Литсеть ЛитСеть
• Поэзия • Проза • Критика • Конкурсы • Игры • Общение
Главное меню
Поиск
Случайные данные
Вход
Рубрики
Поэзия [45785]
Проза [9862]
У автора произведений: 97
Показано произведений: 1-50
Страницы: 1 2 »

Чертово колесо.
Небо все выше, выше -
Смутные времена,
Переплетенье дат.
Чудится тот же сон:
По непросохшей крыше
В небытие из сна
Тихо идут года.

Чертово колесо…
Школа для акробата:
Из мимолетных дум
Вылепить сотню слов,
Чтобы держать фасон,
Пестовать рок и фатум,
В небе топить звезду,
Мысль завязав узлом

Чертово колесо –
Это не шанс на выстрел,
Это не дни взамен
Канувших в никуда.
Множество адресов
Перевирая быстро,
Можно лежать на дне
И по реке гадать.

Чертово колесо,
Черные реки сердца,
Чары небытия –
Как их ни назови
Смогут закрыть засов,
Круговоротом терций
Сладостно опьянять,
Прутья незримо вить.

И не сыграешь вновь
Песню былого ветра,
И не отмеришь шаг,
И не отыщешь соль…
Только опять весной
Здесь продают билеты.
Крутится, не спеша,
Чертово колесо.
Поэзия без рубрики | Просмотров: 324 | Автор: Silver_Fox | Дата: 16/04/23 17:01 | Комментариев: 2

Конический январь. Зима неизлечима,
В предместьях февраля теряются следы.
Здесь бродят по ночам фантомы слов пустых –
Несказанность легка, она подобна дыму,
Который, не спеша, заполнит каждый угол,
Запомнит каждый жест и зарисует взгляд.
Здесь зеркала тайком друг другу говорят
О том, что за окном ворочается вьюга.
Сдав города зиме, мир спит медведем белым
И видит сны о том, что на его веку
Здесь было много лиц, записанных в строку,
И каждая из них звучала неумело…

Зима, строка… Да разве в этом дело?

***

Бесконечность, помноженная на ноль -
Словно формула жизни без тормозов.
Я – примета прощанья, моя Ассоль…
В этом городе порванных парусов
Время года - свидетель житейских драм,
Время суток - мурашками по спине
И февраль в перекрестье оконных рам -
Значит, разность желаний зачтут вдвойне.
Мне хотелось бы красками рисовать,
Только каждый рисунок похож на сон.
Мир хронически помнит свои права,
Оттого и редеет наш гарнизон.
Я не стану экскьюзить, считать шаги,
Разменяв тишину на высокий слог,
Видно, ангел поднялся не с той ноги
И волна продолжает свой спор с веслом.

Но, вцепившись зубами в короткий век,
Натолкнется зима на земную ось,
Этот ветреный город накроет снег
И насквозь…

***

Хозяйка вереницы дней,
Вчерашних снов смешная фея…

Все растворилось. Ветер веет
И снег укрыл верхушки пней.
Зима не жалит, не болит,
Она похожа на больницу -
Стирает числа, знаки, лица
И в переносице свербит.
Взрыв отгремел, посыпав пеплом
Сей раны порванный рубец…

Одно не стоит двух сердец,
Одна струна поет нелепо,
Она в саду, у стен Кремля
Все бьется в безысходной страсти.
Но дни проходят, где же Мастер?
Маэстро ночи с корабля
Ушел в ничейные поля
Ни взяв с собой и не поведав…

Пусть по щекам стекают беды,
Все так же вертится Земля.
Поэзия без рубрики | Просмотров: 354 | Автор: Silver_Fox | Дата: 25/01/23 23:48 | Комментариев: 4

Поздняя осень и небо расстегнуто
Тоннами мокрыми. Так неприкаянны
Капля за каплей и темными стеклами
Кануло в Лету июльское, кануло.
Каяться, карму открещивать истово
Нужно ли, стоит ли – время не прочное,
И “Что посеешь” – привитая истина
Солнечным ядом и черными строчками.
Время уснуть, погрузившись в безмолвие,
Минусы точно расколоты плюсами,
Блюзами, джазами, кровью и золотом,
Холодом, оловом, снами-укусами,
Запахом старого, утра безбрачием,
Переиначивать – кара извечная,
Так бесполезное кажется значимым,
А безрассудное – насмерть излеченным

Игры постельные для обесточенных,
Темною ночью объятья молчания,
Стоны оконные, смелость просрочена,
Поздно кричать и давать обещания.
А при расчете выходишь на третьего,
Крася разрывами полночь бездонную,
Сонную мглу наполняя заветами,
Мерками, метками, мертвою зоною,
Слезами, розами, сутью истерики,
Ритмом истории, резаной кромкою.
Вплавь до Луны, босиком до Америки –
Нет расстояний, что станут огромными.
Срочными, смелыми, странно похожими,
Чувствуя кожей, но так недоверчиво
И в расписаниях рейсы отложены,
А расстоянием небо расчерчено.

Луны проходят сквозь дни и затмения
Венами верными, фатумом, датами,
Вечность рифмует свои поражения
Запахом жженым и ржавыми латами.
Все изменяется так неожиданно,
В этом сюжете все тропки нехожены,
Множить ли или делить непрожитое
Станет неважно.
Мы не осторожные
Вдруг ухватили соленое, летнее
И налегке, без сомнений лавируя,
Сутки меняют сильней, чем столетия
И все равно станет майна ли, вира ли,
Лира ли, арфа ли – да хоть перкуссия
Будет стучать в унисон с волей разума…
Просто история пишется блюзами,
Все остальное – коронными фразами.

Там нет рубиновых звезд на закате,
Там по ночам не разводят мосты,
Там, далеко, на песке, в летнем платье
Ты
Поэзия без рубрики | Просмотров: 428 | Автор: Silver_Fox | Дата: 16/01/23 00:29 | Комментариев: 7

За окном, в серебре фонаря – перемена двух лет,
И шутихи свистят, и смеются соседские дети,
Суета, маскарад… Телефонный заслышав привет,
Разлепляю слова, как пельмени, в привычном ответе.
Разложив на гаданье колоду прошедших времен,
Где все карты – пропавшие письма и бывшие даты,
Я тебя вспоминаю, как давешний прожитый сон,
Как хмельную улыбку Фортуны, как чудо некстати.
Арифметика фраз, геометрия жестов и губ –
Словно павшие листья усталой зимою покрыты.
И колоду собрав, в дальний ящик души уберу
Нежеланную сказку.
Не здесь и не с нами.
Finita
Поэзия без рубрики | Просмотров: 190 | Автор: Silver_Fox | Дата: 06/01/23 22:53 | Комментариев: 2

Говорят что деревья растут. Нет, они вырастают
Из семян, из земли, из весенних и солнечных дней
И держаться корней это тема довольно простая,
Только как их держаться раз доблестно вышел вовне

И теряешься в мареве мира как шум электрички,
За которой вослед увязался зеленый листок.
Вырастаю из этого дня, из шагов, из привычки
Наступать между трещин на теле разбитых дорог.

Вырастаю из дел, что уже никогда не окончить,
Из чужих телефонных и просто дверных номеров,
Иэ идей, что в массиве хранить своем память не хочет,
Из забытых дворов, из заброшенных веток метро.

Постепенно и верно из старых друзей вырастаю
Из картинок любви, что уже не реальнее сна…
Из себя вырастаю, как будто страницы листаю,
Вот еще бы куда я врастаю хотелось познать?

Только трижды зевнет электричка, меня загружая,
А летящий листок лишь момент иллюзорности грез
Как ребенок, считающий сном, что его окружает,
Вот проснешься – тогда всё случится.
Взаправду.
Всерьез
Поэзия без рубрики | Просмотров: 271 | Автор: Silver_Fox | Дата: 20/11/22 19:04 | Комментариев: 4

Когда ко мне придет второе "я”
И будет многотрудно дни итожить,
Мешать слова, их на поступки множа,
Распутывать тесемки бытия -
Захочется налить себе вина,
Ведь, Боже мой, как скучно это будет.
Нет ничего тоскливей "страшных судей",
Листающих былые времена.

Потом в прихожей оживет звонок
И третье "я” покажется в проеме.
Оно зайдет случайно, в этом доме
Заметив непогасшее окно.
И в сумерки пуская сизый дым,
Я улыбнусь явлению героя
И стану наблюдать за их игрою,
Следить, как третье спорит со вторым.

Как бабочка, на диалог двух "я”
Четвертое подтянется так скоро –
Тогда возможно станет выпить хором
И залпом спеть,
Заливисто смеясь,
Над тем, как третий путает слова
И как второй не попадает в ноты,
Четвертого замучает икота,
Он сможет только головой кивать.

Придут и пятый, и шестой…
Еще
Заглянет кто-то вовсе непохожий –
Он выглядит наивней и моложе,
Он будет мимолетен и смущен.
Средь многоличья, опустив глаза
Чуть постоит, потом уйдет неслышно,
Когда седьмой предложит взять картишки
И пулю по червонцу расписать.

Мне не хватает пальцев перечесть,
Их много,
Их - футбольная команда,
Где каждый метит минимум в атланты,
Ведя свой счет по разнице мячей.
И этих ликов бесконечен ряд,
И в каждом что-то важное имея,
В потоке дней становится сложнее
В сплетеньи "я” себя не растерять.
Поэзия без рубрики | Просмотров: 364 | Автор: Silver_Fox | Дата: 13/11/22 23:51 | Комментариев: 6

пусть летописцы вновь наврут о третьей стороне медали,
но мы с тобой не угадали давно протоптанный маршрут
и дней истраченных река нам не внушает шок и трепет:
держи в руках попутный пепел
сны не удержатся в руках
держи
храни как талисман лоскутной прелести моментов
на стыках календарной ленты, когда нахохлятся дома
и сны мороза супротив опять снеговиков налепят
нас сбережет попутный пепел как память выцветших картин

когда закончатся слова, которых не было в помине,
ничто не вздрогнет, не застынет
но мы привычны оживать,
нам нумизматы вновь наврут о третьей стороне монеты
и на паях с остывшим ветром мы соберемся в старый путь
в тот, что всегда бывает нов и не страшится плеска Леты
сны истончает запах лета, предвосхищаемый весной
взойдут иные миражи, закатным заревом объяты
не нужно думать о расплате
в горстях не расплескать бы жизнь...

такая старая игра
такая глупая неправда,
которую съедят на завтрак сухие новости с утра
и дни, которые горят, сведутся к истинам нелепым,
нас заметет попутным пеплом
среди осколков октября.
Поэзия без рубрики | Просмотров: 4246 | Автор: Silver_Fox | Дата: 07/10/22 00:23 | Комментариев: 140

По тропе сигаретного дыма след летного змея,
Он танцует прощальное танго на розе ветров.
Этот город как в вечном огне -
Не сгорает, но медленно тлеет,
Назови его так же как сотню других.
Между строф
Мое время мне бьет телеграмму в одно многоточье
И круги на песке водит чья-то чужая рука.
Не спеша как в прокуренном сне,
Приходящим бессонною ночью,
Назови это словом которого нет в языках.
Только мне же как Фениксу дальше, - до пепельной крошки
И расклад этих карт непременно вступает в права.
Просто где-то за толщею дней,
Когда ветер твой сон растревожит,
Назови меня как-то.

Как только сумеешь назвать.
Поэзия без рубрики | Просмотров: 532 | Автор: Silver_Fox | Дата: 13/07/22 23:06 | Комментариев: 7

приходит день - неждан, неведом, незнаком,
когда тебя на крюк сажают червяком,
готовя снасти к долгой рыбной ловле,
пусть не изловишь на приманку рыбака -
должно быть море,
на худой конец река
или любой напиток в изголовье.

тогда цедя в уме отрытое из книг
вдруг вспоминаешь, как хотел бы напрямик,
но обходил надежными местами
сквозь дни и месяцы что взрезаны ножом,
и ангел твой столь многомудр и голожоп
как ты,
его стандартное созданье.

не прогоревшему в кармическом костре
тебе теперь на всё дозволено смотреть,
пустив иглой по вене взгляд свой робкий -
смотри как небо в голубом огне горит,
смотри как город поглощают пустыри
и на камнях опять растут коробки.
Поэзия без рубрики | Просмотров: 237 | Автор: Silver_Fox | Дата: 20/06/22 22:35 | Комментариев: 2

У Акелы нет права на промах –
Эта истина страшно проста,
Вновь охотничий раж вожака
Наблюдает внимательно стая
И лелеет в местечке укромном
Холод мысли что старший устал,
И стекает слюна по клыкам,
И глаза в лунном свете мерцают

У Акелы нет права на жалость,
На блаженную летнюю лень,
Пусть истоптаны сотни дорог
И заря умножает морщины.
Старый волк понимает, как мало
Тех, кто встанет за ним в судный день,
Их молчание как некролог,
А слова – словно выстрелы в спину.

Невозможно удерживать время,
И Акела, не тратя секунд,
Производит смертельный бросок ,
Филигранно вгрызаясь в подбрюшье.
Заставляет упасть на колени
И заткнуться злодейку-судьбу,
Продолжает вращать колесо…
У Акелы нет права на душу.

Победитель всегда при короне,
Только где-нибудь кончится фарт,
При предательски полной луне
Остановит прыжок ветер встречный
И Фортуна повязку уронит,
Наплевав на предчувствие карт,
И откроется дверь, а за ней
У Акелы нет права на вечность.

Но, увы, при отсутствии прав
Он навечно останется прав…
Поэзия без рубрики | Просмотров: 855 | Автор: Silver_Fox | Дата: 13/06/22 00:08 | Комментариев: 14

когда кончается дорога в никуда
и ты устало выдохнул и замер,
заметив, что в морщинах под глазами
совсем не то, что сказано в ладонях,
покажется - весь мир сейчас утонет
в несбывшемся.
застыв молчаньем мутным
здесь дольше века тянется минута,
саму себя безвременью отдав.

когда кончается дорога…
а за ней
и свет не мил, и рай пятиэтажен -
но сквозь руины падающих башен
проходит тихо ремесло иное:
одновременно расцветать весною
и осенью стелиться по бульварам,
горя в зените летнего пожара
ловить губами самый первый снег.

когда кончается дорога мудреца,
что глупостью наполнил план по валу
восход сменяет запад у причала,
закат востоку отдает швартовы
и нет координат на карте снова -
лишь парус, весла да удачи малость.
как символ бесконечного начала,
как символ изначального конца.
Поэзия без рубрики | Просмотров: 195 | Автор: Silver_Fox | Дата: 11/05/22 23:39 | Комментариев: 0

Верю в тебя мон шер, мон амур, май лав,
Вера моя без поводыря слепа,
Мне бы за реку – пусть лодкой, пусть даже вплавь,
Мне бы спокойнее - сердце свое склепать.
Верю в тебя - ти амо, аморе ми
Вера моя – пьянящее божоле
Только паромщик, сам дьявол его возьми,
Скряга и пес его голоден много лет.
Верю в тебя - майн либе, майн готт, мой бог,
Вера моя стилетом пронзает грудь
Здесь по ночам горланит стихи Ли Бо,
От декламаций Лорки нельзя уснуть.
Верю в тебя на тысяче языков,
Вера прочнее чем тысяча пирамид,
Веру ежевечерне топлю в Клико –
Утром воскреснет, сам дьявол ее возьми.
Приторен чай и наряд мой давно не нов,
А за окном – то ли клен, то ли кипарис.
Вера моя – ты однажды придешь за мной,
Лишь не смотри назад, раньше не смотри
Поэзия без рубрики | Просмотров: 378 | Автор: Silver_Fox | Дата: 08/05/22 01:54 | Комментариев: 3

«- Я отношусь к предсказателям настороженно…
- Угу, они все врут.
- Ну, некоторые врут, конечно, но не о них речь. Я говорю о настоящих.
- А есть настоящие?
- Почему нет? Если есть подделки, где-то должен быть оригинал. »

М.Ф. «Энциклопедия мифов»

«Цапля чахла, цапля сохла, цапля сдохла»

Скороговорка


Есть орел на горе,
Есть перо на орле,
Есть дорога мощенная качеством лет
На которой лучи – это просто печаль,
Где больничный причал демиурга-врача,
Где Лахетис, отмерив начало начал
Все следит за тобою в лорнет.

Стонет цапля и сохнуть ей больше невмочь,
А затем начинается долгая ночь,
Где в соленые воды иссохших морей
Капитаны погибших в пыли кораблей
Отправляют пустую бутылку, но ей
Нет возможности чем-то помочь.

В той ночи что угодно – кольцо из свинца,
Тридцать три пирога, человек без лица,
Зарифмованный образ прошедших веков
И поэт, никогда не писавший стихов –
Все рождается просто и очень легко,
Потому что всегда,
Без конца

Предсказатели врут.
В эту правду не верь
В миг, когда пред тобой открывается дверь,
За которой уже притаился Прокруст -
Он тебя деликатно проводит к утру,
Предлагая надежный и верный маршрут
Что проложен в твоей голове

Цапля сдохнет однажды на заднем дворе,
Тот гонец, что давно на галерах сгорел
Донесет злую весть о приходе зимы,
Мама примется рамы оконные мыть,
Ну, а Клото, устав находить скрытый смысл,
Оборвет эту нить в январе.

И вернувшись в отсчетную точку с мечом,
Осознаешь, что щит здесь уже ни при чем,
Что большая дорога в манящую даль
Постепенно, но верно замкнулась в спираль
И на новый виток не спешат поезда,
И уравнены нечет и чет…

Иногда в тех краях загоралась звезда,
Направление новое путнику дав,
Освещала преграды и тысячи врат…
Но Атропос не помнит дороги назад,
А идущий к закату по-прежнему рад
Продолженью пути в никуда.
Поэзия без рубрики | Просмотров: 1076 | Автор: Silver_Fox | Дата: 05/05/22 23:24 | Комментариев: 15

твой разум впитал миллион бесполезных идей
ты в пьесе абсурдной
не бог
не сатир
не злодей
а просто стремишься всегда извлекать идеалы
из самых обычных вещей
но потеряна мысль
и каждый нейрон исповедует путаный смысл
и вместо счастливой звезды раздают что попало

сильнее Геракла сует безвременная рать
сквозит белый шум словно чья-то дурная игра
с единственным правилом
небо становится тише
ты слился с потоком в безмолвной мольбе на побег
но если услышишь как Бог отвечает тебе
то значит пора к докторам
починить свою крышу

пусть где-то под ребрами жизнь вырезает круги
которые ранят сильней бытовых невралгий
вот только подобные факты не впишут в анамнез
круги ореолов все множатся, множатся…
но
отмерено
взвешено
брошено
завершено
как ножницы режут бумагу
бумага бьет камни

и каждое пламя к утру прогорает в золу
а люди…
что люди – они так естественно врут
и мудростью этой наполнена генная память
но помня и зная ты веришь что ноша легка
ведь альтер романтики это обычно сарказм
а вместо волков предстоит танцевать с хомяками
Поэзия без рубрики | Просмотров: 713 | Автор: Silver_Fox | Дата: 12/03/22 00:24 | Комментариев: 9

Это наш last Vegas, детка, это наш родимый край:
Здесь вращается рулеткой cтоязыкий каравай,
Здесь на черном и на красном cтавок больше, чем монет
Для Харона. Главный праздник перевозчика – в войне

Нам не оценить урона и не спрятать за забор –
Гарно каркают вороны над местечком Neverморск,
Не по зелени суконной кости скачут невпопад
И глотает не жетоны не игральный автомат.

Свою правду каждый лепит из того, что сам найдет -
Это наш last Vegas, baby, Аль Пачино не придет
И сойтись уже едва ли этим правдам от ножа…
Нас с тобою… обманули. Нам отсюда не сбежать
Поэзия без рубрики | Просмотров: 801 | Автор: Silver_Fox | Дата: 25/02/22 20:25 | Комментариев: 5

и опять потянутся дни, дни, дни
словно крылья влажные простыни
словно неба серого пелена
словно сны что засветло не узнать
снова все что прячется в толще лет
жерновами смелется в феврале
и мука просыплется впопыхах
и по снегу свяжется в нить строка...

никуда не выведет эта нить
и опять потянутся
дни
дни
дни
Поэзия без рубрики | Просмотров: 838 | Автор: Silver_Fox | Дата: 05/02/22 02:21 | Комментариев: 12

просто коды не будет - в динамики долбится бас
прибивая к земле, сообщая, что дело – труба
и под трубные звуки осталось сидеть и смотреть
а всего-то делов - удалиться в четвертую треть
где стоять возле входа, года подпирая спиной
наблюдая за тем, как катаются банкой пивной
по ступеням минуты и пробовать время на зов
словно ты не отмечен фатальным теченьем часов
просто стук мятой жести, что звучит у тебя в голове
и бессилен Бен Ладен, и безлики Лука и Матвей
и бессмертны Маклауд, Микки-Маус, Пьеро и Муму
что твоими глазами хладнокровно исследуют тьму
а потом
отсмотрев
осознав положенье вещей
понимаешь что времени можно не тратить вообще
принимаешь мгновенно сокрытый матрешкой секрет
просто коды не будет
потому что и музыки нет
Поэзия без рубрики | Просмотров: 536 | Автор: Silver_Fox | Дата: 13/12/21 23:28 | Комментариев: 3

"И молитва на ночь проста, что слова из пьесы:
«Господи, выведи меня за руку из этого леса…»"
Шигона


А когда тебя за руку из лесу увели,
Память скрыла как ноздри рвало ароматом лип,
Самотканые гуси твой Рим вовсе не спасут
И тебе будет вверено право на самосуд.
Ты не знаешь какая кривая куда везет,
Не уверен где сам и зачем тебе это все.
Есть привычка молчать, а еще забывать пути,
Для того, что болит, есть привычный бог – каффетин
Для того, что живет, есть убежище в cети снов,
Но тебя, словно паззл, небрежно собрали вновь,
Подтолкнули тихонько, сказали “Иди, дыши,
Вспоминая на ощупь нехитрую штуку - жить”.
Только в сложенном заново стало полно прорех
И прорехи пытаются заново падать вверх,
Ну а то, что сложилось под знаком иных планет,
Выжигает на лбу неизбежное вето - "Нет".
И уже не захочется снова вернуться в лес,
Ведь он не существует уже на твоей земле,
Ведь все то, что вчера прорастало во всей красе,
Вырубает под корень кармический дровосек

***

И этот дождь, и этот день, застыв штрихованным рисунком,
Нас пополам располосуют на "до" и "далее нигде",
Не содрогнется материк и корабли не сменят курса,
Лишь дворник, убирая мусор, негромко нас обматерит.
За шаг до линии дождя, за неизбежность наваждений
Но те, иные, наши тени не замечают, уходя,
Какой стихией их влечет, какой лавиной искалечит -
Судьба, играя в чет иль нечет, всё выбирает “нечерт-чёрт”

***

На языке проклятий будет записан сон,
Утром захочешь вспомнить – выйдет одна зола,
Белки твоих затмений крутятся колесом,
Путая схемы, числа, роли, обрывки глав.
Белкам немного нужно – где-то найти орех
(Этот сюжет условлен правилами игры),
Спрятать его, устроив континентальный дрейф,
Плюнуть потом и новый желудь себе нарыть.
Ложное счастье пишут ломаным языком,
Вышивкой по пилюлям, где каждый символ – брешь.
Но внутривенной бездне каждый твой взгляд знаком,
Утром без сожалений белок на завтрак ешь.
И, опуская планку в свой нутряной предел,
Веря в свои пустоты, помня что боль права,
Ты лишь один из многих в скопище антител,
Что не поймут, кого им нужно атаковать.

.
Поэзия без рубрики | Просмотров: 545 | Автор: Silver_Fox | Дата: 15/09/21 21:59 | Комментариев: 4

тому что было не со мною сотни лет
оно приходит сквозь вечерний тусклый свет
вот только время изменило почерк
и пишет письма в никуда
закат багров
и снова пристально слежу я за пером
но мне опять не разобрать ни строчки

тому что было не с тобою нет и дня
ведь небывалого вовеки не отнять
и соль опять рассыпалась приметой
и где-то заново твои сгорают сны
застыв за миг до пробуждения весны
за полчаса до погруженья в лето

тому что не было положено не быть
назло любым лихим превратностям судьбы
ведь память это
гримпенские топи
где крутит глобус престарелый звездочет
сдвигая звезды и созвездия плечом
вращая нас в своём калейдоскопе
Поэзия без рубрики | Просмотров: 844 | Автор: Silver_Fox | Дата: 14/09/21 01:07 | Комментариев: 6

[i]"Прощай, оружие
Здравствуй, фиеста"
Д.А.
[/i]

состав нашей крови разжижен
и ангел за левым плечом
лопочет что месса не стоит престижа
не ловится кит на крючок
на ветер истрачена смета
и между чаинок на дне
опять монотонно зудят километры
во мне

ресурс нашей жизни отмерен
пусть чертик сверлит мозжечок
твердя то что настежь открытые двери
ты долго царапал ключом
и в будней твоих амальгаме
ни с чем не мешается ртуть
останется пыль в позолоченной раме
забудь

и двое все ставят диагноз
и долго ведут разговор
как в пепел и туф превращается магма
как блекнет на стеклах узор
как глупо рубить пуповину
с корзиной своих миражей
которые прожиты наполовину
уже

состав нашей крови …
как ворох
вчерашние кадры кино
стрельба холостыми не радует порох
все ярче горящий весной
пусть годы остались наследством
и память бывает права
фиеста – доступное каждому средство
взрывай
Поэзия без рубрики | Просмотров: 611 | Автор: Silver_Fox | Дата: 26/06/21 18:55 | Комментариев: 3

Режиссер будет мастером сказок с печальным концом,
Чье искусство - умело творить безвозвратную небыль...
Он пойдет по проспекту.
Он станет всего лишь лицом
С окончанием света в глазах цвета низкого неба.
Там, за титрами, сеет листы отрывной календарь,
Безразличные числа не стиснуть усилием воли.
День за днем.
Круг за кругом в звеняще-пустых поездах,
Повторяя как мантру “Не больно, не больно, не больно”.
Но…
Какое всем дело? Что было – всего лишь вчера.
Да и было ли?
Сном расплываются пестрые пятна,
На проспекте трамваи-будильники “сходят с утра”,
Снова едут по кругу, не зная дороги обратно...

Перемотки не будет.
Сюжет не таит хеппи-энд.
Героиня умрет и друзья разойдутся под утро.
Он останется жить.
В паутине прокуренных лет
Помня стон отставного Ромео. Как будто…
Как будто
Можно перерешить и заплатами сшить имена,
Только память - как серая птица над вспаханным полем.
День за днем.
Круг за кругом.
Трамваи.
Проспекты.
Весна.
“Мне не больно, не больно, не больно не больно,
не-бо…”
Поэзия без рубрики | Просмотров: 953 | Автор: Silver_Fox | Дата: 19/06/21 22:09 | Комментариев: 5

и любят так, как я тебя люблю
и потому убью тебя не сразу

… а может быть и вовсе не убью…

© foxforever


это ни выкричать, ни сказать
не опрокинув небесный свод -
тот кто прицельно глядит в глаза
он не из тех, кто в тебе живёт

это не трогает снов и рун
это ни спрятать, ни растворить -
тот кто стремится коснуться рук
не приживается там, внутри

тикают стрелки сквозь сердца пядь
сквозь непрерывно живущий бит –

тот, кто однажды убьёт тебя
просто сильнее тебя любил
Поэзия без рубрики | Просмотров: 356 | Автор: Silver_Fox | Дата: 07/06/21 23:19 | Комментариев: 1

Лоскутность памяти не терпит адресов,
В созвездии Весов неисправимо
Сплетая сочетание планет
И каждая – всего лишь слабый след,
Как ноты, что свое забыли имя,
Как сон, извечный невесомый сон
Что есть причина всех “падений сов”.

Прилежность памяти стирает номера,
Порой она и города стирает,
И вес добра со злом всегда един.
Когда твой космос станет нелюдим,
Тогда поймешь что он, увы, бескраен
И Каин Авелю извечно будет рад,
Но вечности достанется лишь прах.

Сердечность памяти убийственно легка,
Она достигнет дна однажды ночью
И все нутро перевернет вверх дном,
Но убежать уже не хватит ног
И тот, кто будет ждать тебя на почте,
Протянет заказное – но в руках
Ни строчки.
Зпт
И тчк.
Поэзия без рубрики | Просмотров: 444 | Автор: Silver_Fox | Дата: 30/05/21 00:28 | Комментариев: 5

Рай черно-бел.
В нем август навсегда
И сумерки под звуки фортепьяно.
Там вечера приходят слишком рано,
Под тихий шепот "If you go away…”
Звучат слова о вечности морей,
Ведутся разговоры о тумане,
Что стынет над волной и скоро станет
Лишь строчкой на исписанных листах.

Безумцы видят цвет в конце строки
И в никуда решают взять билеты,
Стремясь уснуть в купе под клеткой пледа,
Увидеть тот же невесомый сон.
Но буднично сереет горизонт,
Нет ни путей, ни поезда, ни следа –
Лишь постоянно увядает лето,
Лишь звуки фортепьяно так легки.

Берлин вакантен.
И, похоже, вновь
Перемудрили ангелы немного
Стремясь постичь тернистую дорогу,
Себя в привычный заманив капкан.
И зависть их - отточенней клинка,
А милость – строже всякого урока.
Рай черно-бел.
Там нет вестей от Бога.
Не день,
Не два,
Не три,
А так давно…
Поэзия без рубрики | Просмотров: 499 | Автор: Silver_Fox | Дата: 22/05/21 04:48 | Комментариев: 3

Если пятничный кофе совсем горчит,
А будильник под утро ушел в запой
И от дома остались одни ключи –
Выбор все же останется за тобой.

Если осень бормочет ворчливый блюз
И не в руку тот сон, что сулил четверг,
Если память открыла себя как шлюз -
Значит, все еще твой не окончен век.

Если кто-то всесильный развел костры
На которых сжигают вчерашний день,
Если ночи – на вынос, а дни – навзрыд –
Значит, можно в грядущую даль глядеть.

Это значит… Практически ничего:
Если что-то болит – значит, жив пока,
Значит, ладан луны потечет рекой,
Кофе выправит рюмочка коньяка

И останется повод, и будет прок -
Тот, что по воду року идет вослед.

Если ключ подошел и открыт замок –
Значит, выбора дальше почти что нет.
Поэзия без рубрики | Просмотров: 383 | Автор: Silver_Fox | Дата: 06/05/21 20:45 | Комментариев: 4

Проснулось заполночь.
Теперь не убежать,
Ступнями босыми прошлепав по паркету.
Весна готова к передаче эстафеты,
Но только лето – как осколок миража,
Две капли на стекле раздробленно дрожат
И жестью дребезжат в ночи порывы ветра...
Дышать.
Сквозь два глотка, затяжку, километры
Прожженной памяти.
Не больше, чем дышать.
И разменять себя на шорох площадей,
На зелень парков, на изгибы переулков,
Приманивать к рукам, как птицу мягкой булкой
Удачи выворот и в сонмище людей
Рассеивать себя и преломлять…
Но твой
Безудержный фантом как призрак за портьерой.
В ночи.
Спустя полгода после нашей эры.
Или всего лишь до не ведаю какой.
Поэзия без рубрики | Просмотров: 432 | Автор: Silver_Fox | Дата: 28/02/21 23:29 | Комментариев: 3

I found the book of how to be invisible
Kate Bush




В тех краях, где надолго пропасть и легко, и нелепо,
Где змеятся дороги и мир подчиняется снам,
Пела девочка песню о красках медового неба
И в улыбке ее невзначай расцветала весна.
В этой песне сплелись воедино надежда на сказку,
Холод первых ошибок и юной любви торжество
И любой поворот представлялся виденьем прекрасным.
Пела девочка песню. Негромко и ни для кого.
Мир ее был цветастой игрушкой, где ведьмы и феи,
Чьи секреты так манят и сами стремятся к рукам,
А в полуденный зной, как большие воздушные змеи,
По медовому небу ванилью текли облака...

И, казалось, все будет. Свершится так странно, нежданно
Как огонь отраженной в зрачках заповедной свечи.
Только что-то приходит на смену медовым обманам,
Если знаешь об этом - не думай, забудь и молчи.

Время движется мудрой змеей, промежутки уменьшив
Между сном и неверием, сутки сменяет быстрей
И безумные девочки плавятся в пламенных женщин,
Из которых природа чеканит потом матерей.
Быть невидимой просто - лишь только на глянцевых фото
Застывают улыбки, друзья... И однажды весной
То медовое небо меняет свой цвет отчего-то,
Словно память о том, что случилось когда-то давно,
Да и было как сон, как иллюзия - плен комбинаций
Ярких бликов, туманных стихов и картинок из сна.
Возвращайся, Хитклифф, твоя Кэти устала смеяться,
Пусть весна - она так же бесцельно стоит у окна,
Не пытаясь найти ту дорогу, что змейкой кружила -
Все спокойно, размеренно, в сущности, предрешено.
Воскресенье. Уборка. Обед. Звук стиральной машины.
И медовое небо в ванили афиши кино.
Поэзия без рубрики | Просмотров: 288 | Автор: Silver_Fox | Дата: 20/02/21 13:05 | Комментариев: 1

«Я всегда твердил, что судьба – игра…»

Иосиф Бродский.


Хмурое утро. Остывший завтрак.
Запах зимы, две привычных фразы.
-Ты позвонишь?
- Может быть. Не завтра.
И под подошвой хрустят алмазы.

Свет фонаря, силуэт неброский,
Сколько их было вот так ушедших?
Жизнь - удивительная повозка,
Здесь торжествуют в момент крушений

Где-то остались мечты наброски -
Мне уже нет никакого дела,
Сердце разломано, словно Бродский,
Пульс вознесенски-осатанелый.

Знаю, что позже, в чужом приюте,
Где принимают в рубахе белой,
Долго пытать меня будут судьи -
Как, мол, прожил и чего, мол, делал?

- Падре - скажу я - вопрос нечеткий
И не раскрыть эту тему, видно.

Хмурый священник черкнет в зачетке
«Не был. Не помнил. Рожден убитым.»

***

А в прикупе -
Две судьбы отражаются бликами,
Купажи крепят кровью и пиками,
И нахохлился птицей
Февраль в неглиже.
Проклятием
Все сносить по одной, обязательно
Позабыть про причуды издателя
Улыбаться зарницам.
Но только душе
Так ветрено,
Расстояние множится метрами
И ползет, словно в съемке замедленной.
Нечет выпадет красным,
Не помня следов
И прошлого.
Вот комедии тема непошлая
Где герои провозят беспошлинно
Ритуальные ласки
Чужих городов

***

Эта история вышла вон
и свернулись клубком аорты
Полно, Пьеро, ты же помнишь сам
меру веса сердечной пыли,
Поздно, сменив смешной балахон
на славу чернильного черта,
Суть серенад отдавать слезам,
cлед которых давно отмыли.
Впрочем, твой выбор не так уж плох,
время вылечить всех готово,
От искрометности юных ссор
есть лекарственный сбор цинизма.
Пес патентует убийцу блох,
а Мальвина...
Как это слово?
Ладно, замнем.
Головной убор
не забудь, ведь зима капризна.
Голоден холод, случаен флирт,
а судьба – та всегда смеется,
Глядя, как куклы, отринув нить
до свободы дорвались сдуру.
В небе плывущие корабли
наблюдаю со дна колодца,
Чтобы прошедшее не винить,
доктор, выпиши мне микстуру!
Поэзия без рубрики | Просмотров: 488 | Автор: Silver_Fox | Дата: 05/01/21 01:11 | Комментариев: 7

Все так же тихо и темно
К исходу дня
Как будто бы среди зимы
И нет меня.

И кто-то снег опять ронял
На города,
Вновь наполнялся белизной
Квадрат листа.
И не хватало долгих снов,
Коротких фраз,
Казалось кто-то краски смыл,
И в этот раз
Сквозь скрип простуженных окон
И ветра свист
Приснится самый главный сон.

Про соль земли,
Про суть оплаканных свечей
И слов пустых
Про шепот – тот, что горячей
Песков пустынь
И как мудрейшие мосты
Средь бурных вод,
Разводят то, что все равно
Произойдет.

Но снег всего лишь падал вниз
К исходу дня
Как будто бы среди зимы
И нет меня.
Поэзия без рубрики | Просмотров: 413 | Автор: Silver_Fox | Дата: 27/12/20 23:53 | Комментариев: 2

искажение поля.
планета меняет ход,
разрывая привычную плавность своей орбиты.
я раскрашивал это небо не первый год,
я раскрашивал с неба осколки стекла и лед,
я раскраивал небо.
и, видно, теперь мы квиты.

не жалею,
не жду,
не живу за стеной причин,
и нутро не взрывается ритмом сердечной тряски.
кто-то строгий и аккуратный во мне молчит
и его не способны рентгеном поймать врачи –
он фиксирует то, как растет на планете ряска.

по прогнозам всё неизбежно идет на дно,
на котором сгоревшие угли уже остынут
и сжимаются памятью дни и обрывки снов
и все страшное – странно, а странное – так смешно.
я и небо,
и дно,
и планета.
и все едино.
Поэзия без рубрики | Просмотров: 408 | Автор: Silver_Fox | Дата: 27/12/20 23:39 | Комментариев: 8

Белого, белого, белого больше и больше…
В крошево, в месиво, взвесями полнятся улицы,
То ли зима пробирается тихо, на ощупь,
То ли небесная манна безбожно целуется
С башнями, крышами, шпилями… Городу зябко.
Город в перчатках и шапке, он все, что не сделано
Спрячет за стужей и снега накроется тряпкой –
Рваной, линялой, но белою, белою, белою….

***

Морозная ночь. И скрипит за строкою строка,
Опавшие листья укрыты известкой и мелом.
Зима будет долгой? Спросите цепного сурка –
Он знает, он помнит о том, что зима будет белой.
Он видел все это не раз и практически слеп,
Он в норке своей схоронил зной былого июля
И глядя, как тихо поземка ползет по Земле,
Он варит глинтвейн, наобум принимая пилюли

***

И день за днем кружит, пленяя белку колесом,
Склонясь над этим миром, как над чашкой капучино,
Усталый слесарь Бог, хранитель тайн и адресов,
Ведет свою игру почти всегда неразличимо.
Он все уже решил – менять привычки не резон,
Давно не верит в сказки, презирает все приметы,
Шьет саван декабрю и невзначай крадет мой сон,
Разлив бессонницы отвар до краешков рассвета.
Поэзия без рубрики | Просмотров: 458 | Автор: Silver_Fox | Дата: 14/12/20 22:31 | Комментариев: 11

и даже если ощущаешь кожей
что этот путь, похоже, уничтожит
привычное течение вещей
и ангел в старом ношеном плаще
вдруг промелькнет с улыбкой виноватой,
не понимая где ты и куда ты
и что собрался выдумать вообще.

а ты опять дрейфуешь без билета,
пусть лето обжигает синим цветом,
и город вновь бесцельно недвижим
механикой кармических пружин.
оставив под крылом грозы раскаты
ты улетаешь кем-то и куда-то
в иную, неизведанную жизнь

и шепот слов как лодка у причала,
и длится день как новое начало,
которое не ищет свой итог
и вновь исписан скомканный листок
в котором снова “ воды станут зельем
и небосвод провалится сквозь землю”
и что-то, что укрылось между строк…
Поэзия без рубрики | Просмотров: 290 | Автор: Silver_Fox | Дата: 14/12/20 22:14 | Комментариев: 0

утратив неизбежность страшных снов,
усвоив сотрясения основ
как опыт выживания в пустыне
ты примеряешь истины простые
и зарядив обойму холостыми
прицельно истребляешь журавлей,
не веришь догорающей золе,
которая к утру совсем остынет,
хотя рассвета ждать десяток лет.

все видится конкретно невпопад:
вот день,
вот дом,
вот долгий взгляд назад,
который словно ключ от врат Гекаты
вот снова ты, не ищущий расплаты,
в который раз опять идешь в солдаты
и добиваешь сразу всех синиц,
а мимо долго протекают дни
и зашиваются твои заплаты
обложками из непрочтенных книг

так омывает суть твою река
или пожарный прорванный рукав –
в воде всегда течет необратимость,
что размывает старую плотину
и чуя кровью свой привычный стимул
ты думаешь в кого бы пострелять?
и жизнь как прежде в плоскости нуля,
и волны унесли рутины тину,
и с горизонта видится земля
Поэзия без рубрики | Просмотров: 308 | Автор: Silver_Fox | Дата: 22/10/20 14:30 | Комментариев: 2

просыпалось лето за ворот льняной рубахи
и вместе с ночами вконец истончились мысли
в которых смешались закаты и Чайка Баха,
а главное между ними слегка зависло
простые уроки всегда тяжелее сложных,
простое обычно владеет вселенской силой
пусть даже подкожно ночами незримо гложет,
ведя к своей личной и собственной Хиросиме
а лето идет и его не списать словами,
не втиснуть в привязку где действие, время, место
сплелись воедино и только в оконной раме
ночная дорога, ведущая в неизвестность
любой отпечаток на ней словно след Армстронга,
который идет по иголкам для куклы вуду
но лето просыпалось...
рвется всегда где тонко
и всё растворится в лиловости незабудок
Поэзия без рубрики | Просмотров: 315 | Автор: Silver_Fox | Дата: 19/10/20 17:49 | Комментариев: 2

как будто утро,
как будто рано,
как будто лето
и тень бессонницы словно сетка в окне повисла
и все проходит так неизбежно, так незаметно
в конечном плане,
в конечном счете,
в конечном смысле.
на кухне чайник изводит воду на пар напрасно,
стекают капли из незакрытого плотно крана
и монотонность таких шумов умножает разность
земли и неба,
звезды и моря,
зерна и раны.
застыли буквы в своих страницах,
на полках книжки,
их откровения вряд ли путного слова стоят
и утро прячется самой юркой сердечной мышкой,
перемешав словно зерна кофе с пустым пустое,
застыли стрелки – теперь все время на циферблатах,
сентиментальность синоним слова несовременность,
синоним слова, синоним дела…
и всё в заплатах
нависло небо над чашкой кофе молочной пеной.
шаги на лестнице еле слышно,
проснулся кто-то
из тех, кто вновь не увидел город под звездной сенью,
опять вращаться в потоке будней, встречать субботу,
опять мучительно добираться до воскресенья.
опять трамваи,
опять дожди шелестят по крышам,
и сизый голубь терзает клювом горбушку хлеба,
и гулкость сердца в стеклянной колбе никто не слышит,
жизнь ирреальна как это утро и это небо
Поэзия без рубрики | Просмотров: 405 | Автор: Silver_Fox | Дата: 16/10/20 10:20 | Комментариев: 5

усталость стали сразу не видна
и звезды ярче видятся со дна
и равномерно движется планета…
так выйдешь из дому, сам на себя похож,
а с неба будет литься долгий дождь,
а с неба будет долго длиться Лета
и снова, растворяясь в суете,
окажешься хронически не тем,
и невзначай с петель срывает крышу
та правда, что не дружит с головой,
лежа меж первой и сороковой
как пыль на зеркале, как небо над и выше.
идут года, дома идут на слом,
проходит тектонический разлом
в котором лица, люди, континенты
пытаются найти себе причал,
но кто-то главный давит на рычаг,
но кто-то главный пишет эту ленту
и снова вяжет в строку инь и ян,
не замечая крохотный изъян:
ту ржавчину что все пожрет в финале
и зажигая новые огни
я не забочусь как их сохранить,
не вспоминая про усталость стали
Поэзия без рубрики | Просмотров: 584 | Автор: Silver_Fox | Дата: 14/10/20 10:53 | Комментариев: 14

Начало здесь - Город немого кино

Ответ был насколько предсказуем, настолько же и наивен. В немом кино. В старых-престарых черно-белых лентах, которые время от времени показывали по каким-то научно-популярным и просветительским каналам, а потом искусствоведы с томным придыханием и загадочным блеском в глазах рассказывали о “золотом веке синематографа”. Мне всегда было не особенно интересно смотреть такие передачи, так, если попадал случайно, для того, чтобы время убить. Но не потому, что было неинтересно или скучно. Я им просто не верил. Не верил Чаплину с его котелком и усами щеточкой, не верил застывшей и непроницаемой маске на лице Ллойда, не верил Китону, косящему под наивного ботаника, и всем остальным тоже не верил. Почти так же, как клоунам в детстве. Им я тоже не верил, потому что всегда было понятно, что перед тобой просто усталый взрослый человек, который зачем-то размалевал свое лицо, надел дурацкий парик и гримасничает. Нет, я, конечно, смеялся над репризами и шарадами, но не потому что это было так уж весело. Просто все вокруг смеялись, и мне казалось, что нужно вести себя так же, не зря же они за животы-то хватаются. Ведь если не будешь вести себя так, как все, то о тебе могут сказать “Ты какой-то странный”. А эта фраза, по моему тогдашнему мнению, была сродни проклятию. Никто же не хочет дружить со странным, засмеют же.

Но немому кино я не верил по другой причине. Оно казалось мне ненатуральным, наигранным и надуманным. Их примитивные гэги, застывшие позы красавиц типа Веры Холодной, карикатурные злодеи – все они ведь абсолютно не похожи на реальных людей и на то, что каждый день видишь собственными глазами. Разве в реальной жизни можно лишь единожды взглянув на человека, сказать “Это - мерзавец”. Или “А вот он – хороший человек, очень хороший, правильный”. Там же все так и есть, когда слова невозможны, приходится общаться посредством мимики и жестов, а они-то выдают сразу.

Так что, я всегда относился к немому кино не как к искусству, а как к определенной вехе достижений технического прогресса. Типа овечки Долли. “Смотрите, мы можем показать вам прибытие поезда! Что, испугались? Так-то вот!”. Только теперь вся эта ненатуральность стала абсолютной реальностью, склоняющейся к обыденности. А я, стало быть, аномальным явлением в ней. И если предположить, что здесь все устроено со скоростью шестнадцать кадров в секунду, а мы продолжаем оставаться в своих двадцати четырех, то становится понятно, почему так дерганы и стремительны движения у окружающих, а также то, почему мы привлекли к себе такое пристальное внимание. Мы просто движемся медленнее, гораздо медленнее и кажемся им катастрофическими тормозами.

Господи, что за бред я несу! Мне очень захотелось сесть, обхватить колени руками и сказать вслух самому себе “Что это за бред, в самом деле! Так не бывает! Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда! И нигде! И никаким образом! В немое кино он видите ли попал… Еще скажи к инопланетянам на тарелочку! Думай, шевели мозгами, должно быть еще какое-то объяснение”. А потом стукнуть себя пару раз ладонями по лицу, охнуть и все сразу отгадать.

А еще очень хотелось моргнуть и оказаться не здесь, а в совсем другом месте. В маленькой комнате, где есть двуспальная кровать, застеленная синим покрывалом, трельяж, пара стульев и больше никакой мебели. Правда в углу там стоит сломанная стиральная машина, а на ней такой же неисправный ламповый телевизор, но это же не мебель? В этой комнате бежевые обои в цветочек, шторы с точно таким же рисунком, а еще там висит желтая пластиковая люстра на два плафона, которая не работает, потому что сломан выключатель. Но его никто не чинит, ведь этой люстрой давным-давно не пользуются, а свет в этой комнате берется или из окна (это когда светло), или из маленькой настольной лампы, которая стоит на трельяже. Рядом с ней расположилась магнитола и из нее доносятся звуки какой-нибудь хорошо знакомой и любимой песни.

***

Например, Кейт Буш. Когда она поет “we rise our hat to the strange phenomena”, то действительно хочется сорвать с себя шляпу, если, конечно, оная наличествует. Или Джим Кроче, ему так и тянет подпеть “If I could save time in a bottle…”, а потом представить, как бы это могло быть, если. Или баэзовская “Diamonds and rust”, о которой всегда хочется так много сказать, но чувства почему-то не помещаются в слова. Или что-то еще, давным-давно знакомое, но не утрачивающее своей прелести вместе с каждым прожитым годом. Таких песен так много… А музыки, вообще музыки, в принципе музыки, так и еще больше.

Ее настолько много, что никакой жизни не хватит для того, чтобы прослушать хотя бы сотую ее часть. И когда попадаешь в какое-то место, где продаются все эти пластинки, то стараешься даже не думать, сколько же здесь есть всякого разного, потому что такого числа ты попросту не знаешь. Но среди многообразия музыки существует та самая маленькая часть, которой дозволено проникнуть в твою личную вселенную. Ведь она же не для всех, пускай всегда бывает приятно узнать, что твои любимые мелодии интересны еще кому-то. Это сплетенье нот звучит для тебя одного. Только для тебя.

И всегда ведь можно найти время, выкроить десяток-другой минут в абсолютно любой, даже самый загруженный день, для того, чтобы устроить себе встречу со своей самой любимой музыкой.

А она заперта в какую-то странную механическую оболочку и звучит из динамиков мигающей разноцветными лампочками штуковины. И у всей этой аппаратуры есть самые разные градации, технические характеристики и ценовые различия, но они ведь тебе абсолютно неинтересны. Для тебя самое главное что звучит, а уж как… Нет, если из динамиков что-то шипит, свистит и булькает, то это уж ни в какие ворота… Но все равно… Никакая супермодная и сверхнавороченная система не позволит испытать то особое чувство, которое проявляется в тишине внутреннего монолога, если это не твоя музыка, если это не те самые слова и ноты, которые въелись в память и безошибочно точно легли на какое-то прошедшее уже событие или след времени. Давнего и, быть может, даже непрожитого времени, которое незаметно свило в душе уютное гнездышко.

А когда-то… Когда-то и самому хотелось быть причастным к музыке. Она так громко звучала внутри, и казалось, что нужно, нет, просто необходимо исторгнуть ее из себя, выпустить на белый свет, чтобы кто-то другой тоже смог ее услышать. Откуда-то появлялась гитара, разучивались первые аккорды, а непривыкшие к холодным поцелуям струн пальцы горели и покрывались мозолями. Но к ним, к этим мозолям, можно было прикасаться с каким-то незнакомым удовольствием, воспринимая их как тайный знак причастности к музыке. Вечером приходили друзья, вы находили какую-нибудь незаметную скамейку где-то на отшибе и хором пели свои любимые песни. Причем не просто так пели, а вкладывали в них себя, насколько это было возможно. А рядом сидели девчонки, знакомые и не очень, которые молчали и внимательно слушали ту песню, которую поешь ты, а потом просили спеть еще чего-нибудь. И начинало казаться, что из-за этого своего умения видишься им каким-то особенным, не таким, как все остальные. От этого хотелось напустить на себя немного таинственности, начать употреблять в разговоре плохо знакомые самому музыкальные термины, считая, что подобные речи добавят тебе еще несколько призовых баллов. Было так приятно от того, что тебя считают вот таким, хотя на самом деле ты не так уж сильно соответствовал этому образу.

А потом, случайно попав в какую-то другую компанию, можно было с удивлением узнать, что те самые девчонки умеют играть гораздо лучше, а уж что касается голоса, то тут вообще никакого сравнения и быть не может. Сразу припоминались собственные пафосные речи, и хотелось вести себя как можно тише и незаметнее, чтобы никто не вспомнил ненароком о них. Или просто побыстрее исчезнуть.

Потом неожиданно выяснилось, что на музыку может не хватать времени. Или расхотелось ей с кем-нибудь делиться. Просто как-то не особо важно это стало и все тут. Да и сама музыка стала звучать внутри все реже и тише. Или совсем перестала. Это, конечно, не означало, что она исчезла из этого мира насовсем. Она есть, просто теперь ее стали писать другие люди, и необходимо лишь наловчиться распознавать нужные звуки в водопаде информации. Она же, эта музыка, не оказалась “убитой на этой войне”, потому что еще хуже бывает. Есть же, например, люди, которые пишут музыку для мобильных телефонов. Как это вообще может быть – специальная музыка для мобильников! Она, конечно, нужна, ведь для того, чтобы узнать о поступлении вызова, нужно услышать звонок. Но как-то сложно представить, что эти самые трели и треньканья – это та самая музыка, которая звучит внутри написавшего ее человека. Насколько же нужно было исковеркать то самое, играющее и пронизывающее, для того, чтобы таким вот образом зарабатывать. И поняв это, задаешься вопросом – возможно ли это было бы для тебя? Конечно, сам себе ответишь, что невозможно, что так нельзя, но кто знает, как могло бы статься…

А каким-нибудь мартовским вечером, сидя у себя в офисе, вдруг услышишь из магнитолы, что стоит на подоконнике или в шкафу между скоросшивателями, свою любимую мелодию. И ведь в этот момент не станешь думать ни об авторах нетленок для мобильных, ни о том, что когда-то хотел извлечь из себя. Просто улыбнешься, потом заметишь багряные отблески заходящего солнца на стене, вспомнишь что-то и будешь слушать музыку. Ту самую музыку, которой бесконечно много, которая существует только для тебя и которая является твоим личным мостом в собственные воспоминания.


***

Но чуда не случилось, и музыка не взялась вдруг из ниоткуда. Только этот молчаливый монолог смог сделать нечто другое, наверное, гораздо большее, чем тихий релакс в обществе знакомых нот. Я успокоился. Не то, чтобы совсем, но стало уже гораздо легче, и мое состояние начало напоминать то, что случается с водителем, который только что, буквально пару минут назад, чудом избежал попадания в крупную аварию. Только с точностью до наоборот. Такой водитель с самого начала, с того момента, когда все вокруг него непривычно задвигалось, заискрило и заскрипело, обычно бывает очень спокойным, как тот сфинкс. И если его спросить, только сразу спросить, вот только он отъехал от места крушения, так сразу взять и спросить, как ему удалось сохранить самообладание и твердую выдержку, то можно услышать в ответ примерно следующее:

- Эээ… Даже не знаю, как-то само собой вышло. Удивительно, да? Вроде бы должен был запаниковать, а ведь все сделал, как по учебнику – мягкий тормоз, поворот руля… Автоматически так. Словно каждый день в авариях практикуюсь.

Потом он еще чего-нибудь скажет, рассмеется даже и вдруг – хлоп! В одну секунду ему станет понятна простая вещь: вот он сейчас сидит здесь, за рулем своего даже не поцарапанного автомобиля, а ведь мог бы сейчас лежать между обломков и покореженного железа. Запросто мог бы. Он сейчас живет, чувствует запахи, ощущает холод или тепло, а ведь мог бы и не… Причем тоже запросто. И все это, оно ведь прошло очень близко… Настолько близко, что зацепило его своим дыханием. И тогда водитель так дернется всем своим телом, после чего станет другим, не таким, как за секунду до этого. Скажет, что не мешало бы водки выпить, будет долго гладить руль, словно уговаривая себя, что ехать все-таки надо. А потом медленно так поедет туда, куда еще полчаса назад он ехал с гораздо большей уверенностью. Просто у него автопилот выключился, и организм перешел на ручное управление.

А у меня, стало быть, этот самый автопилот только что включился. И хорошо, лучше поздно, чем никогда. Но пока он работает, нужно сделать как можно больше, причем начать следует прямо сейчас. Ведь мне не ведомо время беспрерывной работы этого таинственного внутреннего агрегата и это означает, что я в каждую следующую минуту могу вновь вернуться к состоянию растерянного и истерящего идиота.

Первым делом я вернулся к Максу. Он лежал на том же месте, куда упал после спринта за моей тенью и, подложив сумку под голову, рассеяно смотрел в небо. Заметив меня, Макс лишь скосил глаза в мою сторону, даже не изменив при этом позы. Я сел рядом и для того, чтобы как-то его расшевелить, шутливо ткнул кулаком в бок, после чего стал водить над раскрытой ладонью пальцами, сложенными в щепоть. Тут в Максе словно пружина какая-то распрямилась, он понял меня практически мгновенно, лихим ковбойским жестом извлек откуда-то из кармана помятую книжицу кроссвордов вместе с шариковой ручкой и протянул их мне.

Я прямо на обложке написал единственную фразу: “Ты помнишь черно-белые фильмы?” и, не выпуская бумаги из рук, показал написанное Максу. Он читал долго, может быть, даже задом наперед, потом потряс головой и вопросительно уставился на меня. Тогда я широко развел руки в стороны и замахал ими, словно стараясь обнять разом все окружающее, а потом снова ткнул пальцем в фразу на обложке сборника кроссвордов. Макс долго смотрел на меня непонимающим взглядом, после чего, становящимся привычным жестом постучал себя пальцем по виску.

“Тогда как еще ты можешь объяснить все это”, – приписал я внизу, чуть подумал и добавил к этой фразе четыре жирных восклицательных знака. Хотел еще пятый поставить, да Макс не дал. Он буквально вырвал у меня из рук книжку и впился в нее глазами, а прочитав, посмотрел на меня с какой-то нездоровой злобой, потом перевернул страницу и начал писать.

Он писал минут пять, практически не отрываясь от этого занятия, и лишь изредка поднимал глаза куда-то вверх, словно где-то там была прикреплена шпаргалка. Увидев подобную увлеченность, я подумал, что это затянется еще на неопределенное время, и принялся разглядывать серые волны и разложенный в том же цвете закат, из-за чего едва уловил тот момент, когда Макс остановился и швырнул книжку мне на колени.

“Ты хочешь знать, что я, черт возьми, думаю”, – написал он. – “Ничего. Не могу думать, думалка сломалась. Да и как вообще все это можно понять? Я пробую, но, кажется, что легче сойти с ума или умереть. Да и лучше, пожалуй. Потому что как такое может быть вообще? Я всегда считал себя человеком неглупым, у которого голова относительно неплохо варит, но сейчас чувствую себя абсолютным тупицей. Да еще ты масла в огонь подливаешь со своим немым кино. Это что же, нас сейчас где-нибудь на пленке крутят, а кто-то сидит в зале, пьет пиво, хрустит чипсами, показывает на нас пальцем и уссывается? Ты хоть одного Чарли Чаплина здесь видел? Я тоже не видел. А если поверить тебе, то существует еще какое-нибудь место, где все, как в цветном кино: и Терминатор там бродит, и Бэтмен летает, и черепашки-ниндзя у каждой второй палатки милостыню просят на хлебушек. Это бред, абсолютный и фантастический бред!

Черт возьми, ты хоть во что-то поверил, хоть какую-то точку опоры для себя нашел, а я не знаю…”

И ниже, еще очень много раз были написаны эти два слова – “Не знаю”. Макс извел на них два листа бумаги. Два листа разговора.

Я в задумчивости почесал подбородок. Почему-то ощущение пробивающейся щетины всегда придает мне маленькую толику спокойствия, наверное, почувствовав пальцами эти маленькие волоски, я еще раз убеждаюсь, что все нормально – я живу и функционирую, вот утром еще ничего не было, а сейчас уже появилось, значит, процесс идет своим чередом… Но дело не в этом. Оказалось, что Макс был напуган гораздо сильнее меня. А я еще от него убегал. Совестно, конечно, но оправдываться будем потом, в милиции, а сейчас необходимо что-то делать. Я выдернул из его пальцев ручку и принялся писать ответ.

“Послушай, не надо так утрировать, я ведь не говорю о том, что мы именно в немом кино, просто это какое-то место, где все устроено именно подобным образом. Ведь есть же Бермудский треугольник и масса подобных ему аномальных мест. Это может оказаться таким же, одним из них, просто не очень известным.

Поэтому надо подумать, как отсюда можно выбраться. А немое кино - это только для того, чтобы все было понятней, ведь согласись, похоже, да? У меня в голове уже что-то складывается, но, боюсь, что один я не справлюсь, поэтому мне нужна твоя помощь.”

Про то, что в голове у меня уже идет какой-то процесс, я, конечно, наврал. Там все только крутилось и требовало немедленных действий, пусть каких-нибудь, только прямо сейчас. Но надо же было как-то Макса растормошить, а что может быть лучшей приманкой, чем мелькнувшая надежда. Макс внимательно прочел мое новое послание и посмотрел на меня уже не со злобой, а с какой-то усталостью. Потом он защелкал пальцами (точнее, я понял это по их движению), выражая этим жестом просьбу вернуть ему ручку.

На этот раз Макс писал не с такой галактической скоростью, он время от времени останавливался, перечитывал выведенные им строки и покусывал колпачок, соображая, чем бы можно было продолжить слегка заплутавшую мысль. Наконец, он закончил, еще раз все перечитал и протянул книжку мне.

“Бермудский треугольник, говоришь? Это хотя бы как-то можно объять мозгами. Только вот что… Если о нем никто не знает, то, возможно, отсюда еще никто не возвращался. Такие вот дела.

Нам, наверное, просто надо идти. Куда-нибудь. Прямо, не сворачивая. Тогда, может быть, выйдем. А лучше всего будет пойти по шпалам железной дороги назад, туда, откуда мы приехали. Очень часто бывает так, что выход находится в том же самом месте, где и вход. Сам посуди: если мы приехали сюда оттуда, где все было нормально, то это самое “оттуда” должно находиться где-то там, на другом конце этой ветки.

Вот что я думаю. Других идей нет.”

Неожиданно оказалось, что Макс – это не какой-нибудь там случайный попутчик. Он просто гений. Самый обыкновенный замаскированный гений. Ведь все же было так просто, ядрена кочерыжка! Я ткнул пальцем в записи и показал ему большой палец, мол, круто ты придумал. Потом, точно так же как он недавно, выдернул из его пальцев ручку и начал отвечать. Стало почти темно и поэтому буквы скакали вкривь да вкось, но я надеялся, что Макс все же сумеет разобрать мою писанину. Да, в конце-то концов, если не разберет, я ему на песке нарисую или на пальцах объясню!

“Это круто, Макс! Ты даже сам не представляешь, насколько это круто! А я еще хожу, голову ломаю зачем-то, просто надо было сразу к тебе обратиться. Выход там же, где вход – это прямо как в супермаркете. Пошли прямо сейчас, а?”

Макс долго вглядывался в мои пляшущие строки, тер и щурил глаза, потом протянул мне листок, указал пальцем на слово “ломаю” и вопросительно нахмурил лоб. Вместо ответа я просто чиркнул зажигалкой и поднес маленький огонек поближе к бумаге, типа, моя соображалка тоже хоть на что-то годна.

Потом Макс улыбнулся. Первый раз за все это время улыбнулся. Это было здорово. Даже надежды дополнительной добавляло. Однако, когда он прочитал все до конца, то отрицательно покачал головой, затем быстро написал пару фраз и передал свое послание мне.

“Давай утром пойдем, я как-то перегрелся внутренне от всего и теперь нужно остыть. Сил никаких, организм требует подзарядки, поэтому давай поспим, а вот завтра с утра и пойдем. А то еще забредем в темноте в другое кино, туда, где персонажи фильмов ужасов живут.”

Я отлично его понял. У меня тоже такое случается. Как только произойдет что-то неприятное или поругаешься с кем-нибудь близким, но не просто так, а серьезно поругаешься, то сразу начинает очень хотеться спать. Этакий психологический щит. Причем можно уснуть прямо в одежде, не раздеваясь и проспать так полдня, а то и больше. А потом, когда проснешься, все воспринимаешь гораздо спокойней, как-то отстраненно и сразу находятся правильные слова или верное решение. Поэтому я всего лишь покачал головой, соглашаясь с Максом, и прилег рядом.

Но поспать у меня не вышло, видимо, тот самый моторчик, который с таким трудом завелся внутри, никак не хотел останавливаться. Вот Макс, так тот буквально за минуту отрубился и теперь сопел себе спокойно, а я ни в какую. Где-то полчаса себя уговаривал, обещал, что все случится завтра, что для этого мне необходимо много сил, а чтобы они появились, непременно нужно поспать. Фигушки, никакой ответной реакции. Тогда я бросил это бесполезное занятие и просто стал смотреть вверх. В небо.

Вот странно… Насколько бы небо не темнело, его ведь никто не называет черным. Просто говорят “темное небо”. Или, там “стемнело”. Наверное, оттого, что какая бы не была длинной ночь, небо никогда не темнеет полностью, в нем всегда остается кусочек света. Пусть крохотный, но он все же есть. А вот здесь небо было именно черным. И на этом небе были звезды. Самые разные звезды. И крупные, и мелкие, и яркие, и тусклые. Я давно их так не видел.

Что-то подобное случилось со мной в армии. До дембеля оставалось месяца три и это значило, что я могу себе позволить практически все, что угодно. А еще заканчивалась зима, и какое-то непонятное чувство ворочалось в груди, перемешиваясь с этим самым ощущением свободы, а также с тоской по дому, предвкушением того, как все будет, когда я вернусь, осознанием собственной юности и еще с чем-то таким, о чем я уже давно забыл. Как-то вечером, после ужина, я вышел из казармы покурить. Чиркнул зажигалкой, затянулся, посмотрел вверх – и все. Сразу забыл и про сигарету, и про армию, и про себя самого. Там такие звезды были, я даже и не думал никогда, что это настолько… Настолько больше меня, наверное. Их же не сосчитаешь даже, а ведь есть еще планеты, которые около них крутятся. И еще кометы всякие, метеориты там… И есть я, который невыразимо меньше этого, но может увидеть сразу столько много звезд. Одновременно больше и меньше. С того дня я стал практически ежедневно выходить смотреть на звезды, и всякий раз это было как-то по-особому ново. А потом вернулся домой и почему-то забыл об этом. Зря, наверное, забыл.

И вот теперь я лежу здесь, под каким-то другим небом, в каком-то странном незнакомом месте и смотрю на звезды. А они совсем другие. И мне очень жалко, что я больше не помню названия созвездий, кроме какой-то там Медведицы. Ну, той, у которой ковш есть. Еще помню, что есть Южный Крест, но он складывается в небе только в другом полушарии, и поэтому я его никогда не видел.

Те люди, которые здесь живут, они, наверное, тоже не знают созвездий. А если и знают, то не могут об этом никому рассказать, потому что у них нет никакого словарного запаса. Даже интересно, как они вообще живут-то? Как можно жить, изъясняясь исключительно выражением лица и движением рук? У них, видимо, все по-другому, совсем иной уклад жизни, непохожий на наш. Они, должно быть, не сделали массу открытий, потому что не могли обсудить друг с другом то, чего еще нет, ведь как это показать на пальцах? Или же, наоборот, продвинулись гораздо дальше, не отвлекаясь на пустопорожние споры. У них не должно быть театров и концертных залов, ведь здесь невозможно играть спектакли и писать музыку. Ну, разве что театр мимики и жеста. А музыку они читают в нотах – кто-нибудь их пишет, а остальные читают и музыка звучит прямо у них в голове. И не нужны никакие инструменты, она просто играет внутри и все. Хорошо им, я бы тоже хотел, чтобы у меня в голове звучала музыка, без всякой помощи портативной техники. Хотя нет… Глупость это, откуда же взяться нотам, если их никто не слышал? Да и алфавиту тоже, ведь эти самые палочки и кружочки, они произошли из тех звуков, которые мы издаем. Значит, книг, газет, журналов и остальной печатной продукции у них тоже не должно быть. Но откуда тогда взялся на вокзале киоск с прессой? И что там продают? А может быть, у них существуют какие-то другие виды искусств, недоступные моему пониманию?

А бизнес? Интересно, насколько он у них развит и как это вообще происходит? Ведь телефонов тоже нет, зачем же они нужны, когда в них ничего сказать нельзя? Или же переговоры… Вот собираются несколько человек за круглым столом, солидные такие, холеные, в дорогих костюмах и часы у каждого поблескивают тоже не дешевые. Собрались, сели, и давай друг другу рожи корчить! Да и что в таких условия можно было бы продавать? Не знаю. У них все должно быть гораздо меньше завязано на деньгах.

И, возможно, они даже гораздо добрее, ведь самое обидное и неприятное, что только может быть – это слова. Они въедаются в память и остаются там практически навсегда. Вроде бы уже и не вспоминаешь, забыл давно, но иногда так накатит и станет настолько неприятно… Противно даже. Ведь знаешь, человек специально хотел тебя обидеть, а ведь все равно… И самое гадкое во всем этом то, что начинаешь даже сомневаться, а не правда ли это? Вроде бы точно знаешь, что и сам не такой, и делал все совсем не так, только лишь… Уж лучше бы в глаз сразу и все дела.

Или, к примеру, вранье. Как здесь можно врать, когда нет слов, которыми это можно сделать? Не так пальцы загнуть или гримасу фальшивую состроить? Тогда что же получается – они здесь совсем не врут, что ли? Быть такого не может. Нет, это очень хорошо, когда можно не врать, это правильно, но представить, что так живет целый город? Подобные вещи находятся за гранью моего понимания. Значит, врут. И именно своей мимикой и своими жестами. А это же еще хуже, ведь врешь не словами, а телом. Своим собственным телом, тем, которое у тебя одно-единственное и которое у тебя всегда с собой, каждую секунду.

Я приподнялся на локте, вытащил пачку сигарет и закурил. Передо мной вдруг возникла дилемма – из этого места так хотелось побыстрее свалить, но оно было очень интересным. Может быть, задержаться здесь на пару деньков, а уж потом по тундре, по железной дороге? Серьезный вопрос, такие дела на трезвую голову не решаются, нужно хотя бы символически, для дальнейшего ускорения мыслительного процесса. Я нашарил в траве бутылку виски и резким движением свинтил у нее пробку. Вот и пригодился подарок этого странного проводника. Хотя что-то тут все-таки нечисто, какое-то тревожное ощущение у меня осталось и от него, и от его подарка. Конечно, вискарь такой выдержки – это не самое…

Стоп! Я еще раз вгляделся в цифры на этикетке и даже пару раз сморгнул для достоверности, что это мне не почудилось. Но ничего не изменилось.

Похоже, теперь меня осенило!

Макс долго не мог понять, что же, собственно говоря, происходит. Только что он спал и видел сны, причем, должно быть, такие, в которых все нормально. То есть все остановилось в том состоянии, в каком было на сегодняшнее утро. Причем сны эти были очень реальные, такие, когда не понимаешь, явь это или нет. И вдруг его сон начало трясти, словно в нем дефект какой-то выискался. Максу понадобилось довольно много времени, чтобы понять, что это не сны, а он сам трясется. Точнее сказать, его трясут. Не знаю, так ли все было на самом деле, но именно это отразилось на его лице в момент пробуждения.

Надо было ему как-то объяснить все… Причем не просто так, а убедительно, ведь обычному рассказу он не поверит. Я бы тоже не поверил на его месте, поэтому нужно как-нибудь по-особенному…

Вот только как? Я ведь даже написать ничего не могу, темно же, Макс ничего не разглядит. Остается опять пантомиму показывать. Я изобразил процесс писания, поводил сложенными пальцами по ладони, потом потер глаза и схватился за голову, типа, нужно столько сказать, но не знаю как. Макс в ответ лишь вопросительно дернул подбородком и пожал плечами. Тогда я начал подсовывать ему под нос бутылку, тыча пальцем в этикетку и выпучивая глаза. Макс посмотрел на меня с недоумением, потом зачем-то полез в свою сумку, достал оттуда фонарик, включил его и посветил мне в лицо. Его запасы прямо-таки неисчерпаемые! Возможно, что где-то в глубине его сумки прячется ручной бегемот или инопланетный кролик. Но удивляться этому факту было некогда, и поэтому я просто вырвал фонарик у него из рук, схватил ручку с бумагой и принялся писать.

“Смотри на этикетку! Тринадцать лет выдержки! Тринадцать!!! Так не бывает! Бывает двенадцать или восемнадцать, а тринадцатилетний виски не выпускают! Помнишь, откуда у меня эта бутылка? Мне ее проводник дал. Именно что не продал, а подарил. Я тебе не успел рассказать про него, ты уже уснул тогда. Он такой странный был, все про чудеса какие-то говорил, спрашивал хороший ли я человек, а потом вот эту бутылку дал. Бесплатно.

Мне кажется, что это неспроста. Я даже уверен в этом. Это знак. И нам нужно сейчас ее выпить. У меня такое ощущение, что если мы это сделаем, то что-то может измениться.”.

Макс прочел мое сообщение об удивительном открытии, потом как-то странно посмотрел на меня, покрутил распахнутой ладонью у головы и начал писать ответ. Я читал его практически в режиме реального времени, потому что нетерпеливо заглядывал Максу через плечо.

“Значит, ты считаешь, что этот проводник – колдун. А виски – волшебное зелье. Вот мы его сейчас выпьем и сразу станем разговорчивыми эльфами с крылышками. Так? Просто очумительно, я даже слов не подберу, чтобы как-то поименовать твой бред. Но ладно, допустим, я поверил. И чего тогда? Тут какая-нибудь инструкция по применению есть? Правильно, нету. Только состав, причем стандартный для любого виски. Представь – мы ее сейчас выпьем, и что дальше? Ты же не знаешь, для чего это и сколько его надо? Я тоже. Вот возьмем и переберем, тогда не только онемеем, но и ослепнем. А слепого кино ведь пока не придумали. Давай лучше поосторожнее будем, сейчас выспимся, а завтра попробуем смотаться? ”.

А как я еще хотел? Типа Макс сразу проникнется, мы разопьем бутылочку и сразу исцелимся? Я бы на его месте тоже ни за что не поверил, он ведь не встречался с проводником. Да и объяснил я плохо, бездарно даже… Но что теперь делать мне? Я-то все видел, я все понимаю? Понимаю, что все они как-то связаны. Проводник, бутылка, нехорошее число на этикетке, эти море, пляж и весь город – все они звенья одной цепи.

Я решил поступить очень просто. Без объяснений. Просто отвинтил пробку и сделал глоток. Светло-коричневый самогон обжег горло и рухнул куда-то вниз, в меня. На вкус обыкновенный виски, ничего такого необычного. Я глотнул еще раз и протянул бутылку Максу, но он в ответ лишь резко замахал руками и отрицательно затряс головой. Я лишь плечами пожал. Ну ладно, пусть тебе будет хуже, потом, когда со мной уже все случится, ведь сам придешь и попросишь. Поднявшись на ноги, я приставил два пальца к виску и жестом белогвардейского поручика отсалютовал Максу, после чего пошел к воде. Там сел и обернулся. Макс снова устраивался спать. Зелье пока не действовало. Внутренний моторчик продолжал вращаться. Что ж, если мои предчувствия меня обманывают и это просто виски, а цифра на этикетке – банальная опечатка, так хотя бы напьюсь по-человечески.

***

Я довольно долго не пробовал спиртного. Даже по меркам того времени, что уж говорить о сегодняшнем. Почему-то не интересовало меня это занятие, всегда что-то другое находилось. И со мной не происходило таких историй, о которых обычно принято рассказывать в компаниях, когда определенная часть вечера прошла, а градус беседы уже поднялся. Ну, типа, как в детстве случайно, по ошибке, вместо морса глотнул наливки. Или как пошли с папой в парк культуры и отдыха на каруселях покататься, а в тот день было жарко, и папа купил себе пива. Тот, кто все это рассказывает, подумал, что это лимонад и выпил его изрядно, после чего начал колобродить. Такие вот истории. Которых со мной не происходило. Почему-то.

Так что впервые я встретился с алкоголем по обоюдному желанию. Конечно, были еще случайные пересечения в каких-то компаниях, но так, чтобы по-настоящему, чтобы сильно… Спиртное у нас всегда стояло в шкафу. В том его отделении, где висят пиджаки, халаты и пальто, а внизу лежат меховые шапки и просто пустые коробки из-под чего-то. Как раз между ними всегда были припрятаны несколько бутылок водки. Типа припрятаны, если честно, ведь все прекрасно знали, где они живут.

Причем еще одна интересная штука была… До того момента, как водка стала дефицитом, она там не пряталась. И вообще нигде не пряталась, просто не было такой необходимости, никто ведь особо не потреблял, а если возникала нужда к какому-то празднику, то можно было ее просто заранее купить. Но как только для ее покупки стали требовать карточки, так она тут же появилась в шкафу. На всякий случай, не пропадать же добру… Забавно, однако.

Так вот, тогда был праздник какой-то, и я оказался дома один. Почему не помню, но так случилось. Делать было нечего, и я подумал: “А не выпить ли мне водки? Так вот, по взрослому, взять и выпить водки?”. Не то чтобы мне очень ее хотелось или нужно было узнать, что это такое – быть пьяным, а просто интересно стало. Я залез в шкаф, вытащил оттуда водку, а она разная оказалась. “Столичная”, “Кубанская”, еще какая-то… И я подумал: “Вот “Байкал”, он ведь почти такого же цвета, как “Бахмаро”, а вкус разный. И мороженое тоже – сливочное от молочного по цвету не отличишь. Значит, водка тоже как-то различается, вот только бы еще понять, как.” А как поймешь, пока не попробуешь, поэтому я решил ее продегустировать. Чтобы понять, чтобы во вкусах ориентироваться. Это потом я узнал, что есть напитки, которые различаются не по вкусу, а по количеству выпитого. Тогда ведь не знал же.

Короче, надегустировался я хорошо. Можно даже сказать сильно. Ее ведь, водки этой, много было. С какого-то момента отключился, где и как заснул – не помню, нащупал себя только утром в своей постели. А похмелья нет. Я же слышал, что оно должно быть, видел, как люди мучаются, а его нет. Даже обидно стало, словно обделили чем-то. И тогда я стал изображать похмелье. Ни для кого, не стараясь кому-то показать, как мне плохо, а для себя самого. Глупо, наверное, сам сейчас не понимаю зачем, но я это делал. Смотрел на свое отражение в зеркале мутными глазами, осторожно ощупывал голову, а потом пробрался на кухню, вытащил оттуда недопитую бутылку вина и прямо из горлышка познакомился с таким занятным изобретением человечества, как “Агдам”.

А еще… Еще один раз было очень смешно. Был Новый год и у кого-то из нас родители уехали праздновать его за город, оставив свою квартиру нам на поругание. Откуда-то сразу взялось вино сухое в немереном количестве, мы его пили, потом смеялись, потом еще пили, кричали из окна “С Новым Годом, люди!” и снова пили…

В один момент меня словно что-то такое стукнуло, и я сказал.

- А пойдемте отмечать Новый Год в Турцию?

Надо заметить, что Турция тогда – это далеко не то же самое, что Турция сейчас. Сейчас она – то же самое Черное море, просто с другой стороны и особой разницы между ней и Сочи или Ялтой, в общем-то, почти нет. А тогда? Чем тогда была для нас Турция? Заграницей она была. Все, что о ней было известно – там раньше султаны были (а, может быть, и сейчас есть), там люди ходят в таких странных красных шапках и еще у них футбольные клубы с абсолютно непроизносимыми названиями, “Трабзонспор” там. Или “Фенербахче”. Вот и все, собственно. И откуда эта Турция взялась в тот момент в моей голове? Ума не приложу.

Но на меня почему-то не посмотрели, как на идиота, лишь кто-то заметил, что Турция отсюда очень далеко.

- Да ладно вам! – с убежденностью в голосе ответил я. – Я все разузнал, Турция – она здесь рядом, за автобусным кругом сразу. Пошли, посмотрим, как турки Новый Год празднуют.

И пускай всем было известно, что за стоянкой автобусов находится Костромская улица, а никак не Турция, мы пошли. Причем молча. Молча собрались, молча оделись и молча вышли из дома.

Когда все подошли к автобусному кругу, я вдруг упал в снег и зашипел на остальных:

- Падайте! Падайте быстрей! Здесь могут быть пограничники!

То, что все упали, уже даже не было странным. Наверное, знатная картина была – новогодняя ночь, холодно, темно, а по автобусной стоянке, лавируя между автобусами, десяток полупьяных подростков ползет в Турцию.

Естественно, что ни в какую Турцию мы не попали, просто поползали минут десять, поднялись и пошли обратно. Но вот что странно… Ни позже, ни наутро, ни потом никто об этом так ничего и не сказал. Я до сих пор не знаю точно – они тоже прикалывались или правда поверили?


***

Я сидел на берегу, методично уничтожал виски, и время от времени пристально изучал свое состояние. Ничего не менялось. Никаких волшебных превращений, толчков изнутри, внезапных озарений – ничего не было. Но я уже почти и не думал ни о своих догадках, ни о том, что моя гипотеза оказалась, похоже, фальшивой. Просто сидел и пил виски.

А еще я курил. Быстро и много, практически с пулеметной скоростью. Почему-то когда выпьешь, то хочется много курить. Наверное, под воздействием чар зеленого змия что-то изменяется внутри, и начинаешь ощущать себя не собой, а кем-то другим. Иным загадочным персонажем, который просто забрел сюда на огонек промочить горло. И у него в руке обязательно должна дымиться сигарета, для того, чтобы этот ореол таинственности материализовался в струйку сизого дыма. Ты (то есть он) говоришь так неторопливо, спокойно и уверенно, потом делаешь глубокую затяжку и опять что-то говоришь… И тебе кажется, что те люди, которые тебя окружают, они обязательно сейчас думают “Какой он все-таки интересный человек”.

Вообще-то, тебе это только поначалу кажется, а потом ты просто хочешь курить, когда выпьешь, потому что одно уже практически не отделимо от другого. Привычка такая.

Сигареты кончились быстрее, чем я предполагал. Просто в один момент пошарил в пачке, а там ничего нет. Пусто. Можно было бы у Макса попросить, но он ведь спит, а еще раз будить его по пустякам не хотелось. Я пошарил глазами в поисках бычков и с разочарованием выяснил, что все это время бессовестно засорял море и теперь оно, похоже, мне отомстило. Не было ни грамма, ни затяжечки. Отвратительно! Я со злости запустил в море увесистый камень, а потом даже ногой топнул, но сделал это неуклюже, поскользнулся и ударился спиной оземь. Головой не ударялся, но от встряски, вызванной падением, в ней все равно что-то словно переключилось, и я вспомнил…

Вспомнил одну вещь. Уходя из купе, я оставил на столе начатую пачку сигарет. Еще так внимательно посмотрел на нее, но почему-то решил не брать. А в ней еще штук восемь оставалось, как раз, чтобы до утра спокойно дотянуть. Правда, туда нужно было еще как-то добраться… Но ведь алкоголь уже вовсю носился в моей крови и, каким-то только ему ведомым образом, нейтрализовывал страх. Да и что тут, собственно, такого? Сейчас ночь, все уже давно спят, шанс кого-то встретить минимален, и идти тут, вообще-то, не так долго, минут через пятнадцать уже вернусь. Заодно можно будет попробовать разузнать чего-нибудь об этом месте, пока никто не видит.

Я решительно поднялся, отряхнул брюки от налипших песчинок, взял бутылку и пошел. Проходя мимо мирно спящего Макса, шутливо погрозил ему пальцем, дескать, раз не захотел со мной пить, тогда я один буду в разведчиков играть. Он словно почувствовал мой взгляд и повернулся на другой бок, прикрыв голову рукой. Ладно-ладно, спи себе, мы, разведчики-курильщики, народ незлобный и отходчивый, поутру обо всем поведаю.

Не спеша, слегка нетвердым шагом я двинулся в сторону бульвара. Тут же выяснилось, что протяженность моего забега была не такой уж значительной, всего метров двести пятьдесят, не больше, а ведь казалось, что бежал целую вечность. Не совпали ощущения с действительностью, бывает… Это хорошо, что я пошел вот таким. Пьяненьким. По-трезвому сейчас бы боялся всего и шарахался от любого шевеления травы, словно там, в ней, сосредоточилось все мировое зло, которое только и ждет момента, чтобы напасть. А так гораздо легче получается, алкоголь обычно вытравляет из сознания изрядную часть нелепых страхов, заменяя их такой же долей пофигизма. Идешь так и думаешь: “Ну и пускай. Пускай нападут сейчас, изобьют, ограбят, даже убьют. Если судьба такая, то куда ж от нее деться-то. А я вот буду себе идти. Туда идти. Куда дойти хочу. И все. И не трогайте меня, пожалуйста, все равно ведь не передумаю. А если случится чего, то тогда и буду решать, как выкручиваться.”.

Бульвар был безлюден и почти пуст. “Почти” олицетворяла собой одинокая поливальная машина, которая разбрызгивала воду, двигаясь со скоростью хорошего гоночного автомобиля. Я спрятался за дерево, подождал, пока она проедет, а потом таким же чуть нетвердым шагом пересек бульвар. Стало понятно, что мы почти не отошли от вокзала, хотя… Возвращаться – оно ведь всегда ближе, чем идти в первый раз.

Поезд стоял на месте. Я почему-то был абсолютно уверен, что он там, а не делся куда-то, не уехал, не растворился в пространстве и времени. Словно шестым чувством это чуял. До него оставалось пройти только небольшое поле… Нет, поле – это слишком громкое слово, вот большой пустырь будет все же правильнее. А на этом поле-пустыре росла трава. Обычная такая, которая во всех других местах бывает зеленой. Здесь же днем она была темно-серой, а в ночи казалась вообще черной. Уже появилась роса и от этого та картина, которая открылась передо мной, казалась еще более жутковатой – поблескивающий черный пустырь, в конце которого застыл поезд с абсолютно темными окнами, а над ним завис тонкий серп месяца. Вполне достойно фильма ужасов. Но у меня в руке имелась бутылка с “зельем храбрости” и пары объемистых глотков оказалось вполне достаточно для того, чтобы выдумать себе ободряющий девиз и зашагать дальше. “Нормальные джедаи всегда идут вперед”, – вот как он звучал.

Я приближался к поезду и думал о том, что…

… может быть, кинематограф изначально был не совсем тем, чем его принято считать. Или даже не так… Наряду с обычным кинематографом существовал еще и другой, который снимал не окружающую оператора действительность, а вот эту. Ту, которая сейчас вокруг меня. Просто кто-то выдумал аппарат, но толком не понял, как он работает. А, может быть, нашел его где-нибудь. И стал снимать. Он подглядывал истории из жизни обычных людей отсюда, а потом выдавал их за художественные постановки. И все эти звезды “великого немого”, которые почему-то не смогли перекочевать в звуковую эру –они не более, чем простые горожане, за которыми кто-то пытливо подсматривал….

Свой вагон я нашел сразу же, ведь только в одном была открыта дверь, ведущая в тамбур. Прошел по коридору, заглянул в купе… Точно! Вот они, лежат родимые! И даже не восемь штук, а десять! С чувством исполненного долга я сгреб пачку со стола, потом вышел из вагона и закурил.

Ну что же, теперь можно и последопытствовать немного. Цель номер один – здание с вывеской “Ремонтная мастерская”. Там горит свет в одной из комнат на первом этаже, поэтому будем подсматривать, чего это они ремонтируют и мастерят в такое время. Подкрадываться на мысочках из-за отсутствия звуков не было смысла, поэтому я просто подошел и осторожно заглянул.

И увидел.

То, что я увидел, сподвигло меня на неадекватные действия. Во-первых, я разбил окно. Даже в мальчишестве не бил стекла, а тут схватил палку, что есть силы стукнул и расколотил окно вдребезги. А во-вторых, влез в образовавшийся проем. Тоже нетипично для меня, никогда не любил хулиганить, но теперь выдался особый случай, для того, чтобы восполнить этот пробел в образовании. Все дело в том, что в этой комнате находилось два человека. Одним был тот самый ремонтник, который убегал от нас с Максом сегодня днем, а другим – мой старый знакомый.

Проводник.

Ремонтник отреагировал на мой необъявленный визит практически моментально – снова задергался, ускоренно заработал лицевыми мышцами и принялся тыкать указательным пальцем в мою сторону. Какой-то истерик, право слово. Проводник же лишь смерил меня взглядом, прищурился и даже не поменял позы.

- Что ж ты стекла бьешь, мил человек, они же казенные, – сказал он куда-то в сторону. – Зашел бы в дверь, как все люди ходят. А еще убеждал меня, что хороший человек, вай-вай-вай!

Он говорящий! Он говорящий, япона мама! А я могу его слышать! В тот момент я, наверное, смотрел на этого человека, как на восьмое чудо света – не дыша, не моргая, не двигаясь и даже сердце, казалось, не бьется. Проводник лишь коротко улыбнулся в ответ, а потом строго так спросил.

- И чего молчишь? Нахулиганил, понимаешь, а теперь застыл, словно столб. Ты бы объяснился, что ли, может, за тобой там волки гнались, тогда мы поймем. Или ты так быстро разговаривать разучился?

В ответ я закивал головой, а потом еще и добавил.

- Да.

Мой голос! Мой натуральный голос! Не внутренний какой-нибудь, а настоящий, тот, который слухом ловишь. Пусть слышать его было уже немного непривычно, но все-таки безумно радостно, потому что это именно он.

Хмель улетучился в одну секунду, я таращил глаза по сторонам и с разными интонациями произносил это самое “Да”.

- Чего да-то? – рассмеялся проводник. – Ты, это, говори уже чего-нибудь или я пойду.

- Как пойду? Куда пойду? Зачем пойду? – залепетал я.

- Куда-куда? – передразнил меня он. – На кудыкину гору воровать помидоры, вот куда! Что же мне теперь сиднем здесь сидеть и слова из тебя клещами вытягивать? Дела у меня. Работа.

С этими словами он поднялся, надел на голову фуражку и протянул руку ремонтнику. Тот схватился за голову и снова принялся строить гримасы. Проводник терпеливо дождался окончания мимического припадка, после чего два раза коротко кивнул, хлопнул ремонтника по плечу и повернулся ко мне.

- Ну, ты и напугал беднягу, ни за что не хочет с тобой наедине оставаться. Пойдем-ка со мной, поговорим как раз, небось соскучился уже по разговорам-то?

Не дожидаясь ответа, он прошел мимо меня и направился к двери. Я в растерянности посмотрел на ремонтника. Он заметил мой взгляд и замахал руками, словно пугало, нещадно терзаемое порывами ветра, дескать, проваливай отсюда, да побыстрее. В ответ я поднял вверх сжатый кулак (типа, но пасаран!), потом сжал руки над головой (мир, дружба, жевачка) и бросился к выходу.

Проводник особо не отреагировал ни на мое тяжелое дыхание сзади, ни на лицо с выпученными глазами, вдруг возникшее слева. Он лишь утвердительно кивнул самому себе, взялся пальцами за козырек фуражки и спросил:

- Ну что, мил человек, как тебе здесь?

- Зашибись! – выдал я первый пришедший в голову подходящий эпитет. – А как бы вы сами себя чувствовали: просыпаешься – и ни голоса, ни слуха? Что это такое вообще? Где мы находимся?

- В чуде, – безо всяких эмоций сказал проводник. – В обыкновенном чуде. Смотрел такой фильм, наверное? Тут, конечно, все немножко по-другому, но это все равно чудо, уж не сомневайся.

Он отшвырнул носком ботинка маленький камушек, лежавший на его пути и снова спросил.

- Ну, так что, понравилось тебе чудо-то?

- Это чудо? – переспросил я с недоверием в голосе и тут же повторил свой вопрос, но уже более нервным тоном. – Это чудо? Да это кошмар какой-то, а не чудо! Мне в самом страшном сне не могло такого присниться. Чудо – это когда хорошо, а тут…

Я обвел рукой окружающее меня чудо, потому что только подобным жестом мог выразить свои эмоции, слов на них не хватало.

- Конечно-конечно, – улыбаясь, произнес проводник. – Чудо – это сказка с хорошим концом, так, что ли? C Жар-птицей, Коньком-Горбунком и шапкой-невидимкой? Не-а. Чудо – это когда необычно все. Не так, как каждый день. Так вот. Но, попав в него, почти все стараются сбежать обратно. Ты ведь тоже хочешь, правда?

- А можно? – я вцепился в локоть проводника и дернул его изо всей силы.

- Опять хулиганишь? – резко сменил он тон и нахмурил брови.

- Да, я это так, от неожиданности, – промямлил я, оправдываясь, и отпустил его руку. – Нет, мне, конечно, интересно узнать что тут и как, но, если по правде, то ну его нафиг!

- Ну его нафиг, - повторил за мной проводник, потом хмыкнул и зашагал дальше.

Мы подошли к поезду. Проводник деловито оглядел состав, потом зачем-то почесал в затылке и раздраженно произнес.

- Ну, ладно… Если уж тебе так наскучило чудо, то отвезу тебя обратно. Садись давай.

- Прямо сейчас? – последние несколько минут я только и делал, что удивлялся.

- Нет, после дождичка в четверг, – съязвил в ответ проводник.

- А, это… - растерянно произнес я. – А следующий рейс когда? Может быть, я до него здесь перекантуюсь и тогда уж на нем, а?

- А кто его знает, когда следующий рейс, – похоже, что проводник уже начал издеваться надо мной. – Я ведь расписания не составляю, когда скажут, тогда и поеду. Может, уже завтра, а, может, и вообще никогда. Ты, мил человек, сейчас решай – любо тебе здесь или не любо.

Он залез в вагон, повернулся и гаркнул прямо мне в лицо.

- До отправления поезда две с половиной минуты.

Опять две с половиной? Меня просто преследует это странное число. Да как я успею собраться за такое короткое время. Там же вещи, деньги, там Макс, наконец! Как же я могу вот так, без него, он же за этот день стал мне почти что родственником?

Нет, я сейчас, конечно, помнусь изрядно, повздыхаю тяжко, а потом откажусь, ведь как я могу-то? Будем каждый день ходить на вокзал, может быть, даже шалашик тут разобьем, и жить станем. А там, глядишь, и притерпимся к здешней действительности. Люди в гораздо худших местах живут – и ничего, рады даже. Или рванем с утра по рельсам, авось выберемся…

Но тот, нутряной “я”, который живет где-то глубже слов и мыслей, похоже, уже все решил. Моя рука взялась за поручень, нога ступила на подножку, затем пара шагов и вот я уже внутри. Проводник что-то произнес, но я не разобрал его слов, только повернул голову на звук его голоса и вопросительно посмотрел.

- Именно так и делаются долги, – повторил он.

Тоже мне, умник выискался! Знал бы он, каково мне сейчас. Насколько мне сейчас… Нет такого слова, чтобы выразить, можно только сморщиться, втянуть голову в плечи, потрясти перед собой рукой со скрюченными пальцами, а потом бессильно и безвольно ее опустить.

Я зашел в свое купе, сел и прижался лицом к стеклу. Как же там Макс? Он проснется, а меня нет. Нигде нет. И он останется один посреди этого “чуда”. Станет меня искать, потом, наверное, вспомнит, как отказался ночью со мной пить… Пускай он подумает, что это виски так на меня подействовал и я исчез. В этом есть хотя бы капелька логики, пусть чудовищной и непостижимой, но все-таки… Я буду этого очень сильно хотеть, Макс! Правда, очень-очень. Ведь это – единственное, что я могу для тебя сделать.

В дверном проеме показалось лицо проводника.

- Поезд отправляется! Просьба провожающим покинуть вагон! – зычно произнес он, потом посмотрел на меня и улыбнулся. – Да знаю я, конечно, что кроме тебя, никого здесь нет, но порядок – есть порядок.

- Там человек на пляже остался, - бесцветным голосом произнес я. – Можно вас попросить в следующий раз разыскать его и тоже отвезти обратно?

- Не боись, – с какой-то странной теплотой в голосе ответил проводник. – Если ему будет нужно обратно, то он обязательно отыщет дорогу, так уж тут все устроено. Ты давай, это, ляг, поспи. Давай-давай, надо так, в общем.

- Угу,- согласился я. – Выход там же, где вход, да?

- Проводник лишь подмигнул мне в ответ и собрался было идти, но наткнулся еще на один мой вопрос.

- Подождите, пожалуйста. Быть может, это просто праздное любопытство, но, все-таки, кто вы? Одиночка или орден какой представляете?

- Конечно, орден, – согласился проводник и коротко хохотнул. – Еще какой орден. Рашн Рейлвейз. Слыхал про такой? То-то. Спи давай.

И он ушел. Тем временем поезд дернулся и начал потихоньку набирать скорость. Мимо моего окна поехали здание вокзала, палатка, в которой, как мне показалось, продают печатную продукцию (я так и не посмотрел, что же там на самом деле) и длинный бульвар, за которым на берегу большой воды спал Макс. А я уезжал. И засыпал.

- Давай, вставай уже, хватить дрыхнуть, – раздался над моим ухом сердитый женский голос.

- Что, уже приехали? – спросил я сквозь сон.

- Нет, еще и не отъезжали, – в голосе незнакомой собеседницы послышались едкие нотки. – Всю дорогу проспал, пьяница чертов! Вставай, кому говорят, хватай мешки, вокзал отходит!

Я приоткрыл один глаз и посмотрел на этот источник шума. Пожилая женщина в цветастом платке взглянула на меня с пренебрежением, потом подхватила чемоданы и вышла из купе.

Поезд стоял. За окном была Москва. А в ней – осень. Об этом возвещал прилипший к оконному стеклу кленовый листок с желтыми прожилками, словно он являлся печатью в таинственном приказе, возлагающем правление и всю полноту ответственности именно на это время года. За стеклом куда-то спешили люди, пестрели разноцветные куртки и раскрывались зонтики.

Пора выходить. Сделать это несложно, тем более, что я теперь налегке, так что долгих сборов не требуется. Нужно просто встать и пойти. Выйти из вагона, спуститься в метро, а там еще куда-нибудь. Подальше отсюда.

Стоявшая в дверях проводница посмотрела на меня с опаской и недоверием.

- У вас все в порядке? – негромко спросила она.

- У меня? Да-да, все хорошо, спасибо большое… Нет, правда, все нормально. А что, я похож на человека, с которым что-то не так?

- Ну, не знаю, – пожала она плечами в ответ. – Садились с таким шоу, потом проспали всю дорогу… Может, у вас случилось чего?

- Да нет, ничего особенного, – я нацепил на физиономию дежурную улыбку и продолжил. – Просто устал, наверное. Отдыхать устал. Вы не подскажете, а где тот проводник, который обслуживал этот вагон? Сменился уже?

Проводница удивленно округлила глаза и с какой-то обидой в голосе ответила.

- В этом вагоне был только один проводник. Это я.

А нормально! Если принять за норму все то, что со мной происходило, то вполне вписывается. Чего еще я мог ждать? Конечно, это теперь кажется сном, просто кошмарным видением под стук колес. И весь этот город немого кино, и проводник, и Макс – все они просто пригрезились мне.

- Но где тогда твои вещи? – сказал кто-то, находившийся внутри меня.

- Вещи? – я лишь рассмеялся в ответ. – Да спер их, наверное, кто-то по дороге, пока я дрых. Хорошо, что хоть карманы не обшарили, паспорт и часть денег целы остались.

- Тогда вспомни, когда ты последний раз пил? Ведь от тебя пахнет алкоголем, правда?

Я принюхался. Действительно пахло, причем изрядно. Значит, так. Виски пил (но это во сне), коньяк с Максом пил (это тоже во сне), а раньше… Раньше не помню.

Нестыковка получается в показаниях. Так, значит… Я явственно почувствовал шевеление собственных волос, всю жизнь думал, что это всего лишь расхожее выражение, ан нет, вот и ощутить довелось. Тогда получается… А вот то, все то, что было до этого поезда, все эти странные люди, бредовая череда событий, таинственное исчезновение – это что тогда? И когда я уснул? А сейчаc, в эту секунду? Сейчас я … как?

Рассказать бы кому об этом, посоветоваться… Просто остановить сейчас первого встречного и все ему выложить, как на духу. Или же позвонить другу, только самому лучшему и выдохнуть в трубку “Дружище, со мной тут такая петрушка приключилась, надо бы обмозговать сообща”.

Но как такое расскажешь? Прохожий пошлет куда подальше, друг будет занят. А если даже по какой-то диковинной причине и окажется свободен в будний день, то тоже покрутит пальцем у виска, потому что… Как иначе-то? Ведь это… А, впрочем, я и не особо настаиваю…

- Пройдите, пожалуйста, на выход, поезд следует в депо, – голос проводницы вернул меня в реальность.

Она смотрела на меня чуть испуганно, видимо, в какой-то момент мне пришло в голову озвучивать свои мысли. Еще раз извинившись, я вышел из вагона, поднял воротник, пытаясь спрятать голую шею от порывов ветра, и пошел.

Просто пошел по перрону.
Проза без рубрики | Просмотров: 510 | Автор: Silver_Fox | Дата: 13/10/20 10:43 | Комментариев: 0

“И вот теперь эти живые предметы на глазах превращались в черно-белые образы, в детали вымышленного мира. Их следовало воспринимать как тени, но мой мозг не спешил перестраиваться’

Пол Остер

Иногда так хочется сказать…

Думаешь даже, что это просто необходимо, что именно этому человеку или этим людям обязательно нужно услышать эти самые мысли. Потому что, высказав их, сможешь помочь, предупредить, научить, обнадежить или совершить еще что-то из огромного списка добродетелей. Но начинаешь говорить, а не получается: слова подбираются какие-то не совсем точные, путанные, да и смысл нужный к ним как-то не цепляется. Плутаешь между фраз, сбиваешься на междометия, жестикулируешь отчаянно – а в результате все равно выходит совсем не то. А то, что хотелось сказать – оно осталось внутри, зацепилось там за что-то и ни туда, ни сюда. Словно подавился.

А бывает, что долго-долго что-нибудь говоришь, а потом вдруг останавливаешься и думаешь: “Господи, ну что за чушь я несу? Кому нужны эти мелкие бытовые подробности, рабочие моменты, анекдоты и иже с ними? Что я говорю? И зачем говорю? А главное – сколько слов я вообще сказал? Не трепа или дежурных отговорок, а тех слов, которые действительно хочется сказать. Сколько их было хотя бы за последний месяц? А ведь говорю я много… Да, прилично говорю, люблю поболтать вообще-то. И откуда что берется?”

А потом кто-нибудь спросит: “Ну, ты чего замолчал-то? Задумался что ли, о чем?” И, правда, о чем? Так, ерунда, завис просто слегка.

Временами в этом городе идет снег. Бывают еще дожди, грозы, град, случаются солнечные дни, а, порой, сюда доносятся отголоски далеких землетрясений. Но именно когда идет снег, мне почему-то особенно сильно кажется, что сейчас, совсем рядом, происходит что-то важное, а я это упускаю. Именно сейчас. В эту самую минуту. И, наверное, нужно туда рвануться, чтобы успеть, пусть непонятно куда и неизвестно ради чего… Но. Для этого нужно сначала надеть свитер, шапку, шарф, пальто, перчатки, потом еще раз проверить свою амуницию, чтобы нигде не поддувало, и только тогда выйти на холод и пронизывающий ветер.

Это долго. Да и лень, если честно. И поэтому я просто сижу у окна, наблюдая за тем, как падает снег. Глядя на неуклонно увеличивающееся в толщине белое покрывало, я думаю о том, что мои слова ведут себя точно так же как снежинки: они падают вниз, накрывая собой те, что были сказаны ранее. И еще они что-то закрывают, но вот что? Это мне никак не удается понять, ведь словопад не прекращается, а разгребать наметенные им сугробы – занятие трудное и не особо благодарное.

Но иногда… Иногда в голову вновь приходят мысли, которые просто необходимо облечь в правильные, полноценно отражающие их смысл слова. Их так необходимо высказать кому-то, это важно для него и нужно тебе…

И все повторяется. Все опять повторяется.


***

Поезд тронулся.

Очень хорошо. Именно теперь все будет хорошо. Теперь можно перевести дух, вытереть пот с лица и начать потихоньку обживаться в этой временной обители. Стук колес, очередь в туалет, чай в латунных подстаканниках – что еще нужно человеку для того, чтобы почувствовать себя нормально? Да и в самом процессе пути есть нечто успокаивающее – пункт А выбран, пункт Б тоже, сохранность тела доверена цепким рукам машиниста, разум успокоен тем, что поезда гораздо безопаснее самолетов… Полный вперед! Остается только ознакомиться со списком лиц, предложенных тебе в попутчики и мягко, но конкретно намекнуть им, что меня лучше не беспокоить, я тут, на нижней полке, книжечку читаю и никого не трогаю. Если, конечно, шуметь не будете…

Обычно шумят. Мне вообще в этом вопросе везет как утопленнику – то перепуганный контрабандист попадется, то тройка догуливающих последние мани мачей (назвать их “мачо” язык не поворачивается). Но чаще всего за дверью купе меня поджидает обыкновенная семья. В различной комплектации. Вариант “папа-мама-ребенок” чреват тем, что мама будет с опаской ждать, когда же ты, наконец, извлечешь откуда-нибудь бутылку водки и начнешь предлагать ее благоверному по одной за встречу, за знакомство. А папа водки не хочет, она его в пункте Б дождется, никуда не денется, ему бы про политику (машины, футбол, компьютеры – ненужные варианты вычеркиваются), ну а, потом, в тамбуре, про баб. Ребенку же скучно, ему абсолютно не хочется уезжать из пункта А и поэтому он начинает всех доставать. Конечно, тебя в открытую он мучить побоится, но слушать всю дорогу нытье дорогого стоит. Но это еще цветочки по сравнению с вариантом “родитель-ребенок постарше-ребенок помладше”, в котором ужас сосуществования просто неописуем!

Чужие дети сами по себе очень часто действуют на нервы. Нет, конечно, если они есть прямое продолжение твоих друзей или хороших знакомых, то тут все нормально: можно и поиграть, и поговорить, и посмеяться. Ну, как со щенком или котенком. И шикнуть тоже можно, когда надоело или не нравится. Они ведь считают тебя за своего и поймут, пусть даже пообижаются немного. С чужим, незнакомым ребенком подобным образом не поступишь, ведь родитель тут же встанет в позу, начнет спрашивать у проводника, нельзя ли деть куда-нибудь “этого”, а “ребенки” начнут изводить “вредного дядьку”. И никому не объяснишь же, что тебе-то нужно было чуточку тишины и спокойствия. Лишь на несколько децибел тише и все нормально, все даже хорошо…

Мне везет. Даже слишком. В том купе, куда меня прописали по билету, занято лишь одно место. Моего попутчика зовут Макс. Он является обладателем лица, несколько смахивающего на лошадиное, изрядно растрепанной и, вместе с этим, поредевшей шевелюры, длинного худого тела и красных тренировочных штанов с пузырями на коленях. Мы вместе отдыхали… Хотя это слишком громко сказано, так, шапочно познакомились несколько дней назад и пару раз обедали за одним столом. Не самый худший вариант – в минусе то, что теперь нужно будет выслушивать очередную историю о его героических подвигах на почве продажи карданов и покрышек (Макс какой-то директор в какой-то фирме, торгующей автозапчастями), в плюсе - початая бутылка коньяка на столике.

- Здорово! - почему-то радостно крикнул он, словно увидел старого друга. – Ты чего не сказал, что тоже уезжаешь?

- Да я как-то и не собирался, – ответил я, – все так неожиданно вышло… Дела заставили: звонят постоянно, то одно, то другое, будто без меня вообще ничего не могут. Какой уж тут отдых…

- Да, они такие, – с сочувствием сказал Макс. – У меня такая же фигня, только я телефон отключил, поэтому и не достают. А у тебя верхнее или нижнее?

Я положил сумку на нижнюю полку, потом сел рядом с ней и сказал:

- Это вроде.

- А у меня верхнее.- Макс, похоже, был изрядно огорчен этим фактом. – Вот придет кто-нибудь, придется наверх перебираться, а я здесь уже присиделся. И сумки вниз убрал, перекладывать придется, неохота так.

- Ну, если придет, то сядет рядом и посидит, ничего страшного, – успокоил его я. – Тут ехать-то не до Камчатки, даже спать не придется.

- Не люблю я этого, понимаешь. – Макса передернуло такой гримасой, словно его только что заставили разжевать целиковый лимон вместе с кожурой. – Все время думаю, вдруг придет и права начнет качать. Мол, это мое место и идите отсюда к себе, а я лечь хочу. Так хочется по лбу дать, мол, чего ты тут развыступался, уважаемый, а нельзя ведь, зачем ссориться-то, нехорошо это. Или старушка, одуванчик божий… “А вы откель будете, сынки? А чегой вы тут пьете, я щас милицию вызову! Чегой? Ой, я и словов таких-то не знаю. Дайте бабушке капельку попробовать, а, сынки?” И ведь полбутылки вылакает, не меньше! “Оть буржуи, оть чего гонят. А давайте споем, сынки?” И затянет что-нибудь про Красную Армию, голова, там, подвязана или как японцы Лазо в печку совали.

Увидев, что я начинаю хохотать, Макс набычился.

- А чего ты смеешься? Так и было один раз, и песни пела, и выпила все, и спасибо не сказала… Знаешь что? Давай я скажу, что ворочаюсь во сне и у меня метеоризм, а ты подтвердишь.

- Чего-чего у тебя? – переспросил я.

- Ну, типа пержу я часто, – ответил Макс. – Это так по-умному называется. А что? Так вообще всех попутчиков распугаем. Ну, как, хорошо я придумал?

- Ага, – я ехидно улыбнулся в ответ, – вот только откуда я знаю столь интимные подробности? Давай уж сядем рядом, обнимемся, а вошедшему скажем “Мала-адой человек, у вас нет мятной конфетки?”

В ответ Макс лишь замахал на меня рукой, типа “Ну, это ты загнул, старик”, а потом потянулся к бутылке.

- Будешь? – спросил он меня, отмеряя свою дозу.

- Если предложишь, – я среагировал практически моментально. – Только надо раздобыть во что, коньяк из кружки, оно как-то…

Макс не дал мне договорить и с видом бывалого путешественника извлек откуда-то второй стопарик, наполнил его, после чего произнес тост.

- Ну, за проезд!

Ничего так не сближает, как совместное распитие. Впрочем, этот тезис придуман не мной, я всего лишь в очередной раз его подтверждаю, и суть сказанного от этого никак не изменится. Но все же. Количество выпитого коньяка оказалось прямо пропорциональным степени сближения. Не до такой степени, конечно, чтобы размазывать пьяные слезы по небритым щекам и исторгать из себя какие-то страшные и глубоко запрятанные тайны, но на задушевную беседу бутылки вполне хватило.

- Вот мы едем, едем… - сказал Макс, разливая остатки огненной воды. – А зачем едем, куда едем? Не знаешь? А вот я тебе скажу – ради езды едем. Потому что знаем, если остановимся, то сдохнем. Вот ты приехал, я приехал, мы приехали. Сюда. То есть, туда, откуда едем сейчас. Типа отдохнуть. И чего, отдыхали? Да ни фига ведь не отдыхали. Ехали всю дорогу. Двигались. Даже когда на пляже лежали, все равно двигались.

Макс замолчал на секунду, после чего с силой начал стучать указательным пальцем себе в висок.

- Вот здесь двигались, понимаешь? Думки свои думали. А о чем думали-то? Да о фигне всякой, не так, что ли? Как выглядишь, как загорел, как на тебя другие смотрят, как бы девчонку посимпотней снять, чтобы скучно не было, и как бы с ней повеселиться, а потом слинять без истерик. Вот о чем я. И когда приедем, начнем думать о том же самом… Противно так. Вроде бы живешь-живешь, а на самом-то деле только существуешь.

- Ну, это ты не прав, – перебил я его. – Что значит, только существуешь? Не нравится – ну и не живи так. По-другому живи. Вот ты говоришь “Приехал, думал, двигался…” А послать всех не пробовал? Вот так, по-простому, поднял руку повыше, махнул ей и сказал “Ну и хрен с ним! Вот я сейчас живу для себя и на что-то еще просто забиваю!”. За-би-ва-ю. А потом, когда приедем, не соваться в наезженную колею, а еще раз руку поднять и еще раз послать, только теперь все то, что напрягает. А ты сидишь на месте, сопли развесил и говоришь, что фигня все и пчелы тоже фигня. Для этого много ума не надо!

- Ну и чего?- Макса, похоже, задели мои слова и он начал говорить громче. – Вот приехал я, размахался руками, как ветряная мельница, всех послал. Дальше-то чего? Жить в свое удовольствие? Знаешь, какие мне по вкусу удовольствия? О-го-го какие, тебе лучше и не знать! А на эти удовольствия нужно что? Правильно, бабульки. А где их взять? Украсть, напечатать или заработать. Рисовать с детства не люблю, в тюрьму пока не собираюсь, и что мне тогда остается?

- Украсть их на работе – ответил я, решив, что эта фраза немного разрядит возникающую напряженность.

Макс захохотал и погрозил мне пальцем.

- Бинго! Приз в студию! Не без этого, конечно, но я сейчас не об этом. Чтобы их украсть на работе, для этого работать нужно – а это уже облом того кайфа, про который ты говорил. Или же ты и здесь спорить станешь? Вот не поверю, что ты работаешь там, где мечтал, да еще и деньгу зашибаешь приличную.

- Нет, конечно, если бы я с детства мечтал чужие деньги пересчитывать, то меня можно было бы сразу определять в “лесную школу”, – я твердо решил снижать градус беседы, поэтому стал хохмить. – И мечты были всякие, и все такое… Помню, даже пограничником хотел стать, уехать куда-то в глушь и вместе с верным псом защищать социалистическое отечество от каких-нибудь чухонцев. Смешно вспоминать, да.

- Ты давай от темы не увиливай, а, – жестко ответил Макс. – Ишь ты, пограничником. Я тоже пожарником хотел быть, ты по существу давай говори.

- Ладно-ладно, не кипятись, давай сначала выпьем, а потом рассудим трезво. Идет?

- Идет, – согласился Макс. – Тогда у меня есть тост. Раз уж мы всю дорогу едем, то мы, выходит, ездуны. За нас, за ездунов!

Мы выпили. Коньяк обжег горло и потек куда-то вглубь по привычному маршруту. За окном березы менялись местами с осинами, и казалось, что это не поезд едет, а деревья перед ним перемещаются.

- Короче, прав ты, – сказал я, прожевывая дольку лимона. – Но только отчасти. Если смотреть с той позиции, что кайфовать надо везде и по максимуму, хлебать удовольствие от жизни полной ложкой, да еще и добавки просить, то надо приготовиться к тому, что все удовольствия будут нематериальными. И знаешь что? Есть такие люди-то. Сам видел. Работают в каких-то затрапезных местах, отдыхают на даче, которую и дачей-то назвать… Так, сараюшка. В супермаркеты заходят по большим праздникам. И всем довольны. Можно даже сказать, счастливы.

- Ээээээ… - громко произнес Макс, в который раз не дав мне договорить, - Вот только не говори, что у них любовь такая великая, поэтому и на все плевать. Не хочу сейчас про любовь, она штука кровавая, а у нас с кровью разве что колбаса, и то такую не едим, сервелат предпочитаем… Ты мне тогда скажи вот что… Чего ж ты сам так не живешь? Говоришь, что надо в кайф до предела, а сам не живешь?

Я задумчиво посмотрел в окно, потом на Макса, потом снова в окно и, не отрывая взгляда от мелькавших там деревьев, ответил.

- Да продался я, Макс. И ты, кстати, тоже. Продали время своей жизни в размере восьми часов ежедневно и по пять раз в неделю, для того, чтобы в остальное время можно было жить. Одежду носить, какую хотим, а не на какую денег хватает, ездить куда-то, коньяк вот этот пить. Да не кривись ты так, словно я тебе говна на лопате под нос подсунул! Правда это. И ничего стыдного в этом нет. Я вот за себя скажу сейчас. Не знаю как ты, но вот я на эту тему ни капельки не комплексую. Да, работаю исключительно за деньги. Да, придумываю себе какое-то удовольствие от процесса. И мне, конечно, по большому счету, плевать на то место, где я зарабатываю себе на жизнь. И чего? А ничего. Я вот в восемнадцать нуль-нуль ухожу оттуда - и жизнь начинается.

- А чего начинается-то, – снова перебил меня Макс. – Ну, вот вышел ты, ну, допустим, не поехал домой, а пошел куда-нибудь. Друзей каких-то встретил, посидели-выпили-поболтали. Причем говорите о том, что уже сто раз говорено-переговорено, надо ж как-то время убить. Чего еще? Ну, с барышней какой-нибудь познакомился, ты послал друзей, и вы поехали куда-нибудь в другое место, выпили еще, потом к тебе или к ней, прокувыркались полночи, утром проснулись разбитыми и подумали: “Ё мое, надо ж так нажраться было вчера”. А еще есть выходные. Целых два дня ничем не занятого времени. Сорок восемь часов, нет, даже больше, еще вечер пятницы. Уйма времени, казалось бы, но ведь на такую фигню она разменивается. Надо в сервис заехать, чего-то там под капотом стучит, надо едой закупиться, надо в химчистку вещи сдать, еще надо к кому-то на день рождения попасть, чтобы увидеть каких-то старых знакомых. Ты с ними и по телефону-то разговариваешь не чаще двух раз в год, но ведь надо приехать, чтобы посмотреть, какими все стали, а потом подумать: “Ну, я-то еще ничего, молодец”. Вот такой кайф получается.

- Не, тут ты стопудово неправ, – я перехватил эстафетную палочку перебивания. – А книжки читать? А музыку слушать? Да даже покушать, вкусно так, со смаком – это что, не кайф, что ли? И почему только перепихнулись и разбежались? Ведь можно же встретиться еще раз, вдруг из этого вырастет что-то другое?

- Ой-ой-ой! – Макс аж в ладоши захлопал. – Ты еще скажи, что не вылезаешь из театров и консевр… консервт… Не-е, я все же выговорю… Кон-сер-ва-то-рий! Вот отвечай быстро и не задумываясь, когда в последний раз был в театре, в каком и что смотрел? Чего морщишь лоб-то? Не помнишь даже? Вот то-то!

Я действительно наморщил лоб и пытался вспомнить, когда же это было. Но не потому, что искомое событие происходило в моей жизни уж очень давно, просто подобная постановка вопроса всегда меня несколько смущает. И вроде бы знаешь, чего ответить, но слова встают поперек горла и мысли медленнее движутся.

- Да нет, почему же не помню, – я выдавил-таки из себя. – Месяца два назад случалось такое. Я, вообще-то, чаще в кино хожу, доступней это как-то и удобнее.

- Я тоже футбол по телевизору смотрю, но это ведь не значит, что от меня зависит, как какая команда сыграет, – съязвил Макс. – Знаешь, а ведь я в юности так этим болением увлекался, ты даже себе представить не можешь. Ни одного матча не пропускал, программки собирал, значки, фотографии, всех игроков знал наизусть. Так переживал, когда проигрывали… А уже лет десять на стадионе не был. Так, иногда, поорать в баре с друзьями – это еще можно, но, по большому счету, уже все равно, как они там играют. Фигня все это. Просто слова.

На этой фразе Макс со всей дури стукнул указательным пальцем по столу, а потом поднял его вверх, словно требуя тишины и внимания.

- Вот она в чем, причина-то! В словах. Мы все время говорим какую-то ерунду. Как будто нас заставляет кто-то. Говорим, говорим, говорим… А о чем? Веришь вот, я сам с собой иногда говорю? Потому что могу сказать именно то, что хочу, а не то, что надо или то, чего ждут от меня. Все изворачиваемся, оправдываемся, ищем какие-то лазейки и опять говорим, говорим… Вот мы с тобой сейчас сидим и говорим о всякой всячине… Еще и убеждаем друг друга. Думаешь, ты меня переубедил? Да ни фига подобного! И я тебя тоже. Но ведь говорим же, пусть и знаем, что это яйца какого-то там, выкрашенного или отбитого, не стоит. Зачем мы так делаем, не знаешь? Не говори, по глазам вижу, что не знаешь. И я вот тоже не знаю.

Мы замолчали. Тех самых слов, о которых только что сказал Макс, больше не осталось. Да их и с самого начала не было, наверное. Каждый из нас говорил о своем, не очень-то прислушиваясь к собеседнику.

- А не продолжить ли нам? – прервал я возникшую паузу. - Ты меня вроде угостил, теперь моя очередь.

- Во, а то сидит тут, фигню всякую несет. – оживился Макс. – Доставай давай!

- Да я как-то не успел подготовиться к дороге, – ответил я, поднимаясь на ноги. – Пойду до проводника дойду, у них обычно запасы богатые. Как у белок.

- Коньяк не бери, он у них дешевый, да и паленый к тому же, – принялся напутствовать меня Макс. – Водки тоже много не надо, ехать осталось недолго, не осилим. Ноль-пять, не больше. И запивки какой-нибудь не забудь взять.

- Плавали, знаем!– я подмигнул своему попутчику. – Знаешь такую песню “Твою мать, твою мать, Аргентина – Ямайка ноль-пять”?

Дурацкая шутка, но после бутылки коньяка она прошла на ура.

Ходить было трудновато. Обычно выпивший человек переоценивает меру своей трезвости, ему кажется, что он почти как стеклышко. Ну, расслабился мальца, с кем не бывает-то, но ведь все понимаю, все осознаю и говорю практически без запинки. Правда, вот помню, что на следующий день часто приходит осознание того, что вчера-то как-то не совсем… В рамках, что ли. И не нужно, и неприятно, и ничего нового. Лучше бы посидел тихенько, книжулю почитал. Так нет же, иду.

Проводник оказался таким маленьким поросеночком – кругленький, розовенький, рыжей щетинкой поросший. Единственное, что не вписывалось в образ – это глаза. При его физии к месту были бы маленькие такие, те самые, которые в народе так и называют – “поросячьи”. Но, видимо, в тот день, когда настала его очередь выбирать “зеркала души” для очередного воплощения, в небесный супермаркет завезли только большие, чуть влажные и небесно-голубые очи. Это выглядело настолько диссонирующее, что я даже опешил и на секунду замялся.

- Добрый день! – наконец выпалил я и продолжил, стараясь как можно четче проговаривать слова. – У меня к вам дельце одно есть, не поможете?

- Отчего же не помочь? – голос проводника оказался глухим и хриплым. – Помочь-то оно никому не помешает, если человек хороший. А ты вот хороший человек?

Вот те на! Угораздило нарваться на бродячего философа. Да еще и видок у него… Того и гляди затащит в купе и кровь всю выпьет… Ну, ничего, еще и не таких очаровывали. Я усмехнулся и зачем-то почесал нос, после чего, глядя ему прямо в глаза, ответил.

- Я-то? Да неплохой вообще-то, можно сказать даже хороший, вот только неорганизованный ужасно. Вот приятель меня угостил, а я его не могу - не подготовился. Теперь хожу, ищу какого-нибудь доброго самаритянина, у которого в закромах найдется чего-нибудь за отдельную плату. Вот к вам решил обратиться, вижу, что глаза у вас добрые…

- Ну, ты, это, языком, как помелом машешь, – перебил меня проводник. – Заканчивай пылить, коли выпить хочешь, то так и скажи. А то корчит тут из себя Эзопа, прости господи… Сам уже вижу, какой ты человек.

- И какой же? – спросил я, не скрывая любопытства.

- А вот не скажу, – проводник улыбнулся, обнажив ряд мелких и ослепительно-белых зубов. – Не бойся ты так, не плохой. А какой? Так ты еще сам узнаешь. На, держи свое зелье.

С этими словами он извлек из лежавшего под столом рюкзака бутылку с какой-то светло-коричневой жидкостью и протянул ее мне.

Мать моя женщина! Повстречаться в столь странных обстоятельствах с “Джонни Уокером” было… Если сказать большим сюрпризом, то это ничего не сказать.

- Спаси-и-ибо большое, – нараспев произнес я, поглаживая большим пальцем надпись “13 years old”. – Сколько я Вам должен за это чудо?

- Чудо? – переспросил проводник и снова усмехнулся. – Тоже мне, чудо нашел! Ты чудес-то отродясь не видывал, а все подряд ими называешь. Бери-бери, и деньги свои спрячь! Не пью я эту гадость заморскую, непонятно из чего они ее делают, раз цвет такой. Тут один полоумный просил его подвезти, денег у него не было, а этого добра навалом. Вот и расплатился. Да я и за так бы ему помог, человек-то, видно, хороший, пусть и не в себе маленько, но так ведь разбалуешь всех, слухи пойдут, и начнут лезть на каждой станции – помоги, подсоби. Да ты иди, чего встал-то? Я тут долго лясы точить могу, а ты, того и глядишь, приятеля порадовать не успеешь.

- Спасибо вам еще раз! Большое, сердешное и общечеловеческое! – с чувством выпалил я, развернулся и, опираясь на стенку вагона, пошел обратно.

Странный мужик. Очень и очень странный. Просто престраннейший. Еще и вискарь подарил. Может, удумал чего? Подсыпал, скажем, туда снотворное, мы с Максом выпьем, нас срубит, а потом проснемся на неизвестном полустанке без денег, документов и одежды… Не, ну сейчас можно по “чуть-чуть”, а потом посмотрим, как будем себя чувствовать. И если что не так, то пойдем и рожу расквасим этому “доброму человеку”.

Я рывком распахнул дверь своего купе и гаркнул внутрь.

- Свершилось чудо! Я нашел клад!

А в ответ – тишина. Макс свернулся калачиком на нижней полке, подтянул ноги к подбородку и спал безмятежным сном ребенка, который только что откушал пол-литра коньяку.

- Ну, я так не играю! – не снижая громкости, продолжил я. – Хожу, понимаешь, подвиги совершаю, а он тут дрыхнет! В ракетных войсках подъем!

Ноль эмоций. Макса словно кто-то выключил, выдернул шнур из розетки и вытащил предохранители.

- Ну и ладно, – уже гораздо тише пробурчал я. – Тогда буду пить один. А ты спи и пусть тебе будет стыдно.

Я сел на свое место и принялся терзать пробку, но она почему-то не поддавалась. Пальцы соскальзывали и никак не желали допустить меня до содержимого. Помучавшись минуты три, я отставил бутылку в сторону, посидел немного, глядя в окно, после чего лег.

- А чем я хуже? – спросил я самого себя вслух, – Макс спит, ему хорошо, а я тут об бутыль пальцы терзаю и без дела маюсь? Несправедливо это.

После чего накрылся одеялом с головой, отвернулся лицом к стенке и громко сказал:

- Всем спокойной ночи!

А потом чуть тише добавил:

- То есть, дня. Отбой, короче.

***

Сколько себя помню, я всегда боялся проспать. С самого раннего детства. Тогда я очень часто просыпался среди ночи, скидывал с себя одеяло, вскакивал с кровати, словно собираясь куда-то бежать. Порой это происходило несколько раз за ночь и, в результате, я, конечно, просыпал.

И тут начиналось. Резкий взгляд на будильник, что же ты не помог, зараза, потом осознание того, что еще можно успеть, порция мурашек по телу, а дальше - в движение. Снова рывком одеяло, снова на ноги, но теперь уже действительно побежал. Точнее, прыгнул. К шкафу, где на ключике, противном таком позолоченном ключике с острыми краями висит школьная форма. Этот ключик, он же не открывает никаких дверей, кроме дверцы шкафа, так и сделали бы его какого-нибудь другого цвета. Зеленого, скажем. Но он поблескивает, напоминая ту сказку, которую читал, когда еще совсем маленьким был, и, одновременно с этим, убеждает, что глупо верить во все эти придуманные истории, сочиненные непонятно кем.

Ну и леший с ним, с ключиком. Торопиться надо. И вот прыгнул к вешалке, а там ,сверху рубашка. Чистая рубашка, выглаженная мамой с вечера. Рывком схватил ее, стал судорожно застегиваться, а потом рванул брюки, помял на них все стрелки, напялил, застегнул ремень…

А дальше пионерский галстук. Такая пакость, надо сказать… Никогда не умел завязывать его так, как надо, чтобы вот эта подушечка под воротником получалась. И оставил бы его с удовольствием, и не одевал бы, но ведь без него могут не пустить, поэтому торопливо затянул его на два узла, накинул пиджачок и побежал дальше.

Родители уже ушли на работу, в доме никого нет и это очень хорошо. Потому что никто не помешает тебе спокойно спешить, не полезет с абсолютно глупыми и неуместными вопросами или указаниями. Ну, типа “Иди почисть зубы”. . Или “Возьми с собой бутерброды .” Или “Я надеюсь, ты выучил то, что тебе вчера задали?” И захочется крикнуть им “Какие задания, какие бутерброды, какие зубы, в конце концов! Я ведь сейчас опоздаю из-за вас!” А кричать-то нельзя, ведь те, кто задает тебе эти вопросы и дает эти указания - они же старше тебя, они же о тебе заботятся, ты же от них зависишь. Поэтому кричать нельзя. Но так хочется…

Но сейчас никого нет, и никто не мешает спешить. И вот уже портфель в одной руке, сменка в другой, и лифт спустился вниз, и дверь подъезда открыта - а там осень. Или зима. Или весна. Но точно не лето, летом так не спешишь, летом все по-другому. И неважно, какое там, за дверью, время года, ведь нужно еще пробежать мимо двух домов, потом вниз по лестнице, пересечь детскую площадку, перелезть через забор, а там, последний яростный рывок до дверей.

А перед дверьми висят часы. Обычные такие, круглые часы с белым циферблатом и черными стрелками. По ним можно определить успеваешь или зря спешил. И если уже опоздал, то начинаешь двигаться еще быстрее, чтобы опоздание было как можно меньшим. А иногда эти часы останавливаются или показывают совсем уж неправильное время (без четверти шесть, скажем) и становится так обидно, ведь надеялся на них, а они подвели…

Потом…. Потом, со временем, с возрастом, под воздействием накопленного опыта мне стало понятно, что проспать школу - это не есть самая страшная беда. Можно ведь придумать какую-то уважительную причину, по которой позже пришел. Или вообще прогулять. Прогулять-то оно интересней, ведь чего в ней сидеть, в этой школе?

Но страх проспать все равно остался. Просто очень неприятно подрываться, бежать куда-то, сочиняя на ходу причину опоздания, потом выслушивать очередную нотацию от кого-то, кому положено в данный момент времени говорить подобные вещи. Можно даже сказать, я всегда боялся этого. Да даже и без “можно”. Просто боялся. Боялся и просыпал. Ведь так всегда - если чего-нибудь боишься, то это обязательно происходит.


***

Я проснулся от ощущения того, что поезд стоит и сразу же навалилось вот это самое препротивное... Проспал, стало быть. Поезд, наверное, уже давно пришел в пункт своего назначения, выгрузил пассажиров и тихо-мирно отправился на запасной путь готовиться к новым рейсам. А я остался, значит. Лежу теперь в пустом купе, натянув одеяло на голову, которая…. Ох как болит эта самая “которая”! Ведь говорил же себе, что не нужно было, ни к чему это и ничего хорошего после не произойдет – но не-ет, вынь да положь праздник жизни. И вот теперь, вместе с этой тяжелобольной “которой”, надо как-то выгружаться из вагона, потом топать по шпалам непонятно куда… А вот куда проводник смотрел-то? Как сказки рассказывать и вискарь халявный раздаривать – тут он первый, а вот когда дело дошло до непосредственного выполнения служебных обязанностей, то сразу же испарился непонятно куда, бросив меня на произвол этой самой… Боже, как же все-таки болит голова… И так не хочется вылезать из-под одеяла… Там, наверное, свет яркий и еще шумно, а мне сейчас любые звуки противопоказаны, они ведь начнут резонировать прямо там, внутри черепной коробки… А Макс-то каков! Не разбудил, по тихому смотался. Еще, небось, бутылку со стола прихватил… Э-эх, надо встать, добраться до дома, а уж там упасть. Вот и отдохнул, ничего не скажешь.

Я собрался с силами и откинул с лица одеяло. За окном было пасмурно и серо, причем настолько, что, казалось, эта серость покрыла все вокруг и весь мир раскрашен исключительно в многообразие ее оттенков. И где-то в ней есть я, и я лежу в сером купе, накрытый серым одеялом и смотрю в серое зеркало, в котором отражается серый-серый Макс. Он сидит напротив с выпученными глазами и методично открывает рот, словно репетируя роль рыбы, выброшенной на берег. Это ему неплохо удается, причем особый шарм этому действу придает выражение глаз – они у него большие и бессмысленные. Час от часу не легче, теперь еще и этот допился до рыбьих чертиков. Приключения продолжается, твою мать!

- Давно приплыли-то? – обращаюсь я к этому хомо сапиенсу и… не слышу звука собственного голоса. Что за черт? Ведь точно чувствовал, что произношу эту фразу, ощущал, как связки напрягаются, а ни звука! Словно, пока я спал, кто-то отыскал во мне ту ручку, что отвечает за регулировку громкости, и выкрутил ее до минимума. Чтобы проверить, что это мне не чудится, осторожно произношу первую букву алфавита, и опять ничего не выходит.

В этот момент Макс замечает мои бесплодные попытки что-то сказать, перегибается через стол и хватает меня за руку. В его глазах я вижу дикую помесь страха и ужаса, а он, должно быть, наблюдает сейчас то же самое. Но никого в данный момент не интересует, что чувствует другой, как вообще можно думать о чем-то другом, когда с тобой творится такое?

Макс хватает себя за горло, дергает кадык и пытается мне что-то сказать, но у него ничего не выходит. Тогда он вооружается ручкой и начинает что-то быстро писать прямо на лежащем рядом недоразгаданном сборнике кроссвордов, после чего сует эту книжицу буквально мне под нос. Буквы незнакомого почерка с трудом составляются в слова, но я все же разбираю фразу “Я не могу говорить и цветов не вижу”. Никто и не ожидал там увидеть что-то другое, я начинаю стучать себя рукой в грудь и кивать головой, показывая ему, что нас таких двое. В ответ Макс показывает пальцем на меня, потом на свой рот и начинает шевелить губами. Я снова трясу головой, а потом ору во всю глотку “Полундра!”, сопровождая этот беззвучный крик настолько убедительной артикуляцией, что чуть не сворачиваю себе челюсть, а потом…

…потом мой разум начинает цепляться за спасательный круг мысли о том, что все происходящее – всего лишь сон. Это только кошмарный, ужасный, дурацкий сон, который просто мягкая булочка для какого-нибудь дерьмового психоаналитика, ведь на его основании можно столько гипотез выстроить, так запудрить мозги клиенту, что тот еще очень долго будет наполнять его карман своими комплексами. А еще этот сон, должно быть, кем-то запротоколирован в тех самых дешевых книжках с мягкой обложкой, в которых пишут про хиромантию, гадания, зодиакальные знаки и еще много чего в одном флаконе. И у него, наверное, есть толкование какое-то, но ведь мне нет никакого дела до того, к чему этакая белиберда снится, мне бы проснуться сейчас… Без разницы где – в этом купе, у себя дома, да хоть в вытрезвителе! Ущипнул бы кто, что ли, я ведь сам себя во сне ущипнуть не могу…

Мое желание исполнилось тут же. Даже с лихвой. Не то, чтобы это был щипок, а просто Макс со всей дури отвесил мне смачную оплеуху. Оказалось, что я так хотел поверить в нереальность происходящего, что снова заполз под одеяло, и затих там, в ожидании окончания кошмара. Что ж, теперь хотя бы что-то прояснилось, хотя лучше бы этого не происходило. Макс тем временем посмотрел в окно и застыл, будучи не в силах оторваться от увиденного, глаза его расширились еще больше, переписывая набело все мои представления об этой анатомической подробности человеческого организма. Казалось, что стоит ему приложить еще немного усилий, и они выскочат из глазниц, повиснув на тонких ножках. Четверку всадников он там увидел, что ли, или архангела с трубой? Я снова закрыл глаза, но теперь уже не для того, чтобы уснуть. Просто стала понятна одна простая вещь, мне же тоже придется туда посмотреть, и, видимо, то же самое сотворить со своей мимикой, а делать этого ой как не хотелось. Слишком уж много всякого разного на отдельно взятую единицу времени происходит, лучше уж здесь лежать – ничего не вижу, ничего не слышу, ничего сказать не могу.

Однако Максу вовсе не улыбалась перспектива сходить с ума в одиночестве, и он разрешил мои сомнения предельно просто – схватил меня за шиворот и рывком поднял на ноги, прислонив лицом к стеклу. Супротив лома, как говориться… Я сделал глубокий вдох и открыл глаза.

За окном был город.

Какой-то абсолютно незнакомый мне город. Нельзя сказать, что я много где бывал, но ведь есть различные телепрограммы, в которых рассказывают про всякие красоты и достопримечательности, и поэтому мой кругозор в этом вопросе достаточно широк. Здесь же не было ничего узнаваемого, да и красот особых тоже не водилось. В той части города, которая была доступна к обозрению из окна купе, находилось маленькое здание вокзала без каких-либо опознавательных знаков, две палатки (в одной из которых продавалась свежая пресса, в другой же небезвозмездно одаривали мороженым), а чуть дальше, за оградой из выкрашенного в белый цвет штакетника, был бульвар, засаженный липами и вязами. Еще, то ли озеро, то ли море, то ли вообще океан. Просто очень большое количество воды, которая лизала берег своими волнами. Слева от вокзала стояло малоприметное здание с авангардного вида изломанной крышей и табличкой “Ремонтная мастерская” на фасаде. Вот и весь пейзаж, собственно.

И все бы ничего, нормальная малопрезентабельная картина, но всего лишь одна деталь разворачивала ее на сто восемьдесят градусов. Все это было бесцветным. Палитра включала в себя только белый, черный и множество оттенков серого. Даже кривенькая береза, проросшая рядом с путями и покачивавшая ветками за стеклом, тоже обладала светло-серыми листьями.

А еще там были люди. Хотя лучше бы их не было. Тогда было бы возможно предположить какой-то катаклизм небывалый или наступление давно предрекаемого конца света, на который нас почему-то забыли пригласить. А так… Нет, это были самые обычные люди – с двумя руками, двумя ногами, одной головой и что-то подсказывало, что и все остальное у них тоже обычно и нормально. Вот только двигались они с такой скоростью, что Электроник, Спайдермен и Бен Джонсон, посмотрев на них, отошли бы покурить в самый дальний угол. Каждое движение было дерганным и несколько угловатым, что создавало странное впечатление: как будто немое кино смотришь, но только восстановленное, ремастированное и переведенное на качественный носитель. Только вот тапер куда-то отлучился, но обещал скоро вернуться для того, чтобы озвучить эту мистерию аккордами своего фоно.

Это был уже явный перебор. Я закрыл глаза, повернул голову и прислонился щекой к холодному стеклу. Сейчас, в эту самую секунду, я находился в эпицентре самого большого бреда в своей жизни, и в этом не было никаких сомнений. До сего момента я полагал, что самой безумной ситуацией была та, когда мне забыли выдать зарплату, но почему-то оформили все бумаги таким образом, словно это радостное событие уже свершилось. Я так и не понял по недосмотру это было сделано или же тут злой умысел присутствовал, но данная коллизия продолжалась несколько дней и на меня смотрели то, как на склеротичного идиота, то, как на распоследнего нахала, вознамерившегося два раза съесть одну и ту же пайку. Но, как выясняется, это была всего лишь сказка для детей младшего школьного возраста, а вот теперь начался настоящий экшн.

Я приоткрыл один глаз и посмотрел на Макса. У него было самое нормальное состояние для подобной жизненной ситуации – тихая и беззвучная истерика. Хотя бы глаза перестал выпучивать, теперь не выскочат. Надо бы его оставить в покое, пусть побесится, ведь полное право на это имеет, да и самому неплохо бы к нему присоединиться, а там уж можно начинать что-то думать.

Время такая штука, которая имеет свойство помогать хотя бы одним своим течением. Пока часовая стрелка отмеряла один круг, я много чего успел. Два раза почувствовать, что сейчас ласты склею, три раза поистерить вместе с Максом и два раза отхлестать его по щекам, приводя в чувство (один раз он все-таки первым успел), четыре раза попробовать рассуждать трезво и без эмоций, пять раз посмотреть в окно и столько же раз ужаснуться увиденному, концентрируясь на новой подробности, шесть раз послушать большой художественный сумбур своих бессвязных мыслей, а так же сделал бессчетное количество попыток сказать хоть что-нибудь. После вышеперечисленных процедур, которые немного вправили вывихнутый разум, я, наконец, обрел способность что-то соображать, и задумался. Что мы имеем? Полное безобразие имеем, вот что – нахожусь черт знает где, говорить не могу, цветов не различаю. У этого должен быть какой-то диагноз, термин какой-нибудь заковыристый, только черт с ним, с этим термином, не до него сейчас. Значится, задница полная – это у нас будет диагнозом. Как из нее выбираться? Не имею ни малейшего представления. Но делать что-то надо, уж лучше идти веревку с мылом искать, чем продолжать здесь сидеть и выть в голос. Стало быть, надо выходить из вагона и двигаться. Куда-нибудь, там разберемся, куда пришли. Может, еще каких-нибудь собратьев по несчастью встретим, тогда вместе думать будем.

Я пододвинул к себе брошюрку с кроссвордами, перевернул страницу, взял ручку и написал на полях “Надо отсюда выбираться”, после чего показал эту фразу Максу. Он прочитал, причем читал очень долго, словно по буквам, потом пошел пятнами, которые в нормальной обстановке были бы красными, но здесь и сейчас выражались в фрагментарном посерении. Закончив с этими причудами пигментации Макс показал пальцем на окно и отрицательно замотал головой. Единство взглядов отсутствовало напрочь. Тогда я подчеркнул свою фразу двумя жирными полосами, постучал по листу ручкой и выразительно посмотрел на него, стараясь сымитировать взгляд той женщины, что была изображена на плакате “Родина-мать зовет!”. В ответ Макс еще сильнее замотал головой и принялся, что тот дятел, стучать указательным пальцем по виску. Понимая, что поиски консенсуса могут затянуться до бесконечности, я постарался придать лицу насколько возможно спокойное выражение и написал прямо попрек кроссворда “Тогда счастливо оставаться. Вернусь посмотреть на твою мумию. Буду рад помяукать с тобой в следующий раз. Целую, Ларин.” Потом поднялся на ноги, вытащил из-под сиденья сумку, засунул в нее бутылку виски и направился к выходу. Направился, это, конечно, громко сказано, нужно было пройти всего два шага, но усилий для этого требовалось никак не меньше, чем для подъема на лыжах в крутую горку. Макс тем временем перечитал мою фразу, стал махать руками и открывать рот. Наверное, он что-то кричал.

Тамбур был выкрашен в такой же оттенок серого, как и все вокруг, и оттого казался очень страшным, мистическим просто. В памяти ведь как обычно бывает – многие вещи имеют четкую привязку к определенному цвету. Ну, скажем, кирпич обязательно должен быть красным, такси – желтым, а доллары должны быть окрашены в такой специфический цвет, который иначе как “цветом денег” и не назовешь. А тут все серое… Закачаться просто!

Я распечатал пачку сигарет, извлек оттуда одну и попытался закурить. Это было сделать не так чтобы очень просто, потому как, несмотря на кажущееся спокойствие, лихорадочный танец трясущихся пальцев выдавал все мое нутро с головой и, одновременно с этим, не позволял повернуть колесо зажигалки. Промучившись минуты две, я отшвырнул огниво в угол и принялся просто жевать фильтр, чтобы хоть как-то успокоиться. Так стало еще хуже, потому что к общефизическому нервному состоянию прибавился еще и зуд курильщика.

Сигарета была мне нужна прежде всего для того самого мнимого успокоения, о котором так часто рассуждают в статьях о вреде курения. Вообще-то я согласен с теми, кто говорит, что подобная отмазка – бред собачий, ведь всегда проще прицепиться к какой-нибудь особой философии, чем оправдать собственную страсть. Хотя… Может быть, это особый вид дыхательной гимнастики – вдох и выдох, вдох и выдох, акцентировано так. Пользы организму от подобной процедуры никакой нет, но, говорят, помогает. А если уж совсем начистоту, то я об этой проблеме применительно к себе как-то особо не задумываюсь. Просто курю…

Но сейчас курить хотелось не просто, а очень-очень. Вид этих пустых купе с аккуратно свернутыми матрасами, задернутыми занавесками и стоящими под столиками бутылками произвел такое впечатление, что эпитеты “ошеломляющее” или “удручающее” не могли и в малой толике передать гамму моих ощущений. Мы действительно были одни и в этом странном вагоне, и в этом странном поезде, который остановился посередине какого-то странного “нечто”. И именно в это самое “нечто” и нужно было идти, а как это сделать-то?

И вот стою, злюсь, боюсь, изнываю без затяжки, а тут… Тут из приоткрытой двери высовывается лицо Макса. Видать одиночества не выдержал. И правильно, будем теперь вместе бояться. Макс осматривается, заходит в тамбур, и я вижу, что он тащит за собой объемную спортивную сумку на колесиках, у которой оттопыриваются бока. Кажется, что он запихал в эту сумку всю свою жизнь, да еще и утрамбовал, чтобы вместилось все. Запасливый, однако, вот мне моя даже руку не оттягивает, а у него едва в дверь пролезает.

Я сжал правую руку в кулак, поднес ее к сигарете и несколько раз подвигал большим пальцем, после чего дернул головой вверх. Вся эта пантомима была призвана изобразить всего лишь одну фразу “У тебя зажигалка есть?”. В ответ Макс фотографически моргнул, достал из штанов зажигалку и кивнул мне в ответ. Дальше я попытался показать жестами, чтобы он зажег ее, но Макс лишь разводил руками и показывал пальцем то на себя, то на меня. Тогда я обратил его внимание на лежащую в углу собственную зажигалку, с недовольной гримасой махнул на нее рукой, после чего снова попытался показать процесс прикуривания. Театр мимики и жеста еще тот надо сказать, Полунин позавидовал бы. Теперь очередь Макса изображать Асисяя, но он не стал делать этого, а просто подошел ко мне, забрал мою сигарету, положил ее себе в рот и прикурил. Ах, это он у меня сигарету просил, оказывается? Я ткнул в него пальцем, после чего два раза ударил себя по губам указательным и безымянным, развел руки в стороны и получил в ответ утвердительный кивок. Вот же, блин… И как эти глухонемые живут?

Стоим. Курим. Изредка смотрим друг на друга, а в основном разглядываем пол и стены. За окно стараемся не смотреть. Через пару-тройку минут нужно будет туда выходить, но это потом, а пока можно выпускать дым, изучать степень помятости собственных брюк и втайне надеяться на какое-нибудь необъяснимое “вдруг, откуда не возьмись”, которое каким-то образом сможет все вернуть в нормальное состояние.

Но “не возьмись’ так и не берется, сигарета докурена, фильтр отброшен, и настала пора выходить.

И мы вышли.

Ну, вышли… И что дальше? У меня, скажем, ни единого стратегического плана в голове не водится, у Макса, наверное, тоже. В подтверждение этой мысли он дернул меня за рукав и вопросительно посмотрел, поджав губы. Я махнул рукой в ответ, скорее от отчаяния, чем от бессилия. Или наоборот? Не суть важно , просто Макс воспринял мой жест, как руководство к действию и зашагал в указанном мной направлении. Мне же оставалось только последовать за ним.

***

В детстве мне очень хотелось, чтобы произошло что-то такое… Необычное, что ли… Даже не так – невообразимое, так будет правильней. Что-нибудь остро приключенческое, изобилующее опасными поворотами сюжета, погонями, замками и еще всем тем, что бывает в подобных случаях. Ведь я, как всякий нормальный ребенок, смотрел все эти фильмы, которые для нас, нормальных детей, снимали. Это сейчас мне кажется, что различных детских передач в сетке вещания как минимум нормально, а тогда их было мало, чертовски и безбожно мало. Вот когда были каникулы, то еще куда ни шло. Правда, в каникулы возникала другая проблема – свободных дней так мало, а нужно успеть так много… На рыбалку сходить, вдоволь наиграться в футбол или хоккей (в зависимости от времени года), зимой еще в снежки можно, летом по стройкам и садам полазить. А еще была такая игра… Ну, вот эта самая игра, когда ставят банку или что-нибудь подобное небольшое, но увесистое, и стараются сбить ее с оговоренного расстояния, причем побеждает тот, чья палка осталась лежать ближе к центру. Такая смесь городков и керлинга. Просто “игра в банки” она называлась или как-то еще? Не помню.

Помимо этого в школе еще придумывали культурную программу на каникулы, словно всем этим педагогам было мало долгих учебных четвертей для того, чтобы посеять разумное, доброе и вечное. Всякие музеи, картинные галереи, театры и иже с ними. Они планировались чуть ли не на каждый день, а если к ним прибавить локальные спортивные состязания (или, как это раньше именовалось, “Веселые старты”) и общественную нагрузку в виде уборки снега (листьев, классов), а также безвозмездную помощь ближайшему продуктовому магазину в деле расфасовке круп, то времени для просмотра помянутых фильмов почти не оставалось. Так, углядеть что-нибудь. Ну, или уж если во что-то многосерийное воткнешься…

А в обычные, не каникулярные недели, программа выглядела совсем скудно. На всякие странные программы, типа “Сельского часа” или “Музыкального киоска” время и место находились, а вот для кино оставляли лишь “В гостях у сказки”. Эта передача не пропускалась ни под каким соусом, но я до сих пор не могу понять, почему во всех воспоминаниях о том времени, что публикуются в рамках газетных статей, постоянно утверждают, что “дети всего Советского Союза очень любили тетю Валю Леонтьеву”. Ничего подобного не происходило, могу сказать это за себя и за своих знакомых. Ведь что она там делала? Говорила что-то слащаво-вкрадчивым голосом, потом рисунки какие-то показывала, на которых было намалевано какое-то безобразие, а внизу стояла подпись “Кот в сапагах”. Или “Царевна-лигушка”. Или “Варвара-коса – длинная краса”. Кому вообще была нужна эта предварительная часть, ведь когда потом, во дворе, мы обменивались впечатлениями от увиденного, никто же не вспоминал о том, что она там сказала или какие рисунки показывала. Нет, не говорили. А эти многочисленные тети Тани из “Спокойной ночи, малыши”? Хрюша – прикольный, Каркуша –тоже, а тети… Тети тогда еще не прикалывали. Совсем.

Но вот уже тетя Валя отговорила положенное, и, началось кино. Какое-нибудь, типа “Приключения Маши и Вити” или “Королевство кривых зеркал”. И в этих фильмах главными героями были такие же дети, как ты сам или твои друзья. Такие же пионеры, с которыми вместе учишься, которых разбивают по звеньям, которые также собирают макулатуру и маршируют рядом с тобой на смотрах строя и песни. Вот только с теми, экранными происходит волшебство, а с тобой – нет. У них там Ялоки какие-то, Йагупопы разные, а у тебя – арифметика и чтение.

И вот так посмотришь эту сказку и вроде бы весело, красочно, смеешься всю дорогу, а какой-то осадок все равно остается, потому что с ними, с этими выдуманными пионерами такое произошло, а вот с тобой…

И иногда… Иногда, когда это смутное сожаление все же оформлялось в мысль, нужно было спрятаться где-нибудь… Так вот просто уйти из дома, крикнув “Мам, я пойду с ребятами поиграю”, и уйти. Но, естественно, не идти ни к каким ребятам, а отправиться куда-нибудь далеко, сесть в укромное место или просто туда, где тебя никто не увидит, и придумывать ту сказку, в которой именно ты самый главный герой. Где всяческие короли, рыцари, волшебники и кикиморы существуют только ради того, чтобы с тобой что-нибудь происходило. И ты там все можешь. Абсолютно все, словно у тебя подписан договор о взаимном сотрудничестве со счастливым случаем и никакие злые замыслы и опасности, как бы они не старались (а они стараются, ведь без этого неинтересно), не могут помешать этой сказке закончится хорошо.

А сейчас я как раз нахожусь в эпицентре чего-то подобного. Про хороший конец врать не стану, непонятно будет ли здесь хоть какой-нибудь, но ведь, по сути своей, это самое то… Самое оно… О чем тогда грезилось. И ведь единственное желание сейчас – чтобы все побыстрее закончилось и стало нормальным. Как вчера. Или позавчера.

А вроде бы один и тот же человек… Просто вырос


***

.
Мы пошли куда-то в сторону бульвара, благо, что в том направлении, которое я указал, была протоптана довольно-таки широкая тропинка. Едва ступив на нее, мы заметили, что навстречу нам скачет человек в обмундировании ремонтного рабочего. Он сохранял невообразимо быстрый ритм шага, несмотря на то, что на его плече покоилась увесистая кувалда, которую он придерживал одной рукой, а в другой держал папиросу. Она молниеносно взлетала ко рту, для того, чтобы ремонтник смог сделать затяжку и с такой же скоростью опускалась вниз.

Поравнявшись с нами, он отбросил бычок в сторону и истерично подергал рукой секунд пять, сопровождая этот процесс странными ужимками. Мы остановились. Он тоже. Все молчали (а как же еще?). Только ремонтник молчал вопросительно или даже выжидательно, а мы так просто от отупения. Потом Макс снова дернул меня за рукав, я обернулся и увидел его приподнятые брови, которыми он, похоже, пытался сказать “Чего это он?”. Cтало понятно, что роль специалиста-переговощика с местным населением отведена мне, и я приступил к делу. Для начала я снял с плеча сумку и попытался изобразить всю нашу историю: показал пальцем на поезд, потом ткнул себя, а заодно и Макса, в грудь и заработал локтями, изображая те самые штуки (не помню их названия), которые соединяли колеса у допотопных паровозов (типа, мы ехали-ехали…). Дальше последовали щелчки по горлу (ну, выпили, конечно, а что же еще в поезде делать?), потом я сложил ладони вместе, прижав их щекой к плечу, закрыл глаза и принялся открывать и закрывать рот, надувая при этом щеки (… малек не рассчитали, вот и сморило нас…). Ну, и в конце своей пантомимы, я выпучил глаза и широко развел руки в стороны (… а потом сюда попали, только не понятно, как и зачем).

Мужик внимательно смотрел на мои телодвижения и, казалось, не дышал, только моргал со скоростью звука. Но, едва я закончил, он коротко подпрыгнул и метеором понесся туда, откуда пришел. Даже кувалду бросил. Психованный, наверное, оказался. А, может, просто испугался чего? Я вроде бы на зверя не похож… Макс придерживался той же точки зрения и, глядя на сверкающие пятки аборигена, постучал себя пальцем по виску, потом перехватил свою сумку и потопал дальше.

На вокзал мы заходить не стали. Надо было сворачивать с тропинки, а это уже элемент выбора. Выбирать же хоть чего-нибудь больше не хотелось, идем прямо – и ладно, куда-нибудь да дойдем. Вообще-то, какой-то острой необходимости туда заходить и не было, потому что пыльные окна, обильно набросанный мусор и отсутствие хотя бы малейшего движения давали понять, что этот транспортный узел уже давно не функционирует. Да и вокзал ли это был вообще? Я сначала почему-то подумал, что если здание стоит рядом с железнодорожными путями, то это вокзал. Хотя это запросто мог быть склад какой-нибудь.

На бульваре нас поджидали такие же дерганые люди, как и недавно встреченный ремонтник. Семейные пары прогуливались со скоростью хорошо разогнавшегося велосипеда, парни и девушки стремительно поглощали какую-то жидкость из бутылок и так же быстро трясли руками, а стоявшая неподалеку от нас, шагах этак в десяти, пожилая женщина в переднике готовила хот-доги, демонстрируя при этом выучку опытного циркового артиста. И посередине мы, словно два незваных гостя, каким-то чудом попавшие в древний фильм времен братьев Люмьер.

Мы постарались, как можно незаметней, пересечь бульвар, наивно полагая, что если будем двигаться короткими перебежками, то никто нас не заметит и все подумают, что эти люди просто любуются местными достопримечательностями. Не тут-то было. После пары подобных перебежек нас раз пять чуть не сшибли прохожие, нам столько же раз наступили на ноги и, в итоге, мы стали центром всеобщего внимания. Жуткое ощущение: как будто весь город разом остановился, повернулся к тебе и внимательно изучает. А ты перед ним словно голый. И очень хочется спрятать куда-то глаза и отключить боковое зрение, словно это сможет помочь. А откуда-то из глубины поднимается жаркая волна непонятного стыда. За себя стыдно, хотя понять не можешь, что в тебе не так.

Однако нас не задержали за нарушение общественного порядка, не скрутили и не увезли в ближайший околоток. Даже какое-то подобие зеленой улицы образовалось – люди расступились, не зная, что можно ожидать от этих странных субъектов и лишь показывали на нас пальцами. Наверное, что-то подобное ощущали прокаженные, видя, как весь мир отстраняется от них, боясь прикоснуться.

И тогда я побежал. Глотнул побольше воздуха и побежал по этому проходу. Видимо, что-то во мне переклинило или непонятно какая емкость наполнилась до краев, но вдруг возникло острое желание оказаться там, где меня никто не сможет увидеть. Логичнее было бы вернуться к поезду, запереться в купе, задернуть шторки и забиться куда-нибудь в дальний угол, словно тебя нет совсем. Но своевременность прихода хороших мыслей известна многим и, следуя этому правилу, я побежал вперед. Спотыкаясь, захлебываясь воздухом, усердно работая локтями, сталкиваясь с прохожими и отшвыривая их в сторону, я бежал куда-то. Бежал от всего, что было вокруг, от того, что со мной случилось. И от себя тоже.

Я очнулся на берегу. С какого-то момента мой мозг перестал фиксировать происходящее и лишь отдавал телу необходимые для движения команды. Память тоже не озаботилась тем, чтобы записать мой бег на какой-нибудь подходящий носитель и от этого возникало ощущение, что я просто перенесся из одного места в другое. Очень захотел и перенесся. Вот так – хлоп! – и я уже здесь. Моментальная монтажная склейка вышла.

Рядом со мной сидел Макс, тяжело дышал и пах потом. Заметив, что мой взгляд приобрел хоть какую-то долю осмысленности, он выразительно постучал себя кулаком по лбу и показал пальцем на свою сумку. Ну конечно! Она-то у него гораздо тяжелее мой будет. Представляю, каково ему было – шли-шли, и вдруг я рванул вперед в порыве священного безумия. Абсолютно без объявления войны, так сказать. И какой у него был выбор? Оставаться диковинной зверюшкой для изучения в единственном экземпляре или попробовать выполнять силовые упражнения на бегу, волоча за собой свой баул. А ведь на Дикуля он совсем не тянет, по крайней мере внешне. Чтобы хоть как-то извиниться я развел руками, виновато покачал головой, потом вытащил из своей сумки бутылку и протянул ему, типа, раз трубки мира нема, значит, изобретем стопку мира.

Макс посмотрел на виски с изрядной долей отвращения, скривился и отмахнулся. Обиделся все-таки. Ну и ладно, все равно ведь отойдет, никуда не денется, потому что кроме меня здесь нормальных людей больше нет. Поэтому мы, как два Робинзона, а Робинзоны друг на друга не обижаются.

Я бросил бутылку в траву, поднялся и подошел к кромке воды. Бесцветные волны сияли матовыми бликами и поочередно накатывались на светло-серый песок. Небо же приобрело какой-то металлический оттенок, причем, чем дальше от горизонта, тем оно становилось темнее. Похоже, наступал вечер, и он был пасмурный. Над водной гладью носились чайки, такие же белые, как обычно и, по идее, они должны были кричать, но во всем этом черно-белом свете ни для них, ни для кого-то еще не нашлось ни единого звука.

Бег, похоже, прочистил мне голову, разобщенные извилины начали соединяться друг с другом и, наконец, стали появляться связные мысли. Я их пытался собрать в кучку и раньше, но до того момента не особенно хорошо получалось. Итак… Что это может быть? Вот это все, что вокруг? Это отсутствие цветов, звуков, эти люди, которые движутся не по-человечески. И самое главное… Где я все это видел раньше?

Ответ был насколько предсказуем, настолько же и наивен. В немом кино. В старых-престарых черно-белых лентах, которые время от времени показывали по каким-то научно-популярным и просветительским каналам, а потом искусствоведы с томным придыханием и загадочным блеском в глазах рассказывали о “золотом веке синематографа”.

Окончание следует
Проза без рубрики | Просмотров: 483 | Автор: Silver_Fox | Дата: 12/10/20 14:16 | Комментариев: 0

… и тогда не помогут припарки, пилюли, уколы —
просто где-то среди меня прорастает полость.
незаметно, незримо, негаданно прорастает,
наполняя собой нутро, но внутри пустая
не пропишут врачи порошка от подобной травмы,
не поймают ее на тропинке кардиограммы.

просто сутки становятся сгустками отчего-то:
моя полость со мной ходит под руку по субботам,
изучает закаты, планирует это лето
и отчаянно курит ночами мои сигареты,
вспоминая о том, что когда-то, возможно, будет,
поливает цветы и на счастье не бьет посуду.

и когда нависают над городом толщи влаги,
моя полость царапает тщетно листок бумаги,
словно веря что душу возможно зашить листами
но чего с нее взять – ведь она изнутри пустая,
ведь она междунотие чуткой канвы клавирной
в партитуре чудного, но все же живого мира.
Поэзия без рубрики | Просмотров: 670 | Автор: Silver_Fox | Дата: 11/10/20 18:10 | Комментариев: 11

и это не важно что сон обернется спасеньем,
когда возвратишься из личной своей одиссеи,
когда меж тобой и свободой лишь кромка заката
и может так надо действительно:
небо как вата,
а кто-то чужой над тобой замыкает все клеммы,
включая стоваттками враз освещенье вселенной
и слепит глаза от хронической тяги к иному,
и тянет зажмуриться снова,
и снова,
и снова…
и как же спокойней в лесу жить одеревеневшим,
вдали от всего что тревожит все реже и реже
как вяз или тополь,
а впрочем не так уж и важно
в какую корягу ты смог превратиться однажды,
и кольца внутри постоянно смыкаются уже
и солнечный свет на поверку не очень-то нужен
и будни уже измеряешь не в днях, а в парсеках,
пока не заслышишь заветный топор дровосека.
так в клекоте птичьем находишь знакомые ноты,
так в клочья тумана вживляешь себя отчего-то
и вновь повторяешь: так надо,
так надо,
так надо
как будто идущий в привычную пропасть лунатик.
но кто-то порою (снаружи, внутри ли) включает
в тебе переменную тягу к иному началу
и вены наполнятся новой, неведомой группой,
и кровь потечет.
и бояться действительно глупо
Поэзия без рубрики | Просмотров: 408 | Автор: Silver_Fox | Дата: 08/10/20 10:04 | Комментариев: 6

она проходит неустанно по узким улочкам Вероны
и эта времени воронка свои распахивает двери
в ней мусор канувших империй,
в ней мир, который так огромен.
она всегда во что-то верит и планы на столетья строит.
вот перед ней гудят клаксоны ломая магию гармоний
и снова так бесцеремонно себя уносят в унисоне
слова листая словно сонник,
укрывшись гулкостью органа
в Санта-Мария-ин-Органо как в средоточии бессонниц,
свыкаясь с мыслью о пустыне она практически довольна
и этот вечный треугольник ее опять целует в губы.
а город вертит кубик-рубик и бредит мыслью о расплате,
растаяв в мареве заката ей никогда не будет больно.
но что вы, право –
эта пьеса уже практически распалась
на составляющие части, куски цитат и монологов,
и время вертит эти блоки, как в электронном каталоге
в себя вставляя постоянно, и платит пени и налоги
и покрывается туманом обычно истина простая,
надеясь что ее устанут искать за шелестом бумаги…
но у любви всегда нет страха и потому, почти растаяв,
она проходит и приходит, свою бессмыслицу болтая
Поэзия без рубрики | Просмотров: 708 | Автор: Silver_Fox | Дата: 06/10/20 10:25 | Комментариев: 6

Она беззастенчиво ветрена и легкомысленна. В ее привычках ускользать буквально за минуту до моего появления, оставив в напоминание о себе лишь тонкий шлейф аромата, в которым невообразимым образом переплелись жажда полета и предутренняя дрема, пряный аромат опавшей листвы и ледяная пыль далекого моря, огненная кайма закатного неба и нежданная прохлада оазиса среди расплавленных песков. Она любит чиркнуть взглядом, проезжая по встречной полосе и под надежной охраной двух сплошных и сердитых красноглазых светофоров умчаться вдаль по шоссе, удивленно посмотреть на меня из-за захлопнувшихся дверей, к которым категорически запрещено прислоняться и исчезнуть в темноте тоннеля, промелькнуть в толпе, оставив в напоминание о себе лишь размытый образ, который сложится в четкую картинку лишь тогда, когда ее и след простыл.

Наверное, легче было бы договориться с собой, принять правила золотой середины и синицы в ладонях, но я постоянно натыкаюсь на неприметные стороннему глазу напоминания о том, что она где-то рядом и они не дают закольцевать реверсом спящий режим течения дней. Случайно влетевшая в уши давно забытая мелодия, солнечный зайчик, танцующий на стене, застрявшая в памяти комбинация часа, дня и месяца, в которой лишь год изменил свое значение, секунда, впечатанная в глянец фотографии – все это не дает забывать о том, что еще есть и еще возможны бушующие воды. А также мост над ними.

***

Когда-то, в том далеке, что уже много лет скитается по закоулкам памяти, она стала продолжением майского заката, окуренного ароматом цветущей сирени. Зацепилась за краешек моего угла зрения, взмахнула рукой, дабы привлечь мое внимание, после чего накрепко приковала мой взгляд к своей персоне. Я остановился. Резко влип ногами в асфальт, словно натолкнулся на какую-то невидимую преграду или же, будто жестяная баночка, был притянут хитро замаскированным где-то поблизости электромагнитом. Если бы люди-человеки имели от природы в своей конструкции тормозящие устройства, то скрип моих колодок разогнал бы всех птиц в радиусе ближайших двух кварталов. Но, все же, наверное, к счастью, род человеческий еще не дошел до подобной степени урбанизации и поэтому я просто стоял и нетерпеливо ловил каждый неспешный шаг, с которым она становилась все ближе.

- Ты поможешь мне нарвать сирени? – спросила она, не доходя несколько шагов до меня, и улыбнулась. То ли своим мыслям, то ли моему растерянному виду, а, может быть, ей просто захотелось, ни с чего, такое бывает. За неимением достойных слов я просто кивнул и принялся озираться по сторонам, высматривая наиболее пышные и цветастые заросли. Должно быть, это выглядело довольно комично, отчего она улыбнулась еще раз, совершила недостающие шаги и взяла меня под руку.

Мы медленно шли по облаченному в пижаму сумерек городу, оценивающе разглядывая свежераспущенные ветки, и ночники уличных фонарей то обдавали нас желтизной своего света, то растворяли наши фигуры в подступившей ночи. О чем-то говорили, что-то рассказывали друг другу – суть и смысл произносимых фраз для меня были облачены в свитер с гордым номером “16” на спине. Гораздо более важным являлся сам факт того, что я слышу ее негромкий, с щепотками хрипотцы голос, который время от времени перемежался с хрустящими россыпями смеха. Откуда-то из глубины меня все смелее и смелее произрастало ощущение того, что сейчас все так, как должно быть, взаправду и по правильному. Самой большой милостью богов ли, судьбы ли, природы ли или еще кого-нибудь оказалось бы неожиданное заключение этой дороги в круг, по которому хотелось идти и идти. Пока есть силы и способность к передвижению. А когда, наконец, процесс выбора был завершен и мы приступили к обыкновенному весеннему вандализму, я старался обрывать самые хиленькие веточки, чтобы, придирчиво их осмотрев, забраковать и с напускной тщательностью начать высматривать новую жертву, а на самом деле не сводить глаз со своей спутницы.

***

Иногда, когда бессонная ночь отфильтрует ощущения, мне кажется, что я все еще стою в этом саду.

***

Любой срезанный, сорванный, сломанный цветок, лишившись корней, уже несет в себе крохотную частицу увядания. Так и наши встречи были окутаны зыбкой пеленой того, что все происходящее покачается-покачается, да и не перевалится за грань, отделяющую реальность от несбыточного. Как будто сзади каждого из нас держала упругая страховочная веревка, позволяющая приблизится, но не ощутить. Сирень сменили гвоздики, им на смену пришли розы, затем гладиолусы, тюльпаны, где-то в середине между ними затерялась магнолия, а потом…

Потом наступила зима и все цветы попрятались по зимним садам и оранжереям, где находились под зоркой и неусыпной охраной всяческих привратников, дорожками завладело товарищество “Снег и лед”, а краски закатов оказались надежно запертыми пасмурным небом. И вереница холодных ,похожих, угрюмых прохожих-дней отгородила меня от той, что одним майским вечером легко и ненавязчиво завладела моим сердцем, отколола кусочек и унесла с собой на добрую память. Словно это был сон, что длится дольше любой ночи и из которого так не хочется возвращаться. Поэтому, когда вновь наступила весна, я потаенно верил, как в последнюю соломинку, в безумную мысль, что если оказаться в том же месте в тот же час, только лишь годом позже, то, возможно, тогда колеса мироздания застопорятся, в программном обеспечении судьбы произойдет системный сбой и все сможет повториться.

Соломинки, к несчастью, имеют обыкновение ломаться.

***

Шел предпоследний день года. Время, когда популяция праздношатающихся граждан уменьшается настолько, что хоть в Красную книгу заноси. Миром овладевает предпраздничная суета и толкотня, которую усиливают постоянные напоминания в виде утыканных елками перекрестков и мишуры в витринах магазинов. Нужно успеть, углядеть, приобрести, упаковать и отметить крестиком, что данный пункт программы выполнен, словно без этого не произойдет смена календарных промежутков.

Я же оказался свободным от этого цейтнота отчасти из-за привычки начинать готовить подарочные сани пусть не с лета, то хотя бы с осени, отчасти из-за прохладного отношения ко всем общеупотребимым праздникам, в которых за общим весельем размывается личная радость от ощущения происходящего. Можно было не торопясь разглядывать планирующие с неба пушистые хлопья и также неспешно покрывать отпечатками своих подошв улицу за улицей. За Сретенкой – Лубянка, потом вниз, к Маросейке, оттуда на набережную, направо и через мост в сторону Пятницкой…

- Не подскажете, сколько сейчас времени? – раздалось из-за спины.

Я обернулся, чтобы в двух словах объяснить свои прохладные чувства к хронометрирующим приборам и увидел ее. Пусть вместо туго заплетенной косы по плечам рассыпалась медно-рыжая грива, пусть голос был выше, звонче и чище того, что я запомнил, пусть рост, черты лица, манера движения и еще много других признаков существенно отличались. Пусть. Стоит ли в подобных обстоятельствах доверять глазам, если есть другой, более чуткий камертон?

На этот раз меня не разбил столбняк.. Наоборот, поток цепляющихся друг за друга слов так и хлынул из меня, и это, должно быть, очень забавно смотрелось со стороны, так как сопровождалось живописной жестикуляцией и взглядом, который был сродни тому, как смотрит на банку со сметаной изголодавшаяся кошка. За те полчаса, которые отделяли остановивший меня первый вопрос от прощального “Пока” и уносящего ее вниз эскалатора я, наверное, рассказал о себе больше, чем кому бы то ни было за всю предыдущую жизнь. Приврал, конечно, но немного, лишь для того, чтобы добавить недостающую в палитре цветовую гамму.

Мое красноречие окупилось сторицей, потому как пальцы крепко сжимали небольшой листочек в клеточку, на котором была зафиксирована комбинация из семи цифр. А, значит, Новый год начался для меня на тридцать часов раньше его официального прихода.

И уже со следующего, предпраздничного для всех остальных, утра мной была начата планомерная осада по всем правилам военного искусства. Хотя нет, не совсем. Просто в лобовую. Конечно, не обошлось без артподготовки телефонных звонков, авиаподдержки электронной почты, пехотной атаки встреч и тяжелой бронетехники презентов, но все же шашки изначально были наголо, тельняшка на груди разорвана, да и отступать некуда. Ведь что впереди, что позади не существовало ничего соразмеримого, что могло бы сподвигнуть к сворачиванию боевых знамен. И пускай штурм затянулся до первых погожих деньков, количество резервных полков в моей армии было неисчислимо, а это могло привести лишь к одному результату – полной и безоговорочной победе.

***

Спустя несколько лет она ускользнула вновь. Тихо, неслышно, незаметно. По-английски. Оставив вместо себя свою точную копию, которая выглядела, двигалась, говорила и, наверное, даже дышала с точностью, максимально приближенной к оригиналу. Я не смог заметить того момента, когда это произошло и какое-то время принимал ее за ту, настоящую. А потом еще долго ждал и надеялся на то, что она передумает и вернется.

Но второго шанса не бывает. К сожалению.

***

Я сидел в подзабытом за долгие зимние месяцы месте – на летней веранде одного из многочисленных столичных ресторанов и тихонько смаковал начало ежегодной поры каникул для взрослых, которые случаются в начале мая. Пусть короткая, но передышка от каждодневной рутины и будничных дрязг, тем более ценная, что она так удачно расположена во времени, потому что пора, когда все начинает цвести и пахнуть – не есть самая удачная для решения деловых вопросов. Вообще-то я считаю, что любой погожий день является самой веской причиной, для того, чтобы отложить все, что только возможно на какое-нибудь отдаленное “потом”, да вот только общество, в котором мне приходится существовать, никак не может осознать эту, в сущности своей, простую истину.

Ход моих размышлений о времени и о себе прервал телефонный звонок.

- Привет !- раздался в трубке ее голос – Чем занимаешься?

- Ты не поверишь, но отдыхаю – сострил я – Сижу практически посередине Арбата, пью пиво, греюсь на солнце, глазею на прохожих – в общем, чувствую себя абсолютным бездельником.

-Эх-х-х – вздохнула она и после секундной паузы добавила – Я тоже так хочу, но вот пока не выходит, последний день месяца ведь.

- Искренне тебе сочувствую, но исправить летоисчисление или хотя бы поменять местами дни недели, мне, наверное, не под силу.

- Ничего, ничего, зато потом у меня целых десять свободных дней, не то. что у некоторых… Ты мне лучше расскажи, чем планируешь в ближайшие дни заниматься?

Конечно, можно было и пересечься, но вот только терпеть ненавижу менять свои планы, а расписание предстоящих четырех дней было уже достаточно давно сверстано и утверждено в пределах отдельно взятой черепной коробки.

- Знаешь, чего только не делаю, вроде кажется, что свободного времени впереди уйма, а на поверку выходит, что все оно уже не свободное. Поэтому даже не знаю, как у меня получится… Давай сделаем так – если у меня начнет вырисовываться окно или же планы рухнут, то я тебе обязательно перезвоню, хорошо?

- Ладно, договорились – в тембре ее голоса зазвучали нотки разочарования – Только ты уж тоже не забывай и имей меня в виду, ладно?

- Клятвенно обязуюсь и торжественно клянусь! – я снова попытался похохмить, но особого эффекта это не вызвало. После обмена парой-тройкой фраз каждый из нас нажал на своем телефоне кнопку отключения соединения.

Я откинулся в кресле и закурил. Уже в эту секунду мне было понятно, что никакого моего звонка в ближайшие дни не произойдет, что через неделю она перезвонит снова и я буду рассказывать старую сказку о том, что ничего не вышло по объективным причинам, на новый лад. После чего снова пообязуюсь и наложу на себя клятву, что уж в ближайший выходной день точно отодвину все в сторону. И таким образом по кругу.

А все по одной простой причине – я ее банально не узнал. Нет, время от времени возьмет да и вспыхнет знакомая искорка, дескать, кого-то она мне напоминает, но практически тут же и погаснет. Наверное, острота сердечного зрения тоже падает с годами, только вот очки не наденешь и контактные линзы не вставишь, а многократные уверения себя самого и рассуждения с умным видом в кругу друзей все же делают свое незаметное дело непонятного цвета. И так будет длится еще долго и долго, пока в одну из зимних ночей не переменится ветер. Он задует в ином, порядком подзабытом направлении и сумеет разбередить тлеющую внутри искру. И я осознаю то, что она приходила. И еще то, что она снова исчезла.

***

Каждый раз, когда сходит снег, я начинаю чувствовать, что она где-то рядом, особенно близко, буквально за поворотом. Я пытаюсь преследовать ее, стараясь угадать звук шагов по биению сердца. Она снова ускользает, давая увидеть себя лишь на долю секунды, но я ни в коем разе не прекращу эту дивную давнюю игру, пусть абсолютно не представляю, какой расклад выпадет на следующую нашу встречу.

Так даже интереснее.
Проза без рубрики | Просмотров: 337 | Автор: Silver_Fox | Дата: 05/10/20 11:19 | Комментариев: 2

Похоже за нас не на шутку взялись
Братец Волк и Братец Лис

Кортнев

Боже гневный,
Ты наказал меня хитро –
Ежедневный
Апокалипсис метро

Богушевская




Разглядывать призрака в отражении стекол вагона,
Вспоминать – то ли в прошлой жизни, то ли просто между
Снами и линиями, сплетенными на ладонях,
Мы где-то могли встречаться. Не торопить надежду
На пересадку, где все будет совсем незнакомо,
Новых, минутных, схожих – их не запомнишь лица,
На перегонных сумраках, словно в пропавшем доме
Пить с незаметным ангелом или пропавшей птицей…

Продолжая следить за призраком, взглянуть на тех, кто напротив –
Дама с раскрытой книгой глотает страницы глазами,
Мужик допивает пиво, засыпает и скоро уронит
Полупустую банку, с зелеными волосами
Рядом скучает кто-то – то ли девочка, то ли не очень,
Пирсингами размытый, пол различим сквозь призму.
«Cтанция Театральная». Падает банка. Хохочет
Кто-то зеленоволосое. А в поезде едет призрак.

Но, вернувшись к призраку взглядом, нужно думать о чем-то стороннем,
К примеру - порвался карман, теперь мелочь звенит за подкладкой,
О «Роллингах», что звучат почти так, как в «Мостах Вавилона»,
О том, что сегодня – суббота и как просыпаться нескладно
Бывает порой в понедельник: закрыты кирпичностью веки,
Будильник истошно вопит, нарываясь на близость кончины
И хочется спрятаться меж одеяльных сугробов навеки,
Так, чтобы забыли тебя и искать не имели причины.

«Осторожно, всё закрывается» – объявление по вагону,
Призрак делает вид, что он спит и ему все равно, что за ветка.
И действительно: шанс в этом городе – из десяти миллионов
Лишь один, он случаен всегда и совсем неподвластен приметам.
Можно мерить созвездьями день и час и все ту же гадать загадку
Просыпаясь, вставать с произвольной ноги, сладкий чай пересыпать солью...
Но, медлительность мыслей порвав моих, призрак вышел на пересадке
И подумал, что в этом вагоне метро кто-то странный был, невесомый.

Ехать дальше, читать себя как листок из календаря,
Представляться всем ноябрем, провожавшим холодный март
Если в сказку проехать, то можно сыграть в короля.
Или в принца, но тут уж как выпадут масть или фарт.
Если мышь махнет хвостиком – будет дождливый день,
Не махнет - все равно будет дождь, правда, чуть послабей.
И когда на конечной в вагоне не станет людей,
Он поедет туда, где себя наблюдаешь в себе.



Разглядывать свое отражение в стеклах вагона,
Вспоминать, что помнишь лицо, что вы где-то встречались.
Может быть в скомканном сне, что прервался звонком телефонным
Или же в старом альбоме, который открылся случайно.
Стоять рядом с какой-нибудь дамой, читающей чьи-то мысли,
Заглядывать через плечо, привечая знакомые строчки,
Краешком глаза увидеть, что кем-то замечен призрак,
Но «Поезд идет в депо, просьба покинуть…». Точка
Поэзия без рубрики | Просмотров: 410 | Автор: Silver_Fox | Дата: 02/10/20 12:27 | Комментариев: 6

который день, который день…
смотри
как мы играем вопреки погоде,
политике и переменам в моде
в привычную игру.
игру в замри
замри,
любое слово изнутри
возможно расценить как путь к побегу
слова, скрипя несмазанной телегой
уходят снова, не договорив
замри,
пускай судьба себя корит,
пускай сама гремит костяшкой счета
сквозь новый день, похожий на охоту,
в которой никого не подстрелить
замри,
пусть разобьются фонари
на мириады ломаных осколков
не поднимать глаза привычка волка,
а волчий вой порой похож на крик…

но я опять считаю раз-два-три,
и пульс мой безответственно-стабилен,
и в этой были что-то не добыли
который раз…
который раз замри
Поэзия без рубрики | Просмотров: 306 | Автор: Silver_Fox | Дата: 30/09/20 15:06 | Комментариев: 0

Поутру

Заря наносила последние штрихи на искристое полотно города, позволяя первым из пробудившихся или, наоборот, последним из загулявших насладиться тишиной и свежестью в тех местах, где таких чудес природы, казалось, не могло быть никоим образом. Впрочем, это бесшумное и неторопливое время суток могла застать и третья категория граждан – те, для кого постепенно увязающая в прошедшем времени ночь была очередной рабочей вахтой. Но для них-то как раз наливающийся цветами день является обыденной картиной, не заслуживающей пытливого внимания.

"Утро красит нежным светом…” – бурчал он про себя, не замечая того, что события данной песни происходили буквально у него под носом. Оставшиеся полчаса трудовой вахты были подобраны, прослушаны и уложены стопочкой по правую руку. ”Так-с,” – соображал он нехотя, постукивая пальцами по пульту - "сначала пойдут "Crowded House”, за ними "Dire Straits”, затем отбивка, далее нон-стопом Шер, Адамс и Клэптон, снова отбивка, "Carpenters”, ну и прощаюсь на Фрэнксе. Замечательно. So ends another day. Вот так и скажем.”. И нахлобучив привычным жестом наушники, он выдал в микрофон несколько расплывчатых фраз о прошедшей ночи и наступившем утре, сообщил время и погоду, объяснил всем тем, кто еще не понял, что они единственно правильным способом настроили свои радиоприемные устройства, после чего закончил свою тираду кошмаром для ушей половины DJ-ев, то есть призывом оставаться с нами. Зато теперь можно больше практически ничего не говорить и предоставить арену для самовыражения австралийскому квартету, который в очередной раз начал рассказывать историю про гвозди в своих ступнях.

"Вот интересно” – подумал он – "наверное, никто сейчас не может даже попытаться вообразить себе ту картину, что происходит здесь, на обратной стороне радиоволны. Всем ведь кажется, что радио - это вечный праздник, маскарад или, хотя бы балаган. А тут сидит абсолютно коматозный человек, не сомкнувший глаз, и поэтому соображающий так слабо, что по сравнению с ним валенку или столбу прямая дорога в нобелевские лауреаты. Да еще не просто сидит, а пытается выдавить из себя, как из тюбика, какие-то слова, причем связные и интересные. А напротив него, за стеклом, сидит другой человек. Ничем не лучше. Он встает в пять утра пятый раз подряд и поэтому почти уже готов на все забить. Неведомыми путями добирается в студию, где урывает у сна еще несколько минут и с семи бодрым и жизнерадостным голосом начинает будить город. Вот она, романтика слуг эфира во всей ее неприкрытой наготе. Знали бы об этом те мальчики и девочки, которые, вероятно в периоды сезонных обострений, обрывают телефоны, двери и все остальные возможные пути, мечтая сюда попасть. ”

Тем временем ступнераздирающая история закончилась, нажатие кнопки, микшер – вниз, и вот уже старина Нопфлер надтреснутым голосом начинает созывать своих братьев по оружию. Первым братом назвался телефонный аппарат, напомнивший о своем существовании истеричным перемигиванием лампочек. Он снял трубку и устало выдохнул в нее

- Алло!

- Это радио? – поинтересовался на другом конце провода чуть смущенный девичий голос

- Оно самое. – с ноткой сарказма ответил он.

- А вы ведущий? – продолжала расспрашивать незнакомая собеседница

- Настолько ведущий, что впереди уже нет никого. – попытался сострить он, тут же осознав, что шутка не удалась. Но, похоже, девушка не придала этому ровным счетом никакого внимания и продолжила его расспрашивать.

- Ночной ведущий, который сегодня работал? – и, не дожидаясь ответа, продолжила – Знаете, у меня к вам огромная просьба, меня один знакомый попросил передать вам письмо, а я так закрутилась, забегалась, что совсем забыла об этом и через два часа уезжаю. Не могли бы мы где-нибудь пересечься?

- Это вряд ли. Через полчаса в моей голове будет пульсировать одно, но пламенное желание – спать. Можете подъехать, оставить его охране и мне потом передадут. Так подойдет?

Возникла пауза. Пока девушка думала, он успел дать отбивку и запустить следующую песню. Наконец, трубка заговорила.

- Хорошо, подходит. Диктуйте адрес

Продиктовав заученные не хуже таблицы умножения координаты, ему захотелось несколько смягчить ситуацию, все же один человек писал, старался, а другой ни свет, ни заря стартует непонятно откуда, чтобы это привезти.

- Может быть, вам песенку поставить? – предложил он.

- Песенку? – голос в трубке впервые улыбнулся – Это дело хорошее. Только вот наиболее уместная уже играет. Так что в следующий раз. До свидания.

Щелчок.

"Ту-ту-ту” – своим обычным голосом заговорила телефонная линия, так и не дав ему узнать, почему же именно "If I could turn back time” в исполнении королевы пластической хирургии Шер является наиболее уместной.

И к чему?

Полчаса спустя

Плавно опускаясь вниз в чреве лифта, он смотрел на свое уставшее, красноглазое, с припухшими веками отражение, таращившееся на него в ответ десятком личин с зеркальных стен.

"Действительно, вот если бы было можно отмотать время назад. Годков на пять. Хотя бы. Столько всего можно было исправить, переделать, перерешить. Пустить свою жизнь по другим шпалам, заведомо зная кратчайший маршрут и узловые станции пересадок. И не просиживать ночи, давясь словами в микрофон, убеждая себя, что это то самое значительное "оно”, к которому так долго стремился, убивая в себе понимание того, что дело жизни мутировало в рутинное и механическое обеспечение средствами. Не перебиваться случайными встречами и непродолжительными романами, а вовремя распознать в многотомнике лиц человечьих муравьиную вязь единственного почерка. Главного. Необходимого. Ведь было же возможно, но сначала не поверил, потом не знал, что делать, а дальше караван уже ушел. Э-эх, If I only could…”

Двери открылись, возвращая его из страны несбывшихся желаний в текущее утро. Он тряхнул головой, словно боксер после пропущенного удара, и подмигнул сонму своих отражений, дескать, хватит сожалений, так того и гляди рот грибами прорастет, а нам будет еще и небо в алмазах, и белка со свистком.

Еще через пять минут

Ощущения человека, освободившегося после ночных трудов и идущего поутру поперек толпы спешащих к своим заботам соотечественников, непередаваемы. Слов таких нет в великом и могучем. Наверное, нечто подобное будут чувствовать инопланетяне при первом осознании земного притяжения. И, возможно, только они на своей тарабарщине смогут это описать.

Он глубоко дышал, стараясь насытить себя кислородом, впитать его в каждую клеточку, чтобы изгнать даже намек на налипавшие внутри сумрачные мысли. И, занимаясь этим, упустил из виду спешащий по своему привычному маршруту троллейбус. Траектории их движения пересекались, и встреча для кого-то становилась фатальной. Скорее всего, не для механизма.

Но.

В тот момент, когда его нога сделала шаг через бордюрный камень, чьи-то руки вцепились в ворот куртки и дернули назад. В лужу.

Рогатый извозчик, даже не заметив этой сцены, меланхолично проехал дальше.

Он лежал, измеряя собой глубину лужи, словно растаявшая Снегурочка из анекдота, а над ним стояла невысокая черноволосая девушка. В руках она держала конверт, который через секунду выпорхнул из ее рук. Летел он плавно, не торопясь, и приземлился, а точнее, приводнился рядом с ним. Он перевернулся на бок (раз уж решил купаться, так полностью) и поднял бумажный квадратик, не дав тому намокнуть, для того, чтобы вернуть его хозяйке. Но тут оказалось, что конверт осиротел. Мимо него сновали лишь сумрачные личности, в чьих глазах он выглядел, как распоследний забулдыга. А так как у него самого реакцией на подобных существ служило плохо скрываемое презрение, то нужно было вставать, отряхиваться и скрываться долой от этих колючих взглядов.

Спрятавшись от прожигавших его глаз за деревьями, он постарался привести себя в порядок и где-то между отряхиванием брюк и отмыванием лица мысли сплелись….

Пазл сложился….

Все стало ясно.

"Все” – это то, что в лужу его опрокинула его недавняя собеседница, а конверт в кармане предназначен именно ему. Впрочем, об этом же свидетельствовала и надпись под маркой. Торопливо оторвав край, он вытряхнул на свежевымытую в луже ладонь небольшой квадратик из плотного картона пепельного цвета, на котором была написана всего лишь одна фраза.

"Твое желание будет исполнено”.

Этого он ожидал меньше всего. "Ну и что мне теперь делать? Переписать это двадцать три раза и тогда мне будет счастье? Бред какой-то. Сначала звонят, потом бросают в лужу, а в завершении еще и пугают. Слишком много для одного утра, можно даже сказать, что день отчаянно не задается.”

Вечером того же дня

Вернуться в нормальное состояние после запойного сна получилось неожиданно быстро. Для этого хватило лишь первого взгляда, который сразу уперся в настенный календарь. Дальше –хуже. Календарь почему-то оказался пятилетней давности, хотя он уже большую часть года сверял по нему свою жизнь. За окном открывался вид на лесопарк. Который год назад заслонили две блочные многоэтажки, прозванные местными бабульками "башнями-близнецами”, видимо в надежде, что и на них найдется свой Усама. Похоже, бабушкам удалось с ним договориться. Включив телевизор, он попал на биржевые сводки, которые сообщали, что курс доллара на завтра – шесть рублей восемь копеек, на другом канале начиналась прямая трансляция финала Кубка Мира по футболу. Комментаторы сопоставляли шансы сторон, но он-то уже знал, что французы порвут бразильцев, как Тузик шапку.

"Апофегей” – всплыло в его голове название прочитанного в юности в "Юности” романа. По-другому не обзовешь.

Ну, и само собой, из зеркала в ванной на него посмотрел порядком подзабытый субъект. Ни тебе седины пробивающейся, ни зарождающегося пивного брюшка, ни других признаков подпорченности временем не наблюдалось. В глазах еще мелькают язычки костра юношеского задора, губы непроизвольно стремятся сложиться в улыбку, а на лице отчетливо виднеется печать стопудовой и тысячепроцентной уверенности в том, что именно ему выпадет счастливый билет.

Да, к слову о билете.

Он лежал на кухонном столе. Ровно в середине. Будто кто-то очень скурпулезно его размещал, выверяя расстояние с помощью линейки и штангенциркуля. Налив стакан воды, он принялся внимательно изучать слова, нанесенные на кусочек картона.

"Твое желание будет исполнено. Тво-е-же-ла-ни-е-бу-дет-ис-пол-не-но. Но-не –пол… тьфу ты, черт, что я еще пытаюсь найти в этих четырех словах? И без того все прекрасно ясно. Настолько ясно, что темнее некуда и настолько же прекрасно, что хуже и представить сложно. Но все уже, похоже, решили без меня. Хорошо, что утром не хотелось стать птичкой или рыбкой. Или раком. "

Он затрясся в мелком беззвучном смехе, успев подумать, что вот, наконец, и пришла долгожданная истерика. Потом мозг взял тайм-аут. Передохнуть.

Очнулся он ближе к сумеркам. В закатной мгле, освещая себе путь свежеприкуренной сигаретой, вышел на балкон и долго смотрел вслед уплывающему солнцу, словно прося его остаться, не бросать его здесь одного. Но главное свойство характера небесных светил – это то, что им все по фигу. Так что справляться с выигранными в лотерею чудесами нужно было в одиночку.

"Эх ты, работник эфира! Столько раз эфирил, фраза "в прямом эфире” аж к небу прилипла, вот и получил эфир. Самый настоящий. Живой. Но не прямой. С завихрениями. Вот и барахтайся теперь в нем!”

Он щелкнул зажигалкой и в ее свете посмотрел на свое помолодевшее отражение в оконном стекле.

Долго.

С пристрастием.

Затем улыбнулся.

И сказал. Вслух.

- Пожалуй, больше ничего и не остается. Поэтому пора браться за дело.

В течении следующей недели

Перво-наперво он определился с тем моментом, до которого отмоталась его судьба. Затем прикинул, какие выгоды ему несет его нынешнее положение. И понял, что все очень даже ничего. Он только что попал в сферу радиовещания и, будучи в курсе всех актуальных проектов ближайшего пятилетия, сможет предложить их первым, а, значит, лавры и карьеру уже можно складировать в один карман. Большая и безответная любовь его жизни еще не случилась и можно обойти все узкие места и подводные камни. Еще один карман заполнен. А ведь надо оставить место для денег. Много места. Потому как на носу дефолт – это во-первых, на тотализаторе можно делать ставки со стопроцентной уверенностью – это во-вторых, а в-третьих… Да достаточно и первых двух пунктов!

С каждым днем он был все больше рад тому, что по последним пяти годам его жизни прошло стадо языкастых коров, вылизав его добела. Ощущение текущего через все тело времени и переполненности эфиром кружило голову, почти что лишало земного притяжения. Запаянный в полиэтилен кусочек картона с четырьмя словами теперь всегда лежал в кармане, служа оберегом, талисманом и еще всем чем угодно сразу.
Время пошло.

Следующая пятилетка (новостная лента)

Музыкальный редактор, дефолт, позволивший купить первую машину, встреча с будущей избранницей, программный директор, собственная квартира, свадьба, медовый месяц в Испании, коммерческий директор, новая машина, переход от ставок на тотализаторе к играм на бирже, телевидение (продюссер двух игр и развлекательного шоу), новая машина, ребенок, премия "За вклад в развитие радиовещания”, развод, генеральный директор медиахолдинга, новая машина, новая свадьба, новая машина…..

Спустя пять лет. День в день


Программный директор радиостанции был порядком удивлен, когда сверху поступило распоряжение оставить эту ночь свободной, потому что рулить эфиром будет Сам. Директор, конечно, знал, что Он когда-то начинал с простых ведущих линейного эфира, но, на его памяти, ни разу даже не заезжал на студию. А тут здрасьте-пожалуйста. Что ж, у богатых свои причуды, надо, так надо. Зато все вместе посмеемся над тем, как Он будет лажать…

Он снова сидел в том же кресле, что и в тот же день. За пять лет до того, как наступило сегодня. И чувствовал, что весь эфир выветрился. Было страшно.

Он добился всего, чего хотел тогда. Ну, почти всего, большая любовь обернулась пшиком и, когда сошла пена и рассеялись брызги шампанского, растворилась в воздухе. Зато все остальное - ну просто точь-в-точь, если не лучше. Но вот что дальше?

Достав из кармана заламинированный картонный квадратик с четырьмя памятными словами, он долго вертел его между пальцами. Его не обманули. Но…

Эти пять лет он провел в живом эфире. Под наркозом. Все события и достижения воспринимались не то, чтобы безразлично, но без яркости и остроты чувств. Как будто знакомую книжку читал. Радость не взрывалась разноцветными шарами, не осыпала конфетти, но, если разочарования и случались, то они тоже ложились легкой тенью…

И вот, сегодня, это, наконец, завершится

Страшно.

Он не знал, чего он хочет дальше – уверенной стабильности или манящей неопределенности. И хотел, чтобы ему подсказали. Чтобы, как тогда, как в этот день, замигал телефон.

Эфирить, он, естественно, разучился и представлял, как это сейчас обсуждает весь холдинг и какие смешки будут звучать за его спиной. Но это было по барабану.

Абсолютно.

И поэтому с двух часов ночи он крутил на реверсе одну и ту же песню. Подавая сигнал о помощи. Не зная кому и куда. Но больше он ничего не мог сделать. Поэтому пять часов кряду на одной из радиоволн каждую минуту раздавалось.

If I could turn back time.

Телефон не зазвонил.

Пять минут, после того, как…
И за пять минут, до того, как…


Выйдя из здания, он оставил машину на стоянке и решил пройтись пешком по былым воспоминаниям. Мысли не задерживались в голове, пролетая из одного уха в другое. Навстречу шел поток спешащих прохожих, безупречно похожих…

И как будто все то же…

Кроме него. Инопланетянина.

Он дошел до памятного места, которое сознательно обходил стороной все эти годы, боясь, что его присутствие здесь каким-то образом все разрушит. И только сегодня смог прийти. Вот памятная лужа, в которой барахтался, вот из-за угла показался пучеглазый троллейбус, вот …

Руки.

Что легли на воротник.

Как и тогда.

Он обернулся. Перед ним стояла незнакомка, что бросила ему конверт.

- Эх, ты – тихо сказала она – Такой шанс имел испробовать что-то абсолютно новое, перепрожить все иначе. А выбрал? Облегченный вариант пережитого. Судьбу-лайт. С ментолом. Пусть и представительского класса, но б/у. Да еще отобрал у многих их кусочек радости. Не хорошо это. Неправильно.

И с этими словами она сильно толкнула его двумя руками в грудь. На проезжую часть.

Где-то, когда-то

- Слушай, а они видят сны? – спросила медсестра, не отрывая глаз от окошка в двери реанимационной палаты.

Молодой дежурный врач не сразу расслышал вопрос. Его мысли были заняты совсем другим, на сегодняшнюю ночь он наметил проведение операции по обольщению и внедрению в это юное создание в белом халате и никак не мог решиться начать артподготовку.

- Ты что-то спросила?

- Да, как ты думаешь, они видят сны? – взгляд медсестры уже блуждал по потолку

- Кто, коматозники? - удивленно спросил врач, подумав про себя "Вот же, нашла тему для разговора. Наверняка повернутая на жизни после смерти. Хотя это шанс”. И, напустив на себя побольше серьезности и солидности, ответил – Конечно, видят.

- А как ты думаешь, что они видят? – еще раз спросила медсестра, наконец, перевела взгляд на врача.

"Рыбка глотает наживку, главное не торопиться и вовремя подсечь.”

- Всю свою жизнь! – зловещим шепотом произнес врач.

- Всю-всю?

- Ну, может и не всю. Может, только лет пять. Наука пока в пути. Слушай, вот мы, живые, здоровые, сидим тут ночью и разговариваем о почти мертвяках. Давай лучше музычку послушаем? – после этой тирады рука врача потянулась к приемнику и значительно прибавила громкость. " Потерпите больные, врач, в отличие от вас, живой человек”.

Из приемника прозвучали позывные радиостанции, затем бодрый голос сообщил.

- Двенадцать часов ночи. Мы в прямом эфире. Вы сделали правильный выбор, настроившись на нашу волну, ведь только здесь самая качественная музыка! Оставайтесь с нами!
Проза без рубрики | Просмотров: 432 | Автор: Silver_Fox | Дата: 29/09/20 13:32 | Комментариев: 4

осознав что в рентгеновских снимках нет скрытого смысла, а только мгновенная боль
что в крови ежедневно бунтует и пляшет не только один алкоголь
и вообще ты хронически не приспособлен к тому, чтобы стать невесомым
очень хочется пальцами щелкнуть,
закрыть свой счет
и сказать гарсону
что весь ихний Париж ты видал и вертел и чего-то еще неразборчиво,
только, видимо, ты в этот раз не у дел и тирада выходит скорченной…

осознав что твой разум практически полон журнально-газетным знанием,
что в нем песни и пляски китайских цыган сращены с чертежами вязания,
что любое число изо всех вычислений удобней делить на проценты,
начинаешь себя ощущать молекулой
или даже плацентой.
понимаешь, что жизнь на поверку выходит не очень хитра
и что меньше всего привлекает узнать, кто в итоге окажется прав…

осознав себя произвольным переплетением чьих-то спутанных звуков и нот,
что по всем твоим исключительным мыслям не единожды снято кино
что желание жить производная между желанием жечь или жалить
и любая дорога в итоге
доведет тебя до скрижалей,
что “сейчас” формируется выбором между somebody, somewhere и somehow,
и все то, что творится в твоей голове препарирует доктор Хаус
понимаешь что все это понимание не уперлось тебе ни на йоту
и при выборе между десантом и флотом ты всегда выбирал пехоту,
в игровом автомате вселенского блага твоим призом становится кофе с утра
и в рентгеновских снимках нет смыслов и знаков и нужны они лишь докторам
Поэзия без рубрики | Просмотров: 320 | Автор: Silver_Fox | Дата: 28/09/20 12:01 | Комментариев: 7

приближению бури не радуйся, не проси -
она будет вращаться в тебе сколько хватит сил
и кто знает, что там случится еще потом,
когда роза ветров разойдется дорог крестом,
когда ветры над городом станут упрямо дуть
разрывая твою окружающую среду,
что всегда наступала быстрее любых суббот
разбивая о скалы привычной судьбы прибой
вдруг окажется что тяжелее всего простить
если бурю случайную как-то в окно впустил
и кто знает, что там случится еще потом
когда охрой окрасится каждый живой листок,
а потом, погоди, настанут еще снега
и сугробы в шаги доведется тебе слагать,
и поземка, петляя, укроет твои поля –
а в тебе все взлетают ракеты земля-земля
и уже все сошлось,
и разбился внутри виска
високосным движением пули твоей оскал

но еще в барабане учебный и холостой
и кто знает, что там случится еще потом
Поэзия без рубрики | Просмотров: 443 | Автор: Silver_Fox | Дата: 24/09/20 13:43 | Комментариев: 7

Начало здесь - Выключатель

А вот очень приятно бывает ехать по вечернему городу. Нет, не за рулем, запритыкиваясь в пробках и ругая, на чем свет стоит, всех чайников, которых почему-то именно сегодня развелось просто непристойное количество. Хорошо сидеть рядом с водителем и смотреть в окно. Хорошо, когда попадается молчаливый водитель, и он не отвлекает своими дорожными байками и бесконечными историями из личной жизни. Против особо разговорчивых я использую нехитрый прием – просто пересаживаюсь на заднее сиденье, а разговаривать с человеком, которого не видишь, уже не так удобно. Хорошо, когда в машине играет музыка. Но не модные радиохиты, а что-то ненавязчивое и мягкое, что забывается сразу же после того, как расплатился и вышел из машины.

Вот так едешь и все окружающее – музыка, молчание, огни за окном создает впечатление, что будешь ехать бесконечно и именно в этом движении и есть смысл твоего существования. Проноситься блестящей точкой мимо кого-то, оставляя у него легкое ощущение неопознанного присутствия, и ничуть не сожалеть об этом. Это, наверное, и следует называть безжалостностью, только не той, какой ее обычно видят и понимают, а такой… невесомой.

А вокруг окна. Очень много окон. И в каждом из них своя жизнь. Быть может, именно в тот самый момент, когда водитель, везущий тебя, остановился на светофоре, там, за одним из стекол, кто-нибудь, отбросив стеснение, робость и страх быть непонятым, в первый раз сказал кому-то “Я люблю тебя” и теперь с нетерпением ждет ответа. А за другим кто-то именно сейчас решил, что все прожитое было полной бессмыслицей и гораздо легче дальше просто не жить. Он понимает, что очень многие будут осуждать его решение за слабость, отсутствие воли и еще много за что, но ведь так делают только те, кому не довелось испытать, как это бывает. Как бывает тогда, когда вдохнул и понимаешь, что выдох принесет тебе боль. Чудовищную, разрывающую нутро боль. А новый вдох будет никак не милосерднее.

А еще… Еще кто-то услышал музыку, в первый раз по-настоящему услышал музыку, кто-то вырвал из записной книжки страницу с еще совсем недавно наиважнейшим номером, кто-то накрывает стол, ожидая приход дорогого гостя, кто-то пьет на кухне в одиночестве, кто-то занимается любовью, кто-то забрался с головой под одеяло и плачет, кто-то уже спит… И еще много, много других светящихся окон, за которыми жизнь. Не твоя жизнь. А для тебя – это только светящиеся квадраты и прямоугольники окон, мимо которых серебряной пулей проносится авто, которое везет тебя по ночному городу. Из бесконечности в бесконечность.
Но автомобиль когда-нибудь останавливается. Потому что оговоренный отрезок бесконечности уже завершен. Остается лишь расплатиться с водителем и дальше уже пешком.

***

Вот сколько не возвращаешься в то место, где прошло детство, всегда испытываешь особое, труднообъяснимое чувство. Может быть оттого, что запомним все, что здесь есть, таким, каким увидел это в первый раз. То есть ниже ростом. Ближе к земле.

И от этого излишне ревностно относишься ко всем изменениям, которые здесь происходят. Вот хорошо ведь помню, что раньше на этом месте была булочная. Обычная советская булочная с каким-то там номером. С большими такими штуковинами на колесах, в которые устанавливали лотки с хлебом. И когда батоны заканчивались, появлялся мужик в белом фартуке, который с сосредоточенно-угрюмым выражением лица, медленно увозил опустевшие лотки, для того, чтобы заменить их на полные, а все покупатели толпились и внимательно смотрели, какой же именно хлеб он туда положит. Еще там был отдел с конфетами, тортами и прочими сладостями, в котором, перед днем рождения родители покупали тебе два полиэтиленовых пакета конфет, чтобы можно было пройти по классу и положить каждому однокласснику на парту три-четыре штучки. Типа проставиться так. Естественно, самые вкусные из них припрятывались и делились между друзьями после уроков. Еще там всегда пахло хлебом. А этот запах – он такой приятный, теплый, уютный.

Теперь там все сломали, перестроили, сделали гораздо презентабельнее и повесили вывеску “Мясо”, пусть внутри продают пиво, водку, газировку и чупа-чупсы всякие. И думаешь “Название-то какое дурацкое. Блин, это же булочная! Да, она проиграла в конкурентной борьбе народившимся супермаркетам и последние несколько лет приличного хлеба в ней не водилось – но это булочная. А дом, что стоит рядом с ней – дом около булочной. Как теперь его называть, когда они ее “Мясом” обозвали? А соседний дом – это дом около овощного. Там теперь ресторан .”Престиж” называется. Ну какой тут может быть престиж, в этом спальном районе? Что престижного может быть в этой харчевне, около которой отираются местные забулдыги, где меню почти целиком повторяет ассортимент ближайшего ларька и лишь изредка, по выходным местные жители празднуют очередное бракосочетание? А ведь еще у овощного стояла телефонная будка, из которой можно было позвонить без двушки, если знать, куда нужно стукнуть. И ведь звонил из этой будки, и дозванивался, и было потом… А теперь ни овощного, ни телефона, ни потом.”.

Но кое-что остается неизменным. Вне зависимости от течения времени и смены сезонов. Это фигуры возле подъездов - старые знакомые, те, у кого не получилось вырваться из того времени. Того самого времени, которое сейчас вспоминаешь с легкой тоской и ностальгией. Ведь где-то там есть ты, который выходил из дома примерно в это же время, встречал друзей, и вы садились где-нибудь рядом на скамейку, пели песни под гитару, пили разливное пиво из трехлитровых банок, а потом приходили девушки… А для них, тех, кто до сих пор здесь, это время и не закончилось, оно просто поблекло и стало ежедневностью.

Вот и сейчас, когда подхожу к подъезду, мне навстречу, чуть пошатываясь, выплывает фигура, держащая в руке бутылку пива. Володя. Он всегда был худым и тонкокостным, отчего в любом возрасте казался моложе своих лет. Теперь же, вкупе с нарождающейся среди поредевших светлых волос лысиной, Вовчик стал похож на персонажа третьесортного триллера.

- Здорово!- радостно кричит он мне прямо в ухо, обдавая волной перегара – Как давно не виделись-то! Ты куда пропал?

- Да знаешь, Володь, не живу я уже здесь. – отвечаю я – Уже довольно давно не живу.

- То-то я думаю, почему никогда тебя не встречаю.- Володя улыбается, обнажая два ярко-желтых вставных зуба. – И далеко живешь-то?

- Отсюда не видно - отшучиваюсь я – А ты сам как?

И Володя пускается в долгий рассказ о том, как он раньше жил здесь, как работал на маршрутке, как женился и какое-то время жил у супруги на соседней улице, а теперь снова переехал сюда. И еще о массе каких-то вещей, которые мне абсолютно не интересны, но я их слушаю. Останавливается он лишь, когда замечает, что бутылка опустела и извлекает из-под стоящей рядом скамейки еще одну, с помощью зажигалки освобождает ее от пробки и вливает в себя добрую четверть.

- Ну, а ты-то как? – снова спрашивает Володя и тут же начинает сам отвечать на свой вопрос. – Вижу, что поднялся. Вон часы какие понтовые. Ну-ка, покажь. Да-а-а, сильная вещь. Молодец! Ну, ты ведь всегда умным был, что тут говорить. Я, вообще, уважаю тех людей, что сами поднялись.

- Да не то, чтобы поднялся, скорее подпрыгиваю помаленьку.- снова отшучиваюсь я – Слушай, а ты Жеку давно видел?

- Жеку?- переспрашивает Володя – Как же давно, мы ж недавно, год или два назад вместе пиво пили – ты, я и Жека. Ну, еще на балконе у него вечером сидели? А потом пошли “Д’Артаньяна” смотреть?

- Нет, Володь,- я почему-то улыбаюсь в ответ – это раньше было, лет пять назад.

- Пять лет!- восклицает он –Е-мое, пять лет! Это надо же, как время летит! Вот так вот – работаешь-работаешь, потом домой, туда-сюда, а время летит, и не замечаешь, как проходит… Нет, правда пять лет прошло?

- Ага, пять – отвечаю я – У меня память хорошая. Помнишь, Жека тогда еще за пивом в боксерских трусах ходил?

- И собака у него была! Точно! Надо же, пять лет!

Володя качает головой, прихлебывает пива и выстреливает новой порцией воспоминаний.

А я думаю.

Думаю о том, что прекрасно помню события, о которых он рассказывает. Но помню еще и то, что прошло не пять лет, а десять. Целых десять лет. Мне уже сложно вспомнить, каким я был тогда. И за это время, за эти десять лет произошло столько всего, что становится понятно, насколько недостаточен объем моей памяти и мне необходим апгрейд. А для него это как будто недавно было. Так вот. И, наверное, он еще несколько лет будет рассказывать о том, как встретил меня. Вроде бы надо посочувствовать человеку, подсказать что-то, помочь, но вместо этого я испытываю такую тихую внутреннюю гордость. За себя. За то, что я не такой. А ведь какие хорошие дети были, какие обещания давали друг другу и самим себе… Все же птенцы обязаны вылетать из гнезда.

И я начинаю прикидываться сильно, просто нечеловечески уставшим, для того, чтобы завершить эту нежданную встречу. Это получается как-то нежданно просто и вот уже Володя сжимает мне ладонь, еще раз говорит, что я молодец, что он меня уважает и… “Заходи, если что” еще говорит.

Эх, время, время…

***

Время. Птицы. Возвращаясь в родительский дом, я начинаю себя чувствовать этакой большой и грузной птицей, которая с гомоном вваливается в родное гнездо и понимает, что здесь для нее уже не хватает места.

Я очень хорошо помню свою последнюю ночь в армии. Мы, молодые двадцатилетние ребята, сидели в каптерке, и каждый из нас не мог представить, что завтра утром уйдет отсюда навсегда. А ведь до этой ночи только и разговоров было о том, как там все будет, все что-то придумывали, готовились… Когда же осталось несколько часов, то сильнее верилось в такую штуку – вот соберут нас завтра на плацу, таких вот вальяжно-расслабленных и вместо прощальных слов зачитают приказ. В котором черном по белому и с вензелем внизу будет написано, что в связи с чем-то там срок службы удлиняется еще на год и все увольнения отменяются. И ведь все поняли бы, ничуть не удивились. Конечно, обложили бы по полной всех козлов, у которых на погонах есть звездочки, но пошли бы ведь и в глубине себя посчитали эту ситуацию вполне нормальной. А вот то, что завтра… Не то что в голове не укладывается – вообще невозможно представить.

А потом я приехал домой.

Помню, первое, что бросилось в глаза – это листья. Зеленые листья на деревьях. Они были такие мясистые, большие. Было раннее летнее утро, я шел по знакомым улицам и думал “Надо же, какие у нас здесь красивые листья на деревьях.”. И не было никакого предчувствия или удовольствия от того, что сбылось то, о чем так долго думал. Просто наступило время, когда надо было ехать домой. Вот я и приехал.

А когда вошел в квартиру, то сразу подумал, “Какое-то здесь все слишком маленькое. Раньше все казалось большим.”

И еще… Еще здесь было слишком много заботы. Я уже привык к тому, что всегда смогу позаботиться о себе сам, а тут так вот. И ведь понимаю, что это не со зла, а всего лишь от чувств родительских. А все равно как-то неуютно. Поэтому и бываю здесь нечасто, да что там нечасто – редко бываю.

***

- Ну, как на работе дела? – спрашивает мама.

- Да нормально все, – отвечаю я. – Хорошо. Дел много в последнее время было. Вот решил отпуск взять, поеду отдохну куда-нибудь.

- Да, правильно, сынок, тебе надо отдохнуть, а то ты что-то похудел в последнее время. Точно кушать не хочешь?

- Да нет, мам, спасибо. Я перекусил уже. Не хочу.

- Ну ладно. Поедешь куда или здесь будешь?

- Поеду. Куда точно не решил еще, но поеду. На море куда-нибудь. Искупаюсь. Позагораю. А то ведь какой отдых в городе? Никакого отдыха, собственно.

- Ну да, здесь особо не отдохнешь. Может быть, все-таки покушаешь?

- Не, не буду. Устал я что-то сегодня. День был какой-то бесконечный, долгий. Понедельник, что с него возьмешь.

- Ну, ляг тогда, телевизор посмотри.

- Не-а, там все равно нет ничего пристойного. Лучше почитаю чего-нибудь. А что, в коридоре лампочка перегорела?

- Да нет, выключатель чего-то барахлит. Ты бы посмотрел.

- Хорошо, мам, завтра обязательно посмотрю. С утра посмотрю, ладно?

- Ладно. Ну, иди, отдыхай.

***

Ч-ч-черт! Выключатель! Ну, вот кто за язык-то тянул! Я же собирался завтра, прямо завтра… И теперь ведь не откажешься, пообещал уже. И чего теперь делать? Сначала ехать на работу, потом возвращаться, чинить выключатель, а уж потом махнуть на все четыре стороны? Или сначала починить, а потом на работу? Или забить на все сразу же, прямо с утра уехать? А, может быть, вообще не ехать никуда, сказаться больным и целый день проваляться в кровати?

Сейчас голова вспухнет. Надо покурить. Или… Или что? И ведь нет у меня ответа на этот вопрос. Не в смысле курить или не курить, а… Есть ли вообще это самое “или”?

Стоп. Я устал. Вопрос дурацкий. С такими нужно разбираться на свежую голову. А завтра я уеду. Или не уеду. Все завтра. Ведь я устал. Устал от этого понедельника, от этого бесконечного “сегодня”, которое наступает взамен столь ожидаемого “завтра”. Мне нужно поспать. Никаких книг, никаких чаепитий. Спать и немедленно.

И я быстро забегаю в соседнюю комнату, для того, чтобы попросить маму сделать телевизор потише, потом возвращаюсь обратно, рывками освобождаю себя от одежды и ныряю в кровать. Уже через минуту глаза начинают закрываться. Попеременно. “Разберемся со всем завтра”, – шепчу я сам себе, засыпая. – “Со всем разберемся”.

***

В то же время:

***

- где-то, на другом конце города, в одном из миллионов окон, горел свет. В комнате, что была им освещена, она положила на рычаг телефонную трубку. Ей казалось, что все будет по-другому. Хоть как-нибудь будет, потому что так, как случилось – это просто никак. Ведь впервые за столько долгих дней она нашла в себе силы позвонить ему и так хотелось сказать, что тогда все случилось глупо, нелепо и неправильно, что они оба оказались неправы. И, несмотря на то, как плохо они расстались, без него почему-то было еще хуже, и еще много, много разных слов… Но сначала никто не отвечал, а потом аппарат оказался вне зоны действия сети. Что случилось? У него села батарейка? Или он увидел ее номер и не захотел разговаривать? Или он просто сменил свой номер и теперь непонятно, как его найти? Или с ним что-то случилось? Эти вопросы наслаивались друг на друга и не давали покоя.

Она подошла к окну. На карниз тяжело падали редкие капли, снова начинался дождь “Завтра.” – подумала она – “Я обязательно перезвоню ему завтра. И обязательно дозвонюсь до него”. Если бы кто-то мог услышать ее слова, то наверняка бы смог заметить, как с каждой фразой на них незаметно ложиться невесомая тень неверия.

***

- в самолете, летящем на другой конец страны, повзрослевшая девочка Женя откинулась на спинку кресла. Засушенный цветик-семицветик покоился в кармане блузки. Когда-то, давным-давно, она не стала отрывать последний лепесток, потому что решила использовать свое последнее желание на благо кого-то другого, того, у кого будет прекрасная и, как ему кажется, невыполнимая мечта. Но как-то так складывалось, что все желания, которые она выслушивала, оказывались несколько проще и приземленнее, чем она ожидала. А зачастую люди просто ее не понимали и отказывались рассказывать. Стеснялись, наверное.

Но это стало уже навязчивой идеей, которая гнала в путь и уже заставила объехать добрую половину этой бескрайней страны. Вот и теперь она решила кардинально сменить вектор поиска и отправиться на Дальний Восток. Москва ее надежд не оправдала. Она прикрыла глаза и подумала о том, что, может быть, завтра, ведь так хочется, чтобы это случилось завтра, ее бесконечная дорога все-таки подойдет к своему завершению.

***

- где-то, непонятно где, потому что для этого места придумали множество названий, но ни одно из них толком не соответствовало истине, жило существо. У него было еще больше образов, с которыми его овеществляют, и оно было похоже на все сразу и ни на один в отдельности. Если все же попытаться его как-то классифицировать, то наиболее подходящим определением могло бы послужить следующее - внешний управляющий миром. Существо уже и не помнило того, кто назначил его отвечать за данную цивилизацию, но это был кто-то очень и очень могущественный. Поэтому оно в меру сил и усердия, не без приступов лени, конечно, старалось выполнять свою работу.

Совсем недавно к нему пришло письмо… Конечно же, это было совсем не письмо, но так как во вверенном ему мире было принято, что важные указания должны приходить на бумаге, то ему было легче воспринимать его, как письмо. Поэтому оно и стало письмом. По прочтении существо посмотрело на весь свой мир сразу и задумалось.

“Э-эх, человеки. Сколько вы красивых легенд напридумывали о том, как все это произойдет, все эти суды, битвы и прочие пророчества казались такими величественными. А все проще. Все гораздо проще. Как в одной умом не понятной стране, где летом горячую воду отключают. Типа, уважаемые жильцы, приносим свои извинения за неудобства, но с такого-то числа… И все. Ничего дальше. Ну, что ж, мы лишь служащие, нам остается выполнять, раз уж все решили.”

Существо немного помолчало, а потом материализовало в воздухе выключатель. Оно заразилось от людей страстью к дешевым эффектам и сделало так, чтобы из любой точки планеты можно было его увидеть. После этого существо задумалось о том, что его, судя по всему, теперь ждет отпуск, так что надо решать, как его провести.

И выключило. Свет.
Проза без рубрики | Просмотров: 405 | Автор: Silver_Fox | Дата: 23/09/20 13:21 | Комментариев: 2

“…сжигая последний свой праздник,
единственный праздник,
последний оставшийся день.”
Юрий Наумов


Обычно это происходит так.

Минут за пятнадцать или за двадцать открываются глаза. Попеременно. Не стряхивая паутину сна, лишь чуть-чуть проморгнув дремоту, они оценивающе осматривают комнату, пейзаж за окном, потом останавливаются на часах, анализируют положение стрелок и посылают сигнал в мозг. Мол, рано еще.

Пауза.

А за ней.

Вот уродился же на свет человек, которому пришло в голову изобрести будильник. И ведь, наверное, он долго ломал голову над тем, как бы сделать эту замысловатую штуку наиболее громкой и безотказной. Советовался с кем-то, эксперименты всякие разные ставил на подопытных добровольцах. И придумал. А мне теперь расхлебывай. Нет, я, конечно, не идиот и не считаю, что эти трели мучают исключительно мою персону, но ведь для каждого тела своя смирительная рубашка.

А сегодня эта самая рубашка затянута неведомыми санитарами духа с удвоенной прилежностью. Потому что наступило утро понедельника. За окном тот тип погоды, который я привык обзывать этаким самопридуманным словечком “хмурь”, вмещающим в себя следующие ингредиенты: картинка серого неба, монотонный ритм, отбиваемый по подоконнику каплями дождя, поверх которого накладывается соло дождя на ветках и листьях. Противно, в общем. Хочется никуда не ходить, вообще не вылезать из кровати и долго валяться, запутавшись в подушках, одеялах и медленно текущих мыслях.
Но надо. Потому что понедельник. Нужно вытряхиваться, облачать себя в какую-нибудь подобающую данному дню недели одежду и вперед, на амбразуру новой рабочей недели.

Бр-р-р…

Ванная. Пена на щеке, станок в руках, а в голове – “Как бы не порезаться спросонья”. Вот в юности процедура бритья была чем-то наподобие ритуала приобщения к взрослой жизни. Сначала долго ждешь, пока на лице появится некое подобие щетины, периодически ощупываешь подбородок, ощущая пальцами едва заметные и приятные уколы и в один из дней, который обязательно бывает ярким и солнечным, понимаешь, что уже пора. Тогда идешь в ванную, придирчиво осматриваешь себя в зеркале и соглашаешься “Да, пора”. Потом вытаскиваешь из ящика в ванной, в котором уже отвоевал себе полку, освободив ее от оккупации маминых бигудей или чего-то там еще, и достаешь оттуда пакетик с лежащими внутри одноразовыми станками или коробочку с таким… ну, в который еще лезвия “Нева” вставлялись. Только не электрическую, потому что от нее никакого удовольствия, ведь так говорили ребята, которые на два-три года старше, а их мнение в том возрасте – один из весомейших авторитетов. И так медленно-медленно выбираешь, проверяя, словно коньки в детстве, лезвие ногтем, пока не найдешь одну, самую острую. Затем берешь тюбик с кремом, флакон с гелем или просто кусок мыла и усердно создаешь в руке ту самую смесь, которой предстоит вымазаться от уха до уха. И снова медленно-медленно, старательно размазываешь ее по лицу и точно также начинаешь водить станком. И пусть в процессе бритья обязательно порежешься пару раз, но эти порезы будут подобным шрамам, полученным на полях сражений… А потом, когда уже все закончено, выходишь из ванной, преисполненный чувства собственного достоинства. Такой весь из себя свежий, гладкий. И взрослый.

А сейчас… Быстро, потому что надо. Надо быть опрятным, надо прилично выглядеть, надо быть… Шкрылы-шкырлы и никакого удовольствия.

Много чего приятного было, много. Впрочем, я не настаиваю. Да и передергивать свою память, заставляя ее перебирать, словно четки, все то, что утратило свою привлекательность и перетекло в привычку совсем несвоевременно. Утро. Понедельник. Утром вообще бывает крайне мало своего времени. Потому что пора. Некогда. Почти опоздал.

***

А в августе уже начинает пахнуть осенью. Вроде бы листья на деревьях еще не подернулись желтизной, травка и солнышко строго по тексту известной песни, которая, правда, про весну. Днем еще жарит настолько, что рубашка с короткими рукавами является назойливой и очень неудобной необходимостью, а по выходным – речка, шашлычок, девушки в купальниках…

Но вот повстречаешься с заглянувшим поутру холодным ветром и понимаешь, что привал не за горами. Сразу вспоминаешь, что нужно отдать плащ в химчистку, потому что забыл это сделать весной, а все лето он провисел на вешалке в прихожей, вбирая в себя все больше и больше пыли. А ботинки уже не подлежат реанимации, а это значит, что нужно ехать и покупать новые. И в ближайшие выходные соберешься и поедешь, будешь толкаться среди множества людей, озадаченных той же самой проблемой, примерять на ноги очередную пару, топтаться в ней, крутиться перед зеркалом и, почувствовав легкий дискомфорт (то ли подъем узковат, то ли шов кожу натирает), скорчишь мину, словно это самое ощущение отозвалось жуткой кислятиной во рту, протянешь обувь продавцу, покачаешь головой и пойдешь дальше. Дальше, дальше...

А потом. Потом наткнешься глазами, абсолютно случайно, на те самые, которые, кажется, и примерять-то не надо, потому что и без этого понимаешь, как ногам в них будет удобно, комфортно и приятно. Но все равно меряешь, так, на всякий случай, осторожно завязываешь шнурки, перетаптываешься с пятки на носок и обратно, долго изучаешь в зеркале, как ты в них выглядишь, потом снимаешь, проверяешь подошву и швы и убеждаешься в том, что. Наконец-то оно. Самое то.

И когда уже вернешься домой, то вытащишь ботинки из коробки и скажешь себе, что вот за ними ты точно будешь ухаживать, причем кропотливо и старательно, мазать кремом чуть ли не по два раза в день. И достаешь из пакета помянутый крем, флакончик водоотталкивающей жидкости и еще чего-нибудь, купленного сегодня по случаю того, что у тебя появились новые ботинки.

А дня через два…. Ну, или через три… Или на следующий, если совсем не повезет… Идешь уже в аптеку. За пластырем. Бактерицидным. Потому что ботинки на поверку оказались как-то не очень. Может, не досмотрел. Или ноги какой-то специфической формы. Или что-то еще. Не так. А дни, как назло, складываются таким образом, что приходиться много ходить. Много, много ходить. И погода, как по заказу, портится, растекается лужами и замешивает грязь. А ходить надо. И идешь, постоянно размышляя о том, стоит ли попытаться оживить старые шузы или все-таки домучиться до того момента, когда эти разносятся. Или купить новую пару, но ведь так не хочется еще раз окунаться в мельтешащую толпу страждущих обнов, да и зима уже не так далеко, а ее-то точно можно отходить в прошлогодних… А потом присядешь где-нибудь в кафе за столиком, вытащишь ноги из душных и ранящих объятий кожи и им вдруг станет так хорошо… Так хорошо, что понимаешь, что именно это ощущение можно поименовать гордым словом свобода.

И вот так стоишь себе на остановке, хотя автобус тебе абсолютно ни к чему, потому что до метро пять минут пешком и думаешь… О ботинках, к примеру. Уже опоздал и неделя отчаянно не задается, а все равно стоишь, рассеянно скользя взглядом по трещинкам в асфальте и прибитым к нему дождем оберткам от мороженого и продолжаешь медленно думать. О том, что скоро настанет осень.

***

А дальше… Дальше в метро, как обычно. Странный все-таки это вид транспорта. Вот самолеты, должно быть, придумали те, кто мечтал о полете, о том, чтобы стать птицей. А метро тогда кто придумал? Те, кто лелеял мысль стать кротом, что ли?

Да и вообще. Есть какая-то тоскливая предопределенность в этом сплетении красных, желтых, синих и прочих линий. Протиснешься в вагон, а если повезет, то коршуном кинешься на свободное место… Кстати, это очень забавная картина обычно. Вот заходит в вагон человек. В костюмчике, при галстуке, очки на носу поблескивают, портфель в руках. А на лице выражение такое. Серьезно-надменное. Дескать, я здесь совсем случайно, по недоразумению, у меня машина сломалась, водитель заболел или какая-то еще очень важная причина, по которой приходиться здесь находиться. Едет он, едет, разглядывает рекламу, которой обклеены стены вагона, и вдруг… Кто-нибудь встает и освобождает место. Все. Никакой скуки уже нет и в помине, взгляд впился в вожделенный кусок скамьи, на котором можно укоренить свою задницу. И вот этот серьезный, солидный человек начинает расталкивать локтями окружающих, наступать им на ноги, протискиваться между тел – лишь бы только успеть, только бы никто не опередил. А когда столь вожделенная цель достигнута и тело приведено в сидячее положение, прямо под надписью на стекле “Места для пассажиров с детьми, престарелых и инвалидов” (интересно, для кого все это пишут?), скука и надменность вновь занимают свое законное место, человек достает из портфеля газету и с чрезвычайно сосредоточенным видом начинает читать какую-нибудь статью. Ну, такую статью, обычную. Под броским заголовком. Типа “Принц Чарльз оказалась старым больным одноглазым пидором, живущим под мостом через Темзу”. Или “Катя Лель родила дрель”. Или “Сиамские близнецы совершили групповое изнасилование шоу лилипутов”. Или что-нибудь еще, что обычно пишут в газетах, которые читают в метро.

Так вот. Едешь в этом вагоне определенное количество станций, потом выходишь на нужной тебе, а там все по-старому. Такие же дома, такие же деревья и, кажется, те же самые люди, которые проходили здесь в прошлый раз, снова попадаются на твоем пути. Все соответствует этим светящимся табличкам, что висят над потолком. Направо пойдешь – такая-то улица, налево пойдешь – такой-то переулок. И никаких там пальм, скажем. Или моря. Или хотя бы чего-нибудь, но нового.

Вот с автомобилями обычно другое дело, можно заехать в абсолютно незнакомое, неизведанное место, пусть оно испокон веков было обозначено на карте. Выглядит это таким образом. Сначала автомобиль резко сбавляет скорость и едет очень медленно, словно опасается, что сейчас из-за угла раздастся лязг гусениц и выехавший оттуда танк расплющит его в лепешку. Потом он все же останавливается и из него выходит человек. Обычный такой человек. В коричневой кожаной куртке там или джинсовой рубашке какой-то. Зачастую он бывает довольно молодым и это наводит на мысль, что права ему подарили друзья на день рождения. Хотя я не настаиваю, что это есть аксиома. И этот человек так озирается, вертит головой в разные стороны, что создается впечатление, словно он только что увидел на соседней крыше стайку Бэтменов. Он так нервно вглядывается в таблички с названиями улиц, шевелит губами… А губы кривятся, словно тот факт, что существование этой улицы, которая носит вполне обычное название, ну, какая-нибудь там Зеленая или Строителей, причиняет ему физическую боль.

А потом этот человек начинает расспрашивать прохожих “А как попасть туда-то? Как это вы не знаете? Вы же здесь живете? Ах, вы здесь не живете… Но ведь вы живете в Москве, а не знаете?!! Вот тундра понаехала, прости господи (это уже не прохожему, а воображаемому собеседнику или самому себе). Где-то с пятой-шестой попытки все же найдется человек, который не из тундры, который объяснит, как надо объехать или куда надо свернуть. Или другой, который куда-то спешит и ему просто некогда обращать внимание на подобные расспросы, поэтому он просто укажет рукой на первое попавшееся направление и пойдет дальше. Или кто-то еще найдется, ведь много разных людей ежедневно ходит по городу. Очень много. А водитель, даже не дослушав до конца, впрыгнет в авто и с места по газам. Потому что тоже куда-то спешит.

А в метро… Там еще люди какие-то неестественные, что ли. Может быть, потому что очень шумно. Или оттого, что все практически лицом к лицу. И на этих лицах, как на фотографиях, застывают выражения и приглушенные эмоции. Не знаю почему, не знаю. И вот заходит в вагон компания, которая… Нет, достаточно прилично себя ведут. Просто раскованно. Разговаривают, смеются, жестикулируют. Или пара молодая и влюбленная. Им вообще не до кого и не до чего дела нет. Они стоят, обнявшись, напротив входа, у тех дверей, которые не открывают и улыбаются друг другу, что-то шепчут, целуются… Ведь обязательно начнутся укоризненные взгляды. Противные такие, колкие и липкие одновременно. А еще кто-нибудь подойдет и скажет “Молодые люди, ведите себя прилично, вы же в общественном месте”.

Общественное место. Не знаю, как у кого, а у меня так с самого детства слово “общественный” прочно ассоциируется с туалетом. Простым таким, советским туалетом. Бесплатным, но с обязательным вахтером при входе. Таким, где вместо бумаги рваные газеты, заляпанные и мутные зеркала, а вода в умывальниках отсутствует как класс. Общественное место, в общем.

Помню, отдыхал я как-то в Крыму. Когда уезжал, то многие мне говорили о том, что там масса всего красивого и нужно все это обязательно посмотреть. Даже список себе составил. И вот приехал, отлежался недельку на пляже и отправился. А как выглядит обычная экскурсия? Где-нибудь часам к семи утра к автобусу, стоящему на городской площади, начинают стекаться невыспавшиеся люди. Ценители красот природы, архитектуры и те, кому просто стало скучно. Они с шумом загружаются в автобус, для того, чтобы ближайшие два-три часа подремать под монотонный рассказ экскурсовода. Потом, часикам этак к десяти, они просыпаются, достают из рюкзаков и сумок завтрак – курицу, запотевшую в фольге, сваренные в крутую яйца, нарезанные дольками огурцы и помидоры. Начинают прислушиваться к тому, что бубнит экскурсовод и обмениваться впечатлениями.

“Ого, гляди-ка, а здесь действительно кино снимали. Ну, это, которое… Ну, где он на лошади между скал, а за ним целая толпа… Не помню, как называется, но интересное”.

“Надо же, такой знаменитый писатель, а столько лет прожил здесь, так далеко от моря…”

“Да был я в этих пещерах два года назад – ничего интересного. Толпа народу, очередь длинная, как в Мавзолей. Пока стояли, взяли с Вовкой по сто пятьдесят коньяку, потом еще пивка и в пещеры эти. А там что – сосульки сверху, сосульки снизу и холодрыга. Я же говорю, ничего интересного.”

Такая вот экскурсия была. Обычная.

А потом автобус остановился где-то посередине между Феодосией и Ялтой. Я навсегда запомнил название населенного пункта – Богатое. Около остановки уже стопились местные жители, не знаю, как их назвать – богатчане или богатовцы. Или богатеи. У каждого из них в руках были какие-то местные сувениры, напитки или просто семечки, ведь лето – это хлебный сезон. А поодаль стояло здание такое… Массивное, солидное, с колоннами. Для завершенности композиции не хватало только ангелочков на фасаде и тройки с развевающимися бронзовыми гривами на крыше. Помню, что подумал “Надо же, какой здесь ресторан отгрохали, наверное, раньше в нем дом культуры был прописан”. Оказалось, что это не ресторан и не ДК. А туалет. Общественное место. А в нем…. Такая грязь, такая вонь… Заглатываешь воздух на входе, надуваешь щеки и не дышишь, пока в нем находишься. И ладно я, а вот моя подруга была в комбинезоне таком, где единственная застежка – где-то в районе шеи находится…

А называется это все Богатое.

И как-то после этого никакие дворцы, никакие массандровские вина и красоты Южного берега не смотрелись уже. Они казались… немного подванивающими, что ли. И до сих пор, если вспоминаю ту поездку, то не смесь хвои и морской соли в воздухе возле Алупки, не аромат магнолии в Никитском ботаническом саду, а другой запах. Богатый.

Так вот.

А еще в метро можно спать. Таким мелким, урывчатым сном, который постоянно прерывает механический голос, который сообщает о закрывающихся дверях и следующей станции. Или просто прикрыть глаза, представить, что никого вокруг нет и думать о всякой всячине.

***

От метро до работы десять минут пешком. Это если не торопясь. Или пять, когда спешишь. И пятнадцать, если уже опоздал. Можно спокойно придумывать причину своего временного отсутствия…

А вот возьму и не буду ничего такого изобретать. Просто приду и скажу, что проспал. Вот так просто. Проспал и все. И будильник вовремя прозвонил, и замок дверной не заклинило, и транспорт ходил по расписанию, и даже никаких террористов, гоблинов или инопланетян на пути не попадалось. А я взял и проспал. Ну, со всеми же бывает такое… Вот так просто и честно скажу. И, может быть, шеф согласно и сочувственно покачает головой, хлопнет по плечу, несильно так, не по-дружески, но все же… А я подумаю, что он все же хороший человек, пусть и тщательно это маскирует.

Потом я обязательно выпью кофе. Не потому, что хочется или необходимо проснуться, просто оттого, что очень хорошо бывает посидеть и попить кофе. И после этого с удвоенным усердием примусь за работу.

Наивный.

Ведь точно знаю, что через пять минут буду громко и убедительно выражать недовольство работой транспорта, говорить, что никогда не мог даже представить, что в метро случаются подобные пробки. И еще о том, что, наверное, что-то случилось и нужно посмотреть новости сегодня вечером, ведь там обязательно расскажут. А всем будет понятно, что никакого сбоя в движении не происходило, но никто об этом не заикнется, потому что в ответ спровоцирует меня на новые уловки и изворачивания.

Вот когда-то давно, когда еще в школе учился, я что-то такое натворил. Что именно – не помню. Но что-то необычное. Наверное. Не помню. И моя классная руководительница (как забавно звучит теперь эта… должность, что ли) решила устроить мне показательную выволочку. Нет, вообще-то она была женщина неплохая, пыталась учить нас чему-то еще, кроме школьной программы. Но иногда в этом стремлении заходила слишком далеко. Чересчур было как-то. В общем, собрала она каких-то активисток. Совета отряда, совета дружины или еще какого-то совета… Так много советов было в то время. Таких девочек собрала. Уже без бантов, еще в красных галстуках и с робкими штрихами косметики на лице. И эти девочки в течение нескольких дней требовали, чтобы я дал им расписку, в которой пообязуюсь жить лучше.

Не знаю, как это должно было выглядеть. “Я, имярек, обещаю жить лучше…” И далее, маркированным списком, как я собираюсь это делать. Аб-бал-деть.

Надо же до такого додуматься-то… Вот есть обыкновенный двенадцатилетний мальчик. Ему охота пойти с друзьями в футбол погонять или солдатиков о стенку пошлепать. Ему еще очень долго жить до того момента, когда надпись на киноафише, сообщающая о том, что какой-то фильм интересный попал в категорию “до 16-ти”, вызывает чувство потери чего-то такого… Что вроде бы рядом, а не ухватишь. Который любит ездить в Ботанический сад для того, чтобы нарвать там диких яблок, совсем зеленых, несозревших, пусть родители зачастую покупают другие, сочные и блестящие, но вкус тут совсем не важен, главное сам процесс. Который хвастается перед одноклассниками, что когда ездил летом на Дон отдыхать, то катался на лошади и ходил на ночную рыбалку, пусть на самом-то деле на эту рыбалку его не взяли, несмотря на все уговоры, а лошадей видел только в цирке и в павильоне “Коневодство” на ВДНХ.

И вот ему говорят “Давай-ка, дружок, напиши расписку, что ты обещаешь жить лучше” Аб-бал-деть два раза.

Вот если ввести такую штуку, как профилактическую меру против опозданий на службу… Приходит так человек на полчаса позже, а ему тут же ручку с бумагой суют. Мол, давай, пиши. Да не просто отпишись, а развернуто, обосновано, по пунктам, с датой исполнения каждого…

Ну вот, пришел. Естественно, тут же напоролся на шефа. Произнес заученную ахинею про транспорт. Получил несколько жестких взглядов и колких замечаний. Пообещал, что с завтрашнего дня всегда буду приходить вовремя. Можно сказать, отделался легким испугом.

Мне порой кажется, что начальники – это какой-то другой, особый род. Или вид. Это, наверное, какая-то генетическая предрасположенность что ли, и они появляются на свет уже такими. В костюме, при галстуке, поблескивая очками и с серьезным выражением лица. А потом их воспитывают такие же, как они, только постарше. Где-то там, не знаю где. И игры у них особые, ролевые, что ли, административные. Куличики лепят строго утвержденной формы, прячутся в отведенных для этого местах и в салочках салят друг друга по списку. Потом их незаметно подселяют к остальным, предварительно научив, как на первых порах особо не выделяться…

Ладно. Хватит. Я в этих потаенных местах не обучался, а для того, чтобы самому мутировать, надо как-то научиться мыслить по-другому. А то мои скакуны слишком часто движутся не в строй и постоянно увиливают в сторону.

***

А работать-то не хочется. Надо ведь, потому что завтра… И до этого завтра нужно успеть обязательно. Но не хочется. Понедельник ведь.

И ведь никто не работает. Так, вяло ковыряются или делают видимость, хотя никто не заставляет изображать полную погруженность в процесс. Странно это. Вот сидит человек, с сосредоточенным таким выражением лица, весь из себя серьезный. А заглянешь ненароком в монитор и увидишь, что там пасьянс раскладывается. И так изо дня в день – побыстрее отделаться от забот, чтобы сорить временем в ожидании того момента, когда отсюда можно будет наконец-то свалить.

- Ну что, получил на орехи? – раздается голос за спиной.

Этого еще не хватало. Если уж что-то некстати – так все сразу. Валера из соседнего отдела заглянул, видимо, скучно стало или новые слушатели требуются. Вот ведь существует подобная порода людей.… Ну, таких, не знаю, как точно описать. Вроде бы всем неплох человек – весел, остроумен, приятен в общении, не без собственных закидонов, конечно, но это со всяким бывает. Вот только язык его за зубами совсем не удерживается и если что-то произошло, но об этом не рассказал никому, то, значит, и не было ничего.

И как-то так нехорошо от этого становится… Даже не оттого, что возможно, а даже и наверняка, он будет пересказывать кому-то содержание моих фраз, пропущенное через собственное восприятие. Просто… неприятно становится за тех людей, про которых слышишь. Так, словно съел что-то несвежее.

В ответ я лишь молча пожимаю плечами и состроенной гримасой пытаюсь выразить что-то наподобие “Пустяки, дело житейское”.

- И правильно, не бери в голову, – соглашается Валера, – Его в пятницу так хорошо имели акционеры, вот он теперь на всех и бросается. Да и вообще, что-то странное с ним происходит, сегодня с утра секретаршу назвал другим именем…

- Мало ли что, - отвечаю я, не отрывая глаз от монитора, – Понедельник ведь, всякое может быть.

- Нет, ты не понимаешь, он ведь всегда пытается делать вид, что все знает, все помнит и все такое. А тут так смешно вышло: он, значит, спросил о чем-то, а Катька на него глаза выпучила и ничего не понимает – вроде бы к ней обращаются, а вроде бы и не к ней. А шеф как бы ответа ждет, но взгляд такой отстраненный, будто обкурился, сразу видно, что думает о чем-то другом. Потом очнулся, нахмурился, но видно, что смутился и пытается это скрыть. И после этого как начал ко всем придираться, мама дорогая, закричал “А почему никто не работает!”… Так что тебе еще повезло сегодня с опозданием.

Господи, ну какое мне дело до всей этой ситуации, до путающего имена начальника, до Катьки с ее выпученными глазами, у меня ведь на носу завтра…

- Вот чего ты докопался до человека, а?- отвечаю я вопросом – Может, у него случилось что-нибудь, может, просто-напросто влюбился, ведь со всеми время от времени бывает.

-Ну, ты и сказал! – по Валериному лицу растекается ухмылка – Какая нормальная баба станет что-то мутить вот с таким… Слушай, мы вчера на Клязьме с такими девчонками познакомились. Пойдем-ка, покурим-ка.

Последнюю фразу он произносит, пытаясь подражать голосу Масяни. Тоже мне мультперсонаж, блин.

- Да я только что курил… - начинаю отнекиваться я – Да и работать надо, у меня ведь завтра…

-Да ладно тебе, пять минут ничего не изменят, – начинает убеждать меня Валера, а у самого на лице гримаса пятилетнего ребенка, у которого собираются отнять его любимую игрушку.
И ведь ничего не объяснишь. Так бывает. Бывают такие случаи…

Ну вот, например. Собирается компания. По случаю праздника – дня рожденья чьего-нибудь, 8-ого марта или просто потому, что сегодня выходной. Или на шашлык. Это такой национальный праздник, у которого нет четкой привязки к календарю. Обычно он случается в теплую и сухую погоду, но и зимой, если припечет, тоже можно. Но летом лучше. И вот собирается где-нибудь утром у подъезда компания. Все еще такие невыспавшиеся, потому что встать, несмотря на выходной, нужно было пораньше, подготовиться, все собрать. И обязательно что-то забыть. Это выясняется тогда, когда уже все соберутся. Ну, забыли, что тут поделать. Топор, например. Хорошо, если не мясо. За этим топором пошлют гонцов, будут их долго ждать, а они вернуться уже в несколько более веселом состоянии, чем все остальные. А потом все пойдут к ближайшему лесному массиву, причем таким маршрутом, чтобы заглянуть еще на рынок или в магазин. Зелени купить какой-нибудь, овощей, соков. И выпить.

И вот идет такая компания и решает, к чему же сегодня душа лежит – к “Гжелке” или к “Столичной”. А кто-нибудь скажет.

- Нет, водку к мясу брать неправильно, к мясу нужно вино красное.

Все так помолчат минуту. Или две. А потом, перебивая друг друга, загалдят

- Хорошо!

- Правильно!

- Молодец, что вспомнил!

- Хорошую вещь придумал, нужно взять вина и посидеть так… просто вина попить, без эксцессов, чтобы никого потом домой тащить не пришлось.

Еще найдется кто-нибудь, желающий блеснуть эрудицией, кто скажет:

- Водка к шашлыку – это… как его… ну, это… слово такое нерусское… а, не комильфо, вот!

А потом, через какое-то время, они приходят в лес. Находят поляну, располагаются, расстилают покрывала, идут за дровами. А вокруг так хорошо, зелено, солнце светит, букашки разные ползают… Не грех, в общем, по первой за эту красоту. И за присутствующих здесь дам.

Тут-то и выясняется, что за время пути про вино как-то… забыли, что ли и в ассортименте – водка, водка и еще раз водка.

Кто-нибудь говорит

- Нет, я водку пить не буду, я тогда лучше сока.

Беззлобно так говорит, без вызова и упреков. Но все начинают смотреть на него, по меньшей мере, недоуменно. И расспрашивают.

- Ты чего, перепил вчера, что ли?

- Нет.

- Болеешь?

- Нет.

-А чего тогда водку не пьешь?

- Да не хочу просто.

- Может, ты закодированный?

- Нет.

- Укушенный?

- Нет.

- А может, ты просто хочешь посмотреть, как все вокруг напьются, и прикалываться?

- Да нет, просто не хочу.

Но все равно этому человеку не удается никого убедить, потому что это уже наводит на подозрения. Пить со всеми не хочет, значит, какой-то странный он. Может, задумал чего. И не объяснишь ведь.

Вот почти что то же самое.

И поэтому я иду в курилку, где на протяжении четверти часа выслушиваю отчет о вчерашних головокружительных впечатлениях, понимая при этом, что они правдивы, дай бог на треть. Но все равно не выдерживаю до конца, прерывая рассказчика чуть ли не на полуслове, где-то на дальних подходах к развязке.
Потому что работать надо. Хоть и понедельник.

***

Цифры, цифры, цифры… Они словно живут непонятной своей жизнью, а я – кто-то вроде пастуха, который гонит их в определенном направлении. Чабан такой. Нерадивый, правда, несколько. Наверное, потому, что не вижу особого смысла в их движении. Знаю направление, в котором их надо перемещать, как расположить определенным образом, чтобы все сошлось. Но вот зачем…

Помню, как в первом классе учительница раздала нам листочки. Обычные листочки, половинки тетрадного в клеточку. И сказала “Напишите-ка, дети, кем вы хотите стать в жизни”. Такой вот эксперимент над юными умами решила сотворить. Над детьми вообще довольно часто издеваются, пользуясь тем, что они этого не понимают. После того, как все написали, она собрала эти листочки, аккуратно сложила в папку и убрала в шкаф. И все о них забыли.

Как казалось.

А на последнем звонке она достала откуда-то из загашника эту папку и стала зачитывать вслух то, что на этих листочках было написано. Ужасная ситуация – на сцене актового зала, типичного такого, школьного, с полинявшими шторами, деревянными креслами и амбразурой киномеханика, стоит женщина, которая на глазах этих подростков постарела на десять лет, держит в руках побитые желтизной времени листочки и зачитывает детские мечты, из которых их обладатели уже выросли, как из панамок и шорт. И все смеются. А громче всех тот, чьи слова зачитывают в данный момент. Так, наверное, и предаются мечты. Легко. Со смехом.

Да, смеху было много. Вот этот, который уже практически в ин. язе. учится, хотел стать таксистом. А другой, за которого папа уже замолвил словечко куда надо, уже тогда это знал, и написал, что его устроят работать в министерство. И так далее… Не совпадало в основном, конечно.

А я вот написал, что хочу быть астрономом. Наверное, на звезды любил смотреть, книжки всякие читал о межпланетных путешествиях. Но почему-то не космонавтом, а астрономом. Не помню… И тоже смеялся. Потому что очень несуразным это казалось.

А вот теперь сижу, цифры пасу и астрономия только в суммах. И ничего так даже. Скучновато, конечно, бывает, но ведь как-то надо… Надо как-то.

***

Неожиданно оказывается, что уже все сделано. К обеду. Времени – уйма, заняться – нечем, изображать активность – не имею желания. Поэтому набираюсь наглости, иду к шефу и сбивчивой скороговоркой выдаю ему нелепицу о том, что “мне-срочно-просто-необходимо-нужно-отъехать-за-важными-документами-которые-не-прислали-а-без-них-к-завтрашнему-дню-ничего-не-получится-а-завтра-я-приду-на-полтора-часа-раньше-и-все-доделаю-бла-бла-бла…” Причем произношу эту ахинею таким жалобным голосом, что даже самому противно становится.

Но как бы это не казалось странным, моя легенда срабатывает. Шеф смотрит куда-то сквозь меня и слегка растерянно кивает головой. Похоже, с ним действительно что-то не то, но мне бы его заботы.

Потому что.

У меня на часах без пятнадцати три и уйма свободного времени. Понедельник перестает быть полностью безжизненным и начинает подыгрывать мне красками. И даже хмурая погода уже не кажется такой мерзопакостной, а, наоборот, представляется весьма уютной. В такую погоду очень хорошо сидеть дома, но не одному, смотреть любимые и почти заученные фильмы, разговаривать вполголоса, пить красное вино и закусывать его сыром, слушать, как шелестят листья за окном, ощущать ладонью тепло того, кто в эту минуту рядом с тобой. Или же, в качестве альтернативного варианта – раскрыть над головой зонт и долго ходить в одиночестве по промокшему городу.

Я иду.

***

А в большом городе так легко затеряться. Вокруг постоянно что-то движется, шумит, мигает огнями и светофорами… И, по большей части, никому ни до кого нет никакого дела. Поэтому даже не надо искать укромное место, чтобы спрятаться. Ведь иногда это бывает так нужно, просто необходимо – знать, что в данный момент никто, абсолютно никто не имеет ни малейшего представления о том, где ты находишься. Я как-то научился вычислять в толпе таких людей – то ли по особому взгляду, то ли по узнаваемой походке. А еще они имеют привычку неожиданно останавливаться…

Вот идет такой человек по улице. Или по проспекту. Вокруг все спешат, а он нет. И все для него где-то там, далеко… Друзья, с которыми он послезавтра собрался на рыбалку, родители, до сих пор относящиеся к нему, как к чаду и в то же время отчаянно, по-детски требующие внимания, жена, которая в данный момент размораживает мясо, наверное. Все, как в другой жизни, какой-то параллельной жизни. И идет такой человек по городу, засунув руки в карманы плаща, и никуда не торопится. Потом он поднимает голову – а там небо. И облака. Разные такие, плывут куда-то. “Надо же, облака”, – думает человек, – “Я ведь уже столько лет не смотрел на облака.” Вот он и останавливается посередине дороги, задирает голову еще выше и смотрит…

А вокруг все по-прежнему, вокруг город шумит. Людская река нехотя обтекает стоящего и время от времени на него кто-нибудь натыкается и ругается про себя.. “Вот придурок, встал поперек дороги – не пройти, не проехать.” И это не потому, что остановившийся так неприятен или мешает, просто торопятся все, не успевают куда-то и до плывущих в небе облаков им, как до Китая.

А человек все стоит и смотрит в небо. А там, мама дорогая… Радуга появилась. И облака солнцем закрасились, как что-то такое… Такое, от чего все нутро начинает медленно вращаться.

И тут.

- Младший сержант Перепелица. Доументики покажите.

Какие документы? Ну, какие сейчас могут быть документы? Ты бы встал рядом, младший сержант с забавной фамилией, поднял голову и тоже посмотрел… Но человек так не скажет, он уже машинально шарит по карманам, ища прикрепляющую его к земле книжицу. А через пару минут, когда проверяющий все изучит и козырнет, он снова поднимет голову. Но там, наверху, уже все будет как-то не так. И радуга уже куда-то денется, и облака окажутся не такими. А обычными уже, будничными… Человек постоит еще немного, потом опустит голову, махнет рукой и пойдет.

***

А я иду по Цветному. Сегодня он, по большей части, серым окрашен. Наверное, понедельник действует. Не обращаю внимания на трезвонящий в кармане телефон, считайте, что абонент временно забил на все входящие. А если абоненту еще и поесть где-нибудь, то он вообще освободится из зоны доступа. Для исполнения данного желания я сворачиваю в пивную с каким-то псевдонемецким названием, низкими потолками, указателем, сообщающим, сколько отсюда километров до всяческих границ и обилием разносортных колбасок в меню. Выбираю наугад, ткнув пальцем в первое попавшееся название. А телефон все звонит и звонит…

Бывают такие телефонные номера, что кажутся очень и очень знакомыми, но только не можешь вспомнить, откуда ты их знаешь. Обычные номера, семи- или одиннадцати- значные, без обилия одинаковых цифр. Но когда их видишь, начинает казаться, что именно этот упущенный звонок, был для тебя очень значим. Нет, не так – был просто необходим, что после него что-то должно было измениться. Многое могло измениться. А ты чем-то занимался, ехал куда-то или с кем-нибудь разговаривал, спал, обедал… И этот звонок упустил. Тогда ты набираешь этот номер, но там никто не снимает трубку. Ты с досадой откладываешь телефон в сторону, думаешь “Ну почему же я не обратил внимания раньше” и через минуту снова набираешь те же самые цифры. Там снова никто не отвечает. Ты тут же нажимаешь на повторный звонок, может, просто попал не туда, потом проверяешь правильность набранных цифр… Затем снова минутная пауза и новый цикл. Который повторяется раз этак “надцать”. Причем паузы становятся все короче и короче. Потом ты выходишь на балкон. Или садишься на скамейку. Или закуриваешь прямо тут же. Выпускаешь дым и думаешь - “Ладно. Хватит. Пора бы уже и остепениться, право слово, это уже как-то не серьезно даже, так заводиться непонятно от чего”. Но как-то так получается, что сигарета докуривается лишь до половины и ее место в руке занимает трубка телефона. Из которой – только длинные гудки. Тууу- тууу- тууу… Или короткие – ту-ту-ту-ту-ту.

А потом, после уже черт знает какого по счету набора, раздается щелчок. И ты, не дожидаясь “Алло”, “Да” или “Cлушаю” с того конца, срывающимся от нетерпения голосом произносишь “Здравствуйте, у меня на телефоне определился ваш номер. ????????”. И в ответ слышишь голос, неприятный такой голос, грубый, который отвечает “Я, наверное, просто ошибся номером”. Ты извиняешься, кладешь трубку…

… и становится так обидно. Так, словно у тебя только что отняли что-то. Что-то такое, чего ты никогда не имел.

Вот и у меня, возможно, сейчас высвечивается такой номер. До боли знакомое и одновременно неузнаваемое сочетание цифр. Но не тот сегодня день, чтобы гоняться за призраками. Понедельник сегодня. Я не помню, чтобы в него случалось что-нибудь хорошее. И, как бы утверждая это решение, отключаю телефон, вспоминая фразу “Плохие новости скачут, как блохи, а хорошие и так ясны.” Из последних у меня – появившееся на столе ассорти из колбасок и запотевшая кружка пива.

Вполне достойно. Можно жить.

***

А кривая понедельника тем временем начинает потихоньку выправляться. Кажется, что и не нужно будет завтра напрягаться, очень хочется подольше пообманывать себя… Нет, не буду об этом сейчас думать, нечего портить только начинающее зарождаться хорошее настроение. Не буду. Ведь это просто приятно, вот так, невзначай, оказаться где-нибудь за столиком у окна, смотреть на лавирующих между луж людей прихлебывать пиво… Буржуйское. Вот если бы это было какое-то открытое место, на улице расположенное и рядом, совсем рядом, ходили бы люди, то наверняка случилась бы достаточно обыденная вещь. Из толпы бы выделилась одинокая фигура – бродяга какой -нибудь, или усталый пролетарий, возвращающийся после пахоты. И этот кто-то посмотрел бы на то, как я сижу, слегка развалившись, и небрежно обнимаю запотевший бокал, такими глазами… Такими… словно те деньги, которые будут мной потрачены на это нехитрое удовольствие, я только что вытащил из его кармана. И, встретившись с ним взглядами, сразу понимаешь, о чем такой человек думает, как живет. И хочется подойти к нему, как-то объясниться, потому что неправильно это – так злобствовать зазря, но заранее понятно, что любые слова будут непонятны. На разных диалектах русского ведь разговариваем.

Ладно. Меня от подобных взглядов защищает стекло. И еще то, что я сижу на втором этаже, а бомжей с моторчиками пока что не появилось. И хорошо. Мне уже хорошо. А самое хорошее в этом то, что все произошло абсолютно не так, как я представлял себе происходящий день еще утром. Экспромт такой. Такие вещи всегда по-особенному играют – вроде бы не было никаких условных знаков или красных чисел в календаре. Но вдруг…

Вдруг прозвонится какой-нибудь старый приятель, которого не слышал уже уйму времени, а сколько не видел уже и не вспомнишь. И так складывается, что и у тебя, и у него образовался сегодня кусочек свободного времени. Часа два, не больше.

- Да, да – говорит приятель – надо обязательно сегодня увидеться, ведь столько лет, столько зим.

- Конечно, давай пересечемся где-нибудь – отвечаешь ему, а сам думаешь, что вот, нашел способ убить два часа. Но не больше. Потому что сегодня вечером обязательно нужно вернуться пораньше, для того, чтобы посмотреть что-то интересное по телеку, попытаться починить кофемолку, до которой руки не доходят уже две недели, лечь спать пораньше. Или просто потому, что обещал. А еще думаешь “Только бы все это не оказалось в итоге скучно”, так как уже научен печальным опытом таких вот встреч, когда через пятнадцать минут оказывается, что вроде бы уже обо всем поговорили. И приятель, который едет к тебе навстречу с другого конца города, думает примерно о том же. Но все равно едет. И ты едешь.

А потом вы встречаетесь. И на этот раз разговор завязывается как-то необычно. Правильным и крепким узлом. Нет, конечно, сначала идут рукопожатия и похлопывания по плечу, потом оживает куча воспоминаний о том, что творили когда-то… Но постепенно возникает ощущение, что и не разводила жизнь так надолго, нет напряженных пауз, в которые мучительно пытаешься найти какую-то еще тему для разговора. И отведенные два часа уже минули, причем давно, но все запланированные дела на поверку оказались какими-то не очень важными, не стоящими такого особого внимания, чтобы ради них можно было распрощаться. Уже прозвонились любимые женщины. Или близкие. Или те, кто просто в данный момент жизни рядом. И каждый ответил примерно одно и то же – “Да-да, дорогая, знаю-знаю, помню-помню, но тут такой случай, понимаешь…. Мы еще немного, часочек посидим, а потом сразу домой. Да-да, точно-точно, обещаю. Хорошо? Ну, все, позвоню. Целую”. После этих звонков уже минуло часа полтора, но как-то даже мысли не возникает, что уже пора, что обещание не сдержано, что дома теперь ждет масса мелких упреков. Даже не думаешь об этом. Потому что хорошо сидишь. И задаешь себе вопрос, почему же судьба развела тебя с вот таким вот замечательным другом, ведь это неправильно? И даешь себе обещание…

Да, чуть не забыл, на протяжении подобных встреч обязательным номером в программе указано потребление алкоголя. В неслабых количествах. Хотя, наверное, это уточнение излишне, ведь и так все понятно.

Так вот. Даешь себе обещание, что теперь-то точно вы будете общаться чаще, что позвонишь прямо завтра и договоришься встретиться в выходные. Причем это решение кажется таким твердым. И когда настает пора расходиться, потому что уже за полночь, обязательно записываешь его телефон на каком-нибудь клочке бумаги, нашаренном в кармане и диктуешь свои всевозможные координаты, которые фиксируются на сигаретной пачке.

- Нет, ты давай так больше не пропадай, ладно? – говорит один.

- Хорошо. И ты тоже – отвечает другой.

И расходятся.

Клочок бумаги обязательно потеряется, сигаретная пачка опустеет и будет выброшена и, скорее всего, следующая встреча произойдет, как минимум, через несколько лет. Это почему-то ясно уже по пути домой. А все равно приятно. Потому что неожиданно произошло. Вот если бы долго созванивались, переносили дату и меняли место встречи, то так бы не вышло.

Наверное, потому что зачастую ожидания, впрочем, как и желания – эта такая ловушка с ярким манком и цветной витриной, за которой не обнаруживается ничего интересного. Вот, к примеру, хочешь ты какую-то вещь. Книжку там, или галстук, или часы, или еще что-то. Представляешь, как все будет, когда у тебя эта самая вещь окажется и как тебе будет приятно. Даже кончики пальцев покалывает от нетерпения. А найти ее почему-то – ну никак. То не видишь нигде, то буквально из-под носа уводят последнюю. А желание с каждым днем все сильнее и сильнее разгорается. Уже и Интернет излазил в поисках, и друзей всех опросил, не видел ли кто. А все никак. И время специально выкраивал в выходные, ездил куда-то, причем далеко ездил. А не сложилось. И как-то все чаще начинаешь думать об этой вещи, делаешь ее своей навязчивой идеей.

А потом… Потом в твоей жизни случается что-то плохое. Совсем. Ты идешь по улице, неважно какой улице, потому что для тебя все они сейчас одинаковы. Идешь просто для того, чтобы идти, а не сидеть, ведь так еще хуже. Чтобы ни с кем не разговаривать, потому что не хочется говорить вообще. Идешь и ни на чем не останавливаешь взгляд. Стараешься особо не привлекать внимания, потому что не хочешь, чтобы на тебя кто-нибудь это самое внимание обращал. Но все равно заметно. По мелким штрихам каким-то. А потом вдруг скажешь какую-нибудь фразу. Не кому-то из проходящих мимо, не себе и даже не своим мыслям. Причем эта фраза, ты ее даже не думаешь, она просто приходит из ниоткуда и срывается с губ. И самому непонятно, и прохожим понятно, что с этим человеком что-то не то.

И тут видишь ту самую вещь, которую так долго искал. Смотришь на нее и так как-то грустно улыбаешься, потому что сейчас желание обладать ей уже кажется нелепой прихотью. Вот если бы было просто плохое настроение, то оно тут же выправилось бы, но… Ты постоишь немного, посмотришь на предмет своих бывших желаний, и пойдешь дальше. Просто потому что нужно двигаться.

Вот сколько же разных мыслей может прийти всего лишь за одной кружкой пива. Винегрет какой-то, право слово. Нет, нельзя засиживаться, сейчас люди с работы побегут, на улицах будет не протолкнуться, ведь никто не хочет прокладывать свой маршрут прямо по лужам. Поэтому пора подниматься, расплачиваться с заведением какой-нибудь шуршащей бумажкой и выходить. Тем более что дождь, кажется, перестал.

***

А в городе все по-прежнему. Нет, в нем, конечно, происходят всякие изменения – что-то строят, что-то восстанавливают, открывают и закрывают магазины, бары и кинотеатры. Меняются времена года, цифры на электронных табло и сигналы светофоров, высаживаются цветы и пилятся засохшие деревья, а по ночам поливальные монстры умывают мостовые, предоставляя новому дню возможность оставить свои отметины. Но все равно все по-прежнему. Потому что этот город, или хотя бы часть его, уже изъезжена, исхожена, осмотрена. И прекрасно знаешь, что вон там, на том самом следующем перекрестке сходятся именно такие улицы. Пусть их и переименовывают время от времени, от этого ведь не меняется их суть, их настроение.… Да и сколько не меняй название – все равно Воробьевы горы останутся Ленинскими, Китай-город – площадью Ногина, а станция метро “Сухаревская” – “Колхозной”, потому что узнал их именно под этими названиями.

И все меньше и меньше белых пятен на карте этого города, поэтому, когда попадаешь куда-то, где раньше не был.… Вот всегда ведь знал об этом месте, но как-то не доводилось, не складывалось. И вдруг попал. А там хорошо. Там красиво. Там интересно. И от этого так приятно становится, чувствуешь себя, чуть ли не первооткрывателем новой земли, чуть ли не флибустьером в кожаной жилетке и с цветастым платком на голове. Отмечаешь некие памятные для себя самого места, придумываешь им собственные особые названия.

Но даже при этом все равно все по-прежнему. До трещин в асфальте. И от этого… И поэтому…

Поэтому я устал. Даже не поэтому. Просто устал. Даже не “просто устал”, а устал. Просто устал – это когда закончилась рабочая неделя и, не торопясь, идешь вечерними улицами по направлению к собственному дому, а все движения чуть приторможены и в голове немного шумит. Или просто выдался день. Такой день, суетный, насыщенный событиями. Самыми разными. И ты целый день крутился, общался с самыми разными людьми, ездил куда-то, что-то объяснял, доказывал. А потом вернулся домой, не стал ужинать или телевизор смотреть, а просто лег на кровать, прямо в одежде, потянулся всем телом и понял, что устал. Или ты провел ночь с женщиной. И все было… ну, не так чтобы незабываемо… просто хорошо. Даже чуть больше, чем хорошо. Но из-за этого не выспался, потому что спать было особо и некогда. А утром ждут дела, какие-нибудь такие дела, которые не особо важны, но перенести их уже невозможно. И вот уходишь от этой женщины или вы вместе выходите из твоей квартиры, а ноги немного ватные и глаза щурятся от усталости и яркого света. И думаешь “Елы-палы, ну вот зачем было нужно это все? Ведь впереди столько дел, а я так устал.”. Но ведь обязательно наступят выходные. Или ночь. Время, в которое можно будет отдохнуть, восстановиться, привести себя в порядок.

А я устал. Мне нужно уехать. Точно. Сменить картинку перед глазами. Вырваться. Все равно куда. Хоть куда. Нужно взять отпуск. Или больничный купить, если отпуск не дадут. Или уволиться. Просто прийти и написать “Прошу уволить меня, потому что я устал”. Хотя нет, наверное, такой статьи в КЗоТе. Да и по фигу, напишу так, как скажут. А потом, сразу же, не заезжая домой, надо поехать на вокзал или в аэропорт. В аэропорт лучше, ведь они все находятся за городом и если вдруг возникнут сомнения, то не будет соблазна запрыгнуть в метро. Да, в аэропорт. И там просто ткнуть пальцем в расписание или подойти к кассе и попросить билет на ближайший рейс. Куда-нибудь. Глаза девушки, что продает билеты, так округляться, наверное, и она переспросит.

- Куда-куда вам билет?

И услышит в ответ сказанное так буднично, словно эта такая обычная ситуация, которая возникает чуть ли не каждый месяц, когда летаешь в этот пункт назначения, что носит название “Куда-нибудь”.

- Да-да, именно куда-нибудь. Только побыстрее, пожалуйста, а то я тороплюсь.

А потом она так улыбнется. Так, что сразу станет ясно, что девушка эта – хороший человек. А еще она часто мечтает и уже долго ждет чего-то такого особенного, чего-то непохожего, на все, что с ней происходило до этого. Да и мало с кем вообще происходило. А этот человек (то есть я), который просит билет куда-нибудь, должно быть, какой-то необычный человек, потому что все обычные люди точно знают, куда им лететь и кода возвращаться обратно. И если бы сейчас заканчивалась ее смена, то было бы можно… Но ведь еще так далеко до конца рабочего дня.

И все это так понятно. Даже немножко грустно самому. Но совсем немножко. Потому что за окном взлетают самолеты. Тяжелые такие, неповоротливые машины. Которые не машут крыльями. И понимаешь, что уже скоро, совсем скоро…

Определенно нужно уехать. Прямо завтра. Сегодня уже поздно. Уже темнеет. Уже никого нельзя поставить в известность о своем отъезде. Уже…

- Извините, пожалуйста, вам можно задать несколько вопросов?

Я вообще-то не люблю подобные ситуации. Когда меня останавливают и пытаются выяснить мое мнение по каким-то дурацким вопросам. Ведь понятно, что это – не то, что эти люди действительно хотят спросить, просто им поручили останавливать людей на улицах, расспрашивать, фиксировать ответы в нужных графах, а потом сдавать заполненные анкеты кому-то другому, кто будет выявлять общие тенденции и еще много другой хрени. Не нравится мне это. Начинает казаться, что мое мнение шинкуют, словно какую-то картошку или морковь и смешивают с другими. А ведь мое мнение – оно же такое важное, такое информативное. А его мешают с сотнями прочих, таких же важных, для тех, кто их высказывает, мнений и получается какая-то однородная, непонятная масса.

Но я почему-то останавливаюсь и оборачиваюсь. Женщина, что задала этот вопрос, уж никак не похожа на тех, кто провидит исследования по опросу населения. На вид ей лет сорок или чуть меньше, осветленные волосы собраны резинкой в хвост, деловой костюм вкупе с шейным платком и никакой пластиковой папки под мышкой. И еще какая-то непонятная тревога в глазах, словно ей действительно позарез нужно что-то от меня узнать. В руках она вертит маленький полиэтиленовый пакетик, в который запаян засушенный цветок с оборванными или осыпавшимися лепестками. Лишь один каким-то образом еще держится. Странно это.

- Что ж, попробуйте – говорю, прикрепив на лицо дежурную улыбку.

- Еще раз извините за беспокойство,- она запинается, чуть прикусывает нижнюю губу и продолжает – У меня даже не несколько вопросов, а, наверное, всего один. Наверное, он покажется вам странным, но… Вы можете сказать, какое у вас самое заветное желание?

Вот тебе, бабушка, и соцопрос! Интересно, какого рода компания заказала такое?

- А вам это зачем?- чуть озадаченно спрашиваю я

- Понимаете… Не могу вам сказать, но это очень и очень важно. – отвечает она с некой нервной дрожью в голосе и начинает теребить в руках пакетик с цветком.

Надо же… Ничего не понимаю. Какое мое заветное желание? Конечно, уехать. Но ведь это мое желание. Мое! То, как хочется мне. И зачем это кому-то рассказывать? Причем непонятно зачем? И кому? Не другу старому, с которым уже столько прожито, сделано и выпито, не любимой женщине, от которой не хочется иметь абсолютно никаких секретов, а непонятному кому-то, кто просто выдернул тебя из толпы и так вот сразу. Как обухом.

- Простите, я что-то не совсем понимаю, - мой голос начинают окрашивать нотки раздражения – зачем вам это нужно-то? И для чего? Если вы думаете, что я так просто возьму и скажу, безо всяких объяснений, то вы ошибаетесь.

Ее лицо передергивает гримаса, так словно в моих вопросах, моей интонации присутствует переменный ток.

- Поверьте, это действительно имеет большую значимость - она вкладывает в эту фразу изрядное количество таинственной убедительности – Конечно, если вы не хотите, то можете не отвечать, но, поверьте, что я не собираюсь над вами смеяться и это не съемка скрытой камерой.

- Вы что-то меня совсем запутали, - перебиваю ее я – фразы какие-то непонятные говорите, вопросы странные задаете и ничего не объясняете. Как мне кажется, я имею полное право для начала выяснить, для чего это нужно.

Женщина в ответ качает головой, соглашаясь с моими словами, после чего на ее лице появляется какое-то виноватое выражение. Она тихо, почти шепотом произносит “Простите”, потом замирает, приоткрыв рот, словно хочет что-то еще добавить, но лишь снова качает головой и, почти бегом, исчезает в переулке.

Вот ведь. Странно-то как. Может она из секты какой была? Нет, те гораздо назойливей. Интересно, зачем же она хотела выпытать у меня желание? Странно, непонятно…

Ну и ладно. Тем более снова начинает накрапывать. Пора бы и домой. Но домой не хочется. Непонятно почему. Но не хочется. Наверное, там все такое привычное, уютное, успокаивающее и может помешать мне завтра уехать. А я ведь уже решил, что уеду. Поэтому не поеду я сегодня домой. А отправлюсь лучше маменьку навестить, тем более что это не случалось довольно давно, а теперь и вообще непонятно, когда произойдет в следующий раз. Она, конечно, полезет, со всякими расспросами, которые мне абсолютно неинтересны и, если честно, даже раздражают. Но после этого можно будет спокойно так лечь с книжкой и просто почитать. Не важно что. Главное, что будет включена старая лампа, будет чай в большой фарфоровой чашке и возникнет ощущение того, что сейчас на дворе какой-то давний, уже прожитый год.

Окончание следует (потому что не поместилось):)
Проза без рубрики | Просмотров: 477 | Автор: Silver_Fox | Дата: 22/09/20 14:20 | Комментариев: 4

гудят, гудят тугие паруса,
сминая под кормой морские мили,
не понимая, что в объятьях штиля
уже давно им суждено плясать
и память о стихии не долга,
и остовом останется фрегат,
и якорь погребен под слоем пыли
в бесцельных концентрических кругах

но я плыву, стоячая вода
разносит голос искажений поля
и мир напротив, кажется, доволен
тем, что себя не требуют отдать
ему опять гореть забавы для,
уничтожая громкость до нуля
и прятаться бледнее белой моли,
и по провалам памяти петлять.

листай, листай чужие дневники,
ищи хоть что-то, чтобы зацепиться –
слова, ответы, журавлей, синицу,
родные речи, берега реки.
такая ежедневная игра:
себя за шкирку выгнать со двора
и в утлой лодке пересечь полмира
или хотя бы выжить до утра,
ловя нутром помехи из эфира
пытаясь в паруса поймать ветра.
Поэзия без рубрики | Просмотров: 266 | Автор: Silver_Fox | Дата: 21/09/20 13:24 | Комментариев: 0
1-50 51-97