птица. Хитро поблёскивая круглыми, умными глазками, галка вертит головой по сторонам, и серые перья на её шее очень похожи на косынку, в которой частенько приходила к нам тётя Галя. Птица слетает на землю и колет сахар клювом. Всякий раз, заглатывая отколотый кусочек, она поднимает вверх голову и прикрывает глаза от удовольствия.
***

Мне двадцать четыре…
Возле могилы погибшего друга я достаю бутылку со спиртом и два стакана. Один наливаю и ставлю у памятника. Другой залпом выпиваю сам.
- Нехорошо без закуски.
Михалыч подходит, крепко меня обнимает и, отстранив, смотрит на наградную планку. Уважительно покачав головой, он довольно кивает:
- Добро, сынок, - и протягивает кусок сахара, - На-ка вот. Как знал, что два куска понадобится.
***

Мне тридцать семь…
Молодые Михалыч и тётя Галя смотрят с фотографии на памятнике. Я ставлю на холмик стакан со спиртом, потом кладу большой кусок колотого сахара и отхожу в сторону. Две птицы через минуту присаживаются рядом. Одна с удовольствием долбит сахар, а вторая сидит, изредка поглядывая то на стакан, то на меня умными, чёрными глазами.
***

Я стою около развалюшки Михалыча и не решаюсь постучать. Дверь покосившейся избушки распахивается. Михалыч улыбается и говорит:
- Мы с вами, пока вы помните….
Я открываю глаза и осторожно встаю. Пять часов утра. Зеленоглазый сфинкс приподнимает голову и наблюдает за моими действиями. Я прикладываю палец к губам, подмигиваю ему и шепчу:
- Побудь с ней, я быстро.
Сфинкс согласно прикрывает глаза и снова сворачивается калачиком возле спящей супруги. Я достаю из кухонного пенала большой кусок колотого сахара, бутылку спирта и три одноразовых стакана, из вазы беру две шоколадные конфеты. На улице по-весеннему свежо. Ветер срывается с черешни:
- К ним?
- К ним, друже, - мысленно отвечаю я. – Они ждут, пока мы помним…
Рассказы | Просмотров: 1061 | Автор: Баргузин | Дата: 07/07/15 23:22 | Комментариев: 5



Вот зачем это мне, скажите - сигаретами жечь рассвет?
Странный город, где каждый житель неустанно идёт на свет,
Открывает ворота с визгом, густо смешивая в одно
Неделимое: даты, мысли: "Лето", "Выстрел", "Сейчас", "Давно".
Странный ветер толкает в спину, а потом развернёт - и вспять.
Убегают во тьму причины, по которым могу молчать.
Ночь из памяти рвёт страницы. Каждый лист подожжён, измят.
Но хохочут и сны, и птицы: "Не горят они! Не горят!"
Странный ветер и странный город, полудикий восторг теней.
Может, это обычный повод вырываться из круга дней?
Нет...
К себе самому сбегаю в перекур, в никотин у губ.
И вдыхаю его, вдыхаю.
Только выдохнуть не могу...
Психологическая поэзия | Просмотров: 1431 | Автор: Баргузин | Дата: 07/07/15 01:22 | Комментариев: 11



Тот, кто приходит ко мне в окно любит это делать тогда, когда я меньше всего его жду. А точнее сказать, вообще не жду. Но он регулярно появляется за моей спиной, если я вижу то, что заставляет меня задуматься. Вот и сейчас, где-то слева он смотрит на странную картину, которую нам предложил осмыслить один весьма любопытный паренёк.
- Чем любопытный? – тут же спрашивает меня гость, уловив мои мысли, и осуждающе заявляет, сдвигая к краю стола коробку с зефиром, - Обязательно заедать созерцание очередного художественного маразма весьма не полезным продуктом?
- Отстань, - отмахиваюсь я и с удовольствием запиваю зефир крепким кофе. Мои спят, и потому кофе честно свистнут и сварен именно той крепости, какую я люблю.
- Ладно…, - вздыхает тот, кто приходит ко мне в окно, - Выхватишь не от меня. Но ты учти, они расстроятся.
- Кто? – машинально переспрашиваю я, продолжая изучать одиноко слезящийся глаз в чёрно-бордовом небе песчано-каменистой пустыни.
- Те, кто боятся тебя потерять, – вздыхает гость и возвращается к заданному вопросу, - Так чем любопытен тот паренёк?
Кофе закончился, но я не рискую сварить вторую чашку, потому что он прав: не стоит огорчать близких.
- Погоди, - прошу я своего собеседника и иду на кухню. Стараясь не греметь, я мою турку, чашку и открываю окно, чтобы выветрить запах «преступления». Кухонная штора колышется. Но это – не ветер. Она колышется в противоположном сквозняку направлении. Это мой гость отодвинул её от спящего на подоконнике сфинкса, чтобы тот не проснулся. Кот не любит, когда он приходит и становится неадекватным: шипит, яростно дерёт когтями ковёр на полу и скидывает на пол всё, что сможет сдвинуть на столе. Но сегодня кошак устал после дневной прогулки, потому не чувствует его присутствия и продолжает дрыхнуть. Я возвращаюсь в комнату к одинокому оку в пустыне.
- Хочешь, я сам тебе скажу, чем любопытен тот паренёк? – хмыкает мне в ухо тот, кто приходит ко мне в окно.
- Ну, скажи, - соглашаюсь я и закуриваю, приготовившись слушать.
- Он такой же одинокий, как вы все, кто хоть что-то увидел в этой картине.
- Не гони, - возражаю я, - Ему в его годы также сложно считать себя одиноким, как и мне, имея столько любящих и верных друзей рядом.
Гость вздыхает и шепчет:
- А это и есть самое глубокое одиночество… Одиночество в кругу материала.
- Чего?! – давлюсь я от неожиданности сигаретным дымом.
- Материала, - повторяет мой гость и снисходительно поясняет, - На земле не так уж много людей. В основном – полулюди и материал, который вдобавок ещё и не понял, что он материал. И совсем не важно - сколько лет твоему пареньку, или тебе, или тем самодостаточным и неординарным, что присутствуют рядом. Все вы молча принимаете своё одиночество.
Я начинаю злиться:
- Пошёл ты знаешь куда? Я совсем не склонен считать своих близких материалом.
- Нет…Они то, как раз, люди…, - реабилитируется тот, кто приходит ко мне в окно, - Материал вас избегает, а чаще всего нападает из-за угла и бьёт тогда и туда, где вы меньше всего защищены.
Злость затихает, потому что я хоть и не совсем понимаю, но чувствую, что он прав. Гость хихикает, как Лепрекон и продолжает аргументировать свои заключения:
- Вот возьми, к примеру, своего друга там. Он настолько богат знаниями, что не может их применить без ущерба для себя.
- Как это? – недоумеваю я.
- А очень просто, - поясняет гость, - Один шаг, верный или неверный, и он тут же получит удар от тех, кто думает, что они - не материал. Но получит он его в лицо, потому что им так приятнее.
- Да… Это так и есть…
- А то! – самодовольно восклицает гость и продолжает, - А твой друг здесь? Не находишь, что ему от своих защищаться, защищая тебя, больнее, чем от чужих? Хотя это - более сложный вопрос…
Я молча тянусь к сигарете, но пачка падает из рук на пол.
- Не стоит так много, - назидательно шепчет гость.
Я вздыхаю и открываю Ворд. Надо же написать что-нибудь интересное на маразм с глазом.Гость опять хихикает:
- Напиши, что слезами того, кто видит больше многих, можно оживить пустыню и заставить цвести кактусы.
- Ты хочешь сказать, что автор картинки – не материал? - любопытствую я.
- Именно… Он – такой же, как вы.
- Это какой?
- Сумасшедший, позволивший себе быть самим собой.
- Ну, спасибо, брат, - улыбаюсь я, - Красиво ты нас сделал.
- Это не я вас сделал, - возражает гость.
- А кто?
- Тот, кто отпустил вас от себя в эту пустыню. Это его глаз на картине. А все вы – его слёзы…
Так… Мне это уже начинает надоедать. Я – нормальный, обычный человек, пусть даже материал, если так угодно, и не претендую ни на какую особенность в этом мире! Тот, кто приходит в окно, уже не хихикает, а откровенно хохочет:
- Именно так! И ты, и тот паренёк, и твои два друга, и тот, кто нарисовал эту картину, и все те, кто рядом – НОРМАЛЬНЫЕ! А те, кто считают себя исключением из правил, как раз наоборот! Вкурил, вояка?
- Ага. Сейчас вкурю, - усмехаюсь я и поднимаю с пола пачку сигарет.
- Ну, отравись немного, - ухмыляется гость и ехидничает, - Только имей в виду, что от пули закрыть тебя легче, чем от слова и никотина. Не находишь сам, что они коварнее в этом смысле?
Тьфу, ты чёрт… Вот ведь вредный!
- Я - не вредный, а справедливый и умный, - хихикает по-лепреконски гость и сварливо шепчет:
- У-у-у… Проснулся тот, кто знает кто вы и кто я…
В комнату, нахально и самостоятельно открыв дверь, заруливает кот.
- Ну, покеда, «писатель», - прощается тот, кто приходит в окно, и растворяется. Кот запрыгивает на подоконник и скребёт когтями по стеклу. Его глаза сейчас такие же, как чёрно-бордовое небо в одинокой каменисто-песчаной пустыне…
Фантастика | Просмотров: 935 | Автор: Баргузин | Дата: 07/07/15 01:08 | Комментариев: 0

Ленивым качком серебристый Мустанг поприветствовал Хору – планету, вращающуюся вокруг оранжевого Карлика в созвездии Паруса, и взял курс на жёлтую Гайю – спутник Хоры. Хора переживала свой Юрский период, а вот на Гайе совсем недавно была обнаружена разумная цивилизация. Роботы-разведчики принесли с планеты настораживающую информацию. «Искусственный террариум», - дал свою характеристику первый. «Закрытая зона», - сделал вывод второй. «Опасность», - просигналил мигающими диодами третий и оплавился от перегрева. Гайя имела свою атмосферу. Командир экипажа – сорокапятилетний Игорь Извеков опустил Мустанг на том месте планеты, откуда было получено большое количество снимков человекоподобных мумий. Замерев на последнем шаге, они стояли, подняв руки к звёздам.
- Однако, жутковатая картинка, - задумчиво пробормотал Извеков и обратился к пилоту, - Сева, давай-ка пересядем.
Первое знакомство астронавтов с представителями разумной расы Гайи было дружественным и даже приятным, хотя экипаж и окрестил гайянцев жабами сразу же, потому как они сильно напоминали этот вид земноводных. Но сходство никак не сказывалось на уме, предприимчивости и хитрости гайятчан, как выяснилось в дальнейшем. К тому же они превосходно владели межгалактическим языком. Вторую гайянскую расу сами жабы пренебрежительно называли сушняком и сразу посоветовали не обращать на тупые мумии никакого внимания.
Первое время общение космоспецназа с гайянцами носило вполне дружелюбный характер. Жабы любезно предоставили планету на досмотр, хотя на большинство вопросов отвечали уклончиво или не отвечали совсем. Живые мумии до определённого момента равнодушно проходили мимо землян, оборачиваясь исключительно редко. Но если оборачивались, то долго смотрели вслед астронавтам, задумчиво блестя своими яркими глазами. Конфликт возник неожиданно и стал развиваться стремительно и бесповоротно.
Несмотря на отсутствие поверхностных источников воды, анализы упорно показывали её наличие в глубоких слоях почвы. Одна из попыток отыскать источник закончилась агрессивным нападением мумий на экипаж. За период получасового конфликта сушняк казался абсолютно не обладающим даже малой толикой разума. Жабы, вовремя погасившие конфликт, посоветовали быстрее покинуть планету, не представляющую собой никакую угрозу для близлежащих систем.
- Зачем нам воевать, тратить нервы и время? - заметил на встрече с Извековым толстощёкий, желтоглазый Ибрис – глава правительства планеты, - У нас всего-то сто пятьдесят лет жизни, в переводе на земное время.
- Вы считаете, что это немного? – иронично сощурился Игорь, прислушиваясь к звукам, раздававшимся ниже круглой каменистой площадки, на которой шли переговоры.
- Я считаю, что вам лучше послушать нашего совета, - обнажил в улыбке мелкие острые зубы Ибрис, - Ума не приложу, почему наш сушняк так недоволен вашим присутствием на Гайе.
Он подошёл к самому краю и поманил собеседника толстым, бородавчатым пальцем, - Можете убедиться сами.
Толпа представителей второй расы Гайи воинственно потрясала сухими руками, издавая резкие стрекочущие звуки. Их миндалевидные глаза сверкали холодно и зловеще.
- Вот уж, действительно, сложно понять: кто мог внушить вашим мумиям ненависть к нам, - саркастически усмехнулся Извеков.
Чёрный зрачок в жёлтых глазах Ибриса сузился до размера крошечной точки. Толстые губы превратились в узкие серые полоски и порезали зеленоватую кожу на жабообразной физиономии мелкими морщинками. Но вежливо-натянутая интонация из голоса не исчезла, а напротив стала «приторной» до тошноты:
- Внушить что-либо существам без разума невозможно, господин Извеков. Никто не знает, что колобродит в их сухих мозгах.
- Ну-ну, - снова усмехнулся Игорь, не отрывая тяжёлого взгляда от лица правителя.
Ибрис нервно передёрнул плечами. На кончиках пальцев заблестели выпущенные острые когти. Но правитель взял себя в руки, спрятал когти и вежливо поинтересовался:
- Когда мы устроим торжественные проводы дорогих гостей?
- Не раньше, чем мы проведём необходимые исследования, - в тон ему ответил Игорь и добавил, - А для того, чтобы мы могли это сделать быстрее, я прошу у вас разрешения на присутствие дополнительных научных сил.
- Что это означает? – настороженно проскрипел Ибрис и снова выпустил когти.
- Несколько человек, владеющих необходимыми знаниями.
- Нет! – коротко бросил правитель.
Извеков в ответ строго сверкнул глазами и отчеканил:
- По межгалактическому закону вы имеете право назвать допустимое на ваш взгляд количество, численностью от двух представителей и больше, но не имеете права отказать. Отказ повлечёт за собой лишение Гайи лицензии на заключение торговых сделок по всей территории косморынка сроком на несколько лет и изоляцию планеты для проверки причины подобного поведения.
Ибрис немного помолчал и, уже не скрывая раздражения, сказал, как выплюнул:
- Два! И это - всё! – продолжил он уже спокойно и с улыбкой, - Что поделать, дорогой господин Извеков. Если я разрешу больше, наш сушняк окончательно взбунтуется. А их, неразумных, на планете, к сожалению – большинство, потому последствия для вас непредсказуемы.
Громкий окрик внизу прозвучал, как удар хлыста, и стрекотание стихло. Вежливо склонив голову, командир звездолёта холодно закончил беседу:
- Два, так два. И на том – спасибо.
Он шагнул к ожидающей его шлюпке и уже через десять минут стоял в кают-компании.
Создавая иллюзию солнечного заката, потолочные и настенные светильники рассеивали мягкий розово-золотистый свет. Огромный куст папоротника почти на треть опустил в чашу искусственного фонтана зелёные ваи. Пахло свежестью молодых листьев после дождя. Папоротник вырастил кок Мустанга – профессионал своего дела и космический путешественник. Едва только управление решило, что домашняя кухня будет служить неплохим реабилитационным моментом экипажам военно-исследовательских кораблей, благополучный семьянин и удачный бизнесмен оставил сеть ресторанов старинной кухни на попечение супруги, а сам предоставил своё резюме на рассмотрение командования. Конечно же, его взяли после небольшой, но тщательной проверки. Он довольно долгое время мотался по всему космосу на разных судах, пока прочно не осел на Мустанге.
- Василич, - спрашивал его не раз начальник отдела кадров управления, - и чего ты прилепился к этим оторвягам? У них, что ни поход – то маленькая война. Давай я тебе спокойное судно организую.
- А кто Севу будет английской овсянкой кормить? – возмущался кок, хмуря клокастые брови, - У него после ранения печень сильно нехорошая. Ему концентраты нельзя, и яйца нельзя, и нельзя всякую современную дребедень. А вот овсянка, да приготовленная по старинному рецепту – само то.
- Ну-ну, - вздыхал начальник, в тайне мечтающий определить Василича на корабль, где служил его сын.
В следующий раз на повторное предложение кок недоумевающе пожимал плечами:
- А Игорю Петровичу кто будет сырный омлет делать? Как будто Вы не знаете, что ему нужна пища богатая кальцием, чтобы искусственный сустав работал лучше!
- А что? Омлет помогает?
- Да вы что? Там же сыр! Натуральный, а не современная вытяжка из не пойми чего!
- Тогда - ладно..., - неохотно соглашался начальник и даже не рисковал заикнуться о незнании полезных свойств натурального сыра.
Потом радисту Мустанга нужно было обязательно два раза в неделю варить кисель, чтоб не обострялся гастрит. Потом не включать в меню жирное мясо крылатых антилоп второму пилоту из-за застарелой язвы желудка. Потом кока уже просто взяли и ввели в постоянный состав экипажа, чему пятидесятилетний мужчина радовался, как ребёнок.
А вот радиста Сашу Аренина Извеков буквально выбил в состав у забраковавшей его комиссии. Как-то, проходя по коридору управления, полковник заметил у окна грустного паренька. Хрупкий, светловолосый, всем своим видом напоминающий отличника, случайно схватившего двойку по любимому предмету, паренёк стоял, опустив голову, и что-то выстукивал пальцами на глянцевом подоконнике. Чуткий слух бывалого любителя быстро узнал телеграфную азбуку Морзе и уловил выстукиваемое ругательство.
- Это за что же так далеко? – спросил он, приостанавливаясь возле умелого матершинника.
- А чего они! – машинально взвился паренёк, но увидев мужчину не в форме, взвился ещё больше, - а Вы чего?
- Да ничего, - пожал плечами Игорь и посоветовал, отворачиваясь от парня, - спокойнее нужно быть.
Уже в спину он услышал:
- Вот и в комиссии так говорят... Простите.
Игорь снова обернулся. Мышцы под белой футболкой слегка напряглись: он не любил хамоватость, но уважал раскаяние.
- Простите, - повторил паренёк, - С этой минуты, я буду держать себя в руках.
Глаза ультрамаринового, глубокого цвета смотрели на полковника виновато, расстроенно, но упрямо, честно и не убегали от изучающе-жёсткого взгляда.
- А сможешь?
Не подбирая никаких слов, не прибегая к уверениям, парень вытянулся и коротко ответил:
- Да!
Игорь кивнул на лист бумаги в его руке:
- Направление?
- Так точно!
Полковник бегло, но внимательно пробежал взглядом по бумаге и, не вернув её владельцу, спросил:
- Какие дополнительные виды связи знаешь?
- Азбуку передачи сигналов при помощи стука, телеграфную морзянку, факсимильную связь, световую сигнализацию...
- Достаточно, - перебил Игорь, - Жди.
Когда через пятнадцать минут он вышел, парень, едва услышав хлопок открывающейся двери кабинета, где заседала комиссия, вытянулся в струнку и затаил дыхание.
- Держи, - протянул подписанное направление, Игорь, - завтра в семь утра встретимся на Мустанге для первого знакомства с кораблём и с экипажем. Пропуск и всю положенную документацию получишь соответственно этому листу.
- Это я завтра познакомлюсь лично с Извековым? – почти прошептал парень, глядя на направление в руках, как на нечто чудесное и необъяснимое.
- Ах, да..., - немного смешался Игорь и протянул парню руку, - полковник Извеков – твой командир, пока на два испытательных месяца, а дальше – от тебя зависит.
Немного помолчав, Игорь добавил:
- У нас в последнем походе погиб радист. Очень хороший радист и замечательный товарищ...
Через месяц, во время похода, благодаря радисту Аренину, экипаж Мустанга вывел из глубоких, вулканических катакомб жителей планеты Помпея галактики Вулканические дебри. Вникнув в звуковую систему их связи за кратчайшее время, в кровь разбивая костяшки пальцев, общаясь только посредством стуков, Аренин сумел привести к чёткой слаженности действия спасателей и терпящих бедствие инопланетян. В команду Мустанга он был зачислен на полных правах до конца испытательного срока. Через полгода уже все знали, что Саша – неисправимый романтик и сильно увлечён сочинительством. Вот и сейчас, едва Извеков появился в кают-компании, он вскочил, нечаянно смахнув со столика блокнот с записями.
- Саша, - сразу же обратился к нему командир, - Вызывай управление. Не нравится мне мутный и непонятный г-н Ибрис.
- Да чего ж в нём непонятного! – усмехнулся радист, поднимая блокнот, - Галактика - небольшая, всё схвачено, контакты отработаны. Боятся конкуренции и нас, которые ту конкуренцию могут им обеспечить, рассекретив ряд коммерческих тайн.
- Может быть.... Но кажется мне: скрывает он что-то. И это что-то - очень важное...
- Игорь Петрович, - улыбнулся радист, - излишняя подозрительность – это профессиональная деформация личности.
- Чего?
- Личность, говорю, деформируется с нашей профессией: кто-то становится излишне подозрительным, кто-то чрезмерно запуганным и обычную космическую бурю готов принять на надвигающийся апокалипсис вселенной, - весело посверкивая глазами, пояснил Саша.
Игорь нахмурился, чувствуя долю правды в шутливом выводе астронавта, и недовольно пробурчал:
- Выйдешь на пенсию – не забудь это умозаключение отразить в своих мемуарах, а пока что - иди и проси управление выслать Миху. Биолог нужен. Лучший химик - биолог.
***
Миху, прибывшего на Мустанг срочным рейсом, выдворили из лаборатории. Робот-уборщик так тщательно драил колбы и пробирки с разными образцами, что одна из них лопнула, и по помещению растёкся запах сероводорода. Сколько биолог не уверял, что в малой концентрации сероводород не опасен, Извеков лично развернул его от лабораторного стола со словами: «Бережёного бог бережёт». Распихивая по карманам электронные записные книжки, Миха недовольно заметил:
- Сплошная дискриминация в сфере труда, - и пригрозил, - Игорь Петрович, если в кают-компании мне кто-нибудь будет мешать – получит в ухо!
- Хорошо, - улыбнулся Извеков, - непременно зайду туда через полчасика поговорить о деформации.
- Деформации иона? – заинтересованно взглянул на командира Миха, притормаживая у входной двери.
- Нет, о деформации личности, - расхохотался Извеков и вытолкал его из помещения, - иди уже отсюда, вонь стоит - не продохнёшь.
Забравшись с ногами в уютное кресло, Миха сосредоточенно просматривал записи робота-микробиолога и робота-химика.
- О чём задумался, гений?! – фамильярно хлопнул его по плечу Костя Шишкин – лучший снайпер межгалактического управления, чемпион по стрельбе и рукопашному бою. В последнем виде необходимого спорта он уступал только командиру Мустанга.
Миха вздрогнул и едва не выронил электронный блокнот:
- Костян, шёл бы ты..., пострелял в тире...
- А я уже пострелял, как положено, - хохотнул Костя, - Это вы – ботаники-биологи так и норовите от занятий увильнуть!
- Я занимался!- возмутился Миха.
- Видел, - снисходительно кивнул Костя, - Для ботаника – очень даже неплохо, но до совершенства далековато.
Он присел на подлокотник кресла, сделанного по подобию каминного гарнитура конца двадцатого века, и покосился на страницу блокнота. Химические формулы, схемы, ткани и кости во всевозможных разрезах, плюс большое количество заметок на полях впечатляли. Уважительно пробормотав что-то похоже на «Да, уж...», Костя спросил, смутно представляя смысл своего вопроса:
- Выяснил что-нибудь интересное?
- Тут больше непонятного, чем интересного, - серьёзно ответил Миха на весьма обтекаемый вопрос и пояснил, - Если сбросить со счетов отсутствие лейкоцитов, фагоцитов и ряда кишечных бактерий, если принять во внимание особенность развития кожного эпителия и формирования костных тканей, то сушняк – копия нас с тобой...
- Да, ну..., - недоверчиво протянул Костя, - Они же даже не мыслят: едят песок, пьют песок...
- Ну, допустим, они ничего не пьют, - возразил Миха, - а едят всё, что не содержит воды...
- Так и я о чём...
- Но почему? – Миха поднял на друга глаза, - Почему они так уверены, что вода опасна? И опасна ли она для них?

***
Последние два дня экипаж работал в условиях песчаной бури. Планета, играючи, подняла ввысь тонны своего крупного, похожего на жжёный сахар песка. Пронзительные, горячие ветра перекатывали барханы, засыпая норы-землянки, в которых жил сушняк. Жабы, живущие на высоких каменистых площадках, опустили на жилища защитные купола. Сушняк не боялся бури. Мумии выходили навстречу песку и ветру, поднимали вверх костлявые руки и протяжно выли, не закрывая огромных, бесцветных глаз.
- Молятся что ли? - спросил Извеков у Михи, пристально вглядывающегося в худощавые тени, отражённые монитором наружного компьютера-наблюдателя.
- Не знаю..., - задумчиво протянул Миха и вытянулся перед командиром, - Игорь Петрович, разрешите наружный выход!
- Только в сопровождении и осторожно, - согласно кивнул Извеков, - Думай, сынок.... Думай и действуй.
Пока две уходящие в бурю фигуры ещё были видны в песчаной круговерти, командир не отрывал взгляда от монитора. Игорь вспоминал, как в первую встречу, с ног до головы оглядев восемнадцатилетнего биолога, недовольно посетовал на межгалактическое управление:
- Дожили.... Скоро из школы юных космонавтов присылать начнут.
Скептически приподняв уголок рта, он добавил:
- Между прочим, там, куда мы направляемся, местные жители страшных каракатиц напоминают, ну, о-о-очень огромных и страшных. А самое главное - они не прочь слопать человека, предварительно содрав с него кожу, - тут он с усмешкой, любезно уточнил, - вместе с защитным костюмом, естественно.
Синие глаза хулиганисто прищурились в ответ, но выправка стала ещё строже:
- Между прочим, если им вколоть собственные чернила, то они сильно уменьшатся в размере. Учитывая, что каракатицы живут по принципу: сила есть, ума не надо, интересная картина может сложиться.
- Шутка? – недоверчиво хмыкнул Извеков, прикинув реакцию «каракатиц» на такую метаморфозу.
- Предположение, - вздохнул Миха, - Требуется проверка на месте.
Игорь снова с сомнением оглядел сухощавую фигуру биолога и поинтересовался:
- Бороться умеешь?
- Стрелять умею хорошо. Практически, из всех видов оружия.
- Всё ясно.
Месяца три из шести, что они провели в пути к планете с опасными, воинственными жителями, Извеков обучал биолога всевозможным приёмам рукопашного боя. Нещадно швыряя паренька на жёсткие маты, он усмехался:
- Это тебе - не травки-цветочки.
Миха морщился от боли, молча поднимался, вежливо благодарил за урок и молча уходил. Но однажды он произвёл захват соперника настолько стремительно и точно, что Извеков, растеряно вскрикнул. И вот тогда биолог допустил серьёзную промашку: вместо жёсткой блокировки он зафиксировал противника щадящим приёмом. Опытный боец тут же воспользовался этим. Без труда вывернувшись, он уложил ученика на своё место и грозно спросил:
- Ты о чём в конце задумался?!
- У Вас – застарелый перелом плеча, и локтевой сустав искусственный..., - просипел Миха, задыхаясь от тяжести навалившегося тела.
Удивлённый Игорь ослабил хватку:
- Как определил?
- Температуру кожи – на ощупь, цвет – на глаз.
- Силён, - усмехнулся командир и протянул Михе руку, помогая встать, - Надеюсь, с каракатицами ты не будешь столь любезен.
- Само собой, - улыбнулся Миха.
Его предположение оказалось верным и спасло целую галактику от воинственной расы. Вынужденные сдерживаться от агрессивной политики, каракатицы перестроились на дипломатическо-договорные отношения.
***

Миха ввалился в кают-компанию сильно возбуждённый, а Костя, вошедший следом, возмущённо выкрикнул с ходу:
- Игорь Петрович, прикажите этому гению вести себя более благоразумно. Наука, может быть, и требует жертв, но я манал наблюдать, как добровольно становятся её жертвами на глазах!
- Да погоди ты! – с досадой махнул рукой Миха, - Посмотрите! Нет! Вы внимательно посмотрите!
Он положил на стол два небольших костных фрагмента,
один из которых был жёстким и сухим, а на втором сквозь тоненькую бледно-жёлтую кожицу слабо пульсировали сосуды.
- Они живые! Мумии! Не все, но тех, что ушли в пустыню недавно, можно оживить, если полить водой! - пояснил Миха и надсадно закашлялся.
Извеков пристально посмотрел на биолога:
- Когда успел заболеть?
Миха опустил голову и виновато уткнулся взглядом в пол. За него, всё так же возмущённо, ответил Костя:
- Надышался их атмосферой! Экспериментатор!
Игорь возмущённо хмыкнул, сцепил руки за спиной и вплотную подошёл к биологу:
- Вы забыли третий пункт устава? Там чётко прописано специально для Вас: прямой контакт, как с расами, так и с планетой в целом возможен только после тщательного и детального исследования на предмет полной безопасности последних. Вы могли заразиться смертельно-опасными вирусами!
Стало слышно, как буря за бортом повизгивает, словно пёс, оставленный хозяином перед дверью.
- Я точно знаю, что нет тут таковых, - почти прошептал Миха, не поднимая головы.
- Да что Вы говорите? – язвительный тон не обещал ничего хорошего, - И соответствующий документ есть?
Миха отрицательно покачал опущенной головой.
- Мы не в школьном классе! – вспылил Извеков, - Доложить, как положено!
Биолог снова сильно закашлялся, отчего покачнулся, но устоял на ногах и, вытянувшись, отчеканил:
- Документа нет. Но я провёл полные исследования ещё на борту транспортной капсулы. Результаты подтверждены научным составом лаборатории! – он виновато улыбнулся, - Бюрократы.... Через два дня будет документ, Игорь Петрович.
- Два дня ареста за нарушение устава!
- Разрешите, - раздался возмущённый голос, и Шишкин подался вперёд.
- Отставить! – не поворачивая головы, рявкнул Извеков. Закусив нижнюю губу, Костя недовольно нахмурился, а Миха вытянулся ещё строже и громко отчеканил:
- Есть! Два дня ареста!
- И, учтите, этого мало!
Пухлые, почти детские губы дрогнули в едва заметной улыбке:
- Так и времени мало, Игорь Петрович. Я потом отсижу, сколько посчитаете нужным.
Извеков примирительно опустил руку на плечо парня и сразу же ощутил, как тот устало расслабился. Сквозь нездоровую серую бледность на осунувшемся лице проступили лихорадочные алые пятна. Воздух Гайи явно был тяжеловат для открытого дыхания.
- Как себя чувствуешь?
- Нормально, Игорь Петрович, - без намёка на обиду открыто улыбнулся командиру Миха, - Разрешите взять с собой материалы в карцер?
- Бери, - кивнул Игорь и снова поинтересовался, - Как дышалось?
- Двенадцать минут – точно так, как и на Земле. Потом - сложнее: задыхаться начал, - Миха сосредоточенно наморщил лоб, - Теперь ясно, почему у них альвеолы в лёгких – шире, а сетка капиллярная тоньше.
- Понятно, - Извеков подтолкнул биолога к выходу, - Иди, собирайся под арест.
- Есть, собираться под арест! – откозырял Миха и вышел.
Радист поднялся с места, заинтересованно покрутил в руках фрагменты и с намёком заметил:
- А ведь, действительно - гений!
Извеков хитро прищурился и потянулся за сигаретами:
- А кто ж с этим спорит? – он прикурил и, глубоко затянувшись, заметил, - Но и для гения слово «дисциплина» остаётся в силе.
Второй пилот в сердцах отшвырнул от себя шахматную доску так, что фигуры попадали на столик, и недовольно пробурчал:
- Прав Миха: бюрократия штука живучая, как и солдафонство.
- Совершенно верно, - согласился Извеков и, пряча в усы улыбку, предупредил, - Попрошу адвокатов держать эмоции при себе.
Костя недовольно покрутил головой:
- Игорь Петрович, в карцере терморегуляторы не выставлялись никогда. Это же – второй холодильник.
- Думаешь, холод опаснее, чем открыто дышать мало знакомой атмосферой? – усмехнулся Извеков.
- Не опаснее, конечно..., - смутился Шишкин, - Но..., - он тряхнул головой и отчаянно выпалил, - Миха не просто так это сделал, командир! За что в карцер то?
- Прошу двадцать минут для настройки терморегуляторов, - поднялся с кресла молчавший до этого механик и кивнул второму пилоту, - Потом доиграем, я запомнил позиции.
Извеков заинтересованно оглядел бунтующую против его решения команду и улыбнулся:
- А я разве сказал в карцер? Два дня в медицинском отсеке пусть полежит. У него лёгкие слабые. Если кто забыл, то я помню, что он их на Титане ещё обжёг. Тоже выяснял степень возможности открытого дыхания. Кстати! – он погрозил пальцем Косте, - Побудь-ка ты с ним, чтоб не сбежал и ещё чего не наэкспериментировал на свою голову. Только на сей раз будь внимательнее и строже. Беречь его надо.
– Есть - строже и внимательнее! - довольно заулыбался Костя.
- Не проспи арестанта, - хмыкнул Извеков и обратился к остальным, - А мы давайте-ка подумаем по поводу сушняка...
***

Костя покосился на часы, вздохнул и посмотрел на друга. Миха сосредоточенно что-то подсчитывал всё в том же электронном блокноте. Словно почуяв на себе просящий взгляд, он поднял глаза и улыбнулся:
- Ты чего, Костян?
- У меня сегодня личный звонок намечался, - вздохнул снайпер, - Сорвётся теперь...
- Почему? – недоумевающе пожал плечами Миха, - Это я – арестант, а не ты.
- Думаешь? – обрадовался его ответу Костя.
- Я всегда думаю, - подмигнул ему Миха, - Иди спокойно. Куда я денусь с подводной лодки?
- Я на часок, не больше, - уже в дверях выкрикнул Шишкин.
- Иди, иди..., - пробормотал ему вслед биолог, а через пять минут после того, как друг вышел, сам неслышно выскользнул из медицинского отсека, экипировался для выхода на поверхность планеты и незамеченным ушёл в пустыню. Буря закончилась совсем недавно, но крупного, рыжего песка, в который она превратила треть застывших мумий, уже не было. Жабы собирали этот песок и трансформировали в редкие драгоценные камни, которые охотно раскупались на косморынке.
Миха бродил между уцелевших мумий. До конца не успокоившийся песок бросался под ноги, словно собака, охраняющая место последнего успокоения своего хозяина. Биолог поёжился, чувствуя некоторую тревогу. Место это напоминало кладбище с той разницей, что сами мертвецы, подняв руки к небу, стояли здесь словно памятники. В их открытых глазах застыл то ли вопрос, то ли укор, то ли просьба. Наконец, биолог остановился возле мумии, на которой не истлела одежда. Аккуратно распахнув на её груди подобие пелерины, Миха из небольшого пульверизатора сбрызнул сушняк водой. Подождав минуту, он проделал процедуру ещё раз, сосредоточив струю воды на области жизненно-важных органов.
- Зря вы полезли не в своё дело, - раздался скрипучий голос за спиной. Обернувшись, биолог увидел Ибриса и толпу сушняка. Выхватив из рук землянина пульверизатор, Ибрис спрятал его в складках ниспадающих одежд и коротко что-то прострекотал. Мумии вытянули вперёд худые руки со скрюченными пальцами. Биолог шагнул назад, но за спиной также услышал грозное стрекотание.
- За что? – заглянув в жёлтые глаза, спокойно спросил он Ибриса.
- Я уже пояснил: вы полезли не в своё дело.
- Их за что? – уточнил Миха, кивнув на мумии, - Если дать им воду, то они будут жить дольше, чем вы.
- Считайте, что это - одна из причин, - цинично усмехнулся Ибрис. Подойдя вплотную, он острым когтём срезал и отбросил в сторону шлем, обнажив голову астронавта:
- За двенадцать минут ты успеешь посмотреть на свои внутренности.
Первые пять из двенадцати минут Миха успешно отбрасывал от себя нападавших, вспомнив уроки Извекова и стараясь причинить, как можно меньше увечий противнику. Следующие три минуты из-за начинающейся нехватки кислорода он пропустил несколько серьёзных ударов и от последнего упал на колени. Когда костлявые руки, схватив за волосы, оттянули голову и разорвали на груди костюм, астронавт услышал громкий клёкот, похожий на крик чайки, раздавшийся позади убивающей его толпы. Мумия, сбрызнутая водой из пульверизатора, мумия, про которую забыл Ибрис, наслаждаясь расправой над ненавистным землянином, мумия, про которую забыл и сам Миха, эта мумия за короткие восемь минут полностью восстановила двигательные функции. Растолкав толпу соплеменников, она закрыла биолога стремительно оживающим телом и продолжила что-то выкрикивать, не отнимая руки от груди, где под уплотняющейся с каждой секундой кожей отчаянно и уверенно билось большое бордовое сердце. Злобно ощерившись, Ибрис выпустил острые когти, собираясь вырвать и растоптать это сердце. Но занесённая когтистая лапа внезапно исчезла в луче яркого света. Следом раздался вой, потом шипение, и правитель упал на песок. Отстреленная конечность в ту же секунду свалилась ему на голову. Толстые бородавчатые пальцы судорожно дёргались, то пряча, то выпуская когти. Четверо астронавтов выпрыгнули из летательного аппарата и замерли перед огромной толпой.
- Не стреляйте в них, - задыхаясь, выговорил Миха, - Они не ведают, что творят...
Лёгкие биолога отказались принимать насыщенный песком воздух, и он потерял сознание. Костя, отбросив винтовку, кинулся к другу, но стоящий ближе всех сушняк первым подхватил Миху на руки и быстро понёс к летательному аппарату.
***
Только через три дня Миха смог дышать самостоятельно и пришёл в себя. Сосредоточиться и вспомнить события последних дней биологу мешал тонкий аромат, неуловимо напоминающий запах цветущих пионов. Покосившись на прикроватную тумбочку, он увидел вазу с удивительными цветами. Белые сердцевидные лепестки, подобно венку, длинными черешками переплетались между собой, прикрывая пушистую сердцевину. На тонких, жёлтых тычинках дрожали мелкие капельки росы. Миха едва не вскрикнул от неожиданности, когда тонкая, женская рука мягко коснулась щеки, и мелодичный голос прошептал по слогам на чистом русском:
- Ми - ха... Миха...
Биолог повернул голову на голос. По другую сторону кровати на стуле сидела незнакомая девушка в белом халате. Цвет халата выгодно подчёркивал нежную шелковистость её светло-оранжевой кожи и блеск миндалевидных глаз ярко-зелёного цвета.
- Кто ты? – спросил Миха и надсадно закашлялся.
Девушка быстро встала, подала ему стакан с водой, стоящий тут же, на тумбочке, и произнесла, тщательно выговаривая слова:
- Я – мумия.
- Кто? – опешил Миха.
Девушка задорно тряхнула пышной, чёрной шевелюрой и протянула биологу руку, приглашая подняться. Её рука была тонкой и сухощавой, но приятно-тёплой и сильной. Заботливо поддерживая спутника, она помогла ему подойти к иллюминатору. Сначала Миха подумал, что на Гайе идёт дождь, но приглядевшись, понял, что это из скал, на которых раньше стояли жилища жаб, бьют высокие фонтаны. Выпущенная на волю вода, щедро напитывала истосковавшуюся по ней планету. Деревья шумели густыми кронами, прямо под дождём раскрывались самые разнообразные цветы, в густой траве прятались умытые камни, красивые, черноволосые гайянцы тянули к небу руки и ловили в ладони падающие капли.
Миха повернулся к девушке:
- Ты та самая..., - он слегка замешкался - язык не поворачивался назвать незнакомку мумией, - Ну... Что из пустыни? Первая?
Девушка согласно кивнула, снова взяла его руку и приложила к груди. Несколько секунд они оба прислушивались к ровному стуку сердца. Потом незнакомка вздохнула и прошептала:
- Я Гайя... Спасибо...
Фантастика | Просмотров: 1432 | Автор: Баргузин | Дата: 05/07/15 22:59 | Комментариев: 2




При ярком свете бреду на ощупь
и уверяю, что не устал.
Сейчас распяться намного проще,
чем захотеть избежать креста.

В удобном храме святой заласкан.
В словесной топи не видно гать.
Иду, тебе сочиняя сказку
о не умеющих промолчать,

о тех, когда-то меня учивших
молиться правде и видеть ложь.
о том, из рода давно почивших,
что знает:ты меня не поймёшь.

Со мною рядом лишь он и ветер:
который шепчет: "Не выходи.
Сегодня сложно шагать при свете,
в нём бьют по сердцу дожди, дожди,

мешают с грязью и мутят воду,
смывая след твой на мостовой."
Но... выхожу. Оставайся с Богом.
А я дойду, если он с тобой...
Философская поэзия | Просмотров: 699 | Автор: Баргузин | Дата: 05/07/15 22:43 | Комментариев: 2

Маленький букетик ландышей пахнет лесом. Или это лес пахнет ландышами? Ветер пытается спихнуть с дерева дятла. Но дятел усердно долбит сосну. Червячок или личинка под корой, вероятно, совсем близко, так что птице не до ветра и не до нас. Белый, цветочный ковёр лежит у ног. Совсем немного белокурых колокольчиков мы берём с собой. Пусть лес тоже побывает у нас в гостях. Дома, несмотря на усталость, я снова ухожу. Ухожу в прошлое, которое, как мне казалось, было неспособным воскреснуть в памяти столь ярко и неожиданно. Маленький букетик ландышей на моём столе пахнет лесом и горечью…
***

На моё предложение: заново прогнать концертную программу от начала до конца солист ансамбля вздыхает:
- Маэстро, тебя жена не заждалась дома?
Вот кобелино! Больше половины прогона он пел, повернувшись к барной стойке, где худенькая, черноглазая девчушка сидела на высоком стуле возле барменши. Полногрудая, фигуристая Наташа готовила бар для вечерних посетителей, а собеседница пила сок и улыбалась солисту. Я с любопытством смотрю на остальных ребят поверх тёмных очков. Интересно: желание слинять с репетиции у всех такое же откровенное? Басист делает вид, что занят грифом гитары, а сам выжидающе косит в мою сторону. Скажи я «отбой», и он тут же рванёт с места, как застоявшийся мерин. Барабанщик, по обыкновению, подкидывает палочки. Заметив мой взгляд, он роняет одну из них на пол. Понятно: тоже не прочь свалить. Денис улыбается и поглядывает на меня с надеждой. Клавишник не скрывает в глазах откровенной просьбы: «Отпусти, командир». Даже ветер скрипит открытой форточкой: «Весн-ааа… Весн-ааа…». Что правда, то правда: на улице - весна, теплынь. На столиках, в симпатичных вазочках стоят маленькие букетики ландышей. Запах от них гуляет по всему кафе. Тут любого потянет на романтику. « А Ксюшка уже дома…» - предательски мелькает мысль у меня самого, и я объявляю:
- Лады - отбой! Завтра всем быть на месте за два часа до начала вечера!
Мои последние слова тонут в оглушительном туше. Аппаратура убрана в специальный кабинет за считанные минуты. Дай им волю, они и меня туда отнесут, чтобы не передумал. Почти на выходе Денис оглядывается:
- Подкинуть до дома, Маэстро?
Я не успеваю ответить, потому что Виталька, хозяин кафе, мой друг и одноклассник, появляется в дверях:
- Я сам его подкину, - и подмигивает мне, - Позже немного. Разговор есть.
Ден согласно кивает и уходит. Кафе работает в ночном режиме, поэтому сейчас в зале никого нет. Мы садимся за столик у окна. Я смотрю на Витальку и отмечаю, что он сейчас очень не похож на самого себя: непривычно растерян и смущён. Он давно не подкрашивался. Седина чётко проступает на висках и блестит по всей голове тонкими нитями. Его холёные пальцы крутят вазочку с ландышами. Нервничает?
- Что случилось, брат? – спрашиваю я.
Виталька прячет лицо за букетик, но через мгновение хитрые серо-голубые глаза выглядывают из-за белых колокольчиков:
- Маэстро, а ты Ксюшку сильно любишь?
- Сильно, - улыбаюсь я и достаю сигарету, которую мой шеф тут же привычно выхватывает.
- Понимаю… Умница она у тебя. Добрейшей души человечек и вообще – классная.
- Сам знаю, - самоуверенно хмыкаю я, - Но всё же, что случилось?
Виталька долго мнёт в руках сигарету, потом прикуривает и немного печально улыбается:
- Ничего, Сань… Просто захотелось вот так посидеть с тобой. Без всяких поводов. Не против, надеюсь?
- Конечно, не против, Тал.
Барменша приносит нам по чашке капучино и пирожному. Мне она улыбается, а шефа демонстративно игнорит. Я что-то слышал про недолгий «роман» между ними, но в подробности не вдавался. Любвеобильный шеф провожает аппетитные бёдра бывшей пассии кривой ухмылкой, проглатывает обе сладкие «корзиночки» и только потом спрашивает:
- Ты же, вроде, бисквитную «Сказку» предпочитаешь?
- Всё верно, именно «Сказку», - ехидно выговаривает за его спиной барменша и ставит передо мной блюдце с этими пирожными. Виталька тянется и к ним, но Наташа шлёпает его по руке:
- Вас, Виталий Николаевич, подружка восточными сладостями не перекормила ещё?
Виталька молча утыкается носом в чашку с кофе, а барменша, презрительно фыркнув, уходит. Я пододвигаю шефу пирожные и сочувствую:
- Смотри, Тал, допрыгаешься: оторвут тебе бабы достоинство когда-нибудь.
Виталька хмыкает:
- Тебе до армии не оторвали же!
- Не успели, - смеюсь я, - А теперь - поздняк метаться: отпрыгался я. Добровольно, причём.
Виталька, наклонившись ближе, шепчет:
- Вот и я, Сань, отпрыгался. Женюсь через месяц. Сегодня заявление подали. Шафером будешь у меня на свадьбе?
Новость настолько ошеломляющая, что я несколько секунд не могу выговорить ни слова от удивления. Довольный произведённым эффектом Виталька сообщает:
- Родственники у неё строгие. Долго меня на гниль проверяли. Особенно, братец – горячий восточный мэн.
Он звонко хохочет:
- Прикинь, Сань: вчера мне говорит: «Ты - настоящий мужчина!» Заметь: не мужик, а мужчина! А при первом знакомстве обещал то самое достоинство отрезать вместе с головой, в случае чего, - он откидывается на стуле и заинтересованно спрашивает, - А ты не в курсе: куда Руслан пропал? Я последнее время частенько его вспоминаю. Он же у нас чечен?
Казалось, что особенного в обычном вопросе? Но сердце вздрагивает, а на левом виске болезненно пульсирует мгновенно набрякшая вена. С трудом я скручиваю взвизгнувшие нервы и отвечаю спокойно:
- Наполовину - чечен, наполовину - даг. А где он обитает, я понятия не имею. По слухам - в загранке.
- Жаль…, - вздыхает Виталька. Замечательный парень. Вы с ним, как братья-близнецы были всегда, - он кивает на пирожные, - Можно? Не ел ничего с утра.
- Лопай. Меня дома плов ждёт.
Виталька завистливо вздыхает:
- Везёт… Но моя, наверняка, тоже его готовить умеет.
- Думаю, что умеет, а если нет, то Ксю научит, не переживай, - я закуриваю и интересуюсь, - А чего так скоропалительно? Беременна, что ли?
Виталька давится кофе, кашляет и машет на меня рукой:
- Ты что? У нас будет, как положено: первая брачная ночь и всё такое. Так будешь шафером?
- Само собой!
Я смотрю на счастливое лицо своего друга. Он лукаво щурится:
- Я хочу её с тобой и Ксю познакомить. Не возражаешь?
- Конечно, нет. Только давайте не в кафе, а у нас. После выходных. Идёт?
- Идёт! - довольно кивает Виталька и поднимается с места, - Поехали, брат. Через полчаса мы с ней на концерт идём в филармонию.
Теперь пришла моя очередь давиться кофе. Виталька? В филармонию? Да он отродясь, кроме попсы и не слушал ничего.
- Куда?!- удивлённо переспрашиваю я.
- В филармонию, - назидательным тоном повторяет Тал и машет пальцем у меня перед носом, - Моцарта слушать идём и…, - он сосредоточенно морщит лоб, - Бумца…или… Бамца…
- Брамса, - машинально поправляю я.
- Ага!- обрадованно кивает Виталька, - Его. Скрипачка она у меня. В консерватории учится, на последнем курсе.
Он вынимает из вазы букетик ландышей, суёт его за пазуху и, воровато оглянувшись, шепчет:
- Это – ей. Не успеваю в цветочный уже.
Тал подкидывает меня к подьезду, крепко обнимает на прощанье и сам же отстраняется:
- Аккуратнее, чёрт, цветы помнёшь!
Дома, отвечая на поцелуй, Ксю шепчет:
- Саш, от тебя ландышами пахнет. Люблю ландыши.
Мысленно обозвав себя тупицей, я очень сожалею, что не свистнул для неё букетик. А утром мне звонит Денис. Его голос в телефонной трубке звучит глухо и мрачно:
- Саш… Витальку убили… Вместе с девушкой… Ночью… В сквере возле её дома… Это недалеко от филармонии…
Я чувствую, как стремительно леденеет сердце, а затылок наоборот, закипает. В глазах – ни света, ни цвета, только чёрная пелена. В голове, подобно набату, тяжело и оглушительно бьётся пульс:
- Бам… Бам… Бам…
Ветер врывается в комнату и с воем кидается мне в лицо:
- Саша-а! Саша-аа!! Не надо-ооо!!!
Но тот, кого я ненавижу, уже стремительно оживает. Ещё немного, и он вырвется из глубины сознания, готовый разорвать, растоптать, уничтожить любого, кто встанет на его пути. Зачем? Не знаю…
- Саша?! Что случилось, родной?
Голос жены пробивает меня навылет. Монстр рассыпается на тысячи кусочков. Последний из них исчезает с пронзительным визгом, оставляя после себя дикую головную боль и бешено скачущее сердце. Обхватив голову руками, я со стоном падаю в кресло. Через несколько минут в вену впивается игла, и горячее тягучее лекарство тяжело вливается в кровь. Быстро и неумолимо оно гасит болезненные спазмы и, наконец, я способен видеть, понимать и действовать. Ксю гладит моё лицо тёплыми ладошками. В её глазах мечется испуг. Но боится она не меня. Она боится за меня. В дверь звонят. Это - Денис. От него я узнаю подробности. Нападение было спланировано. Убийца знал, когда и какой дорогой будут возвращаться ребята домой. Возможно, что они чуть дольше задержались в филармонии. Сквер был пуст. Виталька умер мгновенно от удара ножом в спину. Уже мёртвому убийца отрезал ему голову. Девушка умерла позднее, но ненамного. Её жестоко избили, изнасиловали и задушили скрипичной струной. Ей голову убийца не отрезал, но напихал в рот бумажные купюры, что выгреб из кошелька Виталика. Кошелёк валялся рядом. В первые часы после убийства следствие задержало брата убитой, исходя из подозрений, основанных на характере преступления. Кто-то сообщил, что он больше всех был против связи сестры с русским предпринимателем. Всё это я воспринимаю, как чистую информацию, не обдумывая и не вникая в подробности. Не до этого. Только на похоронах Виталика я чувствую, как чётко и холодно включается в голове аналитическое мышление, когда на ворох покупной, цветочной роскоши кто-то небрежно бросает ... маленький букетик ландышей… Высокий, грузный, но достаточно спортивный для своего веса парень замечает мой пристальный взгляд и со вздохом качает головой:
- Обидно… Такой молодой… Много чего не повидал в этой жизни…
Он крестится и понуро шагает на выход к воротам кладбища. Я толкаю плечом стоящего рядом Дениса:
- Ты не знаешь: кто это?
Денис отрицательно качает головой:
- Понятия не имею, - но через минуту спрашивает, - А что? Надо узнать, командир?
- По-моему, надо…
Через два часа мне известно, что человек, принёсший ландыши - однокурсник Виталькиной невесты. Маленькая подробность, что он играет на альтовой скрипке в консерваторском ансамбле скрипачей, намертво и беспочвенно оседает в моём сознании. Я также в курсе, что около года он безуспешно пытался ухаживать за восточной красавицей, но, в конце концов, благополучно отстал. Тихий и спокойный парень, ничем не вызывающий подозрения. Почему мне не даёт покоя тот букетик ландышей и ещё что-то? Что-то ещё… Я никак не могу понять, что именно не отпускает меня от этого альтиста. Только поздно вечером чётко пропечатанная мысль кидает меня к телефону, и я звоню Дену:
- Ты можешь узнать: какой струной была задушена девушка Витальки?
- Так я же говорил, Саш - скрипичной…, - растеряно бормочет сонный Ден.
Я почти ору в трубку:
- Скрипки или альта!
- Понял, – Через пять минут он перезванивает, - Альтовая струна, Саш…
- Адрес мне того однокурсника. Срочно!
Ещё через час я стою у обшарпанной двери однокомнатной квартиры, на четвёртом этаже старой девятиэтажки. Мне известно, что музыкант живёт здесь один, что он замкнут и немногословен, что он купил билет на ночной поезд... Куда - я не знаю, как и не знаю того, что я скажу ему. Но едва моя рука тянется к дверному звонку, как сзади бесшумно налетают омоновцы. Вначале они почти распинают меня на стене, но убедившись, что я сообразил - кто передо мной, сразу отпускают. Командир группы захвата подталкивает меня к лестнице и шепчет на ухо:
- Иди за угол дома. В «Волге» тебя ждут.
Мелкие чёрточки-морщинки у глаз всё теми же крошечными лучиками перетекают в резкие и глубокие складки на широких татарских скулах. Начальник милиции улыбается:
- Штирлиц и с волосами до плеч – Штирлиц. Он протягивает мне руку и интересуется, - Как ты его вычислил? По струне?
Я утвердительно киваю в ответ и уточняю:
- И по ландышам.
- Ну-ка, ну-ка, тут подробнее, – заинтересованно прищуривается милиционер. И я подробно рассказываю ему свою цепочку заключений. Омоновцы вытаскивают из подьезда визжащего альтиста:
- Да! Это я убил шлюху!! Шлюху продажную и её хахаля!
Начальник милиции предусмотрительно придерживает меня за плечо:
- Спокойно. Он за всё ответит, как положено. Преступника увозят. Немногочисленные напуганные зеваки расходятся. Начальник милиции вздыхает:
- Урод… Таких ребятишек сгубил…, - он снова смотрит на меня и спрашивает, - Когда у тебя медкомиссия?
- Через пять месяцев.
- Яхшы, - удовлетворённо кивает милиционер, - Жду тебя, сынок.
***

Ветер теребит полинявшие от проливного дождя венки и смахивает капли с большой фотографии. Виталька беззаботно улыбается на ней. Ксюша плачет навзрыд, стиснув в ладонях букетик последних в этом году ландышей. Белые колокольчики скорбно склоняются и дрожат, дрожат, не смея звенеть. Белая «девятка» останавливается возле кладбищенских ворот, и к нам подходят двое мужчин и женщина. Они одеты в национальные свадебные одежды дагестанцев. Мужчина постарше вначале кланяется нам, потом повязывает на дубовый крест красиво расшитый пояс. Мужчина моложе бросает в мраморную вазу горсть серебряных монет и ставит роскошный букет. Потом он кланяется Ксюше и пожимает руку мне. Женщина снимает шёлковый платок с большого блюда, полного беккуком, мучной халвой. Несколько кусочков она кладёт на могилу и потом с поклоном протягивает блюдо нам. Ксю немного растеряна, но я потом поясню ей, что люди по-своему почтили память жениха погибшей дочери. А пока… Мы уходим вслед за ними, оставив на могиле маленький букетик ландышей в большой мраморной вазе…
Повести | Просмотров: 1290 | Автор: Баргузин | Дата: 04/07/15 20:25 | Комментариев: 3

Вытрясти нужно душевный сор. Водка давно не средство.
Может, поможет мне старый двор? Все мы пришли из детства.
Смотрит устало с небес луна. Тихо скрипят качели.
Булка с вареньем на всех одна. Мы её дружно съели.
В нашей компашке разброс в годах мало на что влияет.
Трое с Афгана пришли в гробах. Больно. Не отпускает.

Там, где зимою зальют каток, летом песка в достатке.
В пыль исписали цветной мелок. Что ж, поиграем в прятки.
Кто там, как слон, пробежал в кустах, тех что к забору ближе?
Чую затылком, иду искать. "Вижу, Толяшка! Вижу!"
Прямо с этапа бандит бежал. Ходка уже вторая.
"Эй, стуки-палы, Толян. Не ждал?" Больно. Не отпускает.

Старая липа шуршит листвой в ритме минорных терций.
Лето. Каникулы. Двор пустой. "Сашка плюс Оля = сердце."
Наши всем скопом ушли в кино. Мать и отец на даче.
Всё, что естественно - не грешно. Если любовь - тем паче.
Взрывы разбили в ущелье тишь. Быстро патроны тают.
"Оля плюс выгодный брак = Париж". Больно. Не отпускает.

Вытрясти нужно душевный сор. Водка давно не средство.
Не помогает мне старый двор. Кончилось наше детство.
Ветер срывает с плеча бушлат, падает мне на плечи.
Больно. Но встрече я очень рад с временем, что не лечит.
Для зажигалки работы нет. Пачка, увы, пустая.
Звёзды упали ничком в рассвет. Надо же... Отпускает...
Философская поэзия | Просмотров: 708 | Автор: Баргузин | Дата: 04/07/15 20:18 | Комментариев: 2



Это немного страшно, немного странно, но
время разворачивается клокоча,
перематывается, как лента, заново:
лифт, поворот ключа,
скрип половиц, дыхание за стеной,
я стою и прижимаюсь к стене спиной,
дверь открывается...
Пауза!
Просто дыши со мной.

"Rec" и теперь по новой: на плюсы - минусы.
Амен*, не отпускающая от себя!
Недосмотренные, затёртые мнутся сны,
падают, погребя:
недоверия тысячу сто причин,
женщин моих и, конечно, твоих мужчин.
Пауза!
Время пошло... Бог с ним!
Психологическая поэзия | Просмотров: 752 | Автор: Баргузин | Дата: 04/07/15 19:59 | Комментариев: 2



Столик журнальный у двери на лоджию,
краски, две кисточки, вскрытый конверт,
чёрная кошка, на кляксу похожая,
возле дивана - накрытый мольберт.

А на холсте нарисованы простенько:
речка и мостик, у мостика - дом,
кошка и рыжий котёнок без хвостика.
Видно, оставлен пейзаж на "потом".

Есть на стене фотография в рамочке:
парень смеётся, в руке - пистолет.
Подпись: " Я - в армии. Фото для мамочки".
Новость в конверте -" Пропал в Ханкале".

Сколько их было, она не запомнила:
штатских, военных, чужих и своих,
лиц перекошенных, тел переломанных,
мёртвых спокойных, безумных живых.

Морги, больницы, бандитское логово.
Падала в ноги, покорно ждала
и умоляла:" Отдайте хоть мёртвого!"
Но возвратилась одна. Не нашла.

Дни собирались в недели и месяцы.
Кошка, картина и фото - вся жизнь.
Глянет на сына, вздохнёт, перекрестится,
тихо попросит:" Хотя бы приснись..."

Только не снился, не мнился, не вержился
ровно пять лет. А шестою весной
ночью, во сне прошептал кто-то с нежностью:
улица, город, дом-номер такой.

Снова - дорога. Гаишник внимательный.
Детский приют у реки за мостом.
Рыженький мальчик рисует старательно
кошке котёнка с пушистым хвостом.

Мистическая поэзия | Просмотров: 860 | Автор: Баргузин | Дата: 02/07/15 21:40 | Комментариев: 2

Тройка в четверти по рисованию – это беда.
- Может тебе в художественную школу записаться, Никит? - спросил отец и потрепал мальчишку по плечу.
- Зачем? – вздохнул десятилетний паренёк, - Анна Ивановна говорит, что если таланта нет, то Ильёй Репиным стать невозможно.
- Анна Ивановна, несомненно, права, - кивнул головой отец, - но щенка я тебе всё равно куплю. Бог с ней, с тройкой.
Никита поднял на отца глаза:
- Щенка?
- Да. Будет тебе – подарок за окончание полугодия.
Никита присел рядом с отцом на диван:
- Пап… Не надо мне щенка…
- Вот те раз! – Виталий Андреевич удивлённо развёл руками, - А я уже заводчику позвонил!
- Не надо, пап…
- Но почему? Он будет такой же, как и Чарли.
Никита отрицательно качнул головой, отчего сильно отросшие после последней стрижки волосы взметнулись, и чёлка упала до самых ресниц, прикрывая заблестевшие глаза. Отец деликатно сделал вид, что не заметил слёз сына и продолжил:
- У тебя, как раз - каникулы, будешь его к порядку приучать…
- Папа, - перебил парнишка отца, - Он не будет такой, как Чарли…
***
На кухне, наблюдая за женой, моющей посуду после ужина, Виталий Андреевич тихо посетовал:
- Наташа, он всё ещё помнит Чарлика…
- Конечно, помнит, - пожала плечами супруга, - И всегда будет помнить. Он вырос рядом с ним.
- Может, ему попугая подарить?
- Лучше нильского крокодила, - фыркнула женщина, - чтобы он тебе первому откусил голову за идиотские идеи.
Она поставила чистую тарелку в сушку и, подбоченясь, подошла к мужу:
- Чарлик был ему другом. А друзей не забывают! Ты помнишь, как Никишка для него манную кашу в карман прятал?
- Помню, - улыбнулся Виталий Андреевич, - Ему тогда два годика было…
- Ну, вот… - вздохнула Наталья, - А ты говоришь: купим собаку…
***
Перед сном Виталий Андреевич заглянул в комнату сына. Никита что-то рисовал, сосредоточенно и усердно. Повернувшись на скрип двери, он улыбнулся отцу:
- Анна Ивановна велела нам всем гномика нарисовать. Не за оценку. Просто так. Для праздника.
- Аааа… Ну, рисуй…
Дверь за отцом закрылась, и Никита снова занялся рисунком. Гномик у него получался яркий и немного вредный. В десятый раз стирая и заново рисуя волшебному человечку глаза, паренёк старался придать им серьёзность. Но круглые, лукавые бусинки смотрели с картинки весело и никак не сочетались с рыжей окладистой бородой. Она казалась искусственно приклеенной к румяным толстым щёчкам. А синий колпак с пушистой кисточкой почему-то постоянно сьезжал на левое ухо. Никита вздохнул и улыбнулся:
- Гномик, гномик, где твой домик?
Он положил картинку на стол и отправился в ванную – умываться перед сном.
Кто-то громко чихнул, и мальчуган проснулся. В комнате было очень светло, несмотря на то, что стрелки на светящемся циферблате показывали половину второго ночи. Большая, круглая луна заглядывала в окошко через тюлевую штору. Никита осмотрелся по сторонам и, естественно, никого не увидел. «Приснилось», - подумал он и снова закрыл глаза.
- Не приснилось, - и по комнате, словно бусинки, рассыпался смех, - Не увидел, не заметил!
Парнишка привстал с кровати и снова осмотрелся. Опять никого!
- Не туда смотришь. На стол смотри, - посоветовал ему хитрый голосок и, приглядевшись, мальчуган увидел маленького человечка. Он сидел на краю стола, свесив ноги в смешных туфлях с большими пряжками.
- Ты кто? – прошептал Никита, боясь пошевелиться, чтобы не напугать необычного гостя. Но тот и не думал пугаться. Он вскочил на стол, важно приосанился и громко продекламировал:
- Гномик, гномик, где твой домик?
У сосны в глухой тайге?
Нет! На радуге – дуге!
Он лукаво улыбнулся и поинтересовался:
- Ну, как?
- Здорово… - прошептал восхищённый паренёк.
- То-то! – важно поднял вверх указательный палец гном и заметил, - Между прочим, меня Митька зовут. А вот колпак ты мне нарисовал, честно сказать, неудобный! И пряжки на туфлях - не очень красивые! Ты вообще что ли рисовать не умеешь?
- Не умею, - вздохнул Никита и пожаловался, - У меня в четверти тройка только по рисованию - остальные четвёрки и пятёрки.
В следующую секунду гномик исчез со стола и появился уже возле мальчугана, на подушке:
- Может тебе в художественную школу записаться? - посоветовал он, с сочувствием заглядывая парнишке в глаза.
- Мне уже папа предлагал. Но Анна Ивановна говорит, что стать Репиным без таланта невозможно.
- А кто такой Репин? – сосредоточенно свёл к переносице тонкие бровки Митька.
- Художник такой был. Знаменитый.
- Много твоя Анна Ивановна понимает, - хмыкнул гномик, - Научиться можно даже пирожки печь! – он снова хитро улыбнулся, - Кстати, от пирожков я бы сейчас не отказался.
Никита растерянно огляделся по сторонам, словно надеялся найти в комнате пирожки:
- А пирожков, наверное, нет…
- Твоя мама не напекла? – огорчился Митька.
- Она настраивается испечь большой торт к празднику, - заступился за маму Никита, - Называется " В гостях у сказки"
- У сказки - это хорошо, - довольно закивал головой гном, - Только я торты не очень люблю, пирожки люблю с мясом и блинчики с творогом и сгущёнкой.
- А сырки творожные любишь? - оживился Никита, - У нас точно они есть.
Называются «Гномик».
Митька недоумевающе пожал плечами:
- Не знаю... Не пробовал...
- Я сейчас! – засуетился мальчуган, - Только ты тут потише, а то родители проснутся.
Гномик сложил пальцы в знак «Ок» и хмыкнул:
- Понял.
Сырков в холодильнике было четыре штуки. Никита взял три, оставив один маме. Отец по утрам пил крепкий чёрный кофе с тостами.
- Держи, - вернувшись, протянул он угощение гному.
Сырки были сьедены быстро и с завидным аппетитом.
- Вкуснотень, - довольно сощурил Митька свои круглые глазки, облизал вымазанные шоколадом пальцы и вполне серьёзно сказал, - Я, вообще-то, по делу… Привет тебе принёс с радуги.
- От кого? - удивился Никита и внезапно почувствовал, как тревожно замерло сердце. Совсем как в классе, когда взгляд Анны Ивановны скользил по списку в журнале, выбирая ученика для ответа у доски.
Митька скинул на пол фантики от сырков, уселся на то место, где они лежали и важно сообщил:
- Чарлик просил передать, что он тебя помнит и любит.
- Чарлик с тобой? Там? На радуге?
- Ага, - кивнул головой Митька, - Нам там весело.
Паренёк грустно улыбнулся:
- И он совсем не скучает по мне?
- Как это не скучает, если попросил меня к тебе с приветом сходить?
Никита почувствовал, как его ладони стали прохладными и липкими от волнения:
- Мить, пожалуйста, попроси его вернуться.
- Чего? – удивился гном и решительно замотал головой так, что колпак упал с головы, - Ни за что!
- Но почему?
- Потому что если он согласится, то я сам по нему скучать буду, потому что я тоже его люблю и.... - он поднял колпак, водрузил себе на макушку и закончил, найдя последнюю причину, - ... и вообще ты мне колпак дурацкий нарисовал!
Никита сел на пол, и его лицо оказалось, как раз на одном уровне с Митькиным:
- Я в художественную школу пойду! Обещаю! И научусь рисовать! И нарисую тебе красивые туфли, и колпак, и всё что только ты захочешь! Красиво нарисую, честное слово!
Гном внимательно и, как показалось мальчугану, недоверчиво смотрел ему в глаза.
- Я лучше Репина научусь рисовать! – с отчаянием выкрикнул Никита последний аргумент и заплакал.
- Ну, ты чего? – тихо прошептал гном и пригладил непослушный вихор на голове парнишки, - Конечно передам. И не надо в художественную школу записываться.
Он пренебрежительно хмыкнул:
- Подумаешь, Репин! Да я если захочу - сам себе всё нарисую! И даже лучше, чем Репин! – он лукаво прищурил глаз, - Но мне нравится и колпак с кисточкой! И пряжки! И…ты…
- Передашь? - улыбнулся сквозь слёзы Никита.
- Угу, - кивнул головой Митька и поправил сьехавший на левое ухо колпак, - Спи давай. Завтра вернусь с ответом…
***
Машина подпрыгивала на кочках и яминах. Отец осторожно выкручивал руль и ругался на дорожную компанию, что заставила их возвращаться домой по обьездному кольцу:
- Приспичило им под новый год дорогу в порядок приводить!
- Так там какую-то трубу прорвало, по телику сообщили утром, - заметил Никита и почувствовал, как кто-то невидимый опустился к нему на плечо.
- Привет! Это я - Митька! – прошептал на ухо знакомый голосок, - Сейчас за поворотом внимательно смотри. Слышишь? Внимательно!
- А вот это – кстати! – обрадованно воскликнул отец при виде мусорных баков, и заглушил мотор, - С самого утра мусор с собой вожу, выкинуть забываю.
Но Никита его не слышал.Он не отрывал взгляда от маленького рыжего щенка, сидящего у металлических ящиков. Щенок был совсем не похож на гладкошёрстного, чёрного Чарлика. Смешно переваливаясь на коротких лапах, он кинулся к мальчугану сразу, как только тот открыл дверь «Тойоты». Счастливый Никита схватил его на руки и повернулся к отцу:
- Папа! Это-Чарлик!
- Хм…, - только и смог выговорить Виталий Андреевич, - С чего это ты так решил?
- Не знаю…, - ответил паренёк, целуя щенка в чёрную пуговку носа, - Но это - Чарлик. И если мы его не заберём отсюда, то я с ним тут останусь жить!
- Нет… Ну, зачем же так категорично, - улыбнулся отец и достал из кармана сотовый, - Заберём, конечно же. Разве можно такую кроху на улице в мороз бросить?
На том конце линии Наталья молча выслушала новость и строго приказала:
- В гастроном за молоком обязательно зайдите!
- Ты представляешь, - тихо, так чтобы сын не слышал, прошептал Виталий Андреевич, - Он уверен, что это – Чарли.
- Раз уверен, значит так и есть, - заметила Наталья, - Жду вас.
Сказки | Просмотров: 1708 | Автор: Баргузин | Дата: 24/06/15 21:21 | Комментариев: 6



Это ведь рядышком, а не где-то там
сыплются с неба цветные сны.
Дни превращают порою в гетто нам.
Пусть! Фиолетово! Сожжены

досточки, доски, мосты и мостики.
Пропасть, так пропасть! Иду на риск.
Если вилять перед всеми хвостиком,
если бояться горячих искр,

прятаться, топая тропкой узенькой
вместо дороги, что явно злей,
слушать любимую всеми музыку
и не играть никому своей...

Стоп! Даже страшно представить, как оно -
так вот шептаться, а не кричать.
Господи, лучше рассыпь на атомы.
Если поддамся - пора кончать!

Пусть мне остался рассвет до выстрела,
пусть даже капсюль пробил боёк,
я не позволю себе и мысленно:
взять и подставить судьбе висок.

Это другие вздыхают горестно.
Главное, ты меня не предай.
Мы ещё вместе напишем повесть, но...
девочка, руку свою мне дай...
Философская поэзия | Просмотров: 765 | Автор: Баргузин | Дата: 24/06/15 21:12 | Комментариев: 2



А нам понравилось друг без друга.
Тебе - не больно, мне - всё равно...
Снег засыпает, и даже вьюга
Не может бросить его в окно.

Застыли грёзы, и сплин гнусавый
Наивность веры лишает сил.
Заплакал ангел, смешной, кудрявый.
Ты не хотела, я не просил...

Чуть удивлённо вздыхает вечер,
Потухли лампочки Ильича,
Давая право на тени, свечи
И руки жаркие на плечах.

Не колдовства ли зимы беспечность:
Уткнувшись в память, начать с нуля?
Метель на окнах рисует вечность
И уверяет: не зря, не зря...

Так сумасшедший впадает в детство,
Глотая блики кривых зеркал.
"Люблю" из стёкол... Сложить? Кокетство.
Ты испугалась, а я не стал...

В холодном сердце дымится ладан.
Зима не часто, увы, права.
Осколки счастья хранить не надо.
Мне надоело - ты не смогла...
Лирика | Просмотров: 782 | Автор: Баргузин | Дата: 10/04/15 21:09 | Комментариев: 10




Луна дрожит, на ощупь пробуя
доплыть по небу до весны.
В несчётный раз снимаю пробу я
с напитка сонной тишины.

Но снам идти ко мне не хочется.
Сморгнул замёрзший блик фонарь.
Он тоже болен одиночеством.
Мне жаль его. Мне очень жаль...

Сугроб в углу присел на корточки,
облокотившись на забор.
Летит, как фантик в жерло форточки
с моей души недужной сор.

Зима, грозя своей отсрочкою,
Склоняет старый двор ко сну.
Но оторвусь сейчас от строчки я
и выйду в сад искать весну.

Уж не твоё ли сердце нежное
Падёт снежинкой на ладонь,
растает и шепнёт небрежно ей:
"Не удержал - не тронь...Не тронь!"

И каждый вечер в час назначенный (с)
Моей прошедшею весной
звенят ручьи любви утраченной:
" Я не с тобой...Ты не со мной..."
Лирика | Просмотров: 683 | Автор: Баргузин | Дата: 10/04/15 21:02 | Комментариев: 8





Как лист увядший падает на душу
Беспомощность. Запрет на слово снят.
Молчи, позёр! Не ты, а я распят,
Твоим уродским бешенством укушен.

Не говори, не научившись слушать!
Люби того, кому и сам не рад!
Слепой ослеп. Богатый стал богат.
Кораблик рвётся в плаванье по суше.

А горсть земли впитавшая покорно,
Моих ладоней скомканный озноб,
Летит, как лист увядший с мёртвой кроны.

И плачет небо, падая на гроб...
Пусть будет проклят всякий мизантроп,
Творящий мир кроваво-иллюзорный.

***
Рассыпан бисер. Начат новый ряд.
А листья сохнут и летят, летят...
Философская поэзия | Просмотров: 820 | Автор: Баргузин | Дата: 04/04/15 17:14 | Комментариев: 4



Летучий бриг у злой судьбы в фаворе!
Киль разрезает ленты и венки.
Те, кто боятся, ловят сетью море,
но не рискуют выплыть за флажки.

Был сон, как смерть. Приветствуя "Де-факто",
безумный звон над морем голосил.
И кто-то с чёртом заключал контракты,
Спеша лишить и разума, и сил.

Дремал старпом, дремали канониры.
Те, кто боялись, били в борт с ноги,
смеялись и рассказывали миру,
как флагом вытирали сапоги.

Наш капитан считал свои пиастры
и тихо млел от счастья во хмелю.
А те, которым было что бояться,
выламывали мачты кораблю,

на парусах искали пятна гнили,
чтоб разорвать на множество частей
и думали, что место застолбили
на кладбище забытых кораблей.

Но развернувшись так, чтоб сны - на вылет,
"Голландец" круто лёг на правый борт.
Те, кто боялись, скорчившись, завыли,
оскалив зубы и скрививши рот.

Вопите громче, подлые засранцы!
Но лучше б вам достать иконостас.
Когда в пути наткнётесь на "Голландца",
Молитесь сразу! Может, Бог подаст.
Поэзия без рубрики | Просмотров: 752 | Автор: Баргузин | Дата: 24/03/15 20:14 | Комментариев: 2



Город сумраком укрылся,
Ветер мается жарой.
Стойте, мысли! Сердце, стой!
Мне вчера наш класс приснился...
Льётся память за края.
Ленка - Мишка. Ленка - я.
Ветер воет в проводах.
Пепел горький на губах.

Закружился пьяный ветер,
Лёг ничком на провода.
Эх, беда, беда, беда...
У единственной на свете.
Чем помочь ей? Чем помочь?
Тишину кромсает ночь.
Умирает лучший друг.
Треугольник замкнут в круг.

Я - обычный третий лишний.
Стиснул зубы и молчал.
Ну, чего ж ты подкачал,
Друг мой лучший, друг мой Мишка!
Ветер двери распахнул,
Мишка в комнату шагнул.
Попросил:
- Подай водицы.
Я смотался из больницы.

Мишка холоден и бледен,
Водит пальцем по стеклу.
Тень от клёна на полу.
За стеной шумят соседи.
Взгляд пронзительный.
- Ну, что ж... Не моей ли смерти ждёшь?
В стенку, с грохотом - бокал.
- Ясно, брат... Прости... Устал...

Точка, точка, запятая,
Подпись - "Ленка." Эх, беда...
- Любишь?
- Да. Любил всегда...
- И теперь я это знаю...
Мишка - к двери. Я молчу.
- Будь здоров, а мне - к врачу.
Обнялись мы. Нервам - край...
- Не оставь её... Прощай...

Подмигнул и хлопнул дверью.
Холод - кошкой возле ног.
Телефонный бьёт звонок,
Словно ножик в подреберье.
В голове гудит набат.
- Мишка умер час назад...
Быть не может! Это - бред!
Плачут окна... Тает след:

Точка, точка, запятая,
Рядом - рожица кривая...
Мистическая поэзия | Просмотров: 841 | Автор: Баргузин | Дата: 24/03/15 20:07 | Комментариев: 6



Забыть...Остыть... И пусть уйдёт тоска
С тем, что казалось вечностью когда-то.
За горизонт уплыли облака
И спрятались в объятия заката.
Вечерних звуков звонкое вибрато
Тревожит слух в предшествии ночи.
Послушай, как болезненно кричит
Звезда моя. Она светить устала.
Успей! Поймай скорей её лучи,
Пока она на землю не упала...

Не хочет говорить моя строка
О том, что не предвидится возврата.
Выводит непослушная рука
Взамен "прощай" предательски "не надо".
Ах, этот август! С хитростью аббата,
Что к дамской келье подобрал ключи,
Он вскрыл мне душу. А теперь молчит.
Что нужно мне? Не много и не мало:
Звезде моей ты раны залечи,
Пока она на землю не упала...

Ты не поймёшь меня наверняка.
Такая вольность чаяньем чревата.
Дружище-август поседел с виска
И сыплет звёзды с неба виновато.
Как кровоточат прошлого стигматы!
Как странно привкус памяти горчит!
Пустая тяжесть мелочных обид
Друг друга слышать любящим мешала.

Лови звезду! Пока ещё болит,
Пока она на землю не упала...

Планетам не покинувшим орбит
Путь в новый мир привычками закрыт.
Но освещает щедро тьму астрала
Звезда моя. Смотри: она горит!
Пока она на землю не упала...
Любовная поэзия | Просмотров: 706 | Автор: Баргузин | Дата: 16/03/15 09:42 | Комментариев: 0




Для тех, у кого совесть свободна, в страданиях животных есть что то еще более невыносимое, чем в человеческих страданиях. Здесь по крайней мере признано, что страдание — это зло и что тот, кто причиняет их, преступен.
Ромэн Роллан.


Зелёные пёрышки лука вызывающе топорщились на большом, светлом окне. Тридцать три стаканчика из под йогурта были наполнены чистейшей водой и надёжно поддерживали отборные, золотистые луковицы.
- Знатные будут пирожки! – вслух произнесла Анна и улыбнулась, представляя восторг дочери при виде пирожков, которые непременно будут стоять в плетёной корзинке рядом с пасхальным куличом и крашеными яйцами. Как раз к субботе луковые пёрышки ещё подрастут, а куры снесут свежие яйца для начинки. Юлечка очень любит пирожки именно с яйцом и зелёным луком.
- Куда-куда-куда! – громко закудахтала курица во дворе. Анна выглянула в окно и сама едва не закудахтала от злости: маленький щенок, прихрамывая, гонялся за птицей. Он всё время забегал наперёд и пытался заглянуть ей в глаза. Белые, жёсткие крылья лупили его по любопытно-беззаботной мордашке, а он чихал и смешно водил носом.
Петух одобрительно кивал гребнем и подмигивал лохматому шарику. Он был настоящим хозяином во дворе и понимал, что это бестолковое, лохматое создание никак не сможет навредить курице, а вот погонять её стоило: нестись лучше будет.
- А ну, иди сюда, зараза такая! – зычно прокричала с крыльца Анна, и щенок немедленно подчинился. Он подбежал к хозяйке и преданно уставился на неё своими выпуклыми, золотистыми глазёнками-пуговками.
- Кхх-кхх – тревожно прокряхтел петух. Щенок оглянулся на него и поморгал недоумевающе:
- Чего ты ворчишь? Сейчас покушать дадут. Чуешь, как вкусно пахнет хозяйка?
- Кхх-эхх – буркнул петух и нахохлился.
Анна смотрела на шумную бестолочь, размышляя про себя: « И откуда его Юляшка притащила? Хромой, блохастый, жрёт немеряно и кур ещё гонять взялся. Одни проблемы. А подрастёт?»
Богатое воображение тут же набросало картину: здоровый, хромой пёс, с окровавленной мордой, смачно отрывает голову любимой несушке. Перед ним - целая гора растерзанных куриных тушек, а по двору, как снег, летают перья. "Куда бы его сплавить? У соседей такого добра - полным-полно. Отнести в посадки? Вернуться может. И главное: как Юленьке пояснить:куда эта зараза исчезла." - продолжала размышлять Анна.А щенок не сводил с хозяйки влюблённых глаз и повизгивал, и приплясывал возле неё, демонстрируя:"Ну, глянь, как я тебя люблю" Ну, разреши мне любить тебя!"
- Кооаа-коой скоааа-кооун - проворчала недовольная курица и тут же получила клювом по глупой башке от петуха. Щенок рванулся к ворчливой несушке, но Анна топнула ногой:
- Куда?
Щен остановился и тявкнул на курицу:
- Тапком тебя! Тапком тебя!
" Ты гляди! Не угомонится никак!И коврик у двери погрыз, и ведро пластиковое опрокинул, а то раскололось!Калошу мою утащил и в солому зарыл, где спит! Нет... Так дело не пойдёт. Скажу Юленьке, что щенка цыгане украли. Поплачет, конечно, но я ей куплю большую плюшевую собаку. "
Анна решительно подхватила щенка на руки и зашла с ним в сарай. Петух осторожно подошёл к распахнутой двери и, вытягивая шею, заглянул внутрь. Хозяйка одной рукой держала щенка, а второй копалась в большом строительном ящике, где её муж хранил всякие нужные для хозяйства вещи. Вытащив оттуда старую подкову, она привязала её к куску верёвки и надела щенку на шею. Маленький глупый кутёк восхищённо притих и важно приосанился. По глупой своей наивности, он решил, что таким образом его наконец то признали полноправным членом семьи. Свысока глянув на печально притихшую птицу, он принялся преданно вылизывать крепко стиснувшие его руки и всё норовил добраться до лица. Так они и скрылись, выйдя в заднюю калитку сада, что вела к пруду: сердито поджавшая губы, женщина и весёлый, хромоногий шарик, немного озадаченный тяжестью «подарка»
***
Зелёные перья лука ничуть не потускнели от жара теста и «горячего» соседства рубленых яиц. Разломив напополам один из золотистых пирожков, Анна вдохнула аппетитный запах и довольно улыбнулась:
« Юленька любит пирожки именно с такой начинкой. А когда подрастёт внук, то и ему они обязательно понравятся»
За окном важно заурчал мотор тяжёлой «Волги». Это зять привёз Юленьку из роддома. Плача и смеясь от радости, женщина выбежала навстречу, обняла дочь и нетерпеливо протянула руки к белоснежному кульку, перетянутому голубой лентой. Улыбаясь, зять бережно переложил в её руки драгоценный свёрток. Затаив дыхание, Анна откинула уголок и первый раз увидела внука. Толстощёкий Артюша сладко посапывал. Он так был похож на Юленьку, что у женщины от нежности к этому маленькому чуду перехватило дыхание:
- Господи, счастье ты наше долгожданное. – прошептала она сквозь слёзы, прижимая внука к себе.
Ребёнок вздрогнул и заревел, изворачиваясь всем своим маленьким, щуплым тельцем.
Дочь выхватила малыша и принялась успокаивать.
- Что это? – расстроилась Анна – Я же аккуратно…
- Не переживайте, мама, - пробасил добродушно зять – проснулся не вовремя. Пройдёт.
Не прошло… Каждый раз, как только бабушка пыталась взять внука на руки, Артюша заходился в испуганном плаче. Даже тогда, когда он подрос, то всячески избегал приезжать к ней в гости, не соблазняясь никакими подарками. А когда Анна переступала порог квартиры дочери, ребёнок убегал в свою комнату, не желая ни обнимать бабулю, ни общаться с ней. Зять уже не утешал плачущую тёщу добродушным «пройдёт». Дочь еле сдерживалась от просьбы не волновать ребёнка своими приездами и настойчивыми попытками подружиться,
но жалела мать и молчала. Когда в очередной раз трёхлетний Артюша, едва увидев бабушку на пороге детской, бросил кубики и попытался протиснуться мимо неё, чтобы скрыться в спальне родителей, Анна не выдержала. Она бессильно опустилась прямо на пол и разрыдалась во весь голос:
- Господи, сыночек, да за что же ты меня так ненавидишь?!
Мальчик резко, словно споткнувшись обо что-то невидимое, остановился.
- Так-так… Так-так… - сосредоточенно бормотали ходики, и в наступившей тишине – это был единственный, внятный звук. Прикрывая ладонью рот, чтобы не закричать, замерла в ожидании ответа Анна. Подпирая плечом дверной косяк, не сводил глаз с сына зять. Ладонями обхватив заплаканное лицо, давилась слезами Юленька. Сгорбив плечи, словно старик, мальчик постоял немного, потом повернулся и, … прихрамывая на одну ногу, подошёл к бабушке. С минуту он смотрел ей в глаза, не отрываясь. Чёрные зрачки, почти полностью, вытеснили золотисто - коричневую радужку, отчего глаза казались бездонными и страшными, как глубина холодного омута. Отчётливо выговаривая плохо подчинявшуюся ему до этого момента букву «л», ребёнок произнёс:
- А вода такая холодная - холодная …
Ладошка, перепачканная зелёным пластилином, прижалась к груди:
- А она такая тяжёлая - тяжёлая… И тянет, тянет… А там холодно и страшно…
Артюша подошёл совсем близко к онемевшей от ужаса женщине и договорил, словно поставил точку:
- Я очень любил тебя тогда, … бабуля…
Новеллы | Просмотров: 1395 | Автор: Баргузин | Дата: 15/03/15 11:48 | Комментариев: 34



Какая там, к чертям собачьим, радость,
Когда места пустуют за столом,
Когда лишь двое нас с тобой осталось,
Когда не пьяны, пусть и много пьём?

А помнишь, брат, последнюю гранату
И перевал тот, боженькин престол?
По одному ушли к нему ребята.
Давай по сто, майор! Давай по сто!

Ну, ты чего? Сегодня, вроде, праздник.
Букетов, видишь, море принесли.
А помнишь, брат, как Сыч во время казни
Убийцам поклонился до земли?

Он их прощал и сам просил прощенья,
А получил Голгофу на броне.
Почти полдня он умирал в мученьях.
Налей и мне, майор! Налей и мне!

Какая там, к чертям собачьим, радость,
Когда бьёт память пулею в висок.
Давай-ка, брат, к тебе поближе сяду
На слово, на слезу и на глоток.

Помянем, брат, с тобою ваших-наших,
И сбросим все раздоры со счетов.
Слезами вдов полны Фемиды чаши.
Давай по сто, майор! Давай по сто...
Авторские песни | Просмотров: 1027 | Автор: Баргузин | Дата: 15/03/15 11:33 | Комментариев: 8



Мне снова память рвёт дремоту,
врываясь звуками беды.
И вместе с ней заходит кто-то
не оставляющий следы.
Он не отбрасывает тени,
нет отраженья в зеркалах,
но смят нервозный дух сомнений
знакомой гаммой ощущений
и вкусом крови на губах.

Да... Гость мне дорог и знаком.
(А ветер воет за окном).

Луна сгоняет тучи в стаи,
их ненавидя и любя,
а Гость стихи мои читает
и словно ищет в них себя.
Чем ближе утро, тем острее
тоска, что скалится меж строк,
но я собой ещё владею,
хотя становится белее
уже давно седой висок.

Да... Вот теперь приходит страх.
(А ветер мечется в ветвях).

Мой гость порой вздыхает тяжко,
споткнувшись мыслью о строфу.
Он в окровавленной тельняшке,
той, что лежит в моём шкафу.
Луна за тучи звёзды прячет.
Ей одиноко, как всегда.
Моей тоске оброк уплачен.
Уставший ветер горько плачет,
упав ничком на провода.

Да... Пустота в груди и ночь.
И не помочь мне. Не помочь.

Я осуждён, но неподсуден.
Я там, где он, но тело здесь.
Мне "было" хочет вырвать "будет"
из потерявшегося "есть".
Но на краю почти безумий
Гость рвёт связующую нить.
Его слова звенят, как зуммер:
"Спокойно, брат. Прости, я умер,
а ты живи. Обязан жить!"
Мистическая поэзия | Просмотров: 1158 | Автор: Баргузин | Дата: 14/03/15 23:59 | Комментариев: 13



Солнце такое, что хоть беги, прямо с кровати в речку.
Мне уже восемь, и на двери - выше чуть-чуть насечка.
Змея окрепшей держу рукой, голос от счастья звонок.
В грязной канаве, что под горой, плачет слепой котёнок.

Я обещал, что не буду ныть, если не купят велик.
И шоколадки готов забыть, хватит мне карамелек.
Папа повыше надсёк шкалу. Вряд ли теперь обидят.
Марсик опять запищал в углу. Он же совсем не видит.

Смотрит директор на нас с котом.Прячет в усы улыбку.
Комбинаторика, куб, бином. Надо найти ошибку.
После пойду к пацанам на пляж. Марсик надул в приёмной.
Он потерялся: не наш этаж. Я уберу. Я помню.

Солнце такое, что через край. Нервов и боли - тоже.
Можешь, не можешь - беги давай. Ужас на бред похожий.
Три БТР-а в огне горят, пули над ухом свищут.
Похоронили моих ребят... Как ты, слепой дружище?

Блики прожекторов режут мглу. К части идём погостом.
И вспоминается ни к селу Марсик, насечки с ростом.
Скрыла усталость опасный блик. Снайпер целует пулю.
Кот... Но откуда?! Промазал... Крик. Чёрная ночь июля.

Стайка мальчишек бежит к горе. Змей натянул верёвку.
Осень прохладная на дворе. Мама дала ветровку.
Вместо канавы - большой овраг. Холмик. И сердце - в клочья.
Марсик. Он умер. Внезапно так. В прошлом июле... Ночью...
Мистическая поэзия | Просмотров: 962 | Автор: Баргузин | Дата: 14/03/15 10:09 | Комментариев: 19



Знаешь, я просто сказать - спасибо.
Если не нужно оно - отбрось.
Жалко, конечно. Ведь мы могли бы...
Но, получается, не срослось.

Ветер устало качает вишни
И завывает всё злей и злей.
Я - неприкаянный третий лишний
В странном союзе твоих идей.

Девочка, ненависть - это больно,
Если таится внутри давно.
Ты пристрелила меня невольно.
Может поэтому мне смешно?

Лето упало ничком на пашни.
Небо, подай же ему воды!
Тает в сознании день вчерашний.
Ты потеряла его следы.

Проще и легче стереотипно:
Тропы проторены, виден край.
Да! Я ведь просто сказать - спасибо.
Если получится - забывай...
Любовная поэзия | Просмотров: 680 | Автор: Баргузин | Дата: 14/03/15 09:54 | Комментариев: 9



Я возвращаюсь к тебе весной. Боги усталое небо крошат
холодом, ветром, тобой и мной, заиндевевшей ночной порошей,
самой последней. Я так устал в снах твоих вещих звенеть капелью.
Кто-то невидимый хохотал и запечатывал напрочь двери,
связывал руки мне за спиной, выл и ногами от злости топал.
Тот, кто повсюду шагал за мной, резал верёвки, в ладоши хлопал
и загорался звездой во тьме. Ветер взвивался, срывая петли,
падал на самое дно ко мне. Мы поднимались, шагали, слепли
от окровавленной белизны, глохли от воя, но не сдавались.
Если вы заживо сожжены, значит они вас не зря боялись.
Я возвращаюсь к тебе живой. Боги на головы сыплют пепел.
Тот, кто везде и всегда со мной не признаёт ни капкан, ни цепи...
Гражданская поэзия | Просмотров: 801 | Автор: Баргузин | Дата: 12/03/15 19:52 | Комментариев: 5



Он снова приедет на джипе к вонючей свалке,
откроет багажник, достанет большой пакет.
Нет.
Это - не мусор. В пакете лежит багет
французский, свежайший и колбасы оковалок.

Она подбежит от гниющей, огромной кучи,
облезлая, грязная, как у помойки дно.
Но
сразу заметно: ему сейчас всё равно,
Что она испачкала плащ дорогой от Гуччи.

Она за него и порвёт, и устроит драку.
Он будет ходить к ней сюда и в жару, и в снег.
Век
назад и больше она была - человек,
а он - больная, не нужная людям собака.
Философская поэзия | Просмотров: 709 | Автор: Баргузин | Дата: 10/03/15 14:42 | Комментариев: 2



Ночь, погрязшая в мыслях, как глупый монах в сытой лени.
Из углов, с потолка, со стен появляются тени.
Это - память, которую не заешь, не пропьёшь, не продашь.
Тени корчатся и кричат:
- Наш! Наш! Наш!
Господи... Эта ночь кремирует заживо, как тюрьма.
Помоги не сойти с ума! Помоги не сойти с ума!

Эй, закутанный в саван, почему не все скрыли лица?
Почему с убитым канкан отжигает убийца?
Как противно кривляются они, беснуются, входят в раж.
Тени истерят и кричат:
- Наш! Наш! Наш!
Господи, ну ответь: почему икона твоя нема?
Помоги не сойти с ума! Помоги не сойти с ума!

Да! Умею стрелять я. С двух рук. Убирайся, ублюдок!
Не убивал безоружных я и сейчас не буду.
Учите меня жить, а не убивать. Слышите? Это - блажь!
Тени хохочут и кричат:
- Наш! Наш! Наш!
Господи!Мне не нужна сУмма! Мне лучше - навек сумА.
Помоги не сойти с ума! Помоги не сойти с ума!

Цыц!Кто прав, кто виновен не рассуждать! Не сметь! Не надо!
На гробах, на костях - вперёд! Рвите! Плюйте на ладан!
Но молчите! Приказываю - молчать!... Расстрелял патронташ...
Тени прячутся и шипят:
- Наш! Наш! Наш!
Господи! Вряд ли поможет мне ангел с небес сошедший.
Я - уже сумасшедший. Я просто - уже сумасшедший...[/b]
Вольные стихи | Просмотров: 1173 | Автор: Баргузин | Дата: 24/02/15 22:24 | Комментариев: 2

А мне бы... А мне бы - руками до неба,
Краюху вкуснейшего чёрного хлеба,
Охапку любви и крупицу удачи,
И море... Огромное море впридачу.

А мне бы свободно кружить над волнами
И, мачты качая, играть парусами,
С разбегу в пучину мечты окунуться.
А мне бы вернуться. Всего лишь вернуться

К уставшему ждать, заскучавшему плёсу,
К заплаканным, сбросившим листья, берёзам,
К печальному клёну, что спит на опушке,
И к маме, что стала в минуту старушкой.

Вернусь! Обязательно! Только бы ждали.
Оттуда, где ветер в лицо расстреляли,
Где пух тополей окровавлен, как вата,
Где нету вины, но полно виноватых.

Вернусь! Я уверен, тропинки найдутся.
Но прежде я должен врагу улыбнуться
За то, что вниманьем его не обижен,
За то, что убит, но услышан... Услышан...
Гражданская поэзия | Просмотров: 1293 | Автор: Баргузин | Дата: 20/02/15 09:12 | Комментариев: 19



Как-то вдруг неожиданно ты становишься у черты,
которая гораздо страшнее, чем острый и нервный
край крыши многоэтажки, бездны или другой высоты.
Всего только - шаг за черту, и за этой чертою - ТЫ:
без маски и без оружия, и даже без прав на бинты...
Короче, порвать тебя - запросто. Если готов, то шагай.

Как-то вдруг неожиданно, прежде для самого себя,
вдруг ощущаешь: насколько правильный будет такой расклад.
Те, кто шли за тобою, и те, кто шли всегда от тебя,
все те, кто боялись молча, и те, кто молчали любя,
Получают свободу. Но выжив, или предсмертно хрипя,
ты тоже поймёшь обязательно: есть ли, и кто он - твой брат.

Как-то вдруг неожиданно, теперь для врагов и друзей,
ты перешагиваешь черту и становишься к ним спиной.
И вот оно...Вопли, истерики от "беги" до "убей".
Смешно или страшно? На равных... Но гранью биополей,
обнулив в минуса, как лица, так и даты календарей,
возрождаешься. Кто-то молча закрывает тебя собой...

Философская поэзия | Просмотров: 677 | Автор: Баргузин | Дата: 20/02/15 08:55 | Комментариев: 2




За окном февральский вечер
Звёзд напился вдрабадан.
Оттого он тих и млечен
Оттого я трезв, но пьян.

Буквы - влево, строчки - вправо.
Рифмы падают в стихи.
А со стен глядят лукаво
То ли лики, то ль лохИ.

Мне не весело, не страшно.
Сам сорвался, сам пошёл .
Сломан грифель карандашный
О споткнувшийся глагол.

Нараспашку сны, а чувства
Хочешь - чуй, а хошь - итожь.
И хохочет грустно-грустно
То ли странник, то ли бомж.

Вдоль по Питерской! Не трушу,
Но зверею слегонца!
Предлагаю глянуть в душу,
А не пить взахлёб с лица.

Эх, конфеточки-баранки!
То ль закутан, то ль раздет,
То под планкой, то над планкой -
То ли дурень, то ль поэт...
Иронические стихи | Просмотров: 826 | Автор: Баргузин | Дата: 19/02/15 13:49 | Комментариев: 2



У него очень скоро будет шестой день рождения.
У него есть мечта: подрасти и праздновать 23 февраля.
Он не спит, потому что внутри начинает своё восхождение
Гамма. Она врывается сразу колючей и очень болючей "ля".

Он не спит. Он считает ноты и мысленно отмечает их галочкой.
Иногда постанывает, но чаще - просто лежит и спокойно ждёт.
А кто-то в чёрном, что слева, хихикает и машет, и колется острой палочкой.
А кто-то в белом, что справа, гладит по голове и говорит: " Потерпи. Пройдёт."

Он конечно терпит. Это - правильно. Это уже - "так надо".
А сам вспоминает шмелей золотых. Их называли смешно и коротко - пули.
Но они очень злые. Маму, и папу, и даже его больно ужалили ядом.
Он испугался, заплакал, а мама с папой легли и сразу уснули.

Тот, кто в белом хочет, чтобы гамма закончилась и больше не зазвучала.
Он машет рукой на чёрного и требует последнюю ноту в гамме -"си".
Чёрный перестаёт хихикать и воет. Расстроился. Он хотел начинать сначала.
А белый шепчет:" Сыночек, сейчас мы увидим Боженьку.Ты проси!Проси!"

Он уходит с белым... Спокойно... Но чёрному машет ладошкой.
Ему так хорошо, когда в груди ничего не звучит, ничего не поёт.
Они поднимаются выше по лесенке. Луна - огромная-преогромная, а звёздочки -крошки.
Белый молчит, а он рассуждает:"Попрошу машинку, а на завтрак -
"Эрмигурт" и холодный компот."...
Гражданская поэзия | Просмотров: 842 | Автор: Баргузин | Дата: 18/02/15 20:53 | Комментариев: 4





Когда ты не рядом - мне легче падать, трудней вставать.
Стихи уходят, сжигают рифмы и рвут тетрадь.
А там, как будто пришли убить, и надо бы им сказать!...
Но... нечего говорить...

А я без тебя не верю в рай и не верю в ад.
Я, как преступник, как тот раскаявшийся Герострат,
Что огнём бессмертие выжечь себе был рад,
А выжег себя внутри.

Но если твоя рука лежит на моём плече...
А если ниже.., и ниже.., то это - нЕчто и вообще:
Армагеддон! И не заменить ничем.
Я без огня горю.

Останься, родная! Прошу!Останься собой во мне!
И я отвечу тогда распявшей меня стране,
А также врагам внутри и врагам извне
Одно лишь: "Благодарю."
Любовная поэзия | Просмотров: 729 | Автор: Баргузин | Дата: 17/02/15 11:19 | Комментариев: 0





Ветер… Он – живой и разный: иногда - неукротимый и склочный, иногда – бесшабашный и порывистый, часто – ласковый и спокойный, но всегда - свободный. Свободу он любит больше всего. Он ощущает её запах, когда стряхивает с черёмух белую пену соцветий, игриво нашёптывая:
- Ссснег… Сссснег…
Деревья сердятся и отмахиваются от хулигана ветками. Ветер обижается, как ребёнок, и погода тут же становится прохладной. Но он не умеет долго злиться. Весело посвистывая, он теребит нахохлившихся птиц. Птахи недоумевающе переглядываются и ближе сбиваются друг к другу.
- Тьфу на вас! – сердится ветер и взмывает в небо, чтобы разогнать тучи, и выпустить на волю солнце.
А ещё он любит неожиданно взлететь над спящей нивой, обнять её единым махом и превратить в беспокойное море. Совсем не важно, что волны того моря - не синие, а рыжие. Именно тогда, когда тяжёлые колосья кланяются ему в пояс, он ощущает вкус своей свободы: вкус хлеба.
Счастливый и усталый он летит к озеру, расталкивает камыши и ничком падает в воду, пугая лягушек и стрекоз.
- Иыых, бродяга, - недовольно кряхтит потревоженное озеро и выкидывает на поверхность тухлую муть со дна.
- Фуууу... - смеётся ветер, взлетая, но тут же возвращается к ласковым волнам, игриво журчащим:
- Расчешши нас, расчешши нас…
Он бережно разглаживает их белые барашки-кудряшки, а заодно щёлкает по носу любопытных рыб. Рыбы, сверкнув серебристой чешуёй, тут же скрываются в чёрной глубине. А вечером ветер долго лежит на зеркальной глади озера, смотрит на небо, считает звёзды и слушает шёпот далёких галактик: голос своей свободы.
Всё хорошо, всё замечательно, кроме одного: у ветра нет настоящего друга среди людей. Такого друга, который бы его слышал и понимал.
Больше всего ему нравятся дети: весёлые, озорные, как и он сам. Чего только ветер ни делал, чтобы подружиться с ними… Скидывал снег с веток, (немного совсем, маленькие ведь), подталкивал в спину, когда они бегали, (осторожно толкал, чтобы быстрее бежали), дождик горстями сыпал на испачканные мордашки, (мамы то ругаются), но всё напрасно. Детишки иногда пугались, но чаще – просто не обращали на него внимания.
- Ну, и фсёёёёё… - сердился ветер и улетал к озеру. Но однажды…
Белокурый невысокий паренёк топнул ногой и громко потребовал:
- А ну, отдай сейчас же! Это - мой змей!
Ветер, выхвативший из его рук бечёвку, на которой болтался самодельный бумажный змей, остановился и замер в недоумении: кому это он? На лугу, кроме них, никого не было.
На всякий случай он помахал кончиком верёвки перед лицом мальчугана и ещё выше поднял бумажного змея.
- Отдай! Кому говорю? - сузил серые глаза паренёк и упрямо тряхнул головой, откидывая со лба волосы.
- Ишшь ты … Ишшь ты … – возмущённо прошелестел ему ветер в самое ухо и погнал змея к озеру. - Шиш тебе!
Он пролетел над молодой берёзой и кинул змея в воду.
- Эх, ты… - разочарованно вздохнул мальчуган и начал раздеваться.
Ветер обеспокоенно засуетился: май месяц, вода холодная, тина вязкая, а мальчишка-клоп ещё совсем.
- Куда полеззз?! Куда полеззз?!! – попытался он оттолкнуть мальчугана от воды.
- Отстань, балбес! – отмахнулся маленький упрямец. - Я его неделю делал! – и гордо улыбнулся. - Сам!
Обманчиво лаская, вода обняла его за плечи и потянула на глубину.
- Ам-мам! Попался!! - выдохнуло озеро.
- Врёшь! – упрямо заявил паренёк и замолотил по воде ручонками, пытаясь вырваться.
- Ти-шшш-е, ти-шшш-е, утоне-шшшь! - прошелестел ветер и пригнул траву, протягивая ему самый толстый камыш, какой только оказался поблизости. Сообразительный мальчуган ухватился за него двумя руками.
- Хрясь! - сломался вымороженный сушняк.
- Уха-ха-ха! Мой! – выплюнуло озеро, волоча на глубину щупленькое тельце.
- Отпусти, отпусти, прош-ууу! - прильнул ветер к спесивой глади.
- Хммм… - задумчиво пробурчало озеро и смилостивилось: - Наааа…
Выбравшись, мальчуган быстро оделся и с сожалением оглянулся: бумажный змей качался на воде далеко от берега. Ветер, изловчившись, вытолкнул игрушку к ногам паренька:
- Держ-иии. - прошептал он, виновато вздыхая. Змей основательно размок.
- Ничего, высушу и подклею. - улыбнулся паренёк.
Неделю после этого ветер беспокойно заглядывал в окна и ждал. Только один раз ему удалось подглядеть, как пожилая женщина меняла влажное полотенце на лбу мальчугана и ласково гладила морщинистой рукой слипшиеся белокурые волосы.
- Заболел! - догадался ветер и завыл, застонал, заметался по двору. Рассерженный, он помчался к озеру.
- Зачем? Зачем?- грозно шумел он, швыряя в воду сломанные им же камыши.
- Ах, тыыы!... Сам-ам виноват! - сморщившись, раздражённо булькнуло озеро.
- Ахха… - покаянно пробормотал ветер и заплакал, падая на листья берёзы.
Только через две недели, похудевший и бледный мальчуган выглянул в окно:
- Я змея склеил!
- Саша! Сейчас же закрой форточку!- раздался женский голос, и паренёк исчез.
А ветер, счастливый и довольный, снова полетел к озеру, высвистывая на ходу:
- Сашшшааа … Сашшшаааа …
Вот так они и подружились: беспокойный, но добрый хулиган, и маленький Сашка.
Много раз, сидя на берегу озера, Сашка наблюдал, как ветер качает камыши и думал: «Сколько же тебе лет, друже?». Ветер разрывал «эскимо» камышового соцветия, сыпал липучим пухом на Сашку и смеялся: «Не помню! Мноооого, наверное».
- Ну, ты – балбес! – возмущался паренёк, сбегая к воде, чтобы отряхнуть навязчивые пушинки с рубашки.
- Оба хороши! – недовольно ворчало сонное озеро, но тут же посылало к ногам паренька ласковую волну.
- Ахха! – весело хохотал ветер, поднимая целый сноп серебристых брызг.
- Погоди, - просил Сашка, тщательно вычищая белёсые пушинки. Ветрище послушно затихал, ласково нырял в его волосы и, смущаясь, шептал на ухо:
- Поиграешшшшь?
Сашка вынимал из чехла гитару, присаживался и вопросительно кивал другу:
- Споёшь?
- Ахха… – сразу же соглашался ветер и, чутко прислушиваясь к голосу струн, высвистывал наигрываемый мотив.
- Иыых!Артисты! – вредничало озеро, выплёвывая на поверхность скопившийся газ, а само тихо млело.
Друзей тревожили не часто. Сельчане боялись ходить через луг. Старожилы ещё помнили, как семь родников неожиданно и в одно время вырвались на поверхность земли прямо на территории кладбища и затопили его. С годами, на этом месте образовалось озеро с тёмной, но чистой водой, выталкивающее со дна гулкие, утробные звуки.
- Так плачут обречённые на муки души усопших, которые не могут отмолить грехи из-за того, что кресты сгнили на дне, - говорили старики и крестились, едва услышав с луга: «И - ыыыхх-аааа…»
Ветру очень нравилось то, что никто не мешает им. Он старательно разносил эхо по всему лугу, с хулиганским гиканьем кидал его в лицо каждого встречного, потом толкал поспешно убегающего человека в спину и смеялся.
- Ну, зачем ты так? – укоризненно спрашивал Сашка, пытаясь остепенить друга.
- Пусссть их, – не позволял уговорить себя ветрище и хитро менял тему разговора. – Посссмотри…
Осторожно раздвинув траву у ствола убитой молнией берёзы, он заговорщически подмигивал и предлагал:
- Брось бумажшшку…
Сашка послушно сворачивал конфетный фантик и кидал его возле небольшой норы. Маленький, потешный зверёк сначала несмело, но потом всё более отважно, выбирался на свет и принимался играть скрученным фантиком, изображая бой с грозным противником. Он непременно побеждал и, довольный, волок изрядно потрёпанную добычу к себе. Ветер хохотал и, заглядывая другу в лицо, спрашивал:
- Крошшшки принёс?
- А как же! – улыбался Сашка, и они бежали к большому валуну возле берёзовой рощицы. Там мальчуган сыпал возле дремлющего камня бисквитные крошки, а ветер придерживал за макушку высокий, желтоглазый донник, чтобы он не качался и не мешал трапезничать большой изумрудной ящерице.
Ящерица толстела от мучного, зверёк старел и всё реже устраивал бои, предпочитая сразу утаскивать добычу в нору. Сашка незаметно вырос в высокого, красивого парня: любимца женской и соперника мужской половины посёлка. Он по-прежнему приезжал к бабушке из города на всё лето, всё также ходил домой из клуба через луг и практически профессионально научился играть на гитаре. Его стали чаще называть Алексом или Маэстро, то ли подчёркивая этим индивидуальность, то ли ставя клеймо «Чужак». Только ветер оставался бесшабашным и юным...
Сашке исполнилось семнадцать, когда его закадычный друг резко повзрослел, осознав и прочувствовав до самых глубин своей сущности: насколько хрупкой бывает человеческая жизнь. Раз и навсегда он понял разницу между «видеть» и «наблюдать».
В тот вечер в посёлке праздновали «День молодёжи», то есть «по поводу» лакали самогон до состояния "нестояния". Ближе к вечеру начинались разборки по разным причинам: от «Ты мне подножку в первом классе подставил!» до «Ты к моей Машке в восьмом классе клеился!».
Сашка, точнее уже - Алекс, редко ввязывался в подобное. Спокойный, рассудительный гитарист, до конца не вписывался в местный колорит, что никак не мешало ему давать достойный отпор при случае. Его уважали, побаивались, но чаще недопонимали.
В городе Маэстро чувствовал себя увереннее. Там был сплочённый класс, друг Руслан, наполовину даг, наполовину чечен по крови, хороший ансамбль, созданный при школе самим Алексом и отец, чрезмерно увлёкшийся целью найти свою половинку, но от этого не менее любимый сыном.
В посёлке, был такой же ансамбль, обожающая единственного внука бабушка, луг и Лёха. Последнего никак нельзя было назвать другом. Лёха был вечным соперником Маэстро в вопросах «кто выше, дальше и сильнее». Он не цеплялся к нему по пустякам, но и не пропускал серьёзного повода для разборок и никогда не звал на разборки толпу. Они всегда выясняли отношения один на один.
А ещё был ветер. Хотя ветер был везде. Вот и в тот день он ждал Алекса у клуба, беспокойно прислушиваясь к рокоту надвигающейся грозы.
Ансамбль, между тем, закончил играть первую часть концертной программы, и ведущий вечера врубил на всю мощь магнитофон, давая музыкантам время на «отдохнуть, покурить и подстроить инструменты».
Басист ансамбля раздражённо косился на шумную толпу молодёжи и нервно крутил колки гитары. Что-то у него никак не получалось. Сердито оглянувшись по сторонам, он позвал на помощь соло-гитариста:
- Маэстро!
Алекс, спрыгнувший с авансцены, его не услышал, и басист позвал громче:
- Сань! Ты куда?
Алекс обернулся:
- Что случилось, Толян?
Сморщив густо покрытое веснушками лицо, Толян встряхнул инструмент и пожаловался:
- У меня «ля» плавает, посмотри!
Даже сквозь шум было слышно, как звякнули многочисленные кольца, колечки, цепочки и прочая лабуда, имеющая отдалённое отношение к стилю «Хеви металл», на костюме басиста. Выглядел он в этом арсенале очень комично, особенно учитывая, что рост его был чуть больше баса. Но сам Толян так не считал и имел очень даже гордый вид, позвякивая своей металлической амуницией. Алекс сдержал улыбку, совсем не желая даже намёком обидеть очень ответственного и способного, музыканта-самоучку. Он подмигнул басисту и успокаивающе пообещал:
- Сейчас вернусь и настрою. Только перекурю по-быстрому!
Толян кивнул и расслабленно развалился на стуле, свысока поглядывая на танцующих, а Маэстро достал из кармана пачку «Космоса», зажигалку и отправился к выходу.
Молодёжь в ожидании второй части концерта, развлекалась по-своему. Рассевшись на стульях и подоконниках, парни чуть ли не пуская слюни на кафельный пол, с плохо скрытым возбуждением наблюдали за девчонками, которые ненавязчиво-соблазнительными движениями модной "Ламбады" никак не давали угомониться их, подогретому самогоном, либидо.
Некоторые пары уже тискались по углам, кто-то с нетерпением осаждал сцену, а кто-то, не захотев выйти на холод, украдкой курил, привычно пряча сигарету в рукав.
У самого дальнего от сцены окна сидела и маялась от безделья троица неразлучных отморозков, известных всем любителей подраться и повыпендриваться. Основным у них был рыжеволосый, коренастый Пашка. Недалёкий, наглый, он добивался уважения к себе с помощью тупого мордобоя, за что сам же и получал обычно. К двадцати двум годам так и не добившись желаемого, ненавидя всех и вся, он затаился, но иногда срывался, и снова был бит, отчего становился непредсказуемо агрессивным в самые неожиданные моменты.
Маэстро всегда бесил рыжего. Во - первых, манерой стильно одеваться, потому что сам Пашка почти не вылезал из красной футболки и джинсов-варёнок. Во - вторых, таким желанным, но не достигнутым им самим авторитетом среди молодёжи, и в - третьих тем, что мог не слабо навешать, несмотря на явную интеллигентность натуры. Заметив идущего к выходу музыканта и сообразив, что тот, в отличие от местных, идёт курить на улицу, дебил-переросток скривился, выхватил сигарету у своего опричника, Юрки-Прыща, и нарочито строгим тоном заявил:
- Как тебе не совестно, колхозник ты недоделанный, курить в помещении! Марш на крыльцо, яйца морозить!
Юрка, носивший прозвище «Прыщ» не столько за покрытую угревой сыпью физиономию, сколько за несносный характер выскочки, шмыгнул носом и потянулся за сигаретой:
- Паш, тебе что, Володя Дубинин голову проломил что ли?
Не оценив шутку юмора, рыжий свирепо зыркнул в его сторону, а Маэстро молча прошёл мимо, никак не отреагировав на предназначенный ему спектакль. Глубоко затянувшись, Пашка выпустил ему вслед струйку дыма и проговорил тяжело, словно кирпичи, роняя слова:
- Убил бы гада…
- Бам-с! – хлопнула отмытая и отрегулированная по случаю праздника входная дверь.
Алекс торопливо прикурил заранее приготовленную сигарету и подставил ветру разгорячённое лицо.
Ветер со свистом слетел с хлипкого навеса над крыльцом, разогнал сизый сигаретный дымок и нырнул другу в волосы.
- Пошшшли домой?
После духоты клубного фойе прохлада улицы была ощутимой. Алекс поёжился, мысленно отвечая:
- Часа через два пойдём, друже. У меня ещё четыре сольника в программе.
- У-у-у-у… – разочарованно свистнул ветер и потянул за уголок самодельную афишу, оповещавшую жителей посёлка о концерте. Ржавая канцелярская кнопка с облегчением отпустила плотный лист бумаги и, мстительно звякнув, провалилась в трещину между кирпичами крыльца.
- Вот ты, неугомонный. – буркнул вслух Маэстро, с трудом выковырнул сопротивляющуюся кнопку и прикрепил афишу заново.
- Ахха! – рассмеялся ветер.
- Иду-у-ух!Ух! – пророкотала надвигающаяся гроза и с грохотом столкнула тучи. Ветер, взлетая в предгрозовое небо, просвистел:
- Задерж-ууу! Разгоню-ууу!
Он качнул верхушки двух сонных, голубых елей, что росли у правления, и помчался навстречу грозе. Алекс направился к колонке. Натужно скрипнул тяжёлый рычаг. Утробно заурчав, колонка выпустила на волю мощную струю. Брызги, взбитые силой напора, прохладным маревом упали на лицо. Колонка гудела не хуже самолётной турбины, заглушая звуки клубной дискотеки. От первого глотка вкусной, ледяной воды, перехватило дыхание и заломило зубы, но Алекс упрямо тряхнул головой и сделал ещё пару глотков.
- Бу-ууу-дя. - назидательно прогудела колонка. Маэстро отпустил рычаг, и она замолчала, сглотнув не успевшую выбежать воду. Алекс ладонями растёр по лицу холодные капли и вздрогнул, услышав за спиной знакомый ломкий басок:
- Угорел, Маэстро?
Обернувшись на голос, он увидел Лёху, который стоял, засунув руки в карманы плотной ветровки, и терпеливо ждал, когда соперник напьётся. Густые, чёрные брови, сдвинутые к переносице, никак не скрывали лихорадочный блеск больших, карих глаз, на самой глубине которых затаилось угроза. Он него пахло самогоном и модным одеколоном «О Жен». «Занятная смесь» - подумал про себя Алекс и усмехнулся. Лёха отреагировал на это резко, но вполне предсказуемо. Он сделал шаг вперёд, прихватил соперника за воротник коттоновой рубашки и рванул на себя:
- И в чём ты увидел повод для смеха?!
Алекс устоял на ногах и, не делая попытки освободиться, спокойно ответил:
- Скорее не для смеха, а для приватной беседы, – и снова усмехнулся. - Слушаю Вас, сэр.
Лёха чуть ослабил хватку, прищурился и выдохнул:
- Давненько я твою физиономию не портил, - и добавил многозначительно. - Дон Жуан местного разлива.
Алекс сразу понял, что речь идёт о его «лямурной» интрижке с местной красоткой Танюшкой, к которой Лёха, по словам парней из ансамбля, был неравнодушен. Отношения с уступчивой девицей уже давно «сошли на нет», но похоже, что местные понятия обеспечили им продолжение. И последовало оно очень не вовремя: появляться на сцене в рваной одежде и возможными фонарями на лице Алексу не хотелось. А самое главное – руки! В драке можно было повредить пальцы и вообще не отыграть партии.
- Дзыык! – звякнула стеклом распахнувшаяся форточка, и Алекс, бросив взгляд на окна клуба, увидел несколько любопытных физиономий. Конфликт двух авторитетных парней немедленно привлёк внимание публики, охочей до такого рода развлечений. Особенно оживился Пашка. Это он распахнул форточку, чтобы не упустить все подробности разборки, и протёр рукавом рубашки оконное стекло для лучшего обзора. Поблёскивая маленькими злыми глазёнками, он задумчиво протянул:
- Интересно то как...
Два его прихвостня с видом бывалых знатоков наблюдали за танцующими и не сразу обратили внимание на слова своего авторитета.
- Интересно..., - вновь протянул рыжий и, наконец, объявил тему своего интереса. - Лёха ему сразу вломит или отпустит доиграть?
Через пару секунд уже все трое смотрели в окно и азартно спорили:
- Лёха-то? Вломит сейчас! Маэстро Таньку у него увёл! - убедительно аргументировал Прыщ, моментально пришедший в состояние приятного возбуждения.
Третий, имени которого никто толком не помнил из-за наглухо прилипшей к нему кликухи "Гнутый", сплюнул прямо на пол, пытаясь при этом попасть в бордовый прямоугольник, нарисованный посередине кафельной плитки, и неприятно ухмыльнулся:
- Зуб даю, что даст доиграть. Они в таких делах шумиху не любят.
Пашку даже потряхивало от возбуждения, так сильно волновал его исход стычки между двумя авторитетными парнями, одного из которых он ненавидел больше, чем русские фашистов, а перед вторым - всячески заискивал, безуспешно пытаясь выстроить дружеские отношения. Прильнув к стеклу потной физиономией, рыжий нетерпеливо постукивал по подоконнику короткими, пухлыми пальцами с обкусанными заусенцами и тихо поскуливал:
- Лёха, вломи ты ему уже по самое "не хочу".
Но парни не спешили переводить разговор в «развлекательную» часть. Алекс продолжал стоять спокойно, а у Лёхи не было привычки нападать, когда соперник не сопротивлялся. Хорошо это зная, Маэстро раздумывал: как отодвинуть время разборки и не потерять при этом собственного достоинства. Тем временем часть любопытных высыпала на крыльцо.
Алекс заметил это первым и хмыкнул:
- Устроим зрелище для публики прямо здесь?
Лёха понял намёк с полуслова. Уголки его губ непроизвольно приподнялись в лёгкой улыбке, а взгляд стал чуть спокойнее.
- А ты - стратег, однако, салага!
Подобное обращение уже не заводило Алекса, как раньше. Он отметил про себя маленькие перемены в Лёхином настроении и решил воспользоваться моментом:
- Давай через час всё обсудим? У меня четыре сольника в программе осталось.
Просительная интонация в голосе Маэстро уже сама по себе была для Лёхи удивительным фактом. Нахмурив красивого размашистого рисунка брови, он отпустил воротник, задумчиво окинул соперника с ног до головы цепким взглядом и переспросил:
- Четыре сольника, говоришь?
Алекс молча ждал его решения, но когда пауза несколько затянулась, собственный гонор совсем некстати отпустил тормоза. В глубине выразительных серых глаз вызывающе засветился тёмный огонёк раздражения, а в голосе появилась вызывающая нотка:
- Если невтерпёж, то – пошли за клуб!
Но Лёха подумал ещё немного и чуть оттолкнул Алекса от себя:
- Иди играй, салага. Время терпит. После концерта - башку оторву.
Не скрывая насмешку в хитроватом прищуре, он добавил:
- Дон Жуану в своё время повезло меньше – он не давал концертов.
Алекс поправил рубашку, искоса поглядывая на соперника, привычным жестом откинул волосы со лба и с такой же лёгкой насмешкой в тон ответил:
- Зато повезло командору: он умер сразу.
Лёха скривился, но промолчал, а Маэстро сплюнул под ноги и зашагал в сторону клуба.
Разочарованный подобным исходом, Пашка грязно выругался и вытащил из кармана бутылку с самогоном. Отхлебнув прямо из горла мутной, вонючей сивухи, он причмокнул и вытер рукавом рот. Его лицо буквально за минуту размякло и сделалось похожим на пластилиновую маску. Милостиво протянув опричникам остатки самогона, Пашка закурил, отчего опьянел ещё больше. Отвечая кривой ухмылкой на недовольные взгляды поспешивших отойти от него подальше девчонок, он облизнул пересыхающие от дешёвого никотина губы и язвительно просипел:
- Отпустил, всё же, артиста доигрывать!
Наблюдая восторг молодёжи, приветствующей появившегося Маэстро, он добавил, не сводя со сцены на удивление трезвого взгляда:
- Погоди, фраер... Я тебе ещё пальцы то переломаю…
Перемешивая сольные партии гитариста с популярной попсой, ВИА ещё около часа развлекал публику.
Когда отзвучала последняя нота заключительного соло, Алекс ушёл со сцены. Он вышел в фойе, потом на улицу, потом снова вернулся и более внимательно прощупал взглядом продолжающую веселиться толпу, но Лёхи нигде не было. Не появился он и позже. Подойдя к курившему на крыльце Маэстро, вездесущий Толян озадаченно спросил:
- Сань, ты до утра ждать его будешь?
Алекс улыбнулся, выкинул окурок и отрицательно покачал головой:
- Нет, конечно. Успеем поговорить.
Он пожал руку басисту, перекинул гитару за плечо и отправился домой через луг.
Спокойно шагая по знакомой тропинке, Алекс пытался найти, но не находил разумные доводы, поясняющие отсутствие Лёхи на разборке, им же и назначенной. Подобный закидон выпадал из всех негласных правил и навязчиво требовал пояснения.
Но погода в ту ночь не особенно располагала к размышлению. Яркие зарницы беспощадно рвали на куски провисшее, тяжёлое небо, а вернувшийся к другу ветер насквозь пропитался запахом чужой грозы и пьяно толкался в спину, норовя скинуть с тропинки.
«Ну, чего ты, друже, разошёлся сегодня?» - вслух обратился к нему Алекс и зябко передёрнул плечами. А ветер и сам не понимал, почему так сильно беспокоит его притаившаяся у озера троица парней. В сотый раз заглянув в их холодные, пустые глаза, он вернулся к другу и беспокойно завыл:
- Саа-шшш-а! Там - не лю-ууу-ди!
Но погружённый в размышления Алекс его не услышал.
Полная луна на несколько мгновений вырвалась из облаков и торопливо ощупала землю серебристым светом. Чёрные облачные кучки никак не хотели оставлять её в покое. Насупившиеся, они толпой набрасывались на серебристый диск. Эта борьба порождала бесконечное множество причудливых, рваных теней. Распластавшись по траве, тени бесшумно скользили, напоминая призраков. Временами казалось, что они вот - вот захохочут зловещим, гулким смехом и схватят за ноги.
Узкая тропинка вильнула к берегу озера, когда воздух разрезал негромкий свист. Алекс обернулся и увидел, как из камышей вышли двое. Снова раздался негромкий свист впереди, и возле поваленной берёзы нарисовалась ещё одна фигура. Алекс без труда узнал неразлучную троицу и мгновенно сконцентрировался, потому что бежать не собирался. Пашка ухмыльнулся и зло бросил:
– Привет артисту!
Фраза прозвучала для остальных, как приказ к действию. Накинувшись одновременно, отморозки первым делом вырвали и отбросили в сторону гитару. Не долетев до воды каких-нибудь полметра, инструмент упал в смачно чавкнувшую грязь.
Потом им удалось свалить Маэстро с ног, и несколько минут троица методично избивала его ногами, не давая подняться и стараясь попасть по голове. Алекс больше защищался, прикрывая голову руками, но когда Пашка каблуком разбил ему пальцы, он изловчился и ногой ударил рыжего в пах. Отморозок согнулся и завизжал, брызгая слюной:
– Убью, сволочь! К мертвякам отправлю!
Пока он орал, щедро пересыпая угрозы отборным матом, Алекс успел вскочить на ноги и схватить камень, лежащий неподалёку. Вместо тяжести, присущей булыжнику, руки ощутили почти невесомую лёгкость куска засохшего ила.
Однако, никто из нападавших разницы не разглядел. Все настороженно замерли, потому как выхватывать по голове каменюгой никому не хотелось.
Маэстро получил короткую передышку, но ненадолго.
– А ну, брось камень! – потребовал оклемавшийся Пашка, не решаясь подступиться ближе.
– Ага. Прямо так и сделаю. – усмехнулся Алекс и, поморщившись от резкой боли в разбитой губе, добавил. – Ну, рыжий? Не хочешь теперь тыкву свою на прочность проверить?
Обнажив прокуренные зубы, Пашка злобно ощерился и выхватил нож. От того, что настырный «стиляга», никак не хотел сдаваться и просить пощады, он окончательно потерял голову:
–Танцуй, Маэстро!
Не переставая скалиться, рыжий сделал несколько обманных движений и довольно рассмеялся, наблюдая чуткую реакцию Алекса на каждый ложный выпад.
- Аплодисменты артисту! – выкрикнул он.
Гнутый не до конца понимал происходящее. Он привык действовать в подобных ситуациях без изысков, напрягая только свои пудовые кулачищи. Подчиняясь стадному инстинкту и привычке беспрекословно выполнять команды вожака, он неуклюже захлопал в ладоши.
Прыщ наоборот - едва не давился соплями от восторга. Такие сцены ему очень нравились.
Алекс пришёл в бешенство и перехватил удобнее кусок ила, намереваясь швырнуть его в толпу, но ил рассыпался прямо в руках. Он стёк грязным песком между окровавленными пальцами под издевательские выкрики:
– Что, Маэстро, не свезло?
– Может, тебе гитару дать? Отходную сыграешь!
– А может, пощады попросишь? На коленях?
Неожиданно и громко в зарослях акации залаял потревоженный лис. Истеричные звуки пролетели над озером и рассыпались в плотном, влажном воздухе нервными всхлипами. Следом послышались торопливые шаги.
Кто-то, минуя тропинку, шёл прямо через рощу. Алекс с надеждой всматривался в темноту. Рыжий перестал улыбаться и быстро спрятал нож. Остальные, тихо матерясь, бестолково топтались на месте. Между молодыми берёзками мелькнула светлая ветровка, и Маэстро первым узнал Лёху.
Сначала он просто удивился. Когда же Лёха подошёл и встал рядом с отморозками, он осознал, что через несколько минут их кодекс чести утонет в чёрной грязи проклятого луга.
Не понимая, злит или больше огорчает его этот факт, Алекс сплюнул текущую из разбитой губы кровь и презрительно бросил:
– Что, Лёха, дорос до коллектива? Поздравляю...
Лёха молча полыхнул взглядом исподлобья . Пашка, заметно нервничавший до этого, панибратски хлопнул его по плечу:
– Опаздываешь, чертяка. Всё самое интересное пропустил.
Снова громко запричитал лис, и растерявшийся ветер хрипло просвистел ему в тон:
- Саш-ааа! Саш-ааа!
Изрядно вымотанный, как физически, так и морально, игнорируя остальных, Алекс обратился к единственному врагу, которого никак не мог вписать в толпу дебилов до конца:
– Может, хорош уже, растягивать удовольствие?
Лёха закусил губу и, будто отгоняя назойливую мысль, мотнул головой.
- С-ууу-ки!! С-ууу-ки! – надрывно высвистел ветер, растолкал камыши и упал в воду. – Помоги! Прошу-ууу!
Потревоженное озеро поморщилось лёгкой рябью, гулко выдыхая:
- Уоооыых – ыыхх - ыххх…
Пашка нервно передёрнул плечами. Ветер шумно вылетел из камышей и толкнул в грудь Прыща. Испуганно озираясь по сторонам, тот сделал несколько шагов назад и скрылся в темноте.
Гнутый украдкой перекрестился и покосился на Пашку. Озеро снова вздохнуло и простонало из глубины:
- Ыххх… Ыххх...
Лёха настороженно посмотрел в сторону камышей. Далёкий от местных предрассудков Алекс усмехнулся:
- Ну, что, мститель, поторопись, пока мертвецы не всплыли. А то разбегутся все твои опричники со страху, и тогда я тебя, гада - точно придушу.
Заметив отсутствие Прыща, Пашка рассвирепел и выхватил нож, который до этого момента достать не решался:
- Издеваешься, падла?!
Почуяв смертельную опасность нависшую над Алексом, ветер кинулся на нож, пытаясь закрыть друга собой. Но лезвие выкидухи только холодно сверкнуло в крепко сжимающей его руке.
Чистые силы природы проигрывали человеческой жестокости. Луна равнодушно ждала развязки происходящего внизу сюжета, понимая, что у светловолосого паренька в заляпанной кровью рубашке - очень мало шансов уйти живым с проклятого луга.
- Лю-ууу-ди! Лю-ууу-ди! – вскинулся ветер и замолк, услышав грозный окрик:
- Стоять!
В наступившей тишине было чётко слышно, как Лёха требовательно щёлкнул пальцами:
- Он - мой! Выкидуху! Быстро! Ну!
Беспрекословно подчинившись, Пашка передал нож и по-шакальи замельтешил, советуя:
- Ты, главное, не тушуйся. Под сердце бей. А потом - в болото его кинем. За нас не переживай. Мы - могила.
Луна заинтересованно бросила холодный блик на отшлифованное лезвие. Ветер нервно взвился и рухнул на плечи Алекса, изо всех сил толкая его к тропинке.
« Не уйти мне… » - мысленно ответил Алекс, то ли - ему, то ли - самому себе и до хруста в суставах сжал кулаки.
Окончательно обезумев, ветер бешено рванулся и снова толкнул друга в грудь:
- Беги! Прош-ууу!
Порыв был такой силы, что Маэстро не устоял на ногах и машинально сделал шаг назад, а в следующее мгновение услышал:
- Стой, брат! Я с тобой!
Серебристой рыбкой метнулся в озеро нож.
- Амм-ха! – удовлетворённо хмыкнуло мудрое озеро, глотая добычу, и отрыгнуло на поверхность убийственно-отвратительный газ.
Недоверчивый ветер проводил выкидуху почти до дна, благодарно склонил к воде камыши, победно присвистнул и рванулся обратно к Алексу.
Подлетев, он притих и ласково обнял за плечи уже двоих, потому что Лёха стоял рядом с Маэстро, слегка подперев его плечом. На рукаве его светлой ветровки проступило кровавое пятно.
- Как ты?- коротко спросил Лёха.
- Норма. - также коротко ответил Алекс.
- Выкидуху надо было вытянуть.
- Понял уже. – улыбнулся Алекс.
Лёха удивлённо приподнял брови, но тут же сам улыбнулся и подмигнул.
Между тем и до Пашки дошло, что события развиваются не так, как он ожидал.
– Своих кидаешь? – взвизгнул он, безуспешно пытаясь придать перекошенному нервной судорогой лицу, выражение глубокого презрения.
– Это ты, что ли, мне «свой», дрянь рыжая? – удивился Лёха и угрожающе набычился.
Пашка сощурил и без того маленькие глазки, многозначительно намекая:
– А почему нет, если у тебя в своих те, кто с твоей бабой кувыркался?
Лёха ещё ниже опустил голову и глухо произнёс:
– Читал я где-то, что дебилы иногда неплохо соображают, но вижу такое впервые. Только я на исключительность смотреть не буду. Вали, давай, отсюда и не зли меня!
Пашка слегка втянул голову в плечи, но страх за остатки авторитета победил труса. Он вскинул голову, сплюнул и просипел:
– Не напугал. Я таких, как ты, знаешь, где вертел?
Лёха сверкнул глазами и подался вперёд, но резко остановил сам себя, сообразив, что, сцепившись с Пашкой, оставит Маэстро без поддержки.
Переводя внимание на себя, Алекс с усмешкой бросил:
– Слышь, Рэмбо? Вертелку не сломал?
Налётная спесь слетела с рыжего за секунду. Он тяжело задышал, раздувая ноздри, и кинулся на так обидно ускользающего из рук ненавистного врага.
Ударом с ноги Лёха отшвырнул Пашку от Алекса и почти дружелюбно посоветовал:
- Остынь, болезный.
Неуклюже взмахнув руками, рыжий налетел на Гнутого, и они упали в грязную лужу. Уже больше не пытаясь возобновить драку, но бубня про себя пустые угрозы, оба по-быстрому выбрались и ретировались.
Лёха ещё провожал их настороженным взглядом, но Алекс позволил себе расслабиться. Он уселся прямо на траву и осторожно разжал намертво сжатый кулак. Боль была настолько сильной, что стон вырвался непроизвольно. Лёха тут же склонился к нему:
- Сломали пальцы, Сань?
Алекс стиснул зубы, чтобы не закричать и несколько раз сжал и разжал кисть.
- Нет, вроде. Гнутся свободно.
Прижав к груди покалеченную руку, он закрыл глаза и, слегка покачиваясь, сосредоточился, пытаясь если не унять, то хотя бы привыкнуть к боли.
Когда же он вновь открыл глаза, то Лёхи рядом не увидел. Тот появился буквально через несколько секунд, вытирая пучком травы вытащенную из грязи гитару.
Отвечая на встревоженный взгляд, он успокаивающе доложил:
- Целая она, не переживай.
Через пару минут, Лёха выбросил траву, положил гитару и присел на корточки перед Алексом:
- Пошли к воде, Маэстро. Надо промыть руку, а то разнесёт так, что до больнички дойдёт.
Алекс кивнул головой, поднялся и послушно последовал за Лёхой. Ветер суетился и осторожно подталкивал его в спину, а вязкая грязь под ногами противно чавкала, налипая на подошвы кроссовок. Благополучно дойдя до воды, Алекс наклонился и почувствовал такое сильное головокружение, что едва не свалился в воду.
Лёха, успевший подхватить его в последний момент, улыбнулся:
– Осторожнее! Холодновато для купания.
– Я что, спецом что ли? – огрызнулся Алекс, донельзя раздосадованный накатившей на него беспомощностью.
Он в сердцах оттолкнул поддерживающие его руки и снова наклонился к воде. Набранная в ладони влага пахла тиной, лягушками и противно-гнилостным газом. Алекс брезгливо стряхнул воду и резко выпрямился, отгоняя подкатившую к горлу тошноту.
- Ахха-аххх-аххх! – насмешливо пробурчало озеро, выбрасывая на поверхность ещё более противный запах тухлого дна.
- Уххх-уххх-ухх! – поддержал насмешку филин в роще. Ветер, задорно присвистнув, помчался на разборку с наглым пересмешником.
Лёха тревожно огляделся по сторонам.
- Ты ещё креститься начни, как тот дебил. - усмехнулся Алекс.
Это был уже более привычный тон их общения, и Лёха подхватил его с явным удовольствием:
- Отживел что ли?
- Есть немного. - открыто улыбнулся Маэстро.
- Это – хорошо! А то, как гляну на тебя, так сразу мертвяков со дна и представляю, – хохотнул Лёха и пояснил. - Белый ты, как покойник, и грязный, как чушка.
Придерживая Алекса за плечо, он наклонил его к воде:
- Давай умываться по-быстрому.
Лёха помог промыть кровоточащие пальцы, смыть кровь с лица и грязь с одежды, но попытку выпить воды пресёк на корню:
- Не глупи, Сашка, только что тошнило от запаха, а теперь готов с лягушками эту тину глотать. Не хватало ещё к твоим фонарям проблемы с животом.
Порывшись в карманах ветровки, он выудил оттуда леденцовый «Дюшес» и протянул конфету Алексу:
- На-ка вот. Просто - «вырви глаз», какой кислый.
Алекс сунул конфету в рот, и его буквально передёрнуло, но привкус крови значительно притупился. Лёха, глядя на скривившегося Маэстро, тоже передёрнул плечами:
- Бррр.. Зато пить неохота! – констатировал он и подтолкнул Алекса к поваленной берёзе:
- Присядь-ка, вымахал, понимаешь ли, вровень.
Алекс вспомнил, как года три назад злился на поглядывающего свысока Лёху, когда тот был больше чем на голову выше его, и улыбнулся.
- Зря улыбаешься. Всем известно, что дурная трава вверх тянется, - съязвил Лёха и тут же огорчённо цыкнул. - Ну, ты погляди, как ссадина на лбу сильно кровит!
Упавшая берёза давно потеряла свою кору. Ствол был гладкий и прохладный. Точно зная, где находится нора забавного зверька, Алекс наклонился к ней, бросил фантик и сел подальше. Лёха заинтересованно следил за его манипуляциями.
- Поиграет потом. Он любит бумажки и почти не боится. Людей мало видел. – пояснил Алекс свои действия.
- Ааа... – протянул Лёха и фыркнул, удивлённо покачав головой. - А ты ещё и дрессировщик! Ну-ка, давай тыквушку свою.
Алекс послушно склонил голову.
Лёха осторожно осмотрел затылок, виски и попытался вытащить прядь волос из глубокой ссадины над левой бровью, но Маэстро застонал и отстранился.
Лёха тихо матюгнулся:
- Совсем озверели, гадёныши. Выхвачу завтра эту рыжую мразоту и ещё наподдам!
- Я сам! – возразил Алекс и, немного помолчав, уточнил. – Только не завтра. Отлежаться надо.
Лёха, обеспокоенный его состоянием, очень обрадовался такой естественной реакции и довольно рассмеялся:
– Да ты что? А я думал, что прямо отсюда и отправишься фонарями улицы освещать.
Алекс тоже улыбнулся шутке и осмотрелся по сторонам.
Весело перемигиваясь, звёзды исчезали и тут же выныривали из чёрной пены облаков, словно играли между собой в прятки. Ветер, посапывая, лежал в траве, играя белыми головками кашки. В роще недовольно тявкал и никак не мог успокоиться лис. А сама роща тихо шелестела листвой, нашёптывая что-то луне, снисходительно поглядывающей на неё сверху.
Алекс полной грудью вдохнул тяжёлый, насыщенный запахом застоялой воды воздух и вдруг рассмеялся вслух:
- Хорошо как, Лёшка!
Лёха присел перед ним на корточки и обеспокоенно заглянул в глаза:
- Ты чего, Сань?
Алекс улыбнулся и подмигнул озадаченному спасителю:
- Ничего, брат. Просто говорю: красотища!
Лёха иронично прищурился и заметил:
– Оно, конечно, самое время звёздами любоваться. Хотя, может, это – нормальное состояние для дрессировщика?
Алекса слегка потряхивало, то ли от холода, то ли от избытка адреналина. Когда дрожь стала слишком заметной, Лёха накинул на него свою ветровку, потом присел рядом и закурил. Алекс тоже достал сигарету из помятой пачки, а вот зажигалки не нашёл и потянулся к Лёхе. В свете приплясывающего огонька более отчётливо стала видна рваная ссадина у виска, отёкшая губа и припухшая левая щека, кожа на которой была стёсана почти до подбородка.
– Да уж… – вздохнул Лёха, - Видок у тебя – не позавидуешь...
– Бабулька напугается... - огорчился Алекс и добавил. – Шумиху не подняла бы.
– Шумихи нам не надо… – задумчиво протянул Лёха и вдруг оживился:
– Знаешь что, Сашка, а давай у меня отлежишься дней пять? Родичам на юге ещё две недели загорать. Дома - только сеструха Наташка, но она – кремень, молчать будет, как рыба об лёд, отвечаю.
– А что бабушке сказать?
– Не вопрос! – подмигнул Лёха, довольный неожиданно пришедшим в его голову, решением. – Напишешь записку, а Наташка ей отнесёт.
– Какую записку? – продолжал недоумевать Алекс.
– Предсмертную, и обязательно с завещанием: "Гитару – Лёхе", – уже откровенно расхохотался Лёха.
– Не понял… – удручённо пожал плечами Алекс.
Лёха плотнее укутал Алекса в свою ветровку, и приобнял за плечи:
– Шучу, братишка. Напишешь, что уехал в город к какой-нибудь Дашке-Машке. Прокатит?
– Прокатит, – немного подумав, согласился Алекс. – Делал так не раз.
– Ну, вот и отлично.
Выкинув в воду окурок, Лёха поднялся и протянул Алексу руку:
– Пошли, Сашка. Километра два обратно пилить, а ты слабеешь.
Проходя мимо норы, Лёха не удержался и заглянул в траву, но зверёк, напуганный шумом драки, не показался на этот раз. Заметив взгляд Маэстро, Лёха смущённо покашлял и, стесняясь собственного детского любопытства, спросил:
- Интересно, какой он из себя?
- Я тебе его покажу. - серьёзно пообещал Алекс. – И ящерицу покажу. Она у рощи живёт, где большой валун, и любит бисквитные крошки.
Удивлённо приподняв брови почти до самой чёлки, Лёха смотрел и словно не узнавал такого знакомого, и как оказалось, совсем незнакомого Маэстро. Значительно позже он скажет своему другу, что именно в тот момент понял: «Если, не дай Бог, кто-то ещё раз рискнёт… Задушу собственными руками!» А тогда он только согласно кивнул в ответ, поднял гитару и подтолкнул Алекса к тропинке:
- Пошли, брат.
Ветер тихо скользил по траве, заботливо поглядывая на Алекса и немного удивлённо - на Лёху.
Алекс шагал молча, перебирая в памяти картины пережитого, где некоторые моменты выпадали из любого логического пояснения. Немного поколебавшись, он всё-таки решился начать трудный разговор:
– Слышь, Лёх? А ты меня специально догонял?
– Да. – коротко бросил Лёха.
– Я думал, что ты добить меня пришёл.
Поправив сползшую с плеча Маэстро ветровку, Лёха хмыкнул:
– Хотел бы – добил.
Алекс кивнул головой:
– Железно...
Понимая, насколько тяжело даются Маэстро попытки правильного осознания произошедшего с ним, Лёха спокойно пояснил:
– Не майся, Сашка, а то мозги склеятся. Не собирался я за тобой бежать. Пока ты там солировал, а я тебя ждал, у нас бык загон сломал. Пришлось чинить. А Наташка возле клуба крутилась и случайно подслушала, как рыжий говорил, что раз мне некогда или вломы, то он сам с тобой разберётся и выкидуху показал.
Лёха замолчал и потянулся за сигаретами. Закурив, он продолжил:
- Пашка зимой уже кидался на одного тут, с этой выкидухой. Мы, конечно, впряглись, наподдали ему хорошо. Жаль, выкидуху отобрать не додумались. А то, что рыжий - дебил отмороженный, так это все знают.
Он опять немного помолчал и констатировал:
- И что бы там между нами не было, я посчитал, что не резон тебе от дурного ножа умирать.
Алекс внимательно дослушал и удовлетворённо вздохнул:
- Теперь понятно.
В общем-то, Лёха сказал правду. Он умолчал только о внезапно нахлынувшем чувстве страха за жизнь того, кого сам намеревался сровнять с землёй. Аккуратно отстранив Наташку, которая выпалив всё услышанное ею, вдруг горько заплакала, не раздумывая больше ни секунды, подгоняемый этим чувством, он помчался на проклятый луг. Абсолютно не верящий в Бога, он бежал и просил:
«Господи, ты только помоги ему продержаться! Ты только помоги, Господи! »
Ненавидящий взгляд измученного Алекса и выкидуха в руках рыжего не позволили вмешаться сходу. Отчётливо понимая, что подогретый дракой отморозок запросто пустит нож в ход, как против Маэстро, так и против него самого, Лёха напряжённо ждал удобного момента, прокидывая в уме возможные комбинации. Он вспомнил, как доверчиво и чуточку удивлённо смотрел на него Маэстро, когда понял его план. А следом, ещё более неожиданно, в памяти вспыхнуло воспоминание, как на ледяной горке, шестилетний Сашка отчаянно бросился под ноги шестикласснику в тот момент, когда подросток, разозлённый галдящей малышнёй, напихивал щедрыми горстями самому старшему из них – Лёхе, снег за шиворот. Посмотрев на шагающего рядом Маэстро, Лёха удовлетворённо вздохнул и тут же вздрогнул от мысли: «А если бы не успел?» Словно почувствовав его внутреннюю тревогу, Алекс остановился и настороженно прислушался:
- Что-то не так?
- Да нет, брат, всё нормально. - успокоил его Лёха. - Это я вспомнил, о чём думал, пока за тобой бежал.
Алекс заинтересованно хмыкнул:
– Надо же. И о чём же, если не секрет?
Лёха с досадой махнул рукой:
- Дураки мы с тобой оба. Вот и весь секрет.
- Это почему ещё?
- Столько времени на всякую хрень потеряли. Лучше бы ты меня на гитаре играть научил.
Лёха подмигнул:
- Научишь теперь, Маэстро?
Алекс вздохнул и отрицательно покачал головой:
– Не научу.
– Вот те – раз! - присвистнул Лёха. - А почему?
– У тебя слуха нет.
Лёха расхохотался так громко, что с куста старой бузины, одиноко растущей у тропинки, вспорхнула испуганная птица и, пролетев прямо над их головами, исчезла в темноте. Лёха проводил её глазами и снова потянулся за сигаретой:
– Прикинь, Сань, даже спорить неохота, потому что прав ты. А вот раньше я бы непременно завёлся, и обязательно настучал тебе в результате.
– Да, прям! Сам бы огрёб!
– И так могло случиться.
Алекс снова тяжело вздохнул, подводя итог своим мыслям:
– Настучишь ещё, успеешь. Есть за что.
– Ты про Таньку сейчас? – догадался Лёха.
– Да.
Алекс машинально вытер кровь со щеки и заявил:
– Только хоть зарежь – руки не отведу. Виноват, потому что. Ты прости, брат, я действительно не знал, что у тебя к ней серьёзно.
Улыбаясь про себя, Лёха промолчал, но когда Алекс, с досадой покачав головой, достал сигареты, ловко выхватил пачку у него из рук:
– Хорош травиться!
Алекс остановился и вспылил:
– Нет. Ты чего это теперь меня воспитывать взялся? Отдай сигареты!
Лёха лукаво прищурил глаза, помахал пачкой перед носом Алекса, демонстративно засунул её себе в карман брюк и строго прикрикнул:
– Обойдёшься, сказал! Поправишься и обкуришься, а сейчас повремени, - и мягче добавил. - Сань, нельзя тебе сейчас курить много. Ноги вон заплетаются почти. А упадёшь? Я ж пупок надорву тебя тащить.
Алекс не стал спорить, но недовольно пробурчал:
– Лады. Пользуйся моментом. Отойду до конца, и лафа закончится.
Лёха довольно усмехнулся и, чуть помолчав, твёрдо сказал:
– А насчёт Таньки – забудь. Я уже порвал с ней до тебя.
Алекс немного подумал и задал вопрос, поставивший Лёху в тупик:
- Если до меня порвал, то зачем тогда разборку у клуба затеял?
Было заметно, что Лёха смутился. Искоса поглядывая на терпеливо ждущего его пояснений Маэстро, он торопливо искал и никак не мог найти ответа на такой простой вопрос. Но, собравшись с мыслями, выложил:
- Понимаешь, Сань, у нас не принято смотреть сквозь пальцы на то, как твою бабу уводят. Просто не все знают, что она мне по-фиг давно. Я болтать на такие темы не люблю, а ей, сам понимаешь, невыгодно.
Лёха облегчённо, словно сбросив тяжёлый груз, вздохнул и довольно рассмеялся:
- Закон стаи!
Внимательно всё выслушав, Алекс печально поправил:
- Не стаи, Лёх… Стада…
Споткнувшийся о последнее слово, как о невидимое препятствие, Лёха остановился и резко развернул Алекса на себя:
- А тут поподробнее, Маэстро! Что значит «стада»? Ты меня сейчас скотиной назвал, что ли?
Почувствовав напряжение, повисшее в воздухе, ветер беспокойно заметался между ними, словно пытаясь предотвратить возможный конфликт. Алекс улыбнулся и движением плеч сбросил на землю Лёхину ветровку:
- Можно и поподробнее. Стая - это законы. А когда вместо них – тупая галиматья, типа «Я делаю, как все, даже если мне не нравится» - это не законы, а инстинкты. А инстинкты - это уже стадо, Лёх.
Лёха озадаченно покачал головой и не нашёл, что возразить. Он молча поднял ветровку и немного смущённо спросил:
- Как себя чувствуешь, брат? Тошнит?
- Да. – не стал скрывать своего состояния Алекс.
– Ничего. Не переживай – отлежишься. У меня самого так не раз было. А синяки Наташка мастерски умеет лечить.
Он озорно засмеялся:
– Влюблена она в тебя, братишка, по уши.
– Кто? Наташка?
– Ну, да.
Алекс впервые за этот вечер тепло улыбнулся, вспомнив Лёхину сестрёнку - маленькую, черноглазую девчушку, и букетики из полевых цветов, которые она приносила на концерты и репетиции, торжественно вручая их именно ему.
– Забавная она у тебя.
– Ты смотри, аккуратнее мне! – пригрозил Лёха. – За неё, если что - сразу убью.
Алекс, не заметивший явной доли шутки в этой угрозе, перестал улыбаться и ответил вполне серьёзно:
– Я что – маньяк, по-твоему?
– Да, шучу я, братишка, – внутренне коря себя за неудачную шутку, пояснил Лёха. – Расслабься уже. Просто точно знаю, что любит она тебя. По-детски конечно, но любит. Фантики от конфет, которыми ты её угощаешь, хранит. А ещё фотку твою притащила и под подушкой прячет.
– Да ты что? – опять заулыбался Алекс.
– А чего удивляешься-то? По тебе, посчитать если, половина баб у нас сохнет. Стиляга с гитарой, да ещё и волосы до пояса почти! – подколол его Лёха и добавил серьёзнее. - Да и парни, что поумнее, к тебе тянутся. Авторитет ты у них.
- Волосы ещё не отращивают?- пошутил Алекс, но Лёха не принял его тон.
– Это - не главное, – отмахнулся он с досадой. – Просто умеешь ты мир любить таким, какой он есть, потому и тянутся.
Лёха выбросил окурок, поправил за плечами гитару и заявил:
– А я вот лажаю иногда по жизни.
Заметив вопрос во взгляде Алекса, он неохотно уточнил:
– Я ведь сначала подумал, что ты спецом с Танькой переспал, чтобы мне досадить.
– Неправда!
Алекс так искренне и эмоционально возмутился, что его снова затрясло. Нервы брали своё. Лёха остановился, взял его за плечи и заглянул в глаза:
– Тихо, тихо, Сашка! Я понял это. Поздно, но понял.
Неожиданно он прижал Алекса к себе и пробормотал ему в самое ухо:
- Ты прости меня, дурака, брат. Если бы я эту разборку у клуба не затеял, фиг бы рыжий возбухнул. Не рискнул бы.
Выговорив всё это, он отстранился и опять накинул на Алекса ветровку:
– Пошли, братишка. И хорош уже нервничать! Упадёшь ещё. Я же точно надорвусь, если нести тебя придётся.
Алекс кивнул головой и послушно зашагал по тропинке.
Повести | Просмотров: 1755 | Автор: Баргузин | Дата: 08/02/15 19:12 | Комментариев: 6

СТИХИ СЕРГЕЯ СЕМЕНОВА. ЧИТАЕТ ПЁТР ЛАХИН.


Здравствуйте, господа! Ну, и дамы, конечно, здравствуйте.
Птице старика Флинта говорить не препятствуйте.
Триста лет - это вам не хухры-мухры, а ой-ё-ёй!
Вот, как выпал ещё птенцом из гнезда, так и не вернулся домой.

И с той поры - семь футов под килем, и - семь дорог в колею.
Так! Про пиастры не спрашивать! Этого я не люблю!
А люблю я рвать тельник и правду-матку лепить.
За что не раз был ощипан, а некоторые вообще грозились убить.

Но птица я дорогая, говорю на иврите, чистейшем французском,
Испанском, английском и даже на матерно-русском!
Последний стараюсь частенько сейчас применять:
Чётко ясно - куда идти, и как я люблю вашу мать.

Недавно как гаркнул:" А пошла ты!" бородатой даме,
(Не помню где в Лиссабоне, Париже или Амстердаме,)
И добавил: "Поднять бы на вас старика Флинта
И посмотреть:чем и как он укоротит вам либидо."

Юбку подобрала... (Тьфу... Наверное, всё-таки подобрал)
И прыщавому любителю Толкиена за копейки меня продал.
А по мне - фиолетово, по мне - и этот сойдёт.
Всяко лучше, чем дегенерирующий урод.

Сколько их было хозяев, хозяйчиков и хозяек!
Помню даже организацию "Общество защиты птичек, рыбок и заек"
Правда, меня оттуда сплавили быстро, но за дорого, как было предложено.
А чо? А ничо. Я просто сказал, что зайкам мясного давать не положено.

А на них выписывают, но всё равно морковь выдают.
Мясное директор организации и его помощники за ужином жрут.
Эх... Не времена, а повесть "Кто кого обьегорит".
И что главное: мало кто возмущается, и ещё меньше спорят.

А раньше! Чуть влево, чуть вправо и, как фонарь - на рею.
Обманул товарища - по морде дубиной огреют.
Эх, романтика! Украл, выпил - в тюрьму!
Так... Это - уже плагиат.А у кого упёр - не пойму...

Ну, что, новый хозяин, как говорится - здравствуй!
Небось, тоже думаешь, что буду орать: "Пиастры! Пиастры!"?
Не дождёшься! Дай только правду пощупать, узнать.
Ты чего это?... Ааа... Понятненько: сразу пришли убивать.
Юмористические стихи | Просмотров: 1149 | Автор: Баргузин | Дата: 05/02/15 19:34 | Комментариев: 9



Мамочка, это - последний миг.
Больше не больно. Тревожный зуммер
Где-то у самых небес настиг.
Я возвращаюсь на стон, на крик.
Это тебе сообщили:...Умер...

Мамочка, свет меня ждёт вдали,
Ясный и тёплый. И там - ребята!
Знаешь, меня порвало гранатой.
Их добивали уже прикладом
И полумёртвых потом сожгли...

Мамочка, милая, так нельзя.
Ну, оторвись от меня, родная!
Господи! Где ты? Ты есть, я знаю!
Просто обязан быть! Умоляю:
Дай мне запомнить её глаза!

Мамочка, Бог - он такой, как ты.
А сатана, больше строг, чем страшен.
Те, кто живыми сжигали наших,
Хуже гораздо. Солён и влажен
Воздух со вкусом большой беды...

Мамочка, время летит, летит...
Чист и свободен. И всюду - двери...
Свет серебристый застыл в ампере.
Выбор богат по числу и вере.
Слева, где пусто, болит, болит...

Выбрал последнюю. Надпись - "Ад".
Ниже - постскриптум - "На землю снова".
- Кто я? Зачем мне телес оковы? Где я?
...И рвётся основ основа
В теле не мёртвого, а живого:
- Мамочка!... Я узнаЮ твой взгляд...
Гражданская поэзия | Просмотров: 880 | Автор: Баргузин | Дата: 03/02/15 00:40 | Комментариев: 0





"Сделан с любовью" - номер, печать и скрепка.
Блеклые бирки с надписью "Жен" и "Муж".
Богу давно приелась ручная лепка.
Всплеск инноваций в сонном горниле душ.

Глину руками - оченно неприятно.
Не получился? В топку - и всех делов.
Поторопились? Хрен с ним - "родим обратно"
Прямо туда, где моськи чмырят слонов,

Где подают на завтраки мясо с кровью,
Где научились нервы тянуть из жил,
Где предпочтут - не матерью, злой свекровью,
Где на гробах - пометка: "Чтоб я так жил".

Скопом - на ложе, скопом - на баррикады.
Жрать - в одного, толпою - на одного.
Липкая глина лыбится: "Что? Не рады?",
И перед топкой смачно плюёт в Него.

***
Здравствуй, Отец... Прости, твой конвейер замер.
Изгнанный ангел грудью меня закрыл.
Он, как и я - безумный, но твёрдый камень,
Тот что ты бросил, а подобрать забыл...
Философская поэзия | Просмотров: 697 | Автор: Баргузин | Дата: 29/01/15 19:43 | Комментариев: 0





В стёклах зрачков - покой ледяных пустынь.
Сосредоточен, вежлив, чуть-чуть сердит.
Сердце разбито. Несколько стылых льдин.
Лёд звенит...

- Герда, мне просто нужно его собрать.

Вьюга упала в ноги, дрожит скуля.
Холод не чуя, бьётся седая прядь.
(Это - ля.)

- Герда, я просто выбрал холодный рай.
В тёплый - большая очередь, мало мест.

Для королевы - прихоть красивый Кай.
(Фа-диез)

- Герда, я просто прошлым своим ведом.
Тем, где любил, но выстыл, пока горел.
Всё, что сейчас не ясно, поймёшь потом.
(Это - ре)

- Герда, я просто взял и порвал билет
В мир, где Иуды вновь продают Мессий,
Где не рождённый Богом уже отпет.
(Это - си.)

- Герда, я просто знаю, что жизнь - вода,
Женщины - стервы, слёзы - сплошная соль.
Знаю, что вечность - это осколок льда!
(Ми-бемоль)

Герда, мне проще сгинуть среди руин.
Герда!... Я вспомнил... В сад наш идём детьми...

Тают осколки. Новый мотив раним:
(До, ре, ми...)
Любовная поэзия | Просмотров: 1079 | Автор: Баргузин | Дата: 29/01/15 07:20 | Комментариев: 15

Я смотрю на пока ещё чистую вордовскую страницу. Заданная тема не кажется мне особо сложной: рыцари, турниры, прекрасные дамы, бой, торжество чести и любовь. Что может быть проще? Но… Я не слышу звон мечей. В голове - короткие автоматные очереди и пулемётный треск. Современное ристалище. Турнир чужеродных амбиций, где приз, в случае победы - не сердце прекрасной дамы, а жизнь десяти пацанов - срочников. Для майора - ещё и моя жизнь в придачу, а для меня - его. Хитрый план командования по заманиванию группы боевиков в ловушку летит к чертям из-за случайного повреждения рации. Наша группа сама оказалась в ловушке. Не звенят мечи, не ржут лошади и нет подбадривающего ора толпы. Вместо этого: крик первого погибшего, мат с угрозами со стороны противника и голос майора:
- Отступайте, ребята! Прикрою.
Петрович... Так называли его и офицеры, и солдаты. Называли, конечно, за глаза. Сорока трёхлетний майор не терпел подобной фамильярности и не приветствовал никаких панибратских отношений. Как раз на этой почве мы и «сьехались» с ним в первый раз. Помню, как долго и нудно он внушал мне необходимость соблюдения субординации в моменты неслужебного общения:
- Капитан, распевающий песни под гитару с младшим составом - это нонсенс! Ваши приказы никогда не будут восприняты так, как того требует устав.
Естественно, что в самое ближайшее время он застукал меня в той же каптёрке, с той же гитарой, с тем же составом. Мне показалось, что даже его рыжие усы возмущённо нахохлились. Он молча захлопнул дверь и с той поры нещадно «пилил» меня по любому поводу. «Будущее русской армии» лично во мне ему, наверняка, не мерещилось.
Средневековые турниры проходили по правилам, которые составил рыцарь Жоффруа де Прейли. "Отец турнира" погиб на ристалище. У нас тоже был план. И хороший план! Но… Судьбоносные случайности происходят не так редко, как думаем мы с вами.
- Отступайте, ребята! Прикрою.
Это несвойственное Петровичу обращение к младшему составу самым непонятным образом выбивает из меня страх за собственную жизнь и тщательно воспитываемую самим же майором субординацию:
- Нет, батя. Больше десяти минут ты не продержишься, а нас накроют и уже не выпустят. Поляжем за «просто так»?
Майор посылает в сторону противника
короткую автоматную очередь и, впервые обращаясь ко мне на «ты», спрашивает:
- Твой план?
На выкрик " Попались, суки!" я кидаю в заросли боярышника гранату и раскрываю план операции, известный только офицерскому составу, но со своей коррективой:
- Продолжаем операцию самостоятельно: создаём ложную массовость в движении и тянем мразот к ущелью. Там наши ждут сигнала. Игорь, - обращаюсь я к связисту, - крути что хочешь, но постарайся наладить связь.
- Есть! – коротко отвечает связист и надевает наушники.
- Прикрываешь связиста, капитан, - приказывает Петрович и кивает остальным, - С богом, сынки!
Все незамедлительно рассеиваются и начинают отходить, стараясь как можно более незаметно перемещаться вдоль незримой цепочки. Боевики немного притихают, по-видимому, опешив от количества огневых точек. Но этих точек всё равно не настолько много, чтобы погасить уже выросшую до азарта цель врага: догнать, смять, уничтожить. Я понимаю это и опять тереблю связиста:
- Игорь, заставь, наконец, работать эту чёртову побрехушку и вызывай подкрепление!
Главным состязанием рыцарского турнира считалась имитация сражения двух отрядов, формировавшихся по «нациям» или областям. Победители брали противников в плен, отнимали оружие и коней, заставляли побеждённых платить выкуп. Наше сражение никак нельзя было назвать имитацией. Плен для нас - это мучительная смерть. Стискивая в руках горячее от выстрелов оружие, мы отступаем, заманивая врага в ловушку. Ещё немного, совсем немного… Ну, должны же наши услышать перестрелку!
- Горец! Я - первый. Приём! – Неожиданно просыпается передатчик.
И в тот самый момент я чувствую… Нет… Я слышу и вижу… Именно вижу, как чьи-то грязные пальцы с обкусанными ногтями срывают чеку, и граната летит к тому месту, где свистящими и скрежещущими звуками рации заговорила надежда. Подчиняясь всё тому же странному наитию, я отталкиваю связиста, но сам отпрыгнуть не успеваю.
Взрыв… Совсем рядом… По груди – волна боли и горячие укусы осколков… Темнота… Гул в ушах и отчётливо слышимые обрывки фраз:
- Товарищ майор, он – уже труп.
- Нет. Он дышит.
- Крови не меряно. Не сейчас, так после, всё равно - труп.
- Отставить пререкания!
- Бросьте его, майор! Вы отстаёте от остальных!
- Молчать! Мы своих не бросаем!
Вряд ли такое происходило на рыцарских турнирах… А может, и было что-то подобное. Честь, совесть, взаимовыручка – это как раз то, что по крови передаётся настоящим рыцарям из поколения в поколение. И каковым бы не оказалось ристалище, эти качества обязательно проявят себя в самый неожиданный момент.
Я в вертолёте, перед отправкой в госпиталь «на большую землю». Батя держит мою руку и, непривычно смущаясь, просит:
- Брат, ты там смотри мне… Чтоб выжил! Мы с тобой споём…, – он сосредоточенно морщит лоб, - ту споём, которую ты в каптёрке ребятам пел.
С трудом размыкая спёкшиеся губы, я напоминаю:
- «Нарисуйте меня, да такого, чтоб в крик,
Чтобы мама моя не боялась за сына,
Нарисуйте меня журавлём лишь на миг,
Я хочу посмотреть на людей
С высоты журавлиного клина. »*(А. Розенбаум)
Топорща смешные рыжие усы, батя улыбается и стискивает мои пальцы:
- Она! – и жалуется тут же, - Старею, брат. Память подводит.
Мне ещё предстояло бороться за собственную жизнь, но я знал, что обязательно выживу. А как иначе? Турнир на ристалище современных амбиций только ещё начинался..
Рассказы | Просмотров: 1021 | Автор: Баргузин | Дата: 28/01/15 21:11 | Комментариев: 6



Я застываю на самой кромке...
Памяти? Вечера? Горя? Льда?
Просто съедают глаза потёмки.
Просто... А в общем-то, знаешь? Да!

Ты угадала: мне режет горло
Собственных мыслей острейший нож.
Это от боли дыханье спёрло!
Это так страшно, когда живёшь

Там, где спокойно идут на ужин
Горе-попутчики от сохи,
Там, где никто никому не нужен,
Где не умеют читать стихи.

Давится время собачьей костью,
Пряча под бальное платье грязь.
Официанты, всем - пунш со злостью,
С фирменной закусью "Не вылазь!"

На распродаже - бесплатно маски
Из павильона мадам Тюссо.
Любят короны, а носят каски
Псы из созвездия гончих псов.

Стоп! Задыхаюсь... Не всё так плохо,
Если есть кто-то ещё живой.
В крике последнего полувздоха
Виден отчётливей путь домой.

Лиц безразличных пустые взгляды...
Как же ладони у них сухи!
Ты улыбнись. Я с тобой. Я рядом.
И напиши для меня стихи...
Философская поэзия | Просмотров: 1276 | Автор: Баргузин | Дата: 28/01/15 20:44 | Комментариев: 14



Мне снятся дожди в середине холодной зимы,
Когда, озверев на ристалище скомканных улиц,
Безумные вихри в честь смерти слагают псалмы.
Не пой вместе с ними. Им нужно, чтоб мы разминулись.

Нет... Капли не точат, они воздвигают мосты.
Так думает камень, лежащий у самой черты...

Мне снятся дожди, когда зной убивает хлеба
И в пекло пожаров кидает, как топливо, души.
У ангела смерти к губам прикипела труба.
Он плачет от боли. Пока ещё можешь - не слушай!

Смешон, а не страшен, кто в вере наивной жесток.
Так думает ветер, сдувая из раны песок...

Мне снятся дожди, когда листья кидая в лицо,
Коварная осень кичится собой эпатажно.
В бокале старинном гнильём пропиталось винцо.
Разбей его! Слышишь? Не хочешь... А впрочем, не важно.

Поспеют плоды, когда их поцелует гроза.
Так шепчет, склоняясь от жара пустыни, лоза...

Мне снятся дожди, даже если они - за окном.
И бьются о стёкла их нежно-безумные капли.
Пришедший одеться, навряд ли уйдёт босиком.
Так было и будет. Ты помнишь об этом, не так ли?

Дороги размыты, и грязи полна колея.
Но есть же тропинки! Ищи их! Так думаю я...
Философская поэзия | Просмотров: 852 | Автор: Баргузин | Дата: 28/01/15 00:30 | Комментариев: 11

Три дня был в командировке, а Ленка не звонила. Договорились, что позвонит, если Мишка… Так... Стоп! Не звонила, значит Мишка живой. Надо идти. Я должен… Блин… Никому я ничего не должен, но пойду, потому что собственная совесть просто жрёт меня изнутри, так же жадно и целенаправленно, как Мишку рак. А ты, батенька, философ… Нет… Трус… Жалкий трус. Боишься идти к смертельно больному другу, пожать ему руку и поймать себя на мысли: «Запомни это тепло. Скоро его не будет. » Всё, философ хренов, встал и пошёл! Господи… Как же это страшно, когда ничего нельзя сделать. Ни–че-го!
На улице жарища. Асфальт плавится. Солнце, оборзевшее и равнодушное, как новые реформы правительства, сжигает всякую надежду на прохладу вечером. Ветер ползает в траве. И чего ты её раскачиваешь, бедолага? Не трава это уже – сено на корню. А вот и Мишкина девятиэтажка. Пока ещё Мишкина…
Дверь открывает Ленуська, и сердце у меня не замирает, как у большинства нормальных людей в таких ситуациях, а начинает бешено колотиться: Ленка одета в какой-то старый халат, не причёсана, без макияжа. Это ненормально. Она держалась лучше меня даже тогда, когда врач-онколог, наш одноклассник, кстати, обозначил диагноз и срок: не более трёх месяцев. Я видел, как у Димки тряслись руки, когда он, прямо в кабинете, прикуривал от моей зажигалки. Про себя вообще молчу: сигарету фильтром закурил. И потом, когда Мишка уже реже вставал, наша прекрасная и мудрая Елена, стильно одетая, в неизменном макияже, теребила мужа:
- Вставай, Мишаня, я гулять хочу. Можно на балконе.
Мишка улыбался и отбрыкивался:
- Иди с Витькой погуляй.
Но Ленка не уступала:
- Обойдётся. Пошли, милый, а то меня с балкона уведут.
Тыча в мою сторону пальчиком, она посмеивалась:
- А с этим Казановой я ни за что не пойду! От него опять противными духами пахнет!
Мишка с трудом поднимался, мы шли «гулять» на балкон. И я, и Ленка хорошо запомнили Димкин совет:
- Движение ненадолго, но продлит ему жизнь. Сляжет – всё…
Каждый раз, стоя на балконе, Мишка жадно хватал ртом воздух и просил:
- Вить, закури… Я хоть понюхаю…
Ленка морщила свой курносый носишко:
- Конечно же, табачище лучше молодой зелени пахнет. А впрочем… У тебя «Парламент», Казанова? Ну, кури, а то от дурного парфюма голова разболелась, и подари уже своей пассии нормальные духи.
Я смущался, естественно, а Мишка улыбался, глядя на нас, и дышал спокойнее, без хрипов. А сейчас Ленка выглядит так, как я и представить себе не мог: красные, припухшие веки, словно полинявшие, мутные зелёные глаза. И этот халат ещё… Никогда не видел её в халате.
– Ленка... Что? – не говорю, а сиплю севшим голосом.
- В больницу его вчера забрали, Вить. Димка приехал и забрал. Говорит, надо прокапать что-то новое.
Уткнувшись мне в грудь лохматой головой, она плачет:
- А меня не пускает туда. Говорит, что буду мешать важному процессу.
В соседней двери щёлкает замок. Быстро, но аккуратно я впихиваю Ленку в квартиру и плотно припечатываю дверь: нечего никому на неё пялиться. Горе не красит.
Пусть выплачется без лишних глаз и сочувствия. Сколько уже можно носить всё в себе? Ленка рыдает горько и безутешно, а я глажу её по голове и замечаю седину на волосах. Чёрт! У самого заныло в груди. И больно так! Словно это у меня порок сердца, а не у Ленки.
Не помню, чтобы вообще так больно ныло. Эх, Ленуська… Держись. Нам ведь его ещё хоронить. Ленка перестаёт реветь и, заглядывая мне в глаза, тихо просит:
- Вить, позвони Димке, попроси: пусть хоть тебя пустит к нему. Мне так спокойнее будет.
- А это – идея! Щас!
Я поспешно шарю по карманам: телефон-то я взял? Забыл, конечно же. Ленка улыбается сквозь слёзы:
- Когда ты уже женишься на нормальной бабе?
- Зачем?
- Чтобы напоминала о необходимых вещах и оладьи твои любимые жарила!
Она улыбается ещё увереннее, и это отлично. Пусть та улыбка похожа на алое пятно на белом платье, она ей нужна сейчас, как глоток свежего воздуха растерзанным лёгким её мужа.
Как же не вовремя звонят в дверь! Ленка испуганно ойкнув, бежит на кухню и шепчет, выглядывая из-за приоткрытой двери:
- Узнай, чего там кому надо.
Дверной замок чвакает, кряхтит, скрипит и никак не хочет открываться. Я злюсь, но успеваю заметить, что по полу тянет холодком. Наконец то. Наверное, обещанная гроза пожаловала. Но на пороге...
- Мишка! – радостно ору я.
- Мишанечка! – бежит к мужу Ленка.
- Тихо, тихо, – улыбается нам Мишка, выставляя вперёд руки, –
И обниматься, и целоваться позже. Устал я чего-то.
- Тебя выписали? Так быстро? А почему меня не предупредили? А как же ты добрался? Или тебя подвезли? – засыпает мужа вопросами Ленка, а сама прижимается к нему и гладит, гладит руками его небритые щёки.
Мишка осторожно отстраняется и идёт в комнату, поясняя на ходу:
- Сбежал ненадолго. Лекарства прокапали новые, хорошие. Лучше мне стало. Можно сказать, как и не болел никогда. Соскучился по вам обоим, чудики, вот и сбежал.
- Да ты что? – ахает Ленка и звонко смеётся:
- А Димка говорил, что у них больница, как тюрьма: мышь не проскочит.
Мишка усмехается:
- Ну, мышка – не Мишка.
Мы с Ленуськой довольно переглядываемся: пусть даже и ненадолго, но это тот, прежний наш Мишка: весельчак, остряк, балагур. Остряк в это время неодобрительно хмурит брови:
- Ленчонок, ты сегодня – просто королева из бомжатника. Косметика подорожала? Расчёски поломались?
Ленка вспыхивает и смущённо косится в мою сторону.
- Да, да, – жёстко добивает её муж, – Я именно об этом: у нас друг в гостях, а ты…
- Мишан… Ну, ты чего? Перекапался что ли? – встреваю я в разговор, заметив, что глаза у Ленки начинают подозрительно блестеть. Мишка смотрит в мою сторону, и мне становится не по себе от его непривычно холодного взгляда. Но через мгновение его глаза теплеют:
- Извини, брат, – он снова поворачивается к жене – И ты прости, малыш. Устал я. Очень…
- Миш, давай чайку? – предлагает Ленка, лихорадочно приглаживая волосы.
- А, давай! С оладушками!
- Полчаса, ребята, и будут вам оладушки!
Ленуська исчезает, мы садимся в кресла: я небрежно, а Мишка очень осторожно и ласково поглаживает мягкую обивку:
- Представь, брат: никогда не замечал, что она тёплая и бархатистая, как кожа у женщины.
На велюре остаются длинные тёмные полосы.
Я рассеянно киваю, отмечаю про себя, что надо напомнить Ленке про его заметно отросшие ногти и шарю по карманам в поиске сигарет.
Неужели их тоже не взял, как и телефон? Уф… Тут… Просто положил в карман рубашки. И зажигалка там же.
- Закури… Хоть понюхаю…, - уже привычно просит Мишка.
Я киваю в сторону кухни.
- Нагорит обоим.
- В ванной она, – улыбается Мишка, – В порядок себя приводит, - и чутко принюхивается, втягивая нервно подрагивающими ноздрями ароматный, густой запах «Парламента».
- Хорошо-о-о…, - глубокомысленно тянет он, а через минуту неожиданно заявляет, – Чтобы на шаг от неё не отходил! Слышишь?!
Я вздрагиваю и едва не давлюсь сигаретным дымом:
- В каком смысле?
- В прямом!
Мишка тычет пальцем в сторону спальни:
- Любого другого я вместе с ней там придушу! Имей это в виду! Приду и придушу!
Уже совсем неожиданно для себя я прихожу в бешенство:
- Слышь, ты! Душеприказчик! А не пошёл бы ты, знаешь куда?! Или подробнее пояснить! Ты чего себе там думаешь? Да у неё со школы ещё - один ты!
Мишка примирительно улыбается:
- Остынь, Казанова. Я знаю…
Его пронзительный взгляд плавит мне лицо.
- Так ведь и у тебя , братишка, кроме неё со школы вот тут, – он тычет мне в грудь, туда, где бешено колотится сердце, - тоже никого нет, хотя по количеству баб, ты Казанову давно уже обставил, - после этих слов мне кажется, что кожа с моего лица сползает рваными клочками.
Мишка невозмутимо продолжает буравить меня незнакомым до сего дня колючим взглядом, потом взгляд теплеет, потом мой друг чуточку обречённо вздыхает:
- И ещё я знаю, что Ленка, кроме тебя, никому больше не поверит в этой жизни. И правильно сделает!
Я молча сажусь в кресло, оглушённый, беспощадно раздавленный таким его откровением. Машинально тяну из кармана сигаретную пачку, но Мишка стискивает мне пальцы:
- Не надо… Времени мало…
- В каком смысле? – недоумеваю я.
- В прямом. Считай, что это – последняя просьба, брат. Подари мне покой…
Теперь он смотрит не в глаза, а прямо в сердце. Я собираюсь с мыслями, духом, в общем - собираю себя в кучу и крепко сжимаю его холодные пальцы:
- Обещаю, брат… Будь спокоен…
Мишка обмякает телом, кивает в ответ и устало откидывает голову на спинку кресла:
- Долго она чего-то. Иди поторопи, а я подремлю немного…
На кухне Ленка мечется между плитой и шкафами. Она уже не в халате, а в щеголеватом домашнем костюмчике и при макияже.
- Ты зачем ушёл от него?
Торопливо подвинутая солоница опрокидывает на пол сахарницу.
- Заснул он, – поясняю я и наклоняюсь, чтобы собрать сахар руками. Ленку посещает та же самая мысль про сахар. Мы звучно чмокаемся лбами. Не знаю, как у неё, а у меня искры из глаз сыплются от боли.
- Блин… У тебя не голова, а гиря тяжелоатлета.
- Не блин, а оладушек! – Смеётся Ленка и чмокает меня в подбородок: выше не достать ей. Куда там! Пигалица.
Я подмигиваю ей :
- Сразу полегчало.
- Помогай, раз выслали на кухню, – улыбается Ленка.
- Есс, босс! Слушаю Ваши приказания!
Ленка разворачивает меня лицом к шкафам:
- Пакет муки – со второй полки, там же - ванилин. Для особо бестолковых даю инструкцию: ванилин – это маленькие пакетики рядом с мукой.
Я достаю и то, и другое, а Ленуська снова командует:
- Три яйца из нижнего отсека холодильника достать и хорошо помыть.
Она подвязывает красный, в кокетливый белый горошек, фартук. Выполнив приказ, я присаживаюсь на кухонный табурет и молча наблюдаю, и наблюдать этот процесс мне намного интереснее, чем никакушный последний футбольный матч между сборными России и Бразилии.
В большую, обливную чашку Ленуська сыплет горкой муку. Пока она открывает пакетик с той штуковиной, название которой уже благополучно мной забыто, я замечаю про себя, что мука выглядит, как настоящая гора, только в миниатюре. Наверное Бог,(если он есть, конечно), также насыпал горы на землю. Пахнет пасхальным куличом. Вкусно пахнет. Ленка делает в горе углубление. Ну, точь в точь – вулкан! А вместо лавы, там шипит та хрень из пакетика, кефир или ряженка, или простокваша, (я не понял), соль и сахар. Сахар, кстати, я с пола собрал, пока Ленка доставала чашку для теста.
- Яйца чисто вымыл? – придирчиво спрашивает повариха, с сомнением прищурившись, – Ты учти, они - деревенские!
- Чисто, – клятвенно уверяю я и недоуменно спрашиваю, – А что: деревенские яйца грязнее городских?
- У кур то? – переспрашивает Ленка, задумчиво прикидывая: а не подлить ли ещё кефира–ряженки-простокваши? Одновременно вникнув в двойственный смысл вопроса, мы тихо хихикаем. Смех больше нервный, чем весёлый, но всё же – это какая никакая, а разрядка.
Все три яйца разбиты прямо в углубление на мучной горке, и я получаю новое распоряжение:
- Сковороду с синей ручкой из нижнего шкафа достань, сполосни, насухо вытри и поставь на огонь.
- Сделано, босс! – рапортую я, быстро выполнив задание.
- Ну, и чего стоишь, как Родина-отец на кургане? – спрашивает меня Ленуська. А я и правда стою, с каким-то детским восторгом наблюдая, как тягучее, желтоватое тесто срывается с ложки и падает обратно в чашку. Ну, просто капля мутной росы в объёмном и многократном увеличении.
- Масло на сковороду налей, чудо! – улыбается Ленка, – Бутылка с маслом в пенале на нижней полке.
Уже через минуту первые оладушки ворчливо шипят на сковороде, меняя сливочную желтизну на золотую корочку.
- Две тарелки и две пиалочки, что с клубничками, из сушки – на стол! В пиалочки – сметану из холодильника. Сметана - в банке с розовой крышкой! – слышу я приказ, а сам просто давлюсь слюной. Но приказ выполняю чётко и без нарушений. Три первых пышных, ноздреватых, умопомрачительно золотых оладья Ленуськин кладёт на тарелку и подталкивает меня к столу:
- Ешь, пока горячие. Ты ведь именно горячие любишь.
- Неее… Я с Мишкой! – не особо уверенно протестую я.
- И с Мишкой поешь тоже. А пока считай, что пробу снимаешь.
Я больше не спорю, а сажусь и ем. Нет. Вкушаю! Потому что это пахучее чудо можно только вкушать. Ленка поджаривает следующую партию и, довольная, снимает фартук:
- Пойду, Мишане отнесу.
- Давай! – улыбаюсь я и тактично прикрываю за ней дверь. Господи! Как же хорошо, когда вот так : я и они, и Мишке, вроде как, полегчало, и...
- Вить, а Мишки нигде нет… И в комнате нет, и в спальне нет, и на балконе…
- Как нет? – удивлённо переспрашиваю я, поспешно сую в карман сигареты и бегу за Ленкой. Да - Мишки нет нигде. Встревоженная Ленуська ходит за мной по пятам, поставив на журнальный столик возле пустых кресел тарелку с оладьями.
- А, может он на улицу вышел? - неуверенно предполагает она, и пудра на её лице напоминает небрежно наложенную штукатурку: белое на сером.
- Точно! – хлопаю я себя ладонью по лбу, – Конечно, вышел! Теперь с соседом сидит. С дядей Ваней из седьмой! Помнишь: он всё ждал его? Дядя Ваня.
Мы вылетаем в прихожую. Так и есть: дверь приоткрыта.
- Вот, балбес, – ругаю я Мишку, а сам обуваю туфли, – Хоть бы предупредил!
Ленуська не успевает мне ничего ответить, потому что дверь распахивается так неожиданно, что она вскрикивает, а я вздрагиваю. На пороге - Димка.
- А почему дверь открыта? – спрашивает он, но тут же забывает свой вопрос. Его взгляд встречается с Ленуськиным и виновато опускается в пол.
- Дим? Ты чего?... – скорее машинально спрашивает Ленка, уже чувствуя, уже догадываясь.
Её пальцы сжимают мне плечо, ища поддержки, и я решительно притягиваю её к себе:
- Диман, что с ним?
Димка проходит в комнату, закрывает дверь, прислоняется к ней спиной, наконец-то поднимает на нас глаза:
- Мишка умер вчера, ребята…
- Вчера? -выдыхает Ленка и медленно оседает на пол.
Я успеваю подхватить её на руки, несу на диван, а Димка достаёт из нагрудного кармана заранее приготовленный шприц. Молодец, док! Через несколько минут проверив пульс, он тихо шепчет:
- Сейчас очнётся. Витич, дай сигарету что ли…
Мы закуриваем. Глядя на голубые струйки дыма я задаю вопрос, который мучает меня с момента оглушающей новости:
- Дим… В котором часу Мишка умер?
- Вчера ночью, Вить… Около двенадцати. Мы с ним договорились: как почувствует, что совсем хреново - позвонит, а я заберу его в больницу, чтобы не у Ленки на глазах.
Ленка тихо стонет, и мы оба склоняемся к ней. Но она только прерывисто вздыхает, а в себя не приходит. Димка ещё раз просчитывает пульс, успокаивающе кивает мне:
- Сейчас, сейчас... Я побольше ввёл дозу. Сердцу надо дать передышку.
Он тянется к сигаретной пачке, но я хлопаю его по руке:
- Хорош, Диман. Не продыхнёт же, как в себя придёт.
Димка не спорит. Он присаживается на диван у Ленуськи в ногах и тихо рассказывает мне:
- Я полдня тебе на телефон названивал. Не решался один идти. Хорошо, что ты тут. Мишка очень хотел, чтобы ты был тут, когда... Ну, ты понял.
Я утвердительно киваю и смотрю на кресло, где ещё темнеют на обивке отчётливые тёмные полоски, оставленные Мишкиными пальцами полчаса назад.
Новеллы | Просмотров: 1450 | Автор: Баргузин | Дата: 27/01/15 18:24 | Комментариев: 8

За окном весна: ручейки, проталинки.
Осколки ручной гранаты, наверно, снесёт в потоп.
А ему приснилось: лежит он маленький,
И в белой маечке, но в окопе. И пахнет весной окоп.

И всё труднее даётся и каждый выдох, и каждый вдох.
Но это привычно. Жаль, вся в кровище маечка.
Кто-то шепчет: "Деточка, миленький, как ты плох".
А он думает: "Кто это - Бог или нянечка?"

Прилетает страшная с виду, чёрная птица,
Но не клюёт, а подмигивает и хохочет.
Ему бы встать, а он не может пошевелиться,
И повернуться не может, а очень хочет.

А птица из чёрной становится белой-белой.
Да это ж не птица вовсе, а маленький ангелок!
Маечка давит. Да это ж не маечка - тело!
Ангелок улыбается: "Полетели? Сбрасывай это смело".
Тихо рыдает кто-то. Интересно: нянечка или всё-таки Бог?
Вольные стихи | Просмотров: 3532 | Автор: Баргузин | Дата: 27/01/15 18:21 | Комментариев: 34
1-50 51-100 101-150 151-192