Собирая привычки, иду осторожно по краю.
Забывая, зачем, бесконечно пишу, но - не в тему.
И теряю, пытаясь понять. На словах спотыкаюсь...
Снова пауза виснет. Бывает. Ошибка системы...

...Улыбаюсь (а нужно – кричать) Инсталлирую роли.
Архивирую мысли. Сжимаю и комкаю тексты.
Безошибочно путаю файлы. Меняю пароли.
Загружаю мечты и потери - не вместе, а вместо...

Незаметно стирается память, и трудно иначе.
Переполнен бессмысленной грустью души серпентарий.
И опять повторяется драма. Суфлером назначен
Этот вирус, совсем не случайно сожравший сценарий...

Попробуй между строк прочесть всё то,
о чём я умолчу.
Невидимые тексты проступают на странице,
стирая всё написанное раньше.
Привычные, казалось бы, слова –
с реальностью не связаны ничуть.
Как жаль, что невозможно измениться.
Но лишь на миг в прочитанном тобой
я становлюсь другой.
Придумай имя,
И значенье,
И черты.
Характер мне придай любой.
И, глядя мимо -
Создай меня
Из пустоты...

Ну что теперь безмерный груз веков
И что твои причуды и пороки?
Так страшно, необычно и легко
Проваливаясь в чёрную воронку –

Не сознавать, не верить, не дышать,
Не помнить в безопасной выси мига –
Твой бог не стоит битого гроша,
А мир – небрежно брошенная книга.

И падаешь, и тянешь за собой
Обрывки слов, легенды, мифы, притчи…
Так невозможно в тишине слепой
Лететь, ломая перья и привычки,

Не зная, кто ты – птица, дирижабль,
Осколок молчаливого гранита?
Как жалок ты в попытке удержать
Остатки перекошенного нимба.

Как поздно и напрасно понимать,
Проваливаясь в бесконечный кратер -
Так мнима и смешна твоя тюрьма,
Так очевидна точка невозврата.

Не стоит ждать, что это лишь во сне,
Не нужно сожалеть - довольно, хватит…
И замираешь в сонной тишине,
Как психопат, распятый на асфальте.

руины
руины руана
руины...
А. Спарбер, "Импрессионизм"

.

Руины Руана – и темные лица эпох,
Рождаться и жить в этом сизом дыму слишком рано.
Здесь час бесконечен, а год мимолетен, как вдох,
Над пасмурным городом тлеют руины Руана.

Здесь можно забыть обо всем – и остаться на миг,
Меняя причины, пути, очертания, лица.
Никто не узнает здесь, кто ты – ребенок, старик,
Ошибка, сомнение, облако, звук или птица.

Под вечер часы начинают обратный отсчет.
Прощайся – надежд и иллюзий осталось так мало,
Что можно беспечно поверить в счастливый исход...
Но нет сожалений - и небо, как камень, упало...

Оригинал: «Чувства» Павел Голушко

Расскажи, кто в душе у тебя хороводит, кто частичкой в тебе от планеты Земля?
Кто в каяке несётся навстречу свободе, освещённый сиянием нового дня?

Друг, пойми, я в твоём генетическом коде был заложен звездой в полуночных тенях.
Я синоним твоей обретённой свободе, жизнь тебе подарю в разноцветных огнях.

.

Ты со мной – но по жизни мы странная пара, как два полюса, как мазохист и маньяк…
Я – синоним твоих ежедневных кошмаров, слишком тесен двоим наш семейный каяк.

Ты как кошка – под вечер привычно уходишь, оставляя гадать огорчённому мне –
Кто тебя, чёрт возьми, в этот раз хороводит, кто гуляет без спросу тебя при луне?

Твой романтик, безжалостно посланный на фиг, напиваюсь, не в силах ни вникнуть, ни спать...
На клочки расчленяю альбом фотографий, не спеша матерясь, размышляю опять –

Кто там терпит капризы твои и запросы, кто в такси по проспекту катает тебя?
Если в форточку голову высунуть после – охлаждают полночные капли дождя…

Ты приходишь в наш дом, как обычно, под утро, в тишину, где уныло встречаю зарю…
И тогда, протрезвев, поступаю я мудро – от души фонарей тебе пару дарю…

.

Оригинал: Алекс Фо (Призрак Гуманизма)
"Безнадежному мечтателю"

Сплетает лабиринтами года
Реальности стальная арматура…
Ты просто жил - среди осколков льда,
Коварно отшлифованных гламуром,
Бродил, всю жизнь теряясь где-то между
Тропинок в небо и бетонных трасс -
И верно ждал рождения надежды
В бездушности асфальтовых пространств…

Не верилось в несбыточность мечты -
Не слушая ни ангела, ни черта,
Нырял во тьму зеркальной пустоты,
Искал ее среди живых и мертвых,
Тянул ее из сумрачных сетей,
Сберечь пытаясь ломкое запястье…
Но скошены ростки слепого счастья
Кадаврами надуманных страстей…

_______________________________

Пародия:

Куда ни глянь - замерзшая вода,
Над белизной закат пылает винный...
Непросто жить среди осколков льда
Пугливым антарктическим пингвином.
Бродить всю жизнь, печально и несмело,
Вдоль берега, где больше ни души,
И от ревущей бури прятать тело
В бездушности сверкающих вершин...

Какие там соблазны и мечты –
Не встретишь тут ни ангела, ни черта.
Нырял во тьму, бездонную почти,
Искал еду и лопал безотчетно,
Задумавшись, а после снег топтал
И размышлял о бестолковой жизни...
Я мог бы свет нести высоких истин!
Но я всего лишь птица - вот беда:)

.

Оригинальный текст:

"Ты уйдёшь, и..." Алекс Фо
http://litset.ru/publ/3-1-0-1708

Ты уйдёшь.
И поднимутся скалы на стыках земель,
вдоль границ моего ледяного Эреба -
но увы, не пробить, не сорвать с заржавевших петель,
не поднять крышку неба,
облачённого в траурный бархат закатных секунд…
Можно только - подранком, бессильную душу ощерив,
ждать, когда отмочалив, отмучив, в назначенный срок отсекут
пожиратели памяти боль
пустотой Торричелли…
Ты уйдёшь.
И тягучее время начнёт шлифовать
раны крошкой сомнений:
Значит, всё же незыблемы стены, в которые бились слова.
Значит, не было vici - а только лишь vidi и veni…
Ты уйдёшь,
навсегда покидая измученный остров,
где прибой
пригвождающе тих -
И ветра разорвут корабельный изломанный остов,
пролететь не сумевший над иглами
рифов твоих…

________________________________________________

Пародия.

Ухожу -
так зима в феврале отступает, больна,
так упрямо бегут арестанты из камер,
так в туман уползает, разбившись о берег, волна,
так срываются камни,
молчаливо лежавшие где-то на стыках земель...
Горе тем, кто в жилище своём над стихией не властен.
Крышей съехавшей, дверью, мятежно слетевшей с петель,
разрушительным смерчем, грозой,
своенравным несчастьем -
ухожу.
Что за радость - сидеть постоянно в норе?
Мне ли сдаться, понять неподвижность дивана и пульта?
Чашки кофе, разбитой о стену, итог на ковре...
На небритой щеке пять царапин горят... mea culpa.
Ухожу,
навсегда покидая измученный остров,
где приют
экстремальной любви.
Уходить под твоим пригвождающим взглядом непросто...
гложет мысль - может, стоит вернуться, и...
ладно, живи...

.

Бесследно ночь убывает – и звуки, и чувства гасит.
И ты убываешь – тенью, нечеткой и безответной.
А там, за чертой – надежда, и мир, как всегда, прекрасен...
По эту сторону счастья – текут в черноту рассветы.

Ну да, ты безумный геймер, пришедший в себя случайно,
И это лишь тест – попробуй не сбиться, ответить верно.
И вскоре забудешь страхи, где город – как холм песчаный,
И уровень новый встретит, и день потечет по венам.

Оставь тишине привычки, тепло и уют кромешный,
Почувствуй тоску перронов, смятение шатких палуб.
Плыви по судьбе, лавируй удачей и болью между...
Нет, это не дар, не выход, не выбор... а так совпало...

Я – непоседливый изгой в тоске квартирного порядка.
Сопя, охочусь день-деньской на книги, тапки и на тряпку.
Но, веник победив с трудом, опять суюсь, куда не надо…
Бесстрашно охраняю дом, хоть с виду я комок мохнатый –
Четыре лапы, брюхо, хвост, язык, растрёпанные уши…
Не подходи – я страшный пёс, хоть и кажусь живой игрушкой.
А может, я ползучий гад, а может, я сбежавший мячик…
Гостей непрошеных пугать - такие радости щенячьи:)

Беспечно летаем во сне, а в реале – горе нам,
Диванным лентяям, в квартирном плену зашторенным.
Но совестно как-то в песок закопаться страусом,
Реликтовый кактус в углу офигел от хаоса.
Пугливое солнце ползёт по стене клоповника...
На всплеске эмоций – стряхни паутину с коврика!
О, сколько же пыла порою за гранью разума!
Клубящейся пыли потоки накроют разом нас...
Мы – тени друг друга, спросонья слегка помятые,
Лекарство от скуки – одно на двоих занятие,
В унылой каморке ему предаёмся страстно мы…
Суббота… уборка… и мысли отнюдь не праздные:)

...А мир, печальный и взъерошенный,
В моем окне не поместившийся,
Темнел, дрожа листвой поношенной,
Летел за ветром изменившимся...

Потерянный в растущем шепоте
Кленовый сумрак, медью тронутый,
Дышал тяжёлой дымной копотью,
Ронял монеты в лужи-омуты...

Беззвучно переулки умерли,
И прошлые долги оплачены,
И в воду выброшены сумерки -
На невезенье, на удачу ли?..

Какой покой наполнит горечью,
Какая грусть придёт безмерная,
Когда огни затопит полночью,
И небо – светлыми химерами?..

...А мир, тревожный и простуженный,
Небрежно плел из ниток памяти
Событий неслучайных кружево,
Осенний невод в тихой заводи...

И, улиц размывая линии,
Звенел вечерними трамваями,
Смотрел глазами тёмно-синими
В теплом наполненный аквариум...

Горы, долины и ветер. И море – как выдох медленный,
Небо меняет оттенки, течёт, ускользает, падает,
Дней серпантином – к тебе, долгих будней петлями,
Счастье, где годы и камни легли городов заплатами...

Снова навстречу летят повороты дорог спонтанные,
Зелень твоих кипарисов, тенистых софор цветение,
Сумрак растрепанных парков, наутро больных туманами,
Солнечных улиц полуденный сон, тупики, сплетения...

Тёплые винные сумерки кошкой прильнут потерянной,
Бред беспокойных цикад провожает к огням и музыке,
Набережной толпа захлестнет, понесет уверенно
В наше кафе, где вчерашнее, память и время - узники...

Плеском прибоя, пьяняще-легка, тишина разбавлена,
Лунной дорожки касается с нежностью взгляд отшельника...
Там, за чертой горизонта, почудится мир оставленный –
Темен, тревожен, безумен и стар, как куст можжевельника...

Солнце выпито. Вечность мрачнеет, молчит равнодушно,
Смотрит холодно сквозь опустевший бокал на меня.
На стекле затуманенном - трещины веток февральских.
Анфилады вечерних дворов и дыхание стужи,
Голоса приглашенных тревожат, пугают, пьянят.
Не хватает мечты или слёз, тишины или встряски?
Можно встать и, пройдя коридором, уже опустевшим,
Так легко, улыбаясь, шагнуть в сумасшедший итог -
В упоительный вермут лучей, в бесконечное лето.
Но в реальности – только минут лабиринт надоевший,
Только ветреный берег рассвета и неба глоток,
Только взгляд за спиной – сострадающий, долгий, последний.

Привычное колдовство -
В сосуде ночного мира,
Где окна на лунный свет -
Потоками мотыльков...
И спящих теней родство
Беспечно хранит квартира,
И призрачен в сердце след
Зеркальных её зрачков.
На кухню тайком шуршать,
Как мыши, выходят страхи,
В чулане живет беда,
Укутавшись в старый плед.
Отсюда бы прочь - дрожа
И крыльев роняя взмахи…
Но заперты навсегда
В удушливой пыльной мгле -
И памяти лоскуты,
И прошлых ошибок души...
Измятые впопыхах,
Шелка разошлись по шву.
Заношенные мечты...
Тревожные тени кружев...
Бормочут о пустяках
Скелеты в моем шкафу...

Крыша заныла тоскливо в предчувствии сдвига.
Медленный тихий палач - повседневности иго
Дань собирает событий, привычек и правил,
Серым осадком сомнения душу мне травит...
Все предсказуемо - судьбы, ошибки и встречи...
Мир упорядочен, город на клетки расчерчен.
За пеленой облаков, сонных ливней и смога,
Чёрные, белые - мы только шахматы бога...

.

Всеми своими камнями, порогами, окнами,
Креном карнизов, ползущими в пыль водостоками,
Тяжестью ветхих балконов, пролетами серыми,
Душами комнат, проводки искрящими нервами,
Шорохом бывших портьер, обреченностью мебели
(Мертвые вещи хранить – дальновидно, нелепо ли?)
Шепотом книг и портретов погасшими взглядами,
(Где они – бродят по улицам прошлого, рядом ли?)
Пылью ковров и паркета потертыми досками,
Бредом углов и обоев расцветкой неброскою,
Хрупким теплом витражей и прохладой фундамента,
Высью немых потолков, спящей лепки орнаментом,
Тьмой чердака и декором фасада уставшего,
Крыши двускатностью, легкой эклектикой башенок -
Помню, цепляюсь, дышу. Прорастаю в безветрие
Птичьего неба и тонких ветвей геометрию…
Пульсом слабеющим бьется во мне наваждение
Лиц, голосов и шагов, имена, отражения…
Ноют суставы, неясно мне – лестницы, двери ли?
Старому скверу и осени разве доверишься?
В сумерках, тихих и теплых, исчезну бесследно я –
Полуживой динозавр из другого столетия…

.

изображение: Вячеслав Курсеев

Ночь – бесконечный бред, кома холодных комнат,
Рыжий кленовый снег, синие волны ветра,
Слабый подводный свет, (вздох - и слова утонут...)
Брошенный в душу смех, ножницы темных веток.

Старый картон домов, линии прошлой жизни,
Реки летящих лет, тонкие вены листьев,
Верить (но как же так?) руки до боли стиснув,
Прятать потухший взгляд, с утренней стужей слиться.

Шорох неясных птиц, тихие всплески клавиш,
Тени, огни, углы... смытый волною берег,
Слишком темна вода (нежностью не разбавишь)
Слишком тревожен сон за неприкрытой дверью.

Сумрачен пианист, и пожелтел по краю
Памяти нотный лист... свечи обожжены.
Луч по окну скользнёт, но не удержит, знаю,
Чёрный небесный кот в лапах клубок Луны...

Спутаны темы, растрепаны мысли и чувства...
Ветер, весенняя улица цвета абсента.
К счастью привыкну, окраску менять научусь, а
В редких мечтах незаметно сместятся акценты.

В сумрак вливается с плеском туманное утро,
В холоде тонут слова, как лимонные дольки.
Можно бродить легковерно в плену изумрудном,
В прошлом искать оправдание сердцу, да только

Не удержать сумасшедше-хмельного момента,
В смуте душевной обманом покажется чудо,
Солнечный блик – обесцененной медной монетой.
Все, что останется – выбросим, выпьем, забудем.

«Крылья мертвых - листья бурьяна...»
Ф.Г.Л.

Прорастать в незнакомый, тревожный мир,
Где ещё, как в душе, темно,
Смутно слышать, как море ветвей штормит,
Пить воды грозовой вино.

На ветру опьянев, шелестеть, дышать,
И на ощупь тянуться ввысь.
Только память, как воздух ночной, свежа,
Только нервы с землей срослись.

Биться пойманной птицей, слабеть, дрожать
Ломкой зеленью листьев-лиц,
Затихать, как убитый дождем пожар,
Обессиленно падать ниц,

Не надеясь ожить на другом берегу,
Где за лесом окно-свеча…
Будет комкать бессонница звезд фольгу,
И луны колыбель качать…

Я боюсь отражений... за гранью света
Тень – какого там чёрта, какого зверя?
Но пока переменчив июльский ветер –
Я летаю – а значит, живу и верю.

Вот опять, возрождаясь, понять не вышло:
Я – цветок, или бабочка, или пламя?
Знаю я, что меня бережёт Всевышний,
И, любя, незаметно стирает память.

Забирая тревоги и дней монеты –
Прячет в сумрак вечерний меня, как в ножны…
В лёгкой дымке все ближе лужайка неба…
Там всегда будут рады коровке божьей.

Все легче синь, все невесомее,
Все выше солнце полусонное
Над миром - городскими сотами
И оживающей листвой.

Неуловимо-близко прошлое:
Дворы, акацией заросшие,
Где прячет утро птиц взъерошенных
И бродит ветер сам не свой.

Июль трамвайно-лихорадочен,
Стремителен, беспересадочен,
И отступает беспорядочно
Сомнений сумрачный конвой.

В потоке света не последние,
Под этим небом безбилетны мы,
Но ни вины, ни сожаления,
Ложимся скошенной травой...

.

стихоотзыв на "Зимний сон" Саши Семыкина
http://stihi.ru/2010/02/06/2507

Январь, как беспризорный пёс,
Прохожих треплет оголтело,
И переулки снежный хвост
Метелит.

Мороз как спирт в стакане тьмы –
Суров, губителен и крепок.
Рассыпан ветром звёздный тмин
По небу.

Иду, мирам теряя счёт,
Браню причуды вдохновенья…
И, как наркотик, снег течёт
По венам.

Воздух пить, как лекарство от слов и случайных дней,
Остаётся лишь память – остывшего пепла горсти,
И черты перемен, что толпятся в душе, во мне,
В полумраке прихожей, как ждущие тапок гости.

Слишком поздно, в другом измерении светел день,
Там, где небо, и дом, и в саду незнакомы тени...
Под плащом пустоты принесён не конверт – мишень,
И молчание тянет во тьму нераскрытой темы,

Повторять, исчезать, выходя за пределы тела,
И наклонной строкой, равновесие потеряв,
В тишину, там, где поле, как лист, заметает белым...
Ниоткуда с любовью, надцатого мартобря...

.

Запах ветра, дождя и ночи,
Тени снов на промокших крышах.
Тонких веток неясный почерк
И беззвездное небо выше.

Запах тайны, травы, тумана,
Пьяный шепот больной сирени.
Сад нахлынет волной дурмана,
Вой влюбленных котов - рефреном...

Запах моря – прибой коснётся
Нас, в песке запеченных устриц...
Сонный город лежит на солнце
Стайкой ящериц – узких улиц.

Запах дыма, земли и тлена.
Вечер - скомканным эпизодом.
Солнце - сорванный лист осенний,
Улетающий к горизонту.

…В июле все слышнее голоса - камней, дождя, предчувствий, моря, ветра.
И дятел, поселившийся в часах, выстукивает ритмы в стиле ретро.
По вечерам снаружи бродит сон – бездомный и охрипший невидимка,
И тает страх – как воск мадам Тюссо, как отзвук поцарапанной пластинки.

Что толку признавать свою вину и выставлять улыбку на витрину?
Куда бежать? – грозя увлечь ко дну, качается похмельно субмарина.
И девять жизней – девять этажей – шатаются так ветрено и жалко…
И бестолково множатся в душе сомнения, вопросы и шпаргалки.

Уставший узник дням теряет счёт, колышется листвы продрогшей море,
И все прохладней небо, и растёт осенняя беспомощная горечь.
Она – как тишина, как глубина, как свет, как невозможность наглядеться
На мир из потускневшего окна, как беспричинно сбившееся сердце.
.

Окна продрогшие – редкими бликами, и фонари помутневшие умерли. Многосерийным кошмаром – политика... В многоэтажное наше безумие даже весна не придет, и затмение разума скорое, видимо, близится. Тёплый дождливый февраль – воплощение хаоса, боли, душевного кризиса. Грязен асфальт, и кварталы заставлены, кажется, сплошь не домами, а домнами... К северу туч уплывают проталины – вечные, рваные, дымные, тёмные. И у стены, точно в съёмке замедленной, ветер играет пакетом потерянным... К вечеру инеем крыши отбелены, солнце уставшее смотрит рассеянно.

Мир – нелогичный, тревожный, неправильный, где не смеётся, не спится, не дышится... где в межсезонье мы богом оставлены. Ловят нас, тёплых, больных, оступившихся – серого неба ладони бездонные. Здесь, как пустые пакеты, потеряны мысли, и чувства, и дни, и бездомные люди и звери, слова и растения.

И в переходе рассыпанной мелочью эквивалент человеческой ценности душу не светом наполнит, а ветошью...

Можно искать красоту – в повседневности...

Старых фасадов легки очертания, тонкие ветви сомкнулись над улицей... Можно забыть имена и названия... Можно любить... даже если не сбудется...

Сумерки снегом ложатся в ладонь,
Слов тишиной обжигая,
Тонкие ветви бросая в огонь.

Пепла холодные стаи
Музыкой, шепотом, пылью, тоской,
Ложью в душе оседают.

Небо течёт потемневшей рекой.
Окон рассыпаны звёзды.
Свет - не для нас... неужели покой?

Тесный трехкомнатный остров,
Может быть, солнце, тепло и трава
Нами придуманы просто?

Будем, как чай, пустоту согревать,
Пить эти стены и тени...
Тлеют огни фонарей. Cинева,

Шорох продрогших растений.
Неуловимо похожи пути -
Крыши, пороги, ступени.

Сон беспечален и необратим.
В пасмурной дали – прорехи.
Время – до боли знакомый мотив,

Счастье - бездомное эхо...
Лодка луны приплывёт... Выходи
Слушать молчание снега.

Отмерено радости, нежности, грусти, любви,
Печали, сомнений, тревоги, везения, скорби
И вечности - поровну. Боже, других налови -
Увидишь судьбу, повторенную множеством копий.

Но все, что имею, и что не могу удержать -
Лишь влажное небо и тусклый фонарь у забора,
И окон огни, что двоятся, текут и дрожат...
И листьев осенних намокший растрепанный ворох.

Но все поправимо - неправда, что выхода нет.
Продрогшим в тумане однажды воздастся по вере...
Что выбрать - надежду, уныние, смех или бред?

Немую бетонную тьму или солнечный берег?
А может быть, там, в тишине за невидимой дверью -
Такая же точно холодная ночь в октябре?

В гранитной оправе набережной,
в неподвижной воде -
небо, текущее с востока на запад,
дома перевернуты, скомканным фантиком тонет день,
где легки и нежны цвета и травы свежескошенной запах.
Где до прошлого века – всего полчаса пешком,
где красный кирпич и зелень вдоль узких улиц,
где мозаика мостовой начинается за мостом,
где мы были совсем другими когда-то и не вернулись.
Где в сумерках так высоки и темны тополя,
а дальше, в тени акаций, пуста скамейка.
Где сохнет белье во дворе – паруса корабля...
И медью над крышей бледнеет луны копейка.

Я искала тебя (с) – но молчали боги,
Как спалившийся вор, убегало время,
А в душе нарастала тоска-тревога,
И сгущались сумерки, как варенье.

Находила следы, разводила сопли -
Что нужны друг другу мы обоюдно,
Мой потрепанный жизнью, хороший, теплый,
Молчаливый, мягкий, такой уютный…

Я, отбросив гордость, как одеяло,
Доверяла близким твои приметы,
Хоть бездушные скептики повторяли,
Что сомнительна ценность твоя вообще-то…

Бормотала, слоняясь, как тень, в квартире:
Одинокий, привычный, родной, нелепый,
Пропадёшь ведь в своём параллельном мире…
…Накануне потерянный тапок, левый…

Там нет ни завтра, ни вчера,  
                                     и в прошлом – беды.  
Там дом, и дикий виноград,  
                                     и вечно лето. 
Там не горчит лекарство слов,  
                                     не слышно споров.  
Там бесконечное тепло  
                                    за сонной шторой. 
Там у камина дремлет кот  
                                     с улыбкой Будды.  
И можно грезить круглый год  
                                     и верить в чудо. 
И жить в уютной тишине  
                                     ещё лет триста...  
И лишь решётка на окне –  
                                     тревожный признак.

.

Июльское солнце – притихших ветвей иллюзия,
В привычную плоскость, в сознанье, в ладонь - вернусь ли я?
Одна из пылинок, цепляюсь за луч отчаянно,
И сомкнутых линий растёт надо мной звучание...
Июльское солнце монетой лежит на паперти.
Танцуй, как придётся, танцуй, до потери памяти...
И вечное лето – лишь повод забыть о разуме,
За лёгкость сюжета мы тяжестью слов наказаны...
Прохладные камни - волна за волной касание...
Омыты веками, у кромки прибоя замерли.
Мечты и оттенки теряются в шуме прошлого...
Круги на воде от сомнений, небрежно брошенных...
Тону неизбежно, пройти – не хватает смелости,
Теряется нежность, и меркнет надежда в шелесте
Цветущей долины, где помнить – не нужно, нечего...
Как пух тополиный, как ветер, уставший к вечеру...
В рассеянном дыме горящей листвы на западе -
Теней пантомима, но в неба бездонной заводи,
Слепяще-высокой - исчезнут слова случайные.
Как тёплый песок, как воздух - твоё молчание...

Я умру в Париже, когда идет дождь,
В день, который я уже помню.
Я умру в Париже - и не убегу прочь
Может быть, осенью, в среду,
как сегодня.
Это будет среда, потому что
сегодня,
Когда я пишу эти строки, - среда.
Я костями чувствую Поворот,
И никогда, как сегодня, за весь
мой путь
Я не видел себя настолько одиноким.

С. Вальехо

Бредить, в неверии стен закрывшись,
Память в тоске ворошить, как сено…
…Где-то в Париже темнеют крыши,
Тихо течёт ледяная Сена.

Там, где встречаются ночь и ветер –
Ветви, химеры, пролёты, арки…
Там сознаёшь – не бывает смерти
И фонарём остаёшься в парке.

Можно бродить, не вставая с кресла,
Мрачно шутить с оптимизмом трупа –
Мол, под откос не уводят рельсы
И самолётов бояться – глупо.

То, чем живёшь ты, болеешь, дышишь –
Светлая ложь или сон бетонный?
…Это случится потом в Париже –
Выбор, который уже я помню…

.

...не выходи из комнаты, не совершай ошибку...

по течению дней, неразборчиво,
(циферблат – и круги-многоточия
на воде), обречённо, уклончиво
уходящими с плоскости строчками,
безответно, размыв окончания,
торопливым потоком молчания,
незаметно, легко, опрометчиво,
замирая, теряясь изменчиво,
в обезличенной сумраком комнате –
просто тенью на шторе чуть скомканной,
глубиной за стеклом, повторением,
тишиной, остановленным временем,
постепенным в него погружением,
круг за кругом – на дно, без движения,
бессознательно, грустно, бессмысленно...
но мотивы, причины и истины
скрыты темными волнами холода
и подводными скалами города,
тупиков лабиринтами мрачными,
фонарей затонувшими мачтами...

Вот и осень – время считать утраты,
Недоверие, точно ключ разводной, стиснув.
Сознание – утомленно грохочущий трактор
Ползёт по борозде развороченного смысла…

Я сопьюсь и начну, одичав, прохожих
Отпугивать, точно блох, керосином,
Я выйду в неприкаянное бездорожье
В сапогах, безразмерном ватнике и лосинах

Собирать урожай неудач заслуженных,
Запоздавших причин и отчаянных сожалений.
Осень – время прощаться, сопеть простуженно
И волочь безнадеги мешок тяжеленный...

.

.

Обветшавший, исхлестанный грозами пасмурный май,
Неба - паруса, сшитого косо, - потрепанный край…
Замерев, хмурый мир засбоит, и откроется брешь –
Городок, где разлит упоительный солнечный фреш,
Терпкий запах цветов и просоленный шум глубины…
Как рептилии, камни на солнце - тихи и темны.
В синеву прорастающий лес перепутанных мачт,
Берег, свет, несмолкаемый плеск, бормотание, плач…
Альбатрос - невесом и далёк, бег волны по песку…
Опьяняющий ветер, и лёгкого платья лоскут -
Ярче перьев колибри и меньше надежды на дождь…
Все живое потянется в тень, и спасительна ночь.
Наполняется сердце покоем и скрипом цикад,
Станет ровной прохладной водой, отступая, тоска...
Притупляя раздор и тревогу, сплетутся в душе
Блики, горы, долины, дороги и ряд виражей,
А наутро – сорвутся в полёт, без помех и оков,
Стаи бабочек, чаек, мелодий, чудес, облаков…
…Море дел, выходных острова на исходе весны…
Отвезёт черепаха дивана в нездешние сны…

.

Тихо, размеренно жить, огорчаясь редко,
Слухи, иллюзии, сны, точно чай на кухне
Пить, только время - шаткая табуретка,
Неосторожно пошевельнёшься - рухнет...

Встанешь в другом измерении, лёгкий, хрупкий,
С памятью, полной мгновений - сгоревших спичек.
Тонкий, изменчивый, к свету протянешь руки,
Выдохнешь ветер и говор невнятный птичий,

Зная - случайность иначе теперь зовётся.
Прошлое меньше и дальше, но можно верить -
Медленный солнечный маятник не сорвётся,
Спрятан в песочных часах бесконечный берег.

Под абажуром висящего косо неба
Так же туманно… а вне - ни тепла, ни боли.
Тащит уставшие души незримый невод
В тёмную воду, где дни оседают солью...

.

Обыкновенным осенним утром
Небо исчерчено проводами.
Серым скрипящим жуком – маршрутка...
Еду куда-то – и пропадаю...

За перекрёстками в серой дымке
Мир искажается незаметно.
Мысли – шуршащие невидимки -
Бледно-бесплотны и безбилетны.

Метаморфозы домов и улиц
Необратимы и невозможны.
Словно сомнения обернулись
Чем-то бесформенно-серо-сложным...

Их опасно знать, их не нужно помнить,
Их привычно - гнать, в них нелепо верить…
Серебристых амфибий, ночных тритонов,
Молчаливых гостей под личиной зверя.

В октябре потеплевшем ветра все тише,
Легкомысленны дни, далеки потери…
Ты живёшь, как живётся - смеёшься, дышишь…
А они – выползают опять на берег.

На песке иероглифы тайно пишут,
Приручают слова, подбирают коды…
И больная волна темноты - все ближе…
Ты не знаешь, не ждешь, а они - приходят…

Загружается мир - по строке, по фрагменту, по шву.
На заставке июль. А в душе по-сентябрьски штормит.
Многомерность опутавшей матрицы – бред наяву,
Но страшнее - пройти, исчерпать впечатлений лимит...

Здесь людские потоки текут, умножая печаль,
Здесь нормально - бродить, открывая окно за окном,
Под штампованным ником забытого друга встречать,
Говорить с ним о чем-то ненужном, пустом и смешном.

Ноша давних клише, ритуалов и слов нелегка,
Запинаюсь - мешает запавший на клаве пробел...
Если было бы можно, зависнув на слове "пока..."
Комбинацией клавиш привычной вернуться к себе...

«В мире нет тяжелее труда, чем смотреть»
Андрей Тенигин, «Станционный смотритель»
.

Дышит, бьётся, шумит многоликое море,
Где видны очертания сотен теней.
Среди скомканных лиц и нелепых историй
Наблюдателем стать веселей и честней.

Отпускать по течению беды и счастье,
Чувства, роли, мотивы глотать как стрихнин...
Прилепилось унылой улиткой к запястью
Бестолковое время – попробуй, стряхни...

Так смешно и абсурдно - дойти до предела,
Протащившись по жизни примерно на треть.
Невмешательство – странное, нервное дело…
В мире нет тяжелее труда, чем смотреть.

Исходник: Элеонора Счастливая "На кончиках пальцев":
http://www.stihi.ru/2008/07/07/2280

"На кончиках пальцев несмело, неслышно, невидно, спросонок,
В твою колыбель, повелитель, влечу я в полуночную просинь.
Твое обнаженное тело - моя эрогенная зона,
Моя колдовская обитель - чужая измятая простынь…"
"Ванильно-миндальная кожа - манящий лоскут кашемира…"
"На слёженном ситцевом ложе манящим дурманом эфира
Все громче, все чётче, все чаще звучит полуночное эхо…"
"Целую соленые плечи. Хороший. Целую запястья..."
"А ночь растворится в сиропе, и я без излишних вопросов
На кончиках пальцев исчезну…"


Пародия:

На кончиках пальцев, несмело, неслышно, тайком, невесомо,
На кухню влачу полусонное тело в полночную просинь.
Отныне постель для печенья и чипсов - запретная зона,
Ругался вчера ты под вечер – мол, крошки роняла на простынь...
Ванильно-миндальное что-то, на ощупь нежней кашемира -
Чуть ближе, чуть слаще... мгновенье - и нету. Что толку в диетах?
Ты спишь, а соблазны не спят, и манящим дурманом зефира
Опять опьяняют... все громче звучит полуночное эхо
Поспешного хруста. Пирог без труда уничтожив громадный,
Покончив с бисквитом, подумав, пойду и достану из банки
Огурчик солёный. Хороший. Зелёный. И схрумкаю жадно.
А после во тьме отыщу апельсины, бананы и манго...
К чему притворяться? - да, вот она, радость и личное счастье.
Напьюсь ещё чаю с вареньем, пожалуй, и спрячу будильник...
И ночь растворится, как муха в сиропе... о бешеной страсти
Бормочет наутро чуть слышно печальный пустой холодильник...

.

Соседних домов-растений под вечер сады чудесны…
А ветер качает стены, ветвятся пролёты лестниц…
И нет ни беды, ни счастья - лишь небо и шелест лета,
Бредовых привычек части, тепло и потоки света…

Туман – словно пыль дороги, и медленных дней подстрочник
Проступит в душе тревогой и смутной тоской обочин,
Проступит на синем - белым, чертами случайной жизни,
Где мир, как тарелка, мелок, но полон абсурдных истин…

Где в сумерках лягут ниже, как тени забытой веры -
Дворы, фонари и крыши, бульвары, мосты и скверы…
Огни, точно птицы - в стаи, и к линии горизонта…
Июльский закат растает, и ночи легка ротонда…

Тьма на исходе марта, мир нереально-гулкий...
Шаткий пустой фарватер, сонные переулки.
Пьяный курсив неона, сумрачный Стикс проспекта.
Лексус ладьёй Харона канет в потухший сектор.
Город – извечный спамер, жертву лучом нашарив,
Ночью стирает память и раздаёт кошмары.
Снова в сплетенье веток биться крылатой тенью…
Там - высота и ветер, здесь - тупики и стены,
Скрипы, ходы и щели, гнёзда, углы и норы...
Дворик, подъезд, качели. Свет за неяркой шторой.
Мучая и тревожа, бред прорастает в сердце...
Так ли уж невозможно - выжить, войти, согреться?
Там - эпилог дивана, тапки, экран и кофе.
Здесь - захлестнет нирвана близостью катастрофы.
В холод уйти и сгинуть, в множество трасс - бесстрастно,
Или в тепло рутины, в непоправимость счастья?

.

.

приснится июльский рассвет, и ветер, и поле,
деревья-статисты вдали, забывшие роли,
и в полдень в траву упадёт созревшее солнце,
стеклянное блюдо воды слегка покачнётся,
прибой облаков захлестнёт с бормочущим плеском,
и стебли цветов муравьям покажутся лесом.
и будут, меняя черты, потоками литься,
и шепотом - крылья стрекоз, прозрачные листья.
рассыплется сон, как песок... но там, где контрастны
слова и поступки, цвета - зеленый и красный,
останется лёгкость игры, в душе беспорядок,
наполненный летней тоской, дыханием сада,
простудой морских берегов и криками чаек,
и запахом сена, дождя, зеленого чая,
и с тёплых туманных ветвей, сомкнувшихся выше,
сорвутся иные миры, как спелые вишни.

.

иллюстрация: Роман Величко «Отражение»