Засов открыт – воспоминаниями Влетело в дом «речное» детство моё...
Смешливые, смешные, маленькие, Счастливые и непосредственные – Облезшими худыми плечиками Выманивая солнце ласковое, До посиненья и до вечера мы Ракушки нá берег вытаскивали.
И даже ставшие пригаринами, Казались несказанно лакомыми Беззубки, над костром зажаренные На донышке жемчужной раковины.
А после мы – в веснушках, с хвостиками – Влетали в дом, донельзя радостные, Где на дверях запоры простенькие Ржавели грустно – за ненадобностью…
На сердце камень, в глазах усталость. Была красивой – а что осталось? Была счастливой – давно, когда-то... Худые плечи, кругом заплаты.
Бессильны руки, нещадна скука, И нет надежды дождаться внуков. Послать бы к чёрту судьбу-цыганку! – Сын спозаранку – опять за пьянку...
Стучит сердечко всё глуше, глуше, И рак сжирает нутро и душу. Ползти в больницу – себе дороже. Отвар из травки – авось поможет...
Картошки мало – сажать нет мочи. Дни пролетают, крадутся ночи. Просты и ясны приоритеты: Дойти до почты, дожить до лета...
На сердце камень, в глазах усталость... В России гордой убога старость. «Отчизна-мама...» – эх, злая шутка! Здесь жить-то можно, здесь гибнуть жутко...
Некоторым сам-себе-гениям, не устающим пополнять мою коллекцию перлов, с благодарностью.
Пой, рифмоплёт! Допоёшься – внесут в скрижали... Славное имя твоё прогремит арбой. Пой, чтобы строки твои наповал сражали! Взмахивай гордо крылами, рукой, ушами, с воплем «Поехали!» лиру хватай – и пой.
Пой, рифмоплёт! Призови легион пегасов, дюжину муз припряги да заставь пахать, вылей в стихи три ведра небывалых красок, выплесни всю философскую мудрость разом и напоследок слезами залей тетрадь.
Пой, рифмоплёт! Сто гусей изведи на перья. Если не хватит мозгов для чудесных строк – сердцем, душой, селезёнкой, кишками, плеврой, печенью, пяткой, подмышкой твори шедевры – средство без разницы, если един итог.
Пой, рифмоплёт! Воспевай города и веси. Рвись через тернии критики – к чёрту страх! – наверх, в созвездие лавроголовых бестий, дышащих в рифму изящнее и естествен- нее, чем ты в самых сладких и дерзких снах.
Пой, рифмоплёт! Оголтело кидайся в небо, до опупения «кровь» и «любовь» рифмуй. ... Ясно же – если таланта Всевышний не дал, если стишата кишат откровенным бредом – вместо желаемой славы получишь... смех (ну, или «тьфу», чтобы хоть немного в рифму).
2011–2013 _______________ Впервые опубликовано мной 09.01.2013 здесь.
В бездонные сети, покуда «весь город спит», на крыльях вай-фая кретинов уносит влёт. Убицца апстену, здесь каждый второй – пиит! В кого ни потыкай – из ж… пальца перо растет. Тиражная муза живет за любой стеной, над каждым экраном склонившись, рифмач притих… В словесность лимонкой заброшен очередной, заделанный пальцем твоим оперенным, стих. Отбойным, навылет, до душ, до мозгов и сквозь – ямбить по-стахановски, хоть не расти трава! Пусть близко с сюжетом реальное не срослось – какой-то ЛГ без проблем подберет слова, их слепишь душевно в неравной (ну-ну…) борьбе в конфетку из понта дешевого и г... вина…
Что - профи? Зарекся показывать на себе?.. Припрет – и покажешь, и взвоешь, и выйдешь на, из шкурки лирической выпадешь – будь здоров! − в морозную майскую ночь, как побитый лох…
Ты даже не думал, что в мире так мало слов − и, вынести всех попытавшись, Пегас издох. Валяйся, авось милосердный грифон сойдет − и выдернет перья, и в зубы вобьет печать. Когда-нибудь (может быть) снова откроешь рот − когда наконец-то сумеешь в стихах молчать.
Лежу под забором и молча цежу вино. На улице май. На термометре – там зима. Из перьев одни лишь павлиньи остались, но – не греют, заразы, и пользы от них нема. Ну, разве что взять их, как веник, и дать под зад пегасьей душе – задолбала уже вконец кругами порхать надо мной и ехидно ржать: «Без шкурки лирической мёрзни теперь, тварец!» С работы бредущая стайка тиражных муз, меня согревавших, покуда я был пиит, теперь лишь вульгарно брюзжит, а войдя во вкус, отборными ямбами в шесть этажей хамит. Грифон – тот и вовсе спустился да в зубы дал... Лежу, неудавшийся феникс, страдаю... Чу! – вон критик ко мне подгребает... Сатрап! Вандал! Ой, больно! Не надо ногами! Молчу, молчу... ___ Оборотка впервые опубликована мной 13.07.2017 здесь
Перепутья. Перекрёстки. Перекрестья. Переправы... Отраженья? Отголоски? – от бальзама до отравы, от безмолвных ликований до холодной, липкой дрожи – с каждым шагом всё реальней... Странно чужды... ... и похожи...
Я блуждаю в ваших чувствах на исходе долгой ночи – по дорожкам слов искусных, по тропинкам междустрочий. Не умея «лишь прочесть», я заражаюсь вашей сутью...
В прорехах времени мерцают зеркала, Где мы – не мы, а только наше отраженье, Одной цепи давно разомкнутые звенья С музейно краткой меткой «был» или «была».
Жестока память, как билет в один конец. Но почему так сладки долгие прогулки Среди зеркал? И отчего, скажи, столь гулки Удары временем остуженных сердец?
Милый, ты знаешь, как умирают слова?.. Попросту блёкнут. Теряют былые краски. Бессильно барахтаясь, дышат едва-едва, тщатся взлететь – но тонут в безмолвии вязком.
Пляска нелепых жертв... Их уже не спасти... Плеск обесцвеченных крылышек слаб и жалок. Одни – угасают, смиренно лапки скрестив, другие – в конвульсиях вдруг выпускают жала.
Без трагедий умрут, без циничных «finita la...» – и только ловец, до радужных слов охочий, однажды, сети развесив на кой-то ляд, под ногами найдёт лишь пустые шкурки отточий.
Хочешь, ловчий? – молись во спасение слов. Только... за речь людскую в ответе – Бог ли?.. Вот так, оставив надежду на щедрый улов, ты вдруг осознáешь: нет их. Пропали. Сдохли.
Вот так – за словом слово – исчезнет глава жизни. Страницы станут братской могилой. Милый, ты знаешь, как умирают слова? Милый, ты видишь агонию слóва «милый»?..
Шелестя чуть слышно мягкими ботинками, Бродят ветры отрешённо в парке старом. Облетает в небе облако дождинками, И листва струится вдоль по тротуарам.
В тщетных поисках тепла былого, чуда ли, То безвольны, то угрюмо-деловиты, Тихо-тихо бродят ветры бесприютные, Зябко кутаясь в туманные хламиды.
Бродят ветры, шепчут вычурные странности... Дремлет осень в старом парке на рассвете. Лишь кружится рыжий пёс в щенячьей радости, Ухватить стремясь замешкавшийся ветер.
Ночь смоляная в раздумьях губительно-вязких... Как эти мысли развеять, изгнать, истребить? Боже, за что мне проклятие – видеть сквозь маски? Боже, на что мне Твой дар – даже видя, любить?
Знаешь, прошу: надо мною, не верящей в серный морок, и в скрежет зубовный, и в Страшный Твой суд, смилуйся, Господи: дай им всего полной мерой – пусть, без меня процветая, от ада спасут.
Я жало змеи. Я к удару готовый нож. Я сгусток нервов. Я спичка за миг до вспышки. Я свитая туго пружина. Меня не трожь. Сегодняшний мой девиз – «размечи и выжги».
Во мне миллионы игл, миллиарды ватт, Цунами, торнадо и пять мегатонн тротила. Любой твой шаг напрасен и даже чреват. Ну, хватит уже – помаду размажешь, милый.
Зверёк доверие робко выбрался из угла, в котором прятался, многократно до крови битый. О, сегодня без плётки? – честь тебе и хвала! Тогда – корми его и люби ты.
Смотри: зверёк доверие наконец окреп, встаёт на задние лапки, хвостом виляет потешно и ест послушно и мясо, и чёрствый хлеб – он тебе благодарен, конечно.
Гляди-ка: питомец и крылья уже отрастил, вот-вот поднимется ввысь подобно могучей птице – благороден, изящно мощен и полон сил. У тебя, дрессировщик, есть повод гордиться.
Вот те на! Почему же зверь обнажил клыки?! Небожители на облачке запаслись попкорном. ...Когда доверие кормить устаёшь с руки – уж лучше одним ударом убей дракона.
Вместо предисловия... Автор нижеприведённого текста – моя бабушка, Ногтева (в девичестве Чуракова) Анна Никитична, 15.09.1924–12.01.2016. О том, как она вместе с матерью и сёстрами Марией и Анастасией была угнана фашистами в плен, бабушка рассказывала мне не раз, но я не знала, что существуют и записи о тех событиях. Лишь после бабушкиной смерти я, разбирая её бумаги, наткнулась на несколько тетрадных листов с рукописным текстом. Считаю необходимым опубликовать его – ради памяти о бабушкиной судьбе и в надежде на то, что подобные ужасы никогда не повторятся. Я взяла на себя смелость немного подредактировать орфографию, пунктуацию и пару-тройку синтаксически проблематичных мест. В остальном текст оставлен без изменений: аутентичность важнее стилистического совершенства. Пожалуйста, не надо рецензий-«лайков»: рассказ опубликован не для этого. Спасибо за понимание.
Угнаны в марте 1942 г. под конвоем из деревни Карпово Юхновского района до войны Смоленской обл., после – Калужской. Гнали до деревни Барсуки, там всех посадили в открытые машины и привезли в г. Рославль в концлагерь для военнопленных и мирных людей. Военнопленные были раненые наши солдаты, которые, можно сказать, догнивали, находясь за колючей проволокой, по которым ползали вши. И нас загнали к ним, продержали там дней семь-восемь, потом подогнали машины и снова погрузили нас всех в машины и повезли кого куда.
Нас привезли в г. Бобруйск. Там мы заболели тифом, очень много умерло людей. Жили мы там в пустом доме, нас было там очень много людей. Кормили нас какими-то помоями. Потом стали нас возить на работу под конвоем на реку Березину разгружать баржи с картошкой под присмотром полицая и немца.
Затем нас увезли под конвоем на торфзавод в г. Осиповичи, заставляли работать. Там нас совсем не кормили. Чем могли, помогали местные жители. Мы очень истощали – до такой степени, что не могли даже работать. Тогда одна женщина решилась попросить немца (наверное, начальника) отвезти нас обратно в Бобруйск, там оставалось много наших людей. Мы решили: пусть нас расстреляют по дороге, чтобы с голоду не мучиться. Но нас всё же привезли в Бобруйск, где нас не могли даже узнать: мы были очень истощены. Нам все помогали чем могли, потом поселили нас в дом, где жила семья Адамовичей, они нам тоже помогали. Жили мы в пер. Мармеладный. Потом нас стали обратно под конвоем возить разгружать баржи.
Когда стали бомбить каждую ночь город, тогда немцы всех повыгоняли и загнали нас на аэродром за колючую проволоку – молодых в одну сторону, стариков по другую. Здесь мы пробыли, наверно, сутки, затем они нас выгнали, погнали по шоссе по направлению к лесу. По сторонам шли немцы с автоматами. Из леса стали стрелять по бокам, немцы испугались, бросили нас и убежали. И мы разбежались кто куда.
Мы прибежали со своими знакомыми, у них был окоп у дома, и мы сидели в этом окопе, нас там было много людей. Потом начались бои. Пули летели, снаряды. Бомбёжки. Это продолжалось, наверно, дней десять или больше. Мы не вылезали и не знали, что там творится. И вдруг к нам в окоп прыгнули два немца – один пожилой, другой молоденький. Пожилой наставил на нас автомат, хотел расстрелять, а молоденький нас загородил и отвёл автомат, что-то ему стал говорить, а тот на него очень сердился и опять хотел выстрелить, а он опять отвёл автомат. Тогда тот заругался на него и вылез из окопа, и второй ушёл. Где-то через часа два к нам кто-то прыгнул в окоп. Мы очень испугались, что это немец вернулся, – а это был наш солдат. Так нас освободили. По городу шли и ехали наши войска Советской Армии в 1944 году, нас освободили в июне.
Отец до войны работал в г. Кольчугино, войну пережил там. После освобождения мы вернулись в деревню – а её уже и не было, он прислал нам вызов через родственницу в Москве, и мы переехали к нему в Кольчугино в октябре 1944 г.
А знаешь, мои чувства к тебе похожи не на костёр, который быстро выгорает, но на пламя свечи, которое горит ровно и долго. И которое может погаснуть только после срока, отведённого самой свече... Ты
А знаешь, как камень за пазухой, грустную тайну я Ношу – и не знаю, способен ли сущность мою Постичь ты сполна: я всего лишь спиртовка хрустальная. Ты влил в меня нежность свою – потому и горю...
Была холодна и чиста – но свершилось какое-то Уютное чудо: наполнив меня до краёв, Любовь цвета неба затеплил своею рукою ты – И вспыхнул мой нимб, рукотворное счастье твоё.
Во тьме и ненастье неяркое это сияние Дарило тебе теплоту и хранило уют. Казалось, что пламени этого нет постояннее – Но что, если нежности вовремя внутрь не дольют?..
Не жди от природы моей ни пощады, ни выбора. Ещё я свечу, но я чувствую близкий конец: Последняя нежность вот-вот – и до капельки выгорит, И маленький нимб обратится в терновый венец.
Я тихо угасну, впустив пустоту одиночества. На миг опоздавшие руки меня не спасут. Любовь цвета неба дымком зазмеится – и кончится. Но будет ли нужен тебе опустевший сосуд?..
Рвать нити, бечёвки, канаты привязанностей – и падать. Лепить не-себя из осколков былого «я». Глаза бессильно зажмуривая, вживаться в стадо. Голову прятать в зыбучий песок вранья. Себя утешать привычно – мол, время лечит, И, споткнувшись о труп неопознанной чьей-то любви, Уходить, понимая – роля́ми обессердечен, Под шёпот змеиный «дави эту жалость, дави…» И – давить послушно, выжигать из себя живое, Чтоб – как все, бесшабашен и стрессоустойчиво твёрд… В шкафу – на выбор костюмы супергероев, А за плечами ночами загубленных душ эскорт… В затылок смотрит.
2 падать+
Рвать когти долой из палаты, с кровати падать, Спотыкаясь о длинные-длинные рукава, Глаза выпучивая, орать: «Отпустите, гады! Ща из себя как выйду – за мной, братва! Время у них в таблетках, оно не лечит! Для них мы стадо: голову в тумбочку – и лежи!..» …Главврач ухмыльнётся привычно, змей бессердечный, Под рёв санитаров: «Вяжи эту гниду, вяжи!..» И – повяжут, и по затылку влепят, и дозу утроят, Чтоб – как все, безмятежен и стрессоустойчиво-тих… Там, за забором, – куча невыловленных героев! А здесь – невезучих, но творческих душ коллектив… Балду гоняет Шагает в ногу Верёвку мылит Пингвина красит Пинает крышу Зовёт кондрашку Не вяжет лыка Играет в куклы Окопы роет Стоит со свечкой Бутылку ищет Идёт на север Зовёт налево Цветёт и пахнет Разводит дятлов Не вышел рожей Баян тягает Стучит ботинком Ползёт сдаваться Под лавкой дрыхнет Клопов считает Рисует евро Корчует фикус Ежей кусает Шнурки утюжит Угнал каталку Торгует репой Грызёт скамейку Алкает спирта Стирает «Тайдом» Несётся с клизмой Коптит ворону Сосёт портянки Поганки жарит Бумажку ищет Щипает музу Слагает оды Бренчит цепями Ушами машет Грозится вилкой Горланит «Мурку» Жуёт покрышки На счётчик ставит Царь-пушку чинит Пищит и лает [нужное подчеркнуть]
Твой дом уютно чист. Всё как всегда: Ни шума, ни пылинок, ни соринок. Снаружи мир сковали холода, А здесь - тепло, бегония, жасмины...
Сияют занавесочки твои, А за окном, до зайчиков намытом, Чирикают беспечно воробьи И голуби воркуют деловито.
Седое солнце катится за край... А я, полы надраив и кастрюли, Седые пряди бережно целую И мысленно ору: "Не у-ми-рай!"
___ 11.01.2016
===========================
Всё как прежде
in memoriam
Здесь всё впитало тихую заботу Твоих сухих трудолюбивых рук. Глядят с серванта глянцевые фото На чистоту, царящую вокруг, На старенький диван с пушистым пледом И на цветы в неброском хрустале, На упаковки мазей и таблеток, Лежащие рядочком на столе, На занавески, свежие до хруста... В уютной кухне, крошечной такой, Стоят две банки квашеной капусты, Недавно нашинкованной тобой, А в спальне дремлют стопочки одежды, Тобою наутюженной любя. Притихший мир, в котором всё как прежде, Но нет тебя.
Они прорастают в терпкой ночной тишине – нестройные всходы на чёрной, как смоль, почве... Выпивают её. Становятся ярче, сильней, раскрываются... Позже они постепенно собой наполняют мир. Несть им числа: шумны – и тихоголосы, горше полыни – и слаще, чем сладкий мирр, анчары – и розы. Ты чувствуешь их? – то шелестя легко, то – в холода и темь – застывая немо, слова уходят корнями в пласты веков, а вершинами – в небо...
Страдает киборг на завалинке, Ругая свой любовный пыл – Вчера в порыве страсти, пьяненький, Отвёртку щупальцем схватил, Раздел жену – и в огороде с ней Грешил часов, наверно, пять. Теперь не знает, как в смородине Болты от лифчика собрать...
Я ночью вчерась, в половине второго, Себя объявил вундеркиндом ab ovo. Мне мысль не случайно явилась такая: Я множество слов презаумнейших знаю!
Ну, знаю не очень, зато в словаре Их просто навалом, как блох в конуре: Бери – не хочу, ведь слова – не пропажа, И многие, кстати, рифмуются даже...
Подумаешь, смысла в стихах ни на грош! – Ценителям образов слог мой хорош. Я страшно талантлив, воистину гений, Рисующий словом мазки настроений!
Как?! Вам не понравилось?.. Сколько же вас, Не въехавших в прелесть изысканных фраз! Учились бы, блин, да росли бы духовно – Глядишь, и услышали б музыку слова...
Смотрю, возомнили себя чёрт-те кем – А сами, небось, ведь бездарны совсем! Кста... критика ваша до лампочки мне: Непризнанный гений – он гений вдвойне! Вот!
За минутой минута В никуда постепенно сочится – Так легко и неспешно, Словно это в порядке вещей. И поверить не трудно В то, что чуда уже не случится, Что увянет надежда В паутине пустых мелочей.
Вереницею сирой Уползают часы потихоньку. Пляшут буквы нелепо На мелованной глади листа. Из мозаики мира Выпал крошечный камушек только – Но разверзлась в полнеба Пустота, пустота, пустота...
На дне ложбины, прохладной в любую жару, среди осоки, мха и роскошных колючек когда-то жил да был родник-говорун. Его называли ласковым словом «ключик». Перед ключиком был дощатый настил. У досóк резвился порой малолетний чертёнок в юбке: ловил квакушек, с восторгом сажал в чугунок – и маме дарил... Чертёнка звали Анюткой. (Лягушек и маму пугал чугунок не на шутку...)
У Анютки и ключика было много друзей. К примеру, дом... На взгорке тихо старея, он спину под солнцем грел, как усталый зверь, и мирно дремал, уткнувшись в подушку сирени. До Анютки дом и с другими домами дружил – но те постепенно, один за другим, пропали. Из друзей остался лишь сад, а в саду – ежи. Вокруг – частокол, воздвигнутый дедом Паней, и луг с бубенцами купальниц да перепелами.
В приветливый этот мир убегая с утра, Анютка любила босая по саду носиться, на лугу собирать и жевать стебелёчки трав с именами чудны́ми: горлянка, турляк, гусени́ца... А устав, брела навестить ветвистых подруг (ключик по вéрху берёзами был обсажен – наследство прапрадеда), к ним становилась в круг, поднимала ручонки вверх – «как белёзка» – и даже ощущала себя неотъемлемой частью пейзажа...
*** Приехал трактор, колхозную вонь привёз – и луг превратился в поле, а поле – в пустошь... Пришёл бульдозер – и пять вековых берёз в могилу-ложбину легли с тошнотворным хрустом. В ней же был погребён помутневший родник... От дома осталась печка в кустах сирени (брёвна забрали цыгане). Сад погиб – частокол повалился, яблони захирели... Но природу, хотя и с трудом, залечило время...
*** – Спокойной ночи, Анютик! – Ма-а-ам, не могу... Экзамены скоро. Знаешь... совсем не спится... – Тогда подумай о чём-то хорошем. – Угу. ... Старенький дом, ключик, сирень, гусени́ца...
... гýсениц лязг...
21–30.09.2010
______ Фото из семейного архива, 1957 г. Стихотворение впервые опубликовано мной 30.09.2010 здесь
Изящный сосуд с опасно бурлящей лавой. Сумбурная – это имя к лицу ей очень.
А знаешь, её порою считают слабой Те, кто не отведал веских словопощёчин... Прочувствовав точно, чем ты сегодня дышишь, Она окрылит тебя – ... или больно ранит...
И тихо уйдёт в себя, чтобы пепелище И небо неразделимо легли строками. Легко не заметить горечь в хитросплетенье Почти филигранных чувств и таких же мыслей...
Она – будто внешне хрупкая орхидея: Без связи с землёй, но – с буйною волей к жизни. Скажи, отчего в ней бьётся неукротимо Желание, ночь отпев бесприютным волком, Цветами раскрыться перед тобой, любимым?..
Посмотри мне в глаза и не смей уходить, не дослушав. А дослушав, найди в себе мужество просто понять: Ей не нужно уже оправданий твоих малодушных, Ведь любовь – это солнце, а солнце не движется вспять.
Я порой ошибаюсь – но, знаешь, чудовищно редко. Так пойми же умом то, что сердцем услышать не смог: На полях твоей жизни вот-вот – и возникнет пометка: «Не судьба...», а по центру мечты расползётся ожог.
Видишь, падает солнце – неспешно и не-от-вратимо? Мягкий отблеск лучей угасает в ночи без следа... Точно так же исчезнет и та, что тобой не хранима. Солнце завтра вернётся. Она не придёт никогда...
* * *
И когда она бережно вычеркнет нежность из грусти И сумеет кружение дум о тебе превозмочь, Будет поздно, мой друг: ты её безвозвратно упустишь. Ты упустишь её – и наступит холодная ночь...
21.02–21.03.2008
___
Впервые опубликовано мной 26.03.2008 здесь Фотография авторская
Если б с логикой в России нынче было всё в порядке, То филологи язык бы не коверкали силком – Не лопатой, а копатой бодро вскапывали грядки, Ну, а гвозди забивали, несомненно, колотком.
Почему милей на грабли вместо грёблей наступать им? Отчего не окрестили дрель дырелью до сих пор? А для колки дров хватают – вот с какой, скажите, стати? – Не рубанок, не рубильник, не рубаху, а топор!
Вон, строганок переврали – это что за странный выверт?! Долбото подсократили – надо ж было удружить!.. Лишь пилу назвали верно: люди ей и вправду пилят – Но тогда напильник должен для пилы чехлом служить!
Мне в филологи пойти бы! Наш язык – могу поклясться! – Стал тогда бы ярче, краше и логичней во сто крат. Жаль, медбрат меня уводит, увенчав чернильной кляксой, А точней, синильной шмяксой мой новаторский трактат.
На перекрёстках тысячелетий, в хитросплетениях измерений, В неудержимом калейдоскопе материков и цивилизаций Перед умершими, но не сгинувшими разверзнется Сквозьвремéнье – И проклянёт их бесчеловечности человеческой ужасаться. Не убежать и не отвернуться... Над беспощаднейшим из театров Зашелестит аккомпанементом всепроникающее «memento...». ... Архимагнаты пересчитают приобретения и утраты – И поразятся опустошению обесчещенных континентов. Немилосердные повелители сверхмогущественных империй И рядовые головорезы – от каннибалов до террористов – При созерцании злодеяний собственноручных оторопеют, Оцепенеют от деспотизма и от чудовищнейших неистовств. Марионетки и кукловоды – разнокалиберные убийцы – Обескураженно устыдятся ожесточённого безрассудства – Но через набело летописцами переписанные страницы Кровопролития неминуемо осьминогами расползутся – И воссияют над Сквозьвременьем – неугасающе и багрово – По равнодушному небосводу растиражированные звёзды. И прогрохочет над новоявленными раскаявшимися Слово – Необратимейшее из самых необратимых — «поздно»...
Приветствую всех! К сожалению (а для кого-то, возможно, и к счастью), моего свободного времени хватило на обзор лишь части конкурсных работ – с первого по пятнадцатый номер. По остальным я ограничилась выставлением оценок.
Первым делом напишу традиционную присказку. Мои комментарии к конкурсным работам – это не истина в последней инстанции, а всего лишь мнение продвинутого дилетанта, с интересом читающего хорошие стихи и справочную литературу. Вполне возможно, что в обзоре вы найдёте чуть больше перфекционистского внимания к деталям, чем обычно. Из-за этого может сложиться впечатление, что я концентрирую своё внимание не на достоинствах, а на недочётах произведений. Это не совсем так. Моя основная цель – помочь авторам увидеть свои работы с позиции стороннего читателя (надеюсь, вдумчивого) и при желании поразмыслить о возможных путях их улучшения. При этом я оставляю за собой право быть умеренно субъективной или заблуждаться в чём-то. Если вы не согласны с моим мнением – вы, разумеется, всегда вправе проигнорировать его или аргументированно возразить мне. За указание на возможные опечатки буду благодарна.
Оценки я ставила по моей стандартной системе (мне так удобнее): – первая оценка – за технику стихосложения, правильность и ясность речи (по десятибалльной системе); – вторая – за художественность: выверенность композиции, стиля, выразительных средств речи (по десятибалльной); – третья – за новизну идеи и/или оригинальность её раскрытия (по пятибалльной); – четвёртая – за мой эмоциональный резонанс (по пятибалльной); – пятая – за соответствие теме конкурса (по пятибалльной). Таким образом, максимально возможная суммарная оценка – 35 баллов.
А теперь – комментарии и оценки.
1. ИванНевиноватый. Воспоминания птичьей жизни 2+3+4+0+0=9 http://litset.ru/publ/23-1-0-5091
Чуть припухшее утро восславил невидимый птах,- Пью кукушный туман, отмеряя желанья глотками, Разминая застывшие крылья, что небо глотали До вечерней зари, до последнего сонного "ах" -
выдыхаю, как дым сигаретный хрипатое "лю". Я люблю всех люблю (ля и си в зачарованном вальсе), чуть скрипят, разгибаясь, волшебные теплые пальцы, что щекочут и просят, зовут приоткрывшийся клюв выпуская желанья, цвета и далеких друзей,- разливаю весь мир в золотисто-нелепые призмы, странным соло - фрагментом нечаяной жизни: фотографии, строчки стихов, заголовки газет.
Если мартовский кот промяучит гнусаво: "нигде", Освещая желтками шатер тканной звездами сажи, - Не беда, не волнуйтесь, поверьте, не так это важно... я ушел по делам, босиком, по весенней воде... Если..
Общее впечатление: стихотворение с претензией на лирический позитив, но путаное и невнятное, небрежно написанное, с громоздкими предложениями, с многочисленными техническими и языковыми недочётами. Основные технические огрехи: однокоренная рифма в первой строфе, ритмический сбой (пропущенная стопа) в одиннадцатой строке. Основные проблемы с грамотностью: орфографическая ошибка в слове "нечаянной", пунктуационные ошибки, путаница с прописными и строчными буквами. Отдельная больная тема – смысловые нелепости. Например, меня удивил опыт лирического героя (птицы) в отношении курения, фотографий, строк стихов и заголовков газет; мне не понятно, в какой позе сидит разминающий крылья птах, если его разгибающиеся пальцы при этом щекочут клюв; мне трудно представить себе, каким образом звёзды ткали шатёр сажи (к тому же, я не думаю, что мелкодисперсную сажу можно ткать – если, конечно, птица не ведёт речь о нанотрубках, полученных из сажи); я никак не пойму, что же происходит с желаньями: то ли птах глотает их во время питья тумана, то ли выпускает их волшебными тёплыми пальцами; ну, и, наконец, я с трудом представляю себе кота с глазами-прожекторами, освещающими звёздное небо. Впечатление также портит альбомная лексика. В самом начале и в финале есть пара интересных фрагментов, но они не спасают стихотворение. Пейзажной лирики я, к сожалению, не обнаружила (упоминание тумана, кота и неба для пейзажа маловато).
Запчасти космоса в кармане и на счастье Бросать слова в замёрзшие фонтаны Натягивая кованные снасти На рыбьи пасти.
Театр зелёный спит под серым снегом И смотрит сны из музыки вечерней Я нахожу себя в твоём ряду И возвращаюсь к чертежам ковчега На рыбьих снах во льду Я нахожусь на грани между или Меж пальцев искры - замкнут на пределе Мне голову когда-то починили Недоглядели.
Спокойно освещён вечерний сад Вот голова Гагарина немая И два привратника с лопатами стоят И чёртово смеётся колесо Над нами.
Общее впечатление: настроение прорисовано, есть интересные моменты, но в целом, на мой вкус, излишне сумбурно. Ну, а в деталях... Я, конечно, в курсе, что отсутствие запятых и отчасти точек – авторский умысел, но местами мне было тяжело сориентироваться в тексте без знаков препинания. Например, я запуталась в "Запчасти космоса в кармане и на счастье // Бросать слова в замёрзшие фонтаны ". Фраза "Я нахожусь на грани между или // Меж пальцев искры" двусмысленна (герой находится меж пальцев искры?). Не поняла, кто или что подразумевается под "тобой" и что означает "в твоём ряду". "Чертежи ковчега на рыбьих снах во льду" тоже выше моего понимания. Прилагательное "кованый" пишется с одним н. Я не досчиталась нескольких рифм (но их отсутствие не сильно заметно). А вот фрагменты "Мне голову когда-то починили // Недоглядели" и "И чёртово смеётся колесо // Над нами" мне по-настоящему понравились. Тот самый случай, когда двусмысленное прочтение – к месту. Это здóрово.
3. Аглая_Алёшина. Придумать дом 7+6+2+4+2=21 http://litset.ru/publ/10-1-0-5094
Придумать дом, придумать дверь и окна, и палисадник золотых шаров, и кошку, выходящую дремотно откуда-то из сонности дворов.
Придумать пять ступенек до квартиры, а в ней - простой и ласковый уют, аквариум, в котором три задиры по гротам без усталости снуют.
Придумать нас, любовниками, или..., за стенкой - череду скрипичных гамм, и вот мы там как будто жили-были по пятницам, а то - по четвергам.
Придумать перламутровое небо над этим обветшалым дежавю. И приходить домой с буханкой хлеба, и гладить кожу влажную твою...
Маловато пейзажа (см. определение слова "пейзаж"). В остальном – не сказать чтобы оригинальное, но довольно симпатичное стихотворение. Уют удался)) Но и побрюзжать мне, зануде, есть о чём. На мой вкус, в стихотворении многовато скучных рифм. "Выходящая... из сонности" – не самая удачная формулировка (мне кажется, здесь есть смысл подумать над заменой существительного на какое-то подходящее прилагательное или причастие). Не совсем понятно, зачем нужна строка про пятницы и четверги и почему вместо придуманной идиллии вдруг появилось дежавю, да ещё и обветшалое. И ещё меня немного смутил финал: упоминание буханки хлеба и глажения кожи в одном предложении в непосредственной близости друг от друга вызывает ненужные ассоциации: как будто бы кожу гладят именно буханкой. Но в целом – симпатично.
До рассвета слишком зябко и темно, а потом всё понесётся как во сне. Завершая неуклюжий путь земной, опускается тоска и с нею снег. Мне б сорваться и с начала всё начать, мне б согреться, как отступник на костре... Но давно засохли подпись и печать под словами, где последнее - «расстрел».
Я надеюсь, скоро скрипнут сапоги. И затихнет ожидание пощад. По прогнозу - назидание пурги, но не мне теперь прогнозы воплощать. Коридор ведёт на лестницу во двор. Завершается он стенкой, как и встарь. Так изысканно обставлен приговор, что не сесть, не оправдаться и не встать.
Взвод заждался, сон на ветер променяв. Между нами - узнавание и страх. Поголовно все похожи на меня, только в разных временах и зеркалах. До команды остаётся пять шагов, до рассвета - пять беспомощных минут. Слишком много обещаний и долгов... Можно вспомнить... И они не преминут.
Вот парнишка. Вот не мальчик и не муж. Вот старик в свои неполные года. Все глядят слегка презрительно, к тому ж явно каждый не успел и прогадал. Я виновен. Все сомнения пусты. Текст зачитан, остаётся сделать шаг. Ритуал - удел сжигающих мосты. Вот и всё. Команда «пли!». И звон в ушах...
До будильника подушкой не достать. А до неба - пять шагов, затем балкон. Для всенощно неснимаемых с креста - вряд ли писан тяготеющий закон. Суета зовёт отдаться ей опять. У неё всегда уютный приговор... Мне б сорваться, повернув теченье вспять. Но пора уже на лестницу, во двор...
Стихотворение хорошее, но, к сожалению, ни капли не пейзажная лирика, и даже городского пейзажа здесь, по сути, нет. Вкратце о том, что зацепило мой глаз. По смыслу вместо "засохли" напрашивается "высохли". Немного смутило множественное число "пощад". В слове "преминут" ударение падает на второй слог (источники: "Русское словесное ударение" Зарвы, "Орфоэпический словарь русского языка" Резниченко, "Полная акцентуированная парадигма по А. А. Зализняку").
5. Александр Кожейкин. У озера 3+4+4+2+5=18 http://litset.ru/publ/23-1-0-5138
Если радугу нот я увидеть могу, значит, песня рассвета не спета. Яхты спят у причалов на том берегу, а костёр догорает на этом.
Искры тают в воде, как волшебные сны. Снова это покажется странным: тишина гладит крону могучей сосны, умываясь прохладным туманом.
Память - берег сильнейших магнитных полей, а лагуна мечты по соседству, оттого Тургояк с каждым годом милей, но загадочно озеро детства.
Заискрилась сильнее на пляже слюда, На крыло встали вольные птицы. Есть у времени тоже живая вода, в ней хочу я душой исцелиться.
Общее впечатление: есть неудачные формулировки, штампы, проблемы с эвфонией, скучные рифмы и непонятные места, но настроение, в целом, присутствует. Наиболее зацепившие мой глаз штампы: "волшебные сны", "вольные птицы", "душой исцелиться". Фонетически неудачные места: "таюТ В Воде", "заискрилаСЬ Сильнее", "тоЖЕ ЖИвая". Есть небольшие ритмические погрешности: анапест требует неестественно сильного ударения на "это", а "гладит" и "встали" наоборот, провисают безударно (если прилагательное "каждый" ещё можно прочесть без ударения, то глаголы – только через силу). Без графической поддержки, при чисто акустическом восприятии, кажется, что строка "снова это покажется странным" относится к тающим искрам, а не к тишине. Образ "берег сильнейших магнитных полей" недостаточно раскрыт: не понятно, какое или какие из свойств магнитных полей (притяжение, отталкивание, поворот предметов подобно стрелке компаса, физическое недомогание помещённых в него живых организмов, ...) имеются в виду и почему. Синтаксические связи в третьей строфе неестественны: "память – берег, а лагуна по соседству, оттого Тургояк милей, но озеро загадочно". Кроме того, в этом предложении не ясны ни причинно-следственные связи (отчего "оттого"?), ни противопоставление с "но" между "Тургояк милей" и "загадочно озеро детства". К чему относится слово "тоже" в финальном предложении (возможны два варианта) и нужно ли оно вообще или использовано лишь для заполнения места? Настроение чувствуется, пейзаж отчасти зримый, но в стихотворении, на мой взгляд, многовато недоработок.
К сожалению, я не сразу заметила, что автор подал на конкурс, в обход правил, две заявки вместо одной и что ведущий оставил лишь вторую. Разбор первой заявки я к моменту появления второй уже дописала. Добавляю его сюда и прошу автора в следующий раз соблюдать правила конкурса. Текст произведения и мои комментарии – в спойлере:
Погулял туман, но с росой исчез. Показалось нам, что умылся лес.
Ветерок подул, как у моря бриз. На опушке жду не один сюрприз.
Так и есть: в траве крепкий, белый гриб, сыроежки две и волнушки три.
Как живой музей, много тайн храня, встретил лес друзей и опять меня,
тишину тая - не слышны шаги... Здесь душа моя сочиняет гимн...
Говоря о том, что права молва, и в краю родном красота жива.
Общее впечатление: изложение недостаточно плавное и естественное, без должного внимания к деталям. Форма – кольцовский пятисложник – требует лёгкости и напевности, но на протяжении всего стихотворения меня не покидает ощущение, что содержание небрежно подогнано под рифму и размер. Теперь вкратце о шероховатостях. Пунктуация: лишние запятые после "крепкий" и "молва" (в первом случае "крепкий" и "белый" не являются однородными определениями, во втором – придаточные предложения объединены общим союзом "что"); я не понимаю смысла многоточия после "гимн", неуместно разбивающего предложение на два. "Ветерок подул как... бриз" – не самое удачное сравнение общего с одной из разновидностей оного (это примерно то же самое, что "дерево зашелестело как ольха" или "синица пролетела как лазоревка"). "У моря бриз" – плеоназм (а где ещё может дуть бриз, если это по определению "слабый прибрежный ветер, дующий днём с моря на нагретый берег, а ночью с охлаждённого побережья на море"?). Личные местоимения без какой-либо художественной надобности меняются в числе: сначала речь идёт о "нас", затем – обо "мне", причём лирическое "я" откуда-то знает, что не одному ему, а сразу нескольким участникам похода за грибами показалось, будто лес умылся (в этом месте мой внутренний Станиславский протестует: "Не верю!"). В предложении "На опушке жду // не один сюрприз" – неоднозначный синтаксис, тормозящий чтение (кто/что находится на опушке – ждущий герой или сюрпризы? к кому/чему относится "не один" – к герою, ждущему не в одиночку, или к нескольким сюрпризам?). "Жду не один сюрприз" и "встретил лес друзей и опять меня" – не самые элегантные формулировки. Предложение "Как живой музей, // много тайн храня, // встретил лес друзей // и опять меня, // тишину тая – не слышны шаги" громоздко и неуклюже. Ну, и пейзажа маловато.
По маковки затоплены кусты, Дуб - по колено (великанам проще). Дурман от непросохшей бересты - Намокли лапти у берёзок в роще.
Уйдёт вода, распустятся цветы И ночи, что ни день - светлей, короче… Жаль, инеем смертельно налиты У яблони края плодовых почек.
Весна вздохнёт туманами небрежно Мол, что поделать - лету горевать, А у неё - синь-синева безбрежно
Распластана, трава её кровать… Любовь и жизнь, а смерть? Пусть неизбежна Она зимою - нынче не вдова.
Общее впечатление: попытка сонета, не очень удачная. И дело тут даже не в форме, не в степени соответствия стихотворения требованиям, предъявляемым к сонету. Основная проблема этой работы – речевая недостаточность, делающая повествование скомканным, а в финале и вовсе непонятным. К этой проблеме добавляется неточность подбора слов: дурман от бересты, инеем налиты, края (округлых) плодовых почек, вздохнёт небрежно. После "цветы" необходима запятая. После "небрежно" также недостаёт знака препинания. Не понятно, чья кровать трава – синевы или весны. Две первые строки стихотворения по-настоящему хороши. Две последние – контрольный выстрел, убивающий стихотворение.
Светает. Улица пуста. Под зимней ношей гнутся крыши. Порывы ветра на кустах Остаток осени колышут.
По окружающей среде Нанес удар холодный климат, И снег уже который день Идет ордой неумолимо.
Горбатый город за окном Усугубил свою сутулость, А неба серое сукно До горизонта растянулось.
Наконец-то в конкурсе появилась стопроцентно пейзажная лирика. Моментов, кольнувших мне глаз, в стихотворении сравнительно немного. Первый – неудачный переброс, обособляющий "порывы ветра на кустах". Второй – ненужный оттенок противопоставления, вызванный союзом "а" в предпоследней строке. Третий – специфическая лексика "окружающая среда" и "климат" разбивает стихотворение на три части: чисто описательную, иронично-пояснительную и снова описательную. Мне кажется, с точки зрения композиции было бы уместнее поменять первый и второй катрены местами, тогда получится ироничный зачин и описательное развитие темы. И последний момент – работа заканчивается "повисающим в воздухе" описанием одной из деталей пейзажа. Мне кажется, стихотворение порядком выиграло бы от более выразительного финала. Может быть, есть смысл подумать над дополнительной финальной строфой? К тому же, сравнение неба с сукном уже порядком поюзано, в конце это особенно заметно. А вот сравнение снега с нашествием орды понравилось. И ещё – горбатый город, ссутулившийся под снегом (яркий, зримый образ).
Небо гаснет, уже бледно-синее. Край закатом сожжён апельсиновым. И по сини растрёпаны тающей Облака, словно дым от пожарища.
А как выпустит ночь своих воронов, Разлетятся они во все стороны. Разбивая лазурное в пыль, они Распластаются угольно крыльями. Глянь на небо. Тебе не мерещится: Вниз не звёзды глядят - птицы вещие...
До рассвета поднимешься, загодя, И увидишь: тенями на западе, Там, где темень пульсирует венами, Исчезают крылатые демоны...
Интересно, какой лирики в этом стихотворении больше: пейзажной или мистической? Пожалуй, всё же пейзажной. Впрочем, здесь одно другому не мешает. Нравится тревожно-мистическая эмоциональная окраска стихотворения. Нравится идея. Нравится работа с рифмой. Не нравится некоторая небрежность, невыверенность речи. Инверсия во второй строке считывается хорошо, а вот в третьей – мешает. "Распластаются крыльями" – на мой взгляд, неудачная формулировка (я бы сказала "распластают крылья" или просто "распластаются"). "Загодя" немного выбивается стилистически (разговорный оттенок), но это, в общем-то, мелочь. "Темень пульсирует венами" – здесь мне не понятно, что пульсирует: то ли вены темноты, то ли сама темень, сравниваемая с венами. Сравнение звёзд со взглядом воронов – здóрово.
Он в сад ворвался шумным другом. Перелопатил снежный ком. Вспорол тропинки чёрным плугом. И плакал пьяным дураком.
Стучался в двери, грусть тревожа. На крыше шевелил настил. Все беды зимние умножа, слезой в сосульках искупил.
Игра и жертва смен погоды. Фальшив, как яркий цвет блесны. Он смело принимает роды одних лишь проблесков весны.
Украсил снегирями ветви. Прожёг перину зимних дней. А ночью пел о капле летней, о невозможной встрече с ней...
Общее впечатление: крайне рубленое, обрывочное стихотворение с довольно слабой техникой и не всегда понятными образами. Композиции как таковой нет: многие предложения можно тасовать, словно колоду карт, и ничего не изменится. Технические шероховатости: – скучноватые рифмы "другом-плугом", "тревожа-умножа", "блесны-весны"; – заикания "на крыШЕ ШЕвелил", "капЛЕ ЛЕтней"; – лишние или пропущенные слова ради попадания в размер (лишние: "все", "смело", "одних лишь"; недостающее: "их" после "искупил" – без местоимения фраза корява). Недостаточно раскрытые и оттого непонятные образы: – "перелопатил снежный ком"; – "вспорол тропинки чёрным плугом"; – "прожёг перину зимних дней". Неуклюжие формулировки, в дополнение к искуплению бед: – "роды одних лишь проблесков"; – "слезой (одной) в сосульках (многих)". Ну, и пейзажа маловато будет.
10. Галия. белого - всем! 5+6+4+3+5=23 http://litset.ru/publ/23-1-0-5158
«белого - всем!» было небом прописано. (позднюю осень не лечат врачи) белые сны снег всю ночь перелистывал, пробуя раны земли залечить. падал и падал, как ватой обкладывал. ржавчину листьев покрыл серебром... только с калины упавшие ягоды, словно сквозь бинт проступившая кровь…
Общее впечатление: перспективно, но образный ряд, несмотря на остроумные находки, несколько разномастен, не выверен, не подогнан под идею. Теперь несколько слов о конкретных недочётах и недочётиках. В первой строке после прямой речи недостаёт тире, в третьей после закрывающей скобки нужен знак препинания (точка?). Запятую после "ягоды" лучше заменить на тире. "Лечат-залечить" – повтор. "Сны Снег вСю ночь перелиСтывал" воспринимается как фонетический недочёт: свистящая, рубленая речь. Двойное "сн" тоже звучит не ахти: на аллитерацию этот повтор не тянет, воспринимается как невнимательность. Попытка залечивания ран во время долгого перелистывания снов – сомнительный образ, по-моему. Тем более, что дальше идут медицинские ассоциации, и получается, что листание снов лишь уводит читателя в сторону. Кроме того, перелистывание мыслей, снов, воспоминаний, людей и т. п. – образ, излюбленный современными авторами вдоль и поперёк. Мне кажется, лучше обойтись без него. Ржавчина, покрытая серебром, – отличная находка, но не здесь, не между чисто медицинскими образами (не стоит превращать доктора в маляра). Между обкладыванием ран ватой и кровью, проступающей сквозь бинты, на мой взгляд, недостаёт информации, откуда эти бинты взялись. По логике повествования, неплохо было бы упомянуть наложение бинтов на что-то напоминающее раны (дороги, лужи, населённые пункты и т. п.). Очень нравится "небом прописано" и аналогия между поздней осенью и поздней стадией болезни (но "не лечат врачи" здесь, по-моему, не совсем верно, ведь вата и бинты – тоже лечение, а снег выступает в роли врача). Финал для пейзажного стихотворения – самое оно. Подводя черту: образность на высоте, но над композицией надо бы поработать.
11. Ирина Корнетова. Непогодное 7+6+4+4+4=25 http://litset.ru/publ/16-1-0-4783
Ветер надрывно, страстно хрипит в шансоне. В золоте октября появилась проседь. Тычется носом холодным осень в мои ладони, Тихо скулит и как будто чего-то просит.
Глажу сырую шерстку пожухлых листьев. Странно одной отражаться в глубоких лужах: В мутной воде не увидишь дна и не сыщешь истин. Мир беспросветно сер и почти не нужен...
Ветви платанов в парке дрожат раздето. Осень, к ноге прижавшись, дождями плачет. Нежность о прошлом лете живет под ключицей где-то, Тихо саднит, но уже ничего не значит.
Стихотворение подкупает прописанностью настроения. Первый катрен обрадовал меня обманутым ожиданием рифмы к "проседь". После "золота октября" и "проседи" я, естественно, морщилась в предвкушении стандартной "осени". Ан нет: "осень" была использована лишь в качестве неброской внутренней рифмы, а "проседь" изящно зарифмована с "просит". Здóрово... Нравятся психологически точные штрихи: "Мир беспросветно сер и почти не нужен" и две финальные строки. Осень, по-собачьи тычущаяся в ладони, тоже хороша. Теперь несколько слов о том, что царапнуло глаз. Мне кажется, надрывная страсть и шансон выбиваются из холодной отрешённости остального стихотворения. "Шёрстка листьев" – двусмысленный образ: это может быть и генитивная метафора (листья = шёрстка), и, например, иней на листьях, выглядящий как шерсть. Двусмысленность запутывает, и образ не работает как надо. Определение "глубоких" – втычка, оно не несёт никакой смысловой нагрузки (а в мелких лужах одной отражаться не странно? почему только в глубоких?). За двоеточием после "лужах" должно бы, по логике, следовать объяснение причин странности – но объяснения нет, и это сбивает с толку. На мой взгляд, двоеточие лучше заменить точкой. Жёсткое звукосочетание "платаноФ Ф Парке" неудобопроизносимо (но легко убирается перестановкой слов: "В парке ветви платанов дрожат..."). И ещё меня смущает образ "осень, к ноге прижавшись, дождями плачет" – здесь возникает ощущение, что дождь идёт где-то на высоте колена. Ну, и сравнение дождя со слезами – штампик. В остальном – хорошо.
Пусть говорят, что дома всё же лучше - но надоевший дождь стучит в стекло, и разливает на асфальте лужи, стекая с крыш по скользким желобам и нарочито брызгает на стены…
А на Бали буддизм и ворожба, в обрядах коренных аборигенов - любовь и грех… Зато, как воздух свеж под утро в ожидании рассвета. И хочется перешагнуть рубеж без паспорта, без визы, без билета, без суеты, заполонившей мозг, без слёз текущих по щекам без толку…
А на Бали, где плачет только воск роняя капли батиком по шёлку - не опечалит метеопрогноз. Влекут к себе бамбуковые рощи.
Разбудит звук от скрежета колес машин промокших, бороздящих площадь, холодный город. Надоевший дождь не перестанет литься и к обеду, и новый день на прожитый похож, и греешься ночами теплым пледом.
А на Бали… (плевать, что на Бали) шумит прибой под крики пеликанов, и тонут в шторм большие корабли, найдя приют в Индийском океане...
Настроение передано с заразительной достоверностью, изложение плавное, с богатой лексикой, с хорошо прорисованным контрастом между "там" и "здесь", с удачным финалом. Но огорчают многочисленные языковые неаккуратности. После "желобам", "слёз", "воск", "шёлку" недостаёт запятых. А после "зато" и "пеликанов" она, напротив, не нужна (если хочется отделить "зато", можно поставить интонационное тире). После "рассвета" был бы уместнее восклицательный знак. "Коренных аборигенов" – тавтология. "Звук от скрежета" – тоже тавтология, к тому же с ненужным предлогом (альтернатива – просто "скрежет"). "Скрежета колёс машин" – тройной родительный падеж. Во фрагменте "...бороздящих площадь, холодный город. // Надоевший дождь" сыграло коварную шутку отсутствие союза и между площадью и городом, а также синтаксическая схожесть словосочетаний "холодный город" и "надоевший дождь". При восприятии на слух кажется, что это не разные предложения, а перечисление с однородными членами предложения: "...бороздящих площадь, холодный город, надоевший дождь". Этот недочёт легко убирается заменой слова "холодный" на "и" с двусложным прилагательным (пример навскидку: "и сонный"). Вместо "тонут, найдя приют" по смыслу было бы уместнее "тонут, находя приют" (иначе получается, что корабли вначале нашли приют, а потом принялись тонуть). "Рассвета-билета", "мозг-воск", "толку-шёлку" – грамматические рифмы сконцентрированы на небольшом пространстве и оттого заметны (будь они распределены более-менее равномерно, в длинном стихотворении они не кольнули бы глаз). Есть некоторые фонетические шероховатости (например: "доЖДЬ СТучиТ В СТекло", "тонуТ В ШТорм") – но это уже мелочи. Пейзажной лирики в стихотворении сравнительно немного.
13. Игорь Хомечко. От осени я проржавел душою 5+2+4+1+2=14 http://litset.ru/publ/16-1-0-4834
*** От осени я проржавел душою, И отсырел сплетенный из теней Мой маскхалат, изъеденный листвою До дыр-заплат, прикрытых хмарью дней.
И хищно ржа рядится в позолоту, Усыпав блеском рытвины дорог, В ее капканы угодит с разлета Немало тех, кто пыл любви сберег.
Вопьется в душу сотней червоточин, Вонзится в кожу тысячами жал, Добавит лунность одинокой ночи, Чтоб никуда ты, жертва, не сбежал.
Среди листвы вы видели багрянец До крови ржой изъеденных бедняг? И я сиплю простуженно: «Огня мне! Сейчас, сегодня, дайте мне огня!».
Общее впечатление я охарактеризовала бы так: не выверено. Есть фрагменты, которые сделали бы честь любому стихотворению в классической манере: "угодит с разлёта" (применительно к влюблённым "с разлёта" – отличная находка), "вопьётся в душу сотней червоточин, // вонзится в кожу тысячами жал". Но при этом другие образы, иногда громоздкие, непонятные и грешащие излишним украшательством, висят сами по себе, уводя ассоциации "не в ту степь". Технические помарки усугубляют впечатление невыверенности, но они – второстепенны. Основная проблема – именно несбалансированная, непродуманная образность. Попробую пояснить. "И отсырел сплетённый из теней // Мой маскхалат, изъеденный листвою // До дыр-заплат, прикрытых хмарью дней". Во-первых, читателю приходится продираться сквозь громоздкий синтаксис: три причастных оборота (два из которых к тому же разнесены по разные стороны от определяемого существительного) – непростительная роскошь для автора, заинтересованного в ясности своих текстов. Ясность, однако, не появляется и после распутывания синтаксиса. Что мы имеем? У лирического героя есть некий маскхалат. Что подразумевается под маскхалатом, я, к сожалению, не поняла: мало информации. Точнее, информации много – но не той, которая нужна. Маскхалат сплетён из теней. На нём – дыры-заплаты (мой мозг пытается представить себе дыры и заплаты на переплетении теней). Эти дыры-заплаты прикрыты хмарью дней (в этом месте мой мозг тихо стонет). Листва изъела маскхалат (Стивен Кинг с завистью вздыхает, я вторю ему – но без зависти). Изъела она его до прикрытых хмарью дыр и/или заплат (здесь мой мозг окончательно капитулирует). Я, разумеется, понимаю, что автор пытался употребить слова в переносном значении – но, во-первых, из контекста невозможно понять, в каком именно, и, во-вторых, при выстраивании образов необходимо учитывать и прямые значения слов, иначе может получиться нечто сумбурное и трудновообразимое, а порой и комичное. Идём дальше... Ржа "добавит лунность одинокой ночи, // Чтоб никуда ты, жертва, не сбежал". Синтаксическое построение предложения делает возможным два варианта прочтения: 1) добавит что? лунность чего? ночи; 2) добавит что? лунность чему? ночи. К кому обращается лирический герой (говоривший о себе вначале в первом лице), используя местоимение "ты"? К себе? К некоему абстрактному собеседнику? Почему добавление лунности не даст жертве сбежать? Если имеется в виду, что при более яркой луне кошки на душе скребутся сильнее или что яркий лунный свет не даёт герою спрятаться, то надо чем-то направить читательские ассоциации в это русло. Иначе он с таким же успехом может подумать: "Странно! Яркая луна хорошо освещает путь – сбегáть при ней куда удобнее, чем впотьмах". Кто или что подразумевается под беднягами в предложении "Среди листвы вы видели багрянец // До крови ржой изъеденных бедняг?"? У меня только один вариант прочтения: бедняги – это влюблённые, угодившие в капкан ржи. Красные, окровавленные, сидящие в кронах деревьев... Комично? Да. Самое грустное – я не стебаюсь, не высасываю из пальца нелепые картинки: они сами возникают в моём воображении от непродуманности образов. Ну, и финал – контрольный выстрел: ЛГ сипит: "Огня мне!" – и моё ассоциативное мышление тут же услужливо подсовывает продолжение: "Полцарства даю за огня!" По отношению к страдающему лирическому герою я чувствую себя поросёнком из-за того, что вместо сопереживания я, дочитав стихотворение, улыбаюсь – но ничего не могу с собой поделать... Технические погрешности: грамматические рифмы и растянутые окончания в первом катрене (в начале стихотворения это особенно заметно), местоимения в разных лицах (я-ты-вы-я), завывание "листВЫ ВЫ ВИдели", пара мелких фонетических шероховатостей и ненужных "и" в начале строк для попадания в размер. Ну, и традиционная беда многих стихотворений этого конкурса – недостаточное соответствие теме. В заключение повторю: не всё плохо, в стихотворении есть и шикарные фрагменты, ради которых его стоило прочесть.
14. Strega. Страна Небессиния 5+6+4+4+4=23 http://litset.ru/publ/23-1-0-5225
Растворяются в море чернила октябрьского вечера. Засветилась дорожка ещё не созревшей луны. И по ней поползли, словно гномы с мешками заплечными, отдохнувшие за день в стране Небессинии сны. Вот и первые звёзды, и свежего ветра дыхание. Я уже распахнула навстречу ладони окна. Пусть заходят в мой дом эта ночь, по-осеннему ранняя, и шершавые всплески, что где-то рождает волна. И за мной залетит первый сон мой с волшебною песнею, чтобы вместе подняться к луне по тропе золотой. И покажется путь мне знакомым давно и естественным, хоть и был наяву он несбыточной робкой мечтой...
На рассвете чернила светлеют, становятся синими - черноту разбавляют встающего солнца лучи. И в страну с неизвестным географам сказочным именем возвращаются сны, чтоб опять к нам спуститься в ночи. Море лижет песок, как конфету солёно-колючую. Хоть её и не пробую, знаю, какая на вкус... Серебрится вода с отражёнными мягкими тучами. И прибой заглушает раздавленных ракушек хруст... ...
Общее впечатление: почистить от блох – и будет неброское, но выразительное стихотворение. Первое, что хочется похвалить, это оригинальное и идеально подходящее название, в котором, к тому же, прекрасно работает аллюзия на Абиссинию. Второе, что мне понравилось, – "шершавые всплески": удивительно точный поэтический образ – и по смыслу, и фонетически. Ну, и сны-гномы хороши. Теперь о блохах. Штампы: "свежего ветра дыхание", "волшебною песнею" (тут ещё и подгонка под размер). Нехорошие ассоциации: "за мной залетит" (угу, сначала забеременеет ЛГ, а потом сон, и беременеть он будет с волшебной песней), "как конфету" (извращенцы типа меня при желании могут понять, будто море лижет песок и конфету как, вкус которой известен и лирической героине). При чтении я споткнулась о "навстречу ладони" (вначале показалось, что "ладони" – единственное число, дательный падеж). В "и за мной залетит" союз и лишний, он воспринимается как подгонка под размер. "Чернила" и в следующей строке "черноту" – корневой повтор (может, тогда уж "темноту", если эта строка вообще нужна?). "И в страну с неизвестным географам сказочным именем" на слух звучит как "И в страну с неизвестным географом, сказочным именем". Возможно, это субъективная придирка, но мне не нравится "к нам" (ЛГ везде говорила лишь про себя, а тут вдруг о "нас"). После "луны" и "тучами" я поставила бы запятые, иначе последующие и кажутся подгонкой под размер. Есть избыточные местоимения и небольшие фонетические шероховатости.
P.S. Захотелось к морю...
15. Александра Одрина. СТОГА. КЛОД МОНЭ 3+3+4+2+4=16 http://litset.ru/publ/23-1-0-5330
У нас в деревне есть свой га*: Здесь летом множатся стога.
Стог в предрассветье серебрист - Росой обильною искрит, Он в полдень ярок, как желток, А тени в вечер на восток Дают лиловые тона, А кое-где - голубизна Могла бы на холсте лежать, Когда б взялась я рисовать, Точней, писать свои стога, Но только предостерегал Художник-друг: какой конфуз!- Стога уже писал француз...
Писал, когда туман лучист, Когда закат прозрачно-чист, Месьё приметил - и на лист - На то он - импрессионист...
Ах, что же делать, как же так?! Гляди, месьё-то не простак! Нашёл оригинальный стиль - Мои стога изобразил! И в снежном поле, вдалеке, И будто домик в озерке, И в дождь, и в вёдро, всё - стога! Цена картинам дорога!
Обидно мне, досадно мне! Стащил сюжет мой Клод Монэ!
Га* - 1 гектар.
Общее впечатление: стихотворение написано быстро и небрежно, без должного внимания к технике и смысловой нагрузке. Длинные и довольно сумбурные предложения с множеством ненужных слов создают впечатление, что лирическая героиня болтлива. Идея – донесена, ирония – чувствуется, но исполнение подкачало. Вкратце об основных недочётах... Сокращение в первой строке сбивает с толку. По-моему, лучше бы обойтись без него. Фразы "...В деревне есть свой га" (даже если читатель посмотрел ссылку и понял, что "га" – это гектар) и "А тени в вечер на восток // Дают лиловые тона" звучат немного косноязычно. "В вечер" – далеко не самая элегантная формулировка – и с точки зрения фонетики, и с точки зрения языковых норм. "РосОЙ обильнОЮ" – подгонка под размер. Предложение длиной в 12 (!) строк – явный перебор. "Месьё приметил - и на лист - // На то он - импрессионист" вызывает недоумение: во-первых, не понятно, откуда взялся "лист", если стога Моне нарисованы на холсте; во-вторых, неужели только импрессионисты, приметив что-то интересное, начинают рисовать? Запятую после "чист" желательно заменить точкой. "В вёдро" акустически идентично словосочетанию "в вёдра" и может сбить слушателя с толку. В финальной строке двусмысленный синтаксис (к чему относится "мой" – к "сюжет" или "Клод Монэ"? Я не уверена, насколько правомерно написание "Монэ" (мне намного привычнее вариант "Моне"). Рифмы – отдельная больная тема. "Желток-восток", "лежать-рисовать", "конфуз-француз", "лучист-чист", "лист-импрессионист" – примитивные грамматические рифмы, их обилие обычно вызывает подозрения, что автор поленился работать над рифмами и воспользовался первыми пришедшими на ум. "Серебрист-искрит" из-за нескомпенсированного свистящего с воспринимается как недостаточно точная рифма. А вот "стиль-изобразил" и "мне-Монэ", напротив, порадовали. Цитата из Высоцкого в предпоследней строке "улыбнула".
Итак, результаты:
17. SvetTjolka. Трансляция войны 9+9+5+5+4=32 - 1 место 7. Арсений Платт. Светает... 8+6+4+3+5=26 - 2 место 8. Аполло. Вороны 6+6+5+4+5=26 - 2 место 4. Bor_G Приговор 8+8+5+4+0=25 - без места (искреннейше сожалею - но не могу взять в шорт не пейзажную лирику) 11. Ирина Корнетова. Непогодное 7+6+4+4+4=25 - 3 место 18. Александр Коковихин. Прогулка с беременной 6+7+5+4+2=24 - 3 место 20. Люся Мокко. Осеннее равноденствие 5+7+5+3+4=24 - 3 место 22. Пелагея. Межсезонье 6+6+5+3+4=24 - 3 место 14. Strega. Страна Небессиния 5+6+4+4+4=23 10. Галия. белого - всем! 5+6+4+3+5=23 21. Ольга Королева. Псковское. Над рекой Полистью 5+5+5+2+5=22 2. Куб. Зимний вечер. 5+5+5+3+3=21 3. Аглая_Алёшина. Придумать дом 7+6+2+4+2=21 16. АлексейИрреальный. Я лету придумал месть 5+5+5+1+5=21 12. Ната Сергеева. Бали 4+5+4+4+3=20 5. Александр Кожейкин. У озера 3+4+4+2+5=18 6. Михаил_Кульков. весна - синь-синева 3+4+4+1+4=16 15. Александра Одрина. СТОГА. КЛОД МОНЭ 3+3+4+2+4=16 13. Игорь Хомечко. От осени я проржавел душою 5+2+4+1+2=14 19. Владимир Узланер. Тихий снег 3+2+4+0+3=12 1. ИванНевиноватый. Воспоминания птичьей жизни 2+3+4+0+0=9 9. Марк_Виал. Февраль 2+2+4+0+1=9
Однажды, когда ты краешек выси сожмёшь в горстú И тебе даже манна небесная станет ядом, Я пойму, что уже не сумею тебя спасти, – Но буду рядом.
Ты почувствуешь руку мою и с восторгом примешь как дар, Когда, привычную твердь из-под ног теряя, В себя ты впустишь зажатую в пальцах любовь. Когда Убью тебя я.
Так будет. Я вижу день, когда из сердечных ран Алая жизнь твоя истечёт до последней пинты – И станет не важно уже, что ещё вчера Меня убил ты.
Когда мне кажется, что разъедающая душу усталость постепенно превращает меня в циника, когда жизнь преподносит неприятные сюрпризы или когда мне просто грустно, я забираюсь под пушистый плед, достаю с полки потёртую серую книгу с топорщащимися закладками – и погружаюсь в удивительный и целительный мир яркой поэзии и совсем не прозаичной прозы. В мир, очищающий мысли от суетной шелухи, в мир, дающий мне силы любить жизнь.
По странной иронии судьбы этот врачующий мир создан неизлечимо больным человеком.
Александр Попов – не только прекрасный поэт, писатель и кинодраматург, но и воистину удивительная Личность – именно с большой буквы. Помню, при первом знакомстве с Сашиными стихотворениями мне подумалось: «Ну надо же! На какой планете вырастают вот такие взрослые, умеющие сберечь в себе ребёнка?» Это спонтанное тёплое удивление переросло со временем в глубочайшее уважение, когда я узнала о многолетней болезни Саши и о том, что «взрослый ребёнок», оказывается, не только сам в состоянии успешно противопоставить недугу потрясающее жизнелюбие и силу духа, но ещё и помогает сделать это другим людям! Саша – автор концепции творческого самосозидания, описанной в изданной Российским Фондом Культуры книге «Один на один с болезнью». Несколько лет он являлся председателем Фонда поддержки больных рассеянным склерозом «Остров спасения», работал заместителем главного редактора газеты «Спасатель» МЧС России. Творчество Саши неотделимо от его жизни и столь же светло и потрясающе искренно, как и сам автор. Помните, у Высоцкого была такая фраза: «Ни единою буквой не лгу»? На мой взгляд, эти слова идеально подходят для описания произведений Саши – настоящих от первой и до последней буквы...
А теперь, по традиции, о своём творчестве немного расскажет сам автор…
«Вкратце о себе рассказывать трудно. Любое положение, не успев прозвучать, требует оговорок и пояснений, а те, в свою очередь, – новых ремарок.
Первые свои «стихи» я написал ещё во втором классе во всех смыслах средней московской школы. Они были искренними по сути, но совершенно чудовищными – по форме и воплощению. Стихи были моей тайной, потому что я их до поры, до времени никому не показывал – стеснялся.
В старших классах я снова начал писать стихи. Они и теперь получались плохими. Я чувствовал это, но не писать уже не мог. Словесность властно манила меня, но на статус жизненного пути ещё не претендовала. В школьные годы я сильно разбрасывался: успехи в живописи, скульптуре и в биологии (ворох грамот за призовые места в олимпиадах районного, городского и университетского масштаба свидетельствовал о серьёзности моих притязаний) как будто показывали вектор моего дальнейшего пути. Но… На рубеже семнадцатилетия я тяжело и неизлечимо заболел. Это невесёлое событие привнесло в жизнь множество забот и трудностей, но именно оно помогло мне сделать окончательный выбор. Теперь поэзия сделалась не только потребностью души, но и опорой для неё. Позже я напишу об этом так:
От двух бортов – да в середину Вгонял шары свои недуг, И жизнь рвалась, как паутина Меж пальцев непослушных рук.
Ещё белел мой слабый парус, От брызг не прятал я лица, Но жизни меньше оставалось, Чем оставалось до конца.
Свою судьбу готовясь встретить, Я жил, не веря, что живу, Но слово – легкое, как ветер, Меня держало на плаву.
Я клин пытался выбить клином, Я запретил себе покой... Лишь слово – мягкое, как глина, Тогда имелось под рукой.
Плыла трясина под ногами, Но, пробираясь по воде, На слово – твердое, как камень, Я опирался в пустоте.
Я выбрал поэзию, а она, надеюсь, выбрала меня. И – шире – я выбрал словесность в широком смысле этого слова. Кроме стихов, я писал и прозу, потом, несколько позже, занялся драматургией. Но стихи стояли – и стоят по сей день! – на первом месте в ряду моих творческих занятий и опытов. Большинство стихов, написанных мной в течение многих лет, оказались чересчур слабыми, чтобы остаться в нынешней антологии. Они были просто ступеньками, без которых не могло быть дальнейшего творчества.
Однажды, вслед за «взрослой» поэзией, я увлёкся поэзией для детей. А.А. Реформатский как-то сказал одному из своих оппонентов: «У нас с вами не разногласия, а – разноглазие!» Я думаю, и в отношениях детей и взрослых такое «разноглазие» встречается очень часто. Поэтому в стихах я стараюсь его преодолеть. Впрочем, сугубо детские стихи у меня и не пишутся. Мне кажется, они должны быть интересны и ребёнку, и взрослому, в душе которого ребёнок живёт до сих пор. Поэтому соответствующий цикл я и назвал «Стихи для бывших детей и будущих взрослых».
Наверное, было бы преувеличением сказать, что я знаю, как следует писать стихи. Наряду с необходимыми теоретическими знаниями и техническими навыками в поэзии существенную роль играют творческая интуиция и чувство гармонии. Я думаю, именно это – первично.»
От себя добавлю: стихи Саши светятся изнутри. Они негромки и изящны, им чужд наигранный пафос. И, самое главное, в них органично сочетается всё то, что делает стихи истинной поэзией: одухотворённость, глубина мысли и одновременно тонкость мироощущения, живой юмор, отчётливо слышимый авторский голос и тщательнейшая, воистину мáстерская работа со словом. Трепетное, ответственное отношение к слову наилучшим образом иллюстрируют строки одного из Сашиных стихотворений:
Мной растрачена ночь. Мне заплачено несколько строчек. Я слова тасовал, и со мной тосковали слова, И от их неземных, расширяющихся оболочек Сладко ныло в груди и кружилась слегка голова.
Саша – драматург и в прозе, и в поэзии. Его произведения выверены до последнего слова, в них нет ничего лишнего. Саше одинаково хорошо удаются и лирика, и поэтические переводы, и «стихи для бывших детей и будущих взрослых», и юмор. Я могла бы написать здесь ещё много-много-много добрых слов – но, наверное, ничто не расскажет о Сашиных стихах красочнее и убедительнее, чем сами стихи...
– Ты знаешь, я раньше Представить не мог, Что Слово – не отблеск клинка, А – клинок! Надёжная жизни И смерти основа, И – строгий хозяин Хозяину слова!
«Кто прямо пойдёт…» Выбор скуден и труден, – А если и выбора, кажется, нет? – Ну что ж ты: иди! Неприкрытою грудью Придётся принять вожделенный ответ!
– Я раньше и думать Такого не мог, Что Слово – и ключ, И – тяжёлый замок! И вечная плата За грех не-молчанья, И – полный колчан За худыми плечами,
И лекарь, И знахарь, Врачующий ядом, И – сдавленным криком – Нож в твёрдой руке, И – голос, И – Логос, И – свет, И – награда, И лёгкость касания к нежной щеке.
«Баю-баюшки-баю!» – мама с бабушкой поют, «Баю-баю, баю-баю» спать кладут сестру мою. Только Юлька спать не хочет, Плачет – вот и я не сплю!
Я не сплю и слушаю Сказку про Бычка, Да ещё про злющего Серого Волчка: «Он придёт из зимней стужи, За бочок зубами – хвать!»
(Это сказка, чтобы лучше Дети стали засыпать!)
«Баю-баю, баю-баю, Прилетела кошек стая, Леший тенью притворился, Под кроватью притаился, Сел пиджак верхом на стуле, – Засыпай скорее, Юля! Придёт дядька с бородой, Заберёт тебя с собой, Вместе с милиционером, Водяным и волком серым В тёмный лес утащит свой!»
Наконец, уснула Юля, Больше не боится, Мама с бабушкой уснули, Только мне не спится.
Нет, совсем не страшно мне: Нечего бояться! Просто тени на стене Странно шевелятся…
Ветер стукнул на бегу Вдруг в стекло оконное… Лучше, лампу я зажгу: Так ещё спокойнее!
Жил человек на тихой улице – обычный, «среднестатистический». Среди народонаселения страны – ничтожное ничто. Стоял в троллейбусе, ссутулившись в бегучих бликах электричества, и дочке к совершеннолетию копил на новое пальто.
А с ним делила жизнь привычную его стареющая женщина. Счастливый (как когда-то верили) лет сто назад их случай свёл. Однажды, телевизор выключив, он загрустил. И в кухню вечером ушёл. Закрыл плотнее двери, и с тетрадью сел за старый стол.
И написал он, что створоженный закат навис тугими гроздьями, что тучи по небу развешены тяжёлым стираным бельём… Что не должно быть чувств поношенных – Висящих в кладовой на гвоздике, и что в любви шальные трещины – не отрицание её!
…Она спала. Сиянье лунное ей сны начитывало шёпотом. Скользнув сквозь стон паркета в комнату, он положил на стол тетрадь. С утра прочла она. Задумалась. Но, потонув в домашних хлопотах, его тетрадь уже не вспомнила.
1. Поэт рифмует небанальное с художественным, графоман – что попало с чем придётся.
2. Графоман едва успевает записывать то, что диктуется ему свыше. Поэт имеет обыкновение шлифовать свои строки подолгу и совершенно самостоятельно.
3. Поэт прекрасно владеет родным языком. Графоман – прекрасно полагает, что владеет.
Следствие из п. 3. Стихам настоящего поэта обычно не требуется редакторская правка. Настоящему графоману она тоже не нужна – но по другой причине.
Дополнение к п. 3 Если графоман и принимает правку, то только от самого авторитетного и непогрешимого редактора, имя которому – Word.
4. Конструктивная критика для поэта – стимул к творческому росту, для графомана – словоблудие бездарных и бездушных завистников.
5. Получив рецензию с указанием на огрехи, поэт убирает огрехи, а графоман – рецензию.
6. Несогласие с критикой поэт выражает аргументированно. Графоман спешит уведомить критика и своих единомышленников о том, что он думает о психическом здоровье, интеллекте и творческой одарённости "обидчика". Наиболее общительные индивидуумы, кроме того, охотно строят догадки о сексуальной ориентации, национальности, внешности и личной жизни оппонента.
7. Для получения эстетического удовольствия поэт читает талантливые стихи, а графоман – свои.
8. Поэт иногда кратко и к месту цитирует других поэтов. Графоман часто, длинно и ни к селу ни к городу цитирует себя, любимого.
9. Графоман красочно, с фантазией, расписывает свои достижения. Поэт ярко, с фантазией, пишет стихи.
10. Графоман твёрдо убеждён в бессмертности своих творений и сохраняет для благодарных потомков всё написанное. Поэт, не задумываясь о бессмертности, тихо и кропотливо работает над ней.
Давай помолчим обо всём понемногу – О долгой зиме, о несносной работе, О том, как не хочется завтра в дорогу, О том, как стремительно время проходит.
Уже до рассвета недолго осталось. Давай помолчим – по душам, откровенно... Вино потеснит пустоту и усталость, Спокойным теплом разольётся по венам,
Затронет какие-то странные струны, Созвучные с нашим безмолвным дуэтом. И будет прощание внешне нетрудным, А после... a надо ли думать об этом?..
Опять нас впитают несхожие страны На долгие месяцы новой невстречи – И мысли, втройне тяжелей чемоданов, Потянут к земле измождённые плечи.
Тогда, вожделенные клеточкой каждой, Слова прорастут, и окрепнут, и смогут Раскрасить безрадостный мир. А пока что – Давай помолчим обо всём понемногу.
С неба высокого – издали, исстари грешной землёй безнадёжно влекомые, скинувшей лета накидку шелкóвую, белые-белые, чистые-чистые, но – апатичные, словно сомнамбулы, в танце, которого нет совершеннее, в грустном кружении, в плавном скольжении падали ангелы, падали ангелы...
Давным-давно, ещё во времена процветающего застоя, был у нас кот Пуша – совершенно нормальный провинциальный русский котяра: страстный любитель кошек, рыбы и валерьянки, упитанный, ленивый, черноспинно-белопузый. И обладал он уникальным качеством: его терпение было поистине безграничным, чем мы с братишкой и подружкой бессовестно пользовались.
Всем был хорош Пуша, но вот не нравился мне его белый живот! Спина нравилась, а живот – нет. Уж очень я хотела быть счастливой хозяйкой совершенно чёрного кота. Однажды меня угораздило заикнуться об этом в присутствии подруги. Мы тут же учинили консилиум, в результате которого был вынесен гениальный по своей простоте и логичности вердикт: раз уж природа допустила в отношении Пуши такой недосмотр, нам следует помочь ей и перекрасить кота в жгучего брюнета.
Сказано – сделано. В ближайшем магазине мы купили несколько упаковок хны и басмы (кто не знает или не помнит – в застойные годы за неимением заграничных препаратов российские дамы красили волосы в рыжий цвет хной, после чего при желании их можно было докрасить басмой в чёрный). Продавщица окинула нас, пигалиц, скептичным взглядом, но хну и басму всё же продала. Вскоре мои родители уехали на день в Москву добывать съестные припасы (в те годы плановая экономика исправно и бесперебойно снабжала наш провинциальный городишко разве что килькой в томате, остальной провиант привозился сумками из столицы). И вот мы, оставшись одни, принялись воплощать в жизнь наши коварные планы...
Ничего не подозревавшего Пушу усадили в ванну, шерсть помыли самым лучшим шампунем (чем не пожертвуешь ради любимого четвероногого друга!). Пуша попытался было что-то возразить, но его угостили валерьянкой, и он передумал. Я вооружилась зубной щёткой и порошковой хной и принялась втирать это странное грязно-бурое зелье в кошачью шерсть. Подруга ассистировала мне. Пуше процедура понравилась, он даже замурлыкал от удовольствия, извращенец. Втерев хну, мы, в полном соответствии с инструкцией по покраске котов... тьфу, волос, обернули Пушу полиэтиленовой плёнкой и запеленали в детское одеяльце. В таком виде, довершаемом состоянием лёгкого алкогольного опьянения, он пребывал около получаса. Всё это время мой братишка подкармливал Пушу жареными окунями и щедро угощал валерьянкой. Кот, не привыкший к таким почестям, разомлел от счастья и полностью отказался от своего законного права на свободу передвижения. Впрочем, полагаю, за пузырёк валерьянки он отказался бы от всего на свете, от всех прав и свобод, и не задумываясь продал бы свою чёрно-белую душу кошачьему дьяволу... Наконец Пушу вынули из одеяла, отмыли от хны...
Вообще-то, согласно инструкции, блондины после такой процедуры превращаются в рыжих. Пушина белая шерсть, однако, приобрела насыщенный оранжевый цвет с лёгким розоватым отливом. Но нас, юных экспериментаторов, это обстоятельство ничуть не смутило, и мы бодро приступили ко второму этапу: втиранию в кошачью шерсть басмы, дабы окончательно покрасить наивного Пушу в брюнета. Далее всё шло по известному плану: пеленание кота в полиэтилен и одеяло, а затем в течение сорока минут – щедрые подношения (две сковороды жареных окуней и неизменная валерьянка). И вот наконец наступил долгожданный момент! Пьяного и растолстевшего Пушу прополоскали в ванне и извлекли на свет божий.
Ну, что вам сказать... Брюнетом Пушу можно было назвать лишь с большой натяжкой: чёрной была лишь его спина (что, впрочем, неудивительно, поскольку она всегда была такой – от природы). Живот и лапы приобрели грязно-серый цвет. То ли басма попалась некачественная, то ли шерсть не соответствовала нормам ГОСТа – поди теперь разбери. «Ну, ничего, серый так серый – всё лучше, чем белый», – резонно решили мы и, пожав плечами, отправились спать, а Пуша по пьяни вскарабкался на шкаф и принялся отмывать следы надругательства над шерстью. Ночью вернулись наши родители. Пуша в потёмках благополучно прошмыгнул мимо них на улицу и шатался где-то до утра.
Нагулявшись, наш бродяга явился домой... Я не знаю, чем он там всю ночь занимался, но от басмы на его шерсти не осталось и следа – чего, к сожалению, никак нельзя было сказать о хне: Пушины лапы и брюхо буквально горели ярко-оранжевым цветом. С розовым отливом... Первую реакцию моих родителей я не видела, а жаль. Затем к нам в комнату с криком «Что вы сделали с Пушей?!» ворвалась моя мама.
Я, совершенно не понимая, что же тут такого ужасного (ну, покрасили кота – с кем не бывает...), искренне попыталась её успокоить: «Мама, ты только, пожалуйста, не волнуйся, это – натуральные красители: хна и басма...»
P.S. Пуша потом два месяца ходил оранжевый с розовым отливом, пока не полинял. Моим родителям долго пришлось объяснять всем соседям, почему наш кот такой красавец. А мы с подругой, окончив школу, подались в химический вуз. Правда, волосы я с тех пор ни разу не красила. Ни свои, ни кошачьи.
___ Впервые опубликовано мной 13.05.2000 на сайте www.anekdot.ru
В этом городе – жизнь. В нём отважно бросаются с крыш разбитные вороны, взалкавшие свежих помоев, престарелый трамвайчик утюжит брусчатку порою и расхристанный клён за окном по-осеннему рыж.
На больничном газоне последние астры зажглись – разноцветные солнышки тянутся к серому небу. Медсестричками вспугнутый пёс ковыляет под вербу. В этом городе – жизнь. Повседневная пёстрая жизнь.
А над городом – смерть. Повседневная чёрная смерть. Опускается плавно – планида? палач? панацея? – перекрестье окна, словно снайпер, бесстрастно нацеля на худого мальчонку, привставшего жизнь посмотреть.
Благодарю: в смирении своём не осуждаешь ты моей гордыни. Слова «Мы Бога сердцем познаём» я не приемлю разумом, прости мне...
Пусть от меня сокрыта благодать, даруемая вам по вашей вере, – я не умею сердцем познавать. Как разумом любить я не умею...
21.04.2007
__
Глаза в глаза
Мостишь себе дорогу неустанно в игольное ушко небесных врат...
Ты небом одержим – но вот что странно: в себя и долу твой направлен взгляд – иль намертво прикован к образам.
А мне привычней восхищённо-немо смотреть в ночную высь – глаза в глаза бездонного распахнутого неба.
07–31.08.2008
__
Не милуй, Господи
Была опущена в купель я принудительно – и что теперь?.. Кем стала я перед Тобой? Мне говорят, в Тебя не верить непростительно, а я... я просто не умею быть другой.
Когда они поставят свечи пред Спасителем, кому – за здравие, а мне – за упокой, не милуй, Господи: мне милость унизительна. Спасибо, Господи, что я была – такой.
В великом смятении передо мной стоишь, Ко влажному лбу прилип непослушный локон. Без лат и регалий – обычный... родной малыш... Бордовые розы стискиваешь неловко.
Дыхание сбито, в глазах миллионы слов Безмолвно горят – нежней, чем вся нежность мира... А мир... он исчез, он зашторен, и лишь любовь Пульсирует в каждой клеточке: здравствуй, милый!
