Чесалась левая рука,
Но, вряд ли к дЕньгам.
По небу плыли облака -
Был понедельник.
А снег не таял ни черта
И был простужен.
Кот, сразу с завтрака, мечтал:
"Скорей бы ужин!"
Был понедельничный пейзаж
Уныл и бледен.
Лифт, заложив крутой вираж,
Ушёл к соседям.
А престарелый Снеговик
Ныл: "This will never..."
И что он очень к нам привык,
Но - тает слева.
Я зачерпнула сапогом
Грамм двести снега -
Ошибкой было напролом
По насту бегать.
Трамвай невесело зевнул
И плотоядно,
Спросил: "Ну что, ты лезешь внутрь?"
- Не, я обратно...

приезжаешь с алтаев немыслимых

весь матёрый и снегом намазанный

и, возможно, постигнув все истины

а, возможно, и нет, и ни разу...

а в диванно-подушечном тереме

спят коты, видят сны гастрономные

ты стоишь у пространства и времени

до предела заполнивших комнату

и важнее их снов - что придумаешь

спят коты - снег идёт - кофе варится

счастьем пахнет в сиреневом сумраке

на весь дом...и на всё полушарие

Всех с 1 апреля, коллеги!
**********************

пойдите, Няня, за пером!
мне нечем написать сонеты
пусть гусь пожертвует крылом
для рифм и образов поэта

налейте, Няня, в кружку мне
да и себе налейте тоже
давайте хлопнем cabernet
пока наш гусь стоит стреножен

да чёрт с ним, Няня, с тем пером!
валяйте, Няня, вашу прозу
гусь ходит важно - жив здоров
на нас поглядывая грозно

а вот вам, Няня, и стихи:
не рви, поэт, пера у гуся -
гусь может подхватить бронхит
и, кстати, больно вас укусит

Мартом не пахнет, а скоро апрель.

Первое —  очень смешное апреля...

Вышли сосед и соседский кобель,

На ночь гулять с туалетною целью.

Где-то летят запыхавшись грачи,

Помня о долге перед Саврасовым.

Кот обожравшийся громко мурчит,

Светит Луна в убывающей фазе.

Ветер — шлемазл в укороченных брюках,

Гулко стучится в подъездные двери.

Врёт, что принёс потепление с юга.

Знаю, что врёт...но так хочется верить.

(должно же быть что-то прекрасное, да?:)))

Что происходит? Опять происходит весна.
В рамках весны, происходит расхристанный город.
И происходят дороги, дворы и дома,
Жёлтые метки собак на углах и заборах.
Произошли стаи длинных и девичьих ног,
Грязных машин происходят сплошные потоки,
Кстати сказать, происходит берёзовый сок,
И происходит рассвет, и всегда на востоке.
Ну и коты происходят. И драки у них.
Всё потому, что любовь происходит непросто
(Вон, Маяковский намаялся с Лилией Брик),
Так происходит не только с одним Маяковским.
Солнце ещё происходит, а так же - Луна.
В происходящем я чувствую запах надежды!
Есть основания думать, что я не одна.
И что пора избавляться от зимней одежды.

Пролетели Мартовские иды,
Цезарь пал, Помпея ещё нет.
Брут роскошную устроил панихиду.
Всё пустое...раз не тает снег,
Или тает, но печально медлит,
Обещая хмурую Весну.
И сметает с валенок, в передней,
Брут свою нетленную вину.

на конкурс Седьмая пятница 432. Мартовский снег.

Я пошлю Вам чернил
И немного хорошей бумаги.
Вы пишите, мой друг!
И, возможно, мы этим спасёмся.
Или нет. Всё равно.
Вы пишите - по белому чёрным
По чёрному белым (не суть),
По всему, где придётся.
Жадно стану читать,
На обветренном, гулком пространстве,
Все слова облаками цветными
Доверчиво выльются в душу.
Вы пишите, мой друг,
Мы ведь все тут немного больные.
Я пошлю Вам бумаги, чернил,
Вы пишите!
Мне кажется, нам это нужно...

В самой верхней книжной полке,
За Камю и Куприным
(Там, где бешеные волки
Или тигры жить должны),
Кот игрушечный - Валера
(Без любви и Perfect fit),
Ни во что уже не веря,
Очень-очень грустно спит.

Он сначала ждал, что вспомнят,
Прибегут и заберут.
На досуге драл двухтомник
Витгенштейна (скорбный труд).
Дни текли маниакально
В годы пыльной чередой,
Но потом приехал мальчик!
Тот! (Хоть старый и седой).

Не бывало встреч нежнее
Ни в романах, ни в кино…
Старый мальчик встретил время,
Что прошло давным-давно.

белые стены, чёрный квадрат окна
нет —  не Малевич, с пламенным манифестом
и не ФицджЕральд с ласковым «Ночь нежна»
скручены нервы жгутом и не как, а вместо
воздух пропитан страхом собачьих снов
режь его на куски, на круги, на колёса
в венах томительно-гулко стучится кровь
и молотки по вискам — ритмично и безголосо
выхода нет — есть взлётная полоса
взмыть в неизвестность, в мёртвое чрево неба
не потревожив спящего старого пса
в бездну нелепо шагнуть, как и жил —  нелепо
что остановит, кто зарыдает вслед
ты просто цифра в строчках сухих отчётов —
сколько родилось, умерло в несколько зим и лет
сколько посадок, сколько падений, взлётов
нужен один самый верный последний шаг —
ждёт темнота. неведома и необъятна
только кому ты оставишь любимого пса
некому, брат. не дури. залезай обратно

Фицджеральд Френсис Скотт — ударение в фамилии
на 2 слог, поскольку это скандинавская фамилия

Вакагасира Кабаяси сидел на берегу пруда, предаваясь тревожным  размышлениям.
Так он провёл весь день. А под вечер, когда возвращался в свою хижину, неожиданно, 
среди больших валунов, окружающих пруд,  увидел молоденькую лисичку.
     Лисичка, не замечая его,  увлеченно ловила рыбу. Кабаяси невольно залюбовался грациозным
зверем. Постояв несколько минут, улыбаясь с нежностью, он покинул берега пруда и направился домой. 
     Кабаяси неспешно приготовил себе ужин (рисовые колобки, суп Удон и маринованную репу)
и только собрался попробовать суп, как на пороге хижины появилась юная девушка необычайной
красоты. Красавица была явно напугана. Кабаяси, поклонившись, пригласил гостью разделить с ним ужин.
Девушка поначалу стеснялась и отказывалась, но после долгих уговоров и заверений в безопасности,
согласилась попробовать суп. Видно было, что гостья очень голодна, но воспитание не позволяет ей
съесть больше трёх ложек Удона и одного рисового колобка.
     Кабаяси не спрашивал  Рейко (так представилась девушка), как она оказалась  среди
леса и почему никто не сопровождает её в этом путешествии. Да и сам не хотел рассказывать —
от кого и зачем скрывается здесь.  Он, как будто боялся разрушить волшебную идиллию,
которая поселилась в лесной хижине вместе с Рейко. 
     По утрам Кабаяси отправлялся на охоту, а Рейко, проводив его с нежной улыбкой,
принималась за домашние дела. Всё у неё получалось ловко, быстро, весело.
Холодная хижина преобразилась с её появлением. И Кабаяси всегда спешил вернуться
в уют и тепло. Вернуться к Рейко.
     Однажды ночью, уже в августе, разразилась страшная буря. Ветер ревел, как сотня
демонов, ломая вековые сосны, лил дождь и казалось, что потоками воды смоет всё живое.
Проснувшись, Кабаяси услышал плач Рейко, которая спала в дальнем углу хижины.
Кабаяси обнял её, бережно, как ребёнка, и стал успокаивать, шепча те самые слова, 
в которых светилась любовь. Рейко пахла дождём и яблоками,  лесными травами
и немного маленьким беспомощным зверьком.  И такая нежность затопила сердце
воина, не щадившего прежде никого и никого не любившего, знавшего только
тяготы походов и жестокость боёв, что слёзы выступили на его удивлённых глазах.
     Так началось их счастье. Самое хрупкое на свете. А разве бывает другое?
     В начале ноября, Кабаяси собрался сходить в деревню, чтобы закупить припасы 
на долгую зиму, пока не завалило снегом дороги. Рейко долго отговаривала его, 
уверяя, что они прекрасно перезимуют и без покупок: он будет охотится, а у неё,
на импровизированном огороде, за лето выросло достаточно овощей. Но Кабаяси
всё-таки пошёл. Ведь главной причиной было тайное желание — купить Рейко
подарок, порадовать её. Может в лавке окажется красивое кимоно или нефритовые
заколки для чудесных чёрных волос Рейко.
     В деревне его поджидали. Семь ронинов уже месяц караулили Вакагасиру Кабаяси.
И, не успел он войти в лавку, как налетели со спины, повалили на пол, связали,
избивая ногами, выкрикивая ругательства.
     А дальше — посадили в клеть и повезли в Киото на казнь и поругание. За верность
опальному даймё. Потому-то и скрывался Кабаяси в лесах, что сюзерен,
пошедший против сёгуна Миномото но Ёритомо, был разбит и казнён 
по подлому навету.
     На третью ночь пути в Киото, когда пьяные охранники уснули, Кабаяси,
высвободившись из верёвок,  их же катаной перерезал им шеи.
Выпряг из повозки коня и погнал его назад. К своей Рейко.
     Только Рейко в хижине не было. Долго искал её Кабаяси по лесам
и селеньям, но никто никогда не видел прекрасную Рейко и след её исчез,
как исчезают следы точёных лисьих лап после снегопада. 
     Прошли годы. Вакагасира Кабаяси, седой прославленный воин-самурай,
стал легендой.  Путь его был овеян славой, а честь не запятнана ни поражением,
ни предательством.  Настало время размышлений, которое приходит ко всем мужам,
на закате жизни. Время уединения.
     В своём последнем странствии, Вакагасира Кабаяси вернулся в маленькую
лесную хижину, где он был счастлив когда-то. 
     Стоял ласковый и душистый июль. Кабаяси полюбил вечерами сидеть на пороге
хижины, наблюдая удивительный процесс рождения и ухода жизни, который
не имеет начала и конца.  Из кустов шиповника вынырнула изящная лисичка.
Замерла, чутко прислушиваясь к голосам леса...и доверчиво подошла к нему.
Сердце старого воина гулко стукнуло и остановилось.
     По вечернему небу, взявшись за руки, поднимались  гордый воин и прекрасная
девушка, чуть похожая на лисичку.

неприветливый март кинул слякотный снег вдоль дорог

направление — запад, но пункт назначенья — восток

сверим наши часы, поменяв пояса и века

нам туда ни к чему, но нельзя не исполнить приказ

потому этот снег так алеет в закатных лучах

ветер пахнет пожаром и пепел лежит на губах

глянув из-под руки, мы опять перешли Рубикон

тает мартовский снег под расстрельную песню ворон

Мой дорогой генерал.

Мой дорогой генерал!  Здесь у нас снова война,
Пули поют о весне,  пулям по кайфу она.
Тает истоптанный снег,  смешанный с кровью атак.
Мой дорогой генерал, всё-таки, что-то не так!
Что-то напутали вы, в картах, в стратегиях битв —
Каждый второй проиграл, а каждый третий  убит.
Видел сегодня в прицел снайперской  ОЦ-03,*
Враг мой, такой же пацан, плакал и всех материл,
За недожитые дни и за кошмары в ночи,
За санитарку одну…  Да, разве мало причин!
Мой дорогой генерал, я материл вместе с ним
Весь этот грёбанный Мир, ищущий вечной войны!

Я не пошлю Вам письмо, мой дорогой генерал,
Так как убили меня. Это пацан тот стрелял.

*СВУ (ОЦ-03) — самозарядная снайперская винтовка

Лукавый шепчет календарь, сопливой оттепелью серой,
О том, что кончилась зима. Собачьей свадьбой увенчалась
Её промозглая любовь. И рыхлый снег в аллеях сквера,
Надеждой робкой пропитался, сползая драным одеялом.

К ночи приплёлся южный ветер — обманщик, говорил с акцентом:
«Снимай тулуп, урюк покушай! Точёный стан не пострадает
От пары килограмм  урюка...тебе — по триста! Как клиенту
Нэвэроятной красаты».  Он в этом весь - таков южанин.

Закатные лучи в окно палили крупною шрапнелью,
Указывая, как давно никто тех окон мыть не брался.
Под крики ласковой жены, сосед решил расстаться с елью,
Что лысым символом зимы досель торчала в центре зала.

Чесались руки накачать колёса у велосипеда. Кроссовки белые
Найти среди коробок антресольных (я точно помню —  где-то слева),
В ночь снилась скорая весна,  грачи Саврасова летели…
А утром — холод, гололёд и минус двадцать. Ветер с Севера.

уехать в Прованс и упасть на лавандовом поле
уплыв в тонкий запах сиреневых нежных цветов
покинув границы всех внутренних тайных монголий
яснОтковой*стать и лавандовой  чьей-то  мечтой
смотреть фиолетовым глазом на близкое небо
ловить тёплый ветер и пить летний ласковый дождь
но — нет
я в Сибири выращивать стану сурепку
и кстати цветок у неё на лаванду похож

яснОтковое* — лаванда принадлежит к семейству яснотковых.

Если Вы проснулись утром
(первым утром февраля),
и проспали, и прилично!
На работу, на учёбу, на свиданье —
хоть куда!
А воды горячей нету!
(Потому что отключили
отвратительные люди,
чтоб Вам лично навредить),
если, глянув в отраженье,
Вы увидели чувырлу,
но по всем приметам вышло,
что чувырла эта — Вы...
А ещё пролили кофе
на пуловер и на кошку,
и сегодня Вам к зубному,
гинекологу и ЛОРу,
а все дамы на работе
будут выглядеть, как феи,
(кроме Вас. Вы — как всегда)
Не расстраивайтесь сильно!
Ибо Вам пора привыкнуть —
Вы всю жизнь так и живёте,
чё теперь-то горевать!

и невозможно по другому жить
дыша февральским слякотным предвестьем
ещё под снегом дремлют этажи
но воробьи разучивают песни
и проверяют лапкой крепость льда
в застывших ночью придорожных лужах
я забываю слово «никогда»
и жду весну хотя метели кружат
но пахнет ветер талой полыньёй
умытый кот на солнышке пригрелся
мечтая о соседке молодой
и полосатой и пленившей сердце
пронизан воздух запахом весны
мой вечер стал длиннее  раньше утро
уже медведь досматривает сны
и ждёт подснежник своего дебюта

Не заторопится весна —
Зима не пустит.
Но в рост пустились семена
Февральской грусти.
Нам всё известно наперёд:
Сжигаем чучел,
Блины медведю отдаём,
Чтоб не канючил.
Костры горят на площадях,
Под вой метелей,
Скулит озябшая душа.
Что с нею делать?

Зарывшись в тень библиотек,
Хандрит и ноет.
И подбивает на ковчег
Повторный Ноя:
«Не зная лоции морской,
Не видя цели,
Давай, всё бросим и махнём
На две недели!»

Когда ты прожил триста лет,
Но так и не сделался мудрым,
И злишься, что нет сигарет,
Январским и заспанным утром,
И что - уже завтра Февраль,
А ты ничего не заметил
И не закалился, как сталь,
И вольным не стал, словно ветер,
И умным не стал, как Эйнштейн,
И добрым, как племя бишнои
(не то, что б не любишь людей,
но и не приветствуешь стоя),
Не выучил Финский язык
И все остальные не знаешь,
Курить до сих пор не отвык,
Не веришь в наличие Рая,
И песни под душем твои,
Давно надоели соседу,
И кошек развёл ты двоих,
И не приучил к туалету,
И опыта не накопил,
И денег, и разных достоинств...
Не думай, что хуже других -
Я точно такая. Нас двое!

В окна стукнет февраль, с неумелой и робкой улыбкой,
Закрываясь от ветра,  попросит: «Погреться впусти.
Больше не к кому мне». Он простужен и с голосом хриплым.
Сам бродяга-бродягой. Оборван, расхристан, постыл.
С мёрзлых валенок снег, виноватясь, сметёт у порога,
Заскорузлую руку протянет и скажет: «Привет!
Я опять здесь проездом, прости ты меня ради бога!»
И на двадцать восьмое  покажет обратный билет.

что-то было наивно и честно,
что-то было тупо и злобно,
что-то было смешно и забавно,
что-то просто зачли условно.

получилась какая-то лажа —
«не-пойми-чего» накрутилось...
а нельзя ли прожить по новой?
точно лучше бы получилось!

посмотрели, с укором строгим,
и сказали: "Наташа, хватит.
бесконечность только для Бога.
девять раз живёшь  —  всё  "не катит".

— Где ваша кошка? —  Смолчу. Не отвечу.
Кошка ушла и гуляет по вечности.
В девять забытых  миров  Иггдрасиля
Кошки уходят легко. Без усилий.
Лап непослушных останется след,
Тающий в вечности и полумгле.
Где-то гуляет сама по себе
Серая кошка — гроза голубей.
Может, у кошки в девятую жизнь
Тайные планы внезапно сбылись?

Ну, да-да-да...
Уже сто раз рассказали, но не так! А на самом деле в этой истории всё было по-другому.
* * *
Жил-был один человек. Не принц, не нищий, просто — человек. И был он «ботаном»,
во всех возможных смыслах. Во-первых, его звали Вениамин (что означает — любимый сын);
во-вторых, по образованию Вениамин был биолог и даже — ботаник, и ко всему прочему,
занимался многолетними травянистыми растениями семейства Астровые или Сложноцветные —
Taraxacum Asteraceae, проще говоря, одуванчики.
Как-то так сложилось, что друзей у Вениамина не было. В студенческие годы он был слишком застенчив
и слишком увлечён своей ботаникой. Впрочем, и после, самым интересным и любимым его занятием
оставались одуванчики. Конечно, была у него и студенческая любовь «на всю жизнь». По итогам которой,
где-то через год, осталось в наследство укороченное имя Веник и понимание, что не все цветы хороши.
А вот от «родового поместья» пришлось отдать две комнаты + кухня + с/у раздельный — для Люсеньки.
Потому что Люсенька не могла больше терпеть «эти дурацкие горшки с дурацкими одуванами"
и помешанного на них ботана Веника.
Поэтому поселился Веня со своими Taraxacum Asteraceae на даче. А ему там и нравилось!
Дача стояла обособленно, на самом краю деревни, ближе к лесу. И никто Вене не мешал выращивать
на приусадебном участке, столь любимые им, сорняки и писать многотрудную работу всей жизни,
очень важную для узкого круга таких же, как Веня, ботанов, ибо всё остальное человечество
было занято делами более глобальными и доходными.
А тут ещё короновирус. На кафедре все занятия перевели в online. Веня почти полностью погрузился
в научную свою деятельность. И была у него мечта. Не, не так. Была у него Мечта!
Вывести особый подвид Taraxacum Asteraceae изменённым окрасом и новыми дико лечебными свойствами.
Так пролетела первая короновирусная весна, за ней лето, осень, зима…
И к новой весне Веня стоял на пороге грандиозного открытия! В семи горшках из десяти (а это успех!)
молоденькие Taraxacum Asteraceae дали удивительный алый окрас. Рыдайте все, кто не верил в Великую Науку!
И в Веню. Предположительно, эти экземпляры должны были иметь совершенно новые, прорывные характеристики
в области лекарственного применения. Но какие — предстояло ещё выяснять.
Веня, как учёный без мирового (пока) имени, о своих успехах сообщил коллеге из крупнейшего столичного института,
отправил ему все лабораторные дневники и выводы по предварительным и ожидаемым эффектам
от нового алого Taraxacum Asteraceae.
Это было счастливое время для Вениамина! Стоять на пороге открытия, пусть даже этот порог
в маленькой, заметённой снегами, деревушке, и уже каким-то сто седьмым чувством понимать: «Вот оно!
Вот! Человечество спасено! Taraxacum Asteraceae многократно увеличивает сопротивляемость
млекопитающих (а человек — это они) почти ко всем видам вирусов и к очень многим бактериальным инфекциям...»
Коллега из пафосного столичного института оказался парнем быстрым на подъём и незамедлительно прилетел
в деревню Сорняково, где, собственно, и решалось в данный момент Будущее Человечества.
Даже беглого ознакомления с образцами хватило Казимиру Модестовичу Фахр-ад-дин Гургани
для того, чтобы понять экономический и… общепланетарный эффект от открытия «беспонтового ботана».
Ясно было, что деньги потекут рекой, спешно превращающейся в океан. Такую мощную струю оставлять
на самотёк Вениамину? Где Вы видели подобную глупость! Казимир Модестович дураком точно не был.
Горячо и по-восточному многословно нахваливая оторопевшего Веню, быстро упаковал все семь удачных образцов
в контейнеры и, пообещав «дать открытию коллеги полный ход», а самому Вениамину — мировую славу и благодарность
от спасённого человечества, ну и многия-многия..., и всё такое.., и « Вы — Гений, коллега!» — умотал в столицу «вечерней лошадью».
Веня долго ещё ждал. Сначала — поздравлений, признания, благодарности от «спасённого человечества», потом — ответа (хотя бы) от Казимира Модестовича Фахр-ад-дин Гургани. Но тут, весна в деревне Сорняково, распутица, и где-то старая сосна, сваленная ветром,
оборвала электрические провода и интернет кабель… Короче, не дождался.
Однажды, ветренным и неприютным мартовским вечером, услышал Вениамин под окнами слабое мяуканье.
Сначала думал — почудилось, ветер воет, но вышел всё-таки на крыльцо. Существо, которое издавало жалкие звуки, смутно напоминало котёнка, только очень маленького, больного и несчастного. Веня подхватив зверёныша на руки, занёс его в дом. Растопил посильнее печь и устроил ему гнездо
в коробке от кроссовок «Adidas». Сидел, гладил мягкую шкурку и всё рассказывал новому жильцу про неожиданные целительные свойства «Аленького цветочка». Вот, прямо, душу изливал. И становилось Вене от этого лучше и спокойнее. Котёнка он тоже вытяжкой из «Аленького цветочка» напоил, ну, и накормил, конечно.
Время шло. В Большом Мире величайшими учёными были синтезированы несколько вакцин от «чумы XXI века». Вирус стал сдавать позиции, вакцинация шла своим ходом. А в дереве Сорняково, наконец, просохли просёлочные дороги. Цивилизация, в виде электричества, интернета и новостей, ворвалась в тихий, сонный, деревенский мирок.
Тогда-то Веня и узнал, что одна из вакцин синтезирована коллективом ученых под руководством, теперь уже академика, Казимира Модестовича Фахр-ад-дин Гургани.
Но Веня всё равно был счастлив.
Да-да! Потому что:
во-первых, Веня был и остался «ботаном»;
во-вторых, у него проросли три ранее не всходивших образца «Аленького цветочка»;
в-третьих, АЦ («Аленький цветочек» - здесь и далее примечания автора))) дал отличную всхожесть. АЦ, высаженный в почву деревни Сорняково, продемонстрировал новые и ещё более устойчивые целебные качества;
в-четвёртых, Люсенька сказала, что иногда будет приезжать летом!
И в-пятых, Умка (котёнок, спасённый Вениамином по весне) вырос в чудесного котищу и научился разговаривать.
Первое, что сказал Умка — «Коллега! Вы — гений!» *

Все события, описанные в сказке, считать за сказку, ничего общего с реальностью не имеющей.
Автор не высказывает никаких предубеждений к лицам любых национальностей и фамилия столичного учёного « Фахр-ад-дин Гургани» была результатом произвольного выбора и просто понравилась мне… фонетически.

Волан-де-Морт и Саурон под кроватью,
Серый Волчок заглядывает в окно —
Только глаза закроешь и сразу схватят,
Развоплотят и могут сожрать заодно.

Мама сказала, что всё это глупые сказки.
Папа сказал: "Глаза закрывай и спать!
Ты не малыш какой-нибудь, а третьеклассник.
Нет никого, я заглядывал под кровать".

Волан-де-Морт от злости скрипит зубами,
Гоблинов призывает к себе Саурон,
Серый Волчок перед атакой замер,
Только заснёшь — кинутся с трёх сторон!

Мама и папа болтают о чём-то в зале,
Смотрят кино, наверное, про любовь.
И не помогут! Я заворачиваюсь в одеяло,
Так как Волчок уже выбрал один из моих боков.

Я — третьеклассник и знаю волшебное слово.
Тихо шепчу: «Кис-кис, — и по-японски: — "Банзай!"
Входит наш кот. Говорит: "Коничива, Вова!"
Монстры бегут! Кот мурчит мне: "Я здесь, засыпай".

На конкурс Седьмая Пятница - 426, Привиденческая

Милый мой брат, ты немножечко синий!
Синий, как небо и как океан.
И, очевидно по этой причине,
Страшно красив, полосат и румян.

Синих Котов очень любят Маруси,
Ценят Татьяны, Лилу и Эризн
(Это, бесспорно, свидетельство вкуса)
И означает, что звёзды сошлись,

Самым чудесным и ласковым образом,
Над синеухой твоей головой.
Синя, я даже ревную (по-доброму),
Но и горжусь, что породы одной!

Он был самый никудышний,
И опаздывал всегда,
Он везде был третьим лишним,
Как без ручки чемодан.
А когда в Раю решали -
Кто поедет в глушь-отстой,
Где ни нимбов, ни медалей -
Он! И с глаз его долой!
И назначили Трамвайным
На 13 маршрут -
От Психушки до Вокзала,
В глубине Сибирских руд.
В старом драповом бушлате,
В кепке с мятым козырьком,
Он забыл, что был, когда-то,
Горний Ангел с облаков.
И в Раю забыли тоже -
С глаз долой - из сердца вон!

Как же я теперь их брошу,
Я им нужен! - думал Он.

На конкурс Седьмая Пятница - 426. Привиденческий

Ночь. В постели Прачетта читаю.
Кошки рядом, как пушистый плед.
Засыпают с тракторным мурчаньем.
Вдруг, вскочили - Кто здесь? Что за бред?

Зарычали, спину гнут бесстрашно,
Уши к голове и бьют хвостом.
Прям, не кошки - лучники на башнях,
Перед боем со Вселенским злом.

Эй, коты! Ложитесь-успокойтесь.
Мы - одни, здесь нету никого.
Замолчи, - сквозь зубы шепчут кошки, -
Притаись, прогоним мы Его!

Думаю, что всё таки - прогнали.
Потому что, где-то через час,
Все бойцы опять с мурчаньем спали.
А, возможно, пожалел Он нас.

На Седьмую Пятницу - 426, привиденческую

Снежная бездна. А что ты хотела, январь...
Бледное солнце в холодной туманящей дымке.
Хочется ныть, оккупировав старый диван,
Спрятаться в плед и мурчать там с котами в обнимку.

В рамках нытья, под ленивую песню котов,
Список писать про обиды свои и чужие.
Должен же кто-то прощать без вопросов и слов,
Не ожидая, чтоб все его тоже простили.

А впереди ползимы с февралём и тоской — 
Это я всё ещё ною о вечном и бренном.
Кошки уснули. «И скоро уже выходной!
Да и весна!» — улыбаясь прошепчет Вселенная.

Если Вы взлететь хотели,
Но у Вас не получилось,
То тогда проверьте крылья -
Густо смажьте солидолом.

Если снова не взлетели,
То, возможно, это - якорь.
Есть такая штука, чтобы
Быть привязанным к земле.

Если после всех проверок
Всё равно Вы не летите,
То сломайте Ваши крылья,
Отдерите к чёрту якорь!

И зубами разорвите
Всё на мелкие кусочки!
Потому, что Вы не Ангел
И летать Вам неуместно.

Как сложно оставаться зеброй,
Когда смешки со всех сторон
И общепринятый учебник
Нарёк вас крашеным ослом.
И по местам для проживанья,
И по строенью ваших ног...
И, вроде, даже Пржевальский,
В вас зебру опознать не смог.
И голос ваш - вполне ослиный,
Походка, абрис, рацион.
Спроси бушмена, грека, финна -
Вам всякий скажет - Вы осёл!
Смиритесь! Хватит пререкаться
С Советом По Делам Ослов,
У вас, в графе национальность,
Стоит - осёл (без лишних слов).

ездит по городу Ку-машина на гравицапе
собирает мусор, что накидали чедлане или пацаки
ездит машина Ку меееедленно-ваааааажно
жрёт мусор - бумажный и не бумажный
еле сдержалась от приседания с поклоном церемониальным
точно не знаю - можно ли мне в красных штанах
не приседать... легально

На конкурс Седьмая пятница-425: саркастичная

Небо пухлое снегом беременно,
День открытых дверей у него.
И назначенный Ангелом Временным
Белизну выверяет снегов.
К вам в окно заглянув конфузливо,
Спросит ласково - Как дела?
Жаль, под снегом плохая акустика,
Жаль, что видимость подвела.
Пожелает тайком вам спасения,
Долгой жизни, счастливых лет,
И исчезнет в пространстве-времени.
Может, вовсе его и нет...

Что за расклад! Мечи и Посохи.
Пятнадцатый Аркан грозит страданием,
Не выйти, видно, из беды мне посуху,
А Шут спешит навстречу испытаниям.

Раскинула гадалка Кельтский Крест,
Не зная посвящённости моей,
Лукаво предрекала лёгкий стресс
И наслажденье обществом друзей.

Смешно. Но верить или нет?
И если верить, то кому?
Себе? Гадалке, говорившей бред?
А Шут кричал, чтоб верила ему.

На Седьмую пятницу 424: гадания

Читаю Руны скрещенных ветвей,
Перевожу послания от Ветра,
Толкую Суры в Книге Январей,
Сверяя всё со стрелкой амперметра.
Расходятся трактовки в мелочах,
Но в главном до фонемы совпадают,
Я проверяю на тринадцати свечах
И зеркалах, чтоб уточнить детали.
Таро даёт устойчивый прогноз,
Ицзином комментируя приметы -
Всё сходится. И пусть сейчас мороз,
Но абсолютно точно - будет Лето!
* * *

*L;s Runor korsade grenar - Читаю Руны скрещенных ветвей.
на языке Викингов:))

На Седьмую пятницу 424: гадания

Видишь —  зима. Значит,  снова сбываются сны.
Сны, как из Библии детской, написанной Марксом.

Мне говорили (врачи и другие лгуны),
Сны —  это быстрая фаза движения глаз —  и чему там сбываться?

Кто бы им верил! Когда по приметам из снов,
С полным набором счастливых трамвайных билетов

И кораблей, уходящих по клеткам штормов,
Путь через зиму —  единственный в новое лето.

Вот — прекрасная дама собирается на свидание.
Она всё продумала и предусмотрела заранее:
Купила новое платье, самое-самое модное,
(Практически, всю зарплату на него израсходовала).
На туфли новые, к сожалению, не хватило,
Но прошлогодние ещё ничего — она их протёрла от пыли.
Думает: «Не надеть ли бельё «подвенечное»?
(Так, на всякий случай… без пошлых мыслей, конечно)».
Дама приняла во внимание советы своих подруг,
На тему: «звони, если что!» и про всякое прочее «вдруг».
И уж конечно, не нужно дополнительно оговаривать,
Что дама (для похудания) неделю питалась рисовыми отварами.
* * *
А вот — доблестный рыцарь. У него тоже свидание.
И что характерно, именно с нашей дамой.
Свидание, конечно, не первое и не второе.
Рыцарь слегка сомневался: «Может, уже и не стоит? —
Но потом решил, — схожу последний раз, вдруг, это будет она,
Самая, что ни на есть — единственная, которая так нужна?»
Рыцарь побрился с утра и еле-еле нашёл парные носки.
Подмигнул отражению в зеркале, эффектно и по-мужски.
Потом дезодорантом обрызгал себя и весь дом,
(Ну мало ли, как получится) и чтобы не пахло котом.
* * *
Такие дела, мой любимый и ласковый Бог,
Так хочется, чтобы ты рыцарю с дамой прекрасной помог.
Они оба очень хорошие! Ты, просто, чуть-чуть помоги.
Вот, даже кот говорит, что прекрасная дама прекраснее всех других.

Тихо сиди, слушай сказку про Свет Рождества:
Было всё так же - и снег, и овечья пещера.
Кажется даже, был очень холодный январь,
Или декабрь...но это неважно, наверно.
Мальчик родился! И это важнее всего!
(Или, возможно, не мальчик, а девочка, всё же).
И засияла звезда, освятив Рождество,
Светом чудесным, согрев пастухов и прохожих.
Ждали волхвы этот свет и пришли на него,
Чтобы дары принести и притронуться к чуду,
И написать эти лики на досках икон,
Если когда-нибудь люди о свете забудут.

Вот и тебя подарили в канун Рождества.
Мальчику ль, девочке... Это не важно, поверь мне.
Главное - есть Рождество и полно волшебства!
А из подарков волхвов мне - ты был самый первый.

Муфф проснулся рано-рано. Потому что Василий Матвеевич, возвращаясь с прогулки, неловко спрыгнул на подоконник и свалил… да всё свалил, что там лежало. Василий Матвеевич виновато извинился хриплым простуженным мявом.

Ну да, ну да… Василий Матвеевич был котом — этот факт неоспорим.
«Да… но кто я? — подумал Муфф. И потянулся за блокнотом. Хорошая вещь — блокнот, сразу на первой странице было написано: «Я — Муфф».
«Ну вот — всё встало на свои места, конечно, я — Муфф!» И Василий Матвеевич тоже закивал — радовался, что всё на своих местах, в том числе и его миска с завтраком.

Когда все позавтракали, а всех было девять (Муфф, Василий Матвеевич и семь карусельных лошадок), то, согласно записи в блокноте, пора было отправляться на прогулку. А что голубей и синиц кормить — так это Муфф и без блокнота помнил.
Он вышел в белёсое зимнее утро, насыпал на колодезную крышку смесь из перловки и овса, повесил на ветку клёна кусочек сала и пошёл гулять.

Когда вы решили прогуляться, лучше всего идти прямо, особенно, если вокруг «прямо» всё завалено снегом. Муфф так и прогуливался — прямо и прямо, пока
не пришёл к огромным дверям, с надписью «Городской рынок».
Рынок только открылся. И продавцы, позёвывая, раскладывали на прилавках свой товар, самый разный. А Муфф шел прямо, пока не упёрся в большой и мутный
аквариум. «Живая рыба» — прочитал Муфф. Продавец (небритый, в клеёнчатом фартуке) шерудил сачком по дну, пытаясь выловить большую рыбину.
Назвать рыбину «живой» — было затруднительно. Муфф остановился и стал смотреть.
«Жалко рыбу, — подумал Муфф, — конечно, какая может быть жизнь, если ты вынужден плавать в грязном аквариуме.»

Продавец живой рыбы, тем временем, изловчился, захватив рыбину в сачок, вытащил её и бросил в таз. Заметив Муффа, продавец сказал:
— Вы подходите, товарищ, через полчаса, сейчас я воду поменяю и свежую рыбу запущу.
— А с этой рыбой что будет?
— А что с ней будет… рыба, как рыба, просто вчерашняя. Хотите — покупайте, я скидку дам хорошую.
Порывшись в карманах, Муфф высыпал на прилавок перед продавцом несколько красивых речных камешков, две глиняные свистульки в виде райских птичек, пару конфет в затёртых фантиках и стодолларовую купюру.
— Этого хватит? — спросил Муфф.
— Даже с избытком! — ответил радостный продавец.

Придерживая рыбу, завёрнутую в пакет и, для тепла, спрятанную под пальто, Муфф быстро зашагал домой. Сделать это было очень просто — разворачиваешься и идёшь снова прямо. «Вот оно — несомненное преимущество прямых и честных путей!» — подумал Муфф.

А дома было тепло и Василий Матвеевич спал на спине у одной из лошадок.
Он всегда спал именно у этой лошадки. "Видимо, они очень подружились", — думал Муфф. Рыба была срочно извлечена из пакета и выпущена в ванну. Сначала рыба никак не отреагировала на перемену места обитания. Зато Василий Матвеевич очень отреагировал!
Он запрыгнул на край ванны и глаз не сводил с нового жильца. А Муфф отправился к лошадкам — расчёсывать им гривы и хвостики. Потому что — это важно для лошадок! Они все — девочки и любят быть красивыми. Всегда.

А потом раздался громкий крик Василия Матвеевича. Муфф и лошадки бросились в ванну, а там — рыба, отогревшись и освоившись, бойко плавала, обдавая кота фонтанами брызг при каждом развороте.
«Здравствуйте! — сказал Муфф, — не волнуйтесь, Вы в безопасности, среди друзей.»
Василий Матвеевич, мявкнул неразборчиво, что-то типа: «Гусь свинье не товарищ», но пересел подальше от края ванны.
— Я — Муфф, это — Василий Матвеевич, и девочки наши — Карусельные лошадки. Они всегда у нас зимуют, а так-то — лошадки служат на карусели, с мая до октября — детей катают.
А Вас как зовут?
— Василиса, я. — пробулькала рыба, — а вы меня сегодня съедите?
— Ну что Вы! Как можно! Мы Василис никогда не едим.
— А кот? — засомневалась рыба.
— Василий Матвеевич у нас питается исключительно «Purina ONE» и «Royal Canin».
Кот неохотно кивнул, что «да, питаюсь… мог бы и тобой попитаться, ну да ладно».
— А может, вы тогда меня домой отпустите? Я в реке живу, рядом с островом.
Жаль, что я не Золотая рыбка и не умею выполнять желания, но… может вы так меня отпустите?

Когда совсем стемнело, из квартиры № 13, дома № 2 «Б», по улице Красной, в одном сибирском городе, вышла очень необычная компания. Впереди бежал
полосатый толстый кот, за ним шёл невысокий человек, обутый в валенки разного цвета: один — белый, с надписью «правый», а второй — чёрный и без надписи, замыкали шествие семь Карусельных лошадок, необычайной красоты (гривы и хвостики тщательно расчёсаны).
Странная группа направилась к реке. Там человек в разных валенках прорубил лунку и выпустил в реку большую рыбину. Та, сначала быстро скрылась в темной воде, но, через минуту, высунула довольную мордочку и сказала: «Спасибо!»

Вот такая история. Иногда ведь важно выполнять и желания рыбок, правда?

Кошки спят. В окне красиво. Люди ходят редко-тихо.
Снег украсил перспективу, как умелая портниха.
Холодильник переполнен. Утро выспалось под вечер.
По последствиям застолья, аспирин ищу в аптечке.
Боже мой! Салатов море, прочей снеди — два вагона.
И сожрать всё это нужно скоро-быстро-увлечённо.
Вспоминая ряд моментов из прошедшего веселья,
Ржу. Легко, самозабвенно. Это ж праздник — в самом деле!
Хорошо, что это  было («было» — ключевое слово).
С наступившим Новым годом! А потом — со Старым-Новым!

В дырявом старом рюкзачке
Зубная щётка весь багаж,
А к ней - полпачки сигарет
И два купона с распродаж.
Зато совсем не тяжело.
Иду куда-то налегке.
Мой телефон кричит - Алоооооо!
На непонятном языке.
Всю Ойкумену занесло,
Одна дорога в декабре,
На Тридцать Первое число -
Конец всего в календаре.
Я неизбежно подойду
К Весёлым Праздникам Конца,
С двумя котами в поводу,
Как зверь, бегущий на ловца.
На огоньки и фейерверк,
На оливье и мандарин,
На бой курантов и фужер
С Январским временем внутри.

Женька «дедморозил» уже третий Новый год. Золотая пора для нищего студента факультета Театральной режиссуры. Снегурочки менялись. Самая первая — Лена, вышла замуж, вторая была Инга. Хорошая Снегурочка, но в прошлом году она закончила учёбу и уехала в родной город. Поэтому, уже с ноября, Женька стал приглядываться к девчонкам (на предмет коллеги по новогоднему чёсу). Тут всё не так просто. Девушка должна быть… ну, хотя бы смутно похожа на сказочную Снегурочку, уметь импровизировать на ходу, ладить с детьми и нуждаться в заработке. Это важно! Много красивых девчонок, но подходят под строгие критерии отбора далеко не все. Самых красивых быстро разобрали более удачливые «дедморозы».

А Женьке досталась Новикова. Второй курс, рыжая, веснушчатая, больше похожая на Пеппи Длинный Чулок.

Чёс начинался уже с двадцатых чисел декабря. И резко усиливался к концу года.
Сразу после занятий, в общагу за Женькой и Новиковой, заезжал старенький Nissan, с Петром Ивановичем — шофёром агентства «Праздник каждый день» и списком адресов.
Двадцать пятое декабря ничем от других дней не отличалось. Шёл мягкий ласковый снег, город сверкал огнями, народ толкался по магазинам в поисках подарков. У Женьки осталось всего два адреса, один — в новых, спальных районах (девочка Лиза, семь лет, подарок — Барби и Домик для Барби), второй — в старом центре (мальчик Гоша, восемь лет, подарок — планшет Apple iPad mini).

— Ничё так подарочки деткам! Мне помню дарили коньки, мячик, клюшку.
— А мне альбомы для рисования, краски, книги, ну и кукол тоже дарили.
— Эх, молодёжь, вот мне, в моём советском детстве, помню, раз подарили модель самолёта для склейки, а ещё, помню — пластинку. Очень крутая была вещь! «Али Баба и сорок разбойников» — шедевр! Там такие актёры, такие голоса, а песни… До сих пор помню. Вот — это подарок, так подарок.

Так, за разговорами, новогодняя команда приехала к дому девочки Лизы.
У второго подъезда их встречал папа, замахал руками — «здесь я, здесь!»
Протянул Женьке две подарочные коробки, попросил подождать минут десять, чтобы «полностью исключить фактор недоверия».
Ждать решили в подъезде — не май месяц. Вошли в крашеный бежевой краской холл, Лизин папа вызвал лифт, ему надо было, «как бы вернуться с работы»… ничего не подозревая о визите Деда Мороза. В углу, рядом с батареей, стояла коробка.
Такая обычная картонная коробка, но в новом чистом холле она смотрелась странно и чужеродно. Новикова потянулась к батарее — рукавички положить, и
заглянула внутрь.

— Ой! А здесь пёсик маленький! Какой хорошенький, смешной.
Щенок — белый, только на спинке рыжее пятно, засопел радостно, лизнул Новикову в подбородок, заегозил, тоненько затявкал.
— Подкинули вчера с утра. Вроде и подъезд на кодовом замке, а вот — проникли. Я его уже несколько раз покормил. Взять бы себе, да нельзя — у Лизы аллергия, от мамы досталась. Обе собак-кошек любят безумно, но — пятнадцать минут в одной комнате с ними — и всё прелести жизни: насморк-кашель-хрипы. Астма… вот такая беда.

Заходя в двери лифта, сказал Лизин папа и поехал на 14 этаж.
Женька и Новикова остались ждать и гладить щенка. Есть какая-то магия у маленьких зверей — не может нормальный человек пройти мимо.
Руки сами тянутся погладить, потрепать, брюшко там… ушки, лапки… Взять. Взять его себе. Как он, маленький и тёплый останется здесь в коробке? Вон он как радуется! Шерудится, открывает розовый ротик, лижет протянутые руки…

— Давай заберём — заныла Новикова
— Куда! В общагу не пустят, сама знаешь… куда ты его заберёшь?
— Жень, ну он же, смотри какой классный, мы его тайно пронесём, дадим объявление, найдём ему хозяев… ну, за пару недель — точно найдём!
— Всё, поехали к Лизе. Оставь его, может кто-нибудь из местных возьмнёт.

Ребята позвонили в дверь. Симпатичная молодая женщина им открыла, со словами: «Здравствуйте Дедушка Мороз! Ой, и Снегурочка! Проходите-
проходите. Лиза! Смотри кто к нам пожаловал!»

Дальше, всё по сценарию: Лиза выскочила из комнаты — глаза круглые, удивление совершенно искреннее, даже робость. Женька стал привычно спрашивать: «хорошо ли себя Лиза вела в прошедшем году?», оказалось — хорошо, Новикова посоветовала Лизе спеть дедушке песенку или стишок рассказать,
Лиза, блестя глазами, спела про ёлочку, сорвав «шквал аплодисментов», получила красивые коробки с подарками, явно желанными, папа стал приглашать
гостей к столу, прозвучало столь привычное и вечное «на посошок», но Женьке надо было ещё писать ночью курсовик, а Новикова утром сдавала зарубежку —
и «нет, пойдём мы с внученькой, нас ещё много ребят ждут! И — счастливого Нового года!

И — удачи тебе, Лизонька, оставайся всегда такой же хорошей девочкой, слушайся маму и папу, встретимся в следующем году!»

— Жень, ну как мы его здесь бросим? Он же маленький совсем, смотри — он так рад. Жень, ну давай заберём, я попробую местным из группы предложить…
— Бери. Что ж я, по-твоему, без сердца што-ли. Бери, Новикова, что-нибудь придумаем.

Пётр Иванович, хмыкнув, полез ручищей в коробку, погладил найдёныша, и сказал: «Отличный пёс, да? Жаль, у меня полный комплект: два кота, собака Нюша.
Поспрашиваю тоже… может, кто в гараже заберёт. Ух ты, мой хороший...»
И они поехали в последний, на сегодня, адрес.

Подъехали, набрали записанный на заказе код, дверь в подъезд открылась, дальше — четвёртый этаж, без лифта (дом сталинской постройки), квартира №10.

Звонок — мелодичная трель, открыла мама, быстро сунула коробку с планшетом в мешок Деда Мороза и, чуть наигранно запричитала: « Ой, какие гости! Проходите, Дедушка Мороз! — И в комнату, — Гоша, Гошенька, глянь кто к нам пришёл!»
Мальчик выскочил навстречу. В глазах удивление, и вера пополам с недоверием.
Застеснялся, прижался к матери. Худенький, черноволосый, смуглый.
— Здравствуй, Георгий! Получил я твоё письмо, внученька моя Снегурочка мне его прочитала. Как ты учился в этом году? Как себя вёл? Что нового узнал!

— Здравствуйте, правда получили… на самом деле?
— Конечно. Мы все письма получаем на самом деле.
Тут Новикова заулыбалась, на щеках ямочки. Голосом нежным, колокольчиковым спрашивает:
— А что ты нам в подарок приготовил, Гошенька? Песенку или стишок?
— Рисунок.
Сказал и побежал в глубь квартиры. Вернулся, сжимая в руке листок.
— Вот!
На картине, нарисованной детской рукой, были Дед Мороз со Снегурочкой (она, кстати, была рыжая… рыжие косы лились из-под шапочки, прямо, как у
Новиковой), против них стояли мама и Гоша, сзади — новогодняя ёлка в огоньках.
Снегурочка протягивала нарисованному Гоше большую коробку, из которой торчала голова белого щенка. Белого с рыжим пятном на спинке.
— Подожди-ка, Дедушка, я сейчас вернусь…
Уже на бегу шептала Новикова. Женька важно рассматривал картинку, хвалил мальчика, за успехи в рисовании, спрашивал, дежурно, о поведении, об оценках — по всему выходило, что Гоша — молодец.

Мама подтолкнула Гошу: «Давай, Гошенька, спой!»

— Jingle Bells, jingle Bells…

Неожиданно звонким и чистым голосом затянул мальчик. Дверь в квартиру отворилась и Новикова предстала со щенком в руках.

— Вот тебе, Георгий, наш с внученькой подарок. А это тебе от мамы.
Но мальчик уже ничего не слышал, он смотрел на щенка во все глаза.
А счастье, счастье, оно заполнило всю квартиру, перелилось за порог, и полетело по всему предновогоднему городу. И дальше, дальше…
Вот такая история. А щенка назвали — Санта.
А Женька и Новикова в июне поженились.
Под Новый год бывает много чудес — важно верить.

— Пригов, что с заключением по делу №187/АН-700-47-42?
— Заканчиваю оформление, товарищ Шестой.
— Давайте уже не затягивайте! Там всё давно понятно: есть запись камер наружного наблюдения,
свидетельские показания, даже признание обвиняемого есть. Почему тянете?
— Хотелось выяснить мотивы. Разобраться — как такое может происходить, почему?
— Пригов, там нечего выяснять. Следственная бригада поработала отлично, дело стройное
и бесспорное. Обвинение в посягательстве на счастье, благополучие и покой граждан не вызывает
никаких сомнений. Пригов, Пригов… я ценю ваше желание досконально разбираться в материале,
но… знаете, я тоже был молодым, мне тоже хотелось понять мотивы преступников — как так?
В нашем счастливом обществе и вдруг — кто-то нарушает, обществом же принятые нормы и законы.
Поверьте, нам их не понять. Потому-то и введена процедура «Избавления от противоречий», а
этот ваш… летун, он чистейшей воды нарушитель. И ведь сам признаётся, что летал. Да не просто,
тайно взлетел, вдали от населённых объектов, где-нибудь в лесу там… или в поле. Он же из окна
человейника летал! А там рядом, между прочим, детское образовательное учреждение.
Там наших детей учат быть счастливыми! Вам этого не достаточно, Пригов?

Пригов молчал. Ему «этого» было достаточно. Но… что-то не давало покоя, что-то очень
важное. Что-то, затрагивающее самые тайные струны его, Приговской, души. Сверлил и сверлил
червячок сомнения. Даже крамольная мысль ворочалась: «уехать подальше… и попробовать взлететь».
Нет, Пригов, конечно, мысль эту на корню забил — он страж закона, счастья и свободы! Что это получится,
если все летать начнут? Ничего хорошего! Но…

А товарищ Шестой продолжал, доверительным голосом:

— … ты, Пригов, хороший парень. У тебя жена скоро родит, вам расширяться пора. Да и тебе расти
по службе. Ты сейчас в какой сотне?
— В третьей, товарищ Шестой.
— Ну вот, закрывай это дело, передавай в Высшую Инстанцию Счастья и жди повышения. А с повышением —
более просторное помещение для счастья, льготы. Расти надо, Пригов. К счастью тянуться. Ну… ты меня понял.
— Понял, товарищ Шестой. Сегодня всё закончу, подпишу у подследственного и отправлю.
— Вот и молодец. Выполнять.

Пригов шёл по коридору и думал: «Всё действительно ясно. Сейчас ещё раз проверю все материалы дела
и обвинительное заключение оформлю. В конце-концов, счастье для людей — это самое главное! А мы стоим
на страже счастья. Ничто не должно омрачать жизнь наших граждан… ничто и никто. И нашу с Ленкой жизнь тоже...»

А товарищу Шестому позвонил Первый.
— Как там у вас?
— Всё нормально, товарищ Первый. Сегодня отправляем дело в Высшую Инстанцию Счастья.
— Ну, готовьтесь стать Пятым.
— Служу счастью народа!

Дело было готово к отправке, но Пригов решил ещё раз проверить некоторые детали.
«Чтобы дело не развалилось при рассмотрении его в Высшей Инстанции Счастья! — говорил
себе Пригов, направляясь в камеру к обвиняемому. Прежде, он провёл с обвиняемым много часов,
пытаясь понять — что движет человеком, не способным ценить общее счастье. Обвиняемый
охотно отвечал на все вопросы, давал развёрнутые пояснения своим поступкам и мыслям.
Его было очень интересно слушать… со многим Пригов (внутренне) был согласен, но многое
в словах обвиняемого пугало. Пугало своей неожиданной свободой, критическим взглядом на
устройство мира… а главное — его точка зрения на счастье — вот, что было самым
крамольным и непонятным. Из этих горячих речей, Пригов понял, что, на взгляд обвиняемого,
каждый человек волен летать. В любой момент. Это — неотъемлемое право человека,
а не только Первого. Это была чистейшей воды ересь и попрание всех возможных уложений
о счастье. Однако, Пригову почему-то становилось легко и свободно от таких мыслей и слов.
Он предъявил охране удостоверение и вошёл в камеру.

— Здравствуйте, АН-700-47-42.
— Да-да, здравствуйте!
— Ваше дело завершено. Сегодня я отправляю его в Высшую Инстанцию Счастья.
Думаю, решение последует очень быстро. Вам помогут стать… по-настоящему счастливым.
— Да, конечно. Прощайте, Пригов. Больше меня уже не будет. Будет именно то,
что вы пишете — мой идентификационный номер АН-700-47-42.
— А как Вас зовут?
— Алекс, а Вас?
— Тоже Алекс…

Решение пришло мгновенно. Пригов вывел АН-700-47-42 из камеры, провёл мимо вахты,
объяснив это последним следственным экспериментом. Они вышли в холодное снежное
утро 1 декабря 20ХХ года… и полетели.

Поднимите голову — видите — они летят.

— Мама, мама, пойдём скорее! Я покажу тебе чудо!
Кричал Мишка, прибежавший с прогулки. И отказаться было совершенно невозможно.
Пришлось влазить в защитный костюм и идти смотреть на очередное Мишкино «чудо».
Почти бегом мы миновали пустошь, которая была сразу за дверью нашего бункера, перешли по бетонной плите овраг и долго ещё шагали по пепельно-серой, мёртвой земле. Говорят, раньше она была озером.

Мишка всё бежал и бежал вперёд. Наконец он резко остановился.
— Вот оно!
Из растрескавшейся земли рос невзрачный цветок. Жёлтая шапочка, тоненькая зелёная ножка, длинные листики распластанные вокруг. Слабенький и одинокий. Но такой прекрасный!
Это действительно было чудо. Мишка сидел на корточках и с благоговением рассматривал маленькую жизнь. А у меня слёзы навернулись на глаза.
— Мама, посмотри! У него уже есть детки!
Да. Цветок дал несколько побегов. И это было совершенно невероятно.

Запас кислорода подходил к концу. С трудом оторвавшись от Мишкиной находки, мы поспешили домой. В бункер. Он был надёжным убежищем для трёх поколений нашей семьи. Быстро пройдя дезактивацию, скинули костюмы и открыли «Большой энциклопедический справочник растений».
— Вот он! — сказал Мишка.

«Одуванчик (лат. Tar;xacum) — род многолетних травянистых растений семейства Астровые, или Сложноцветные (Asteraceae). Типовой вид рода — Одуванчик лекарственный — хорошо известное растение с розеткой прикорневых листьев и крупными ярко-жёлтыми соцветиями-корзинками из язычковых цветков. В ненастную погоду и на ночь корзинка закрывается. На вершине вытянутого носика семянки имеется множество волосков, с их помощью плод одуванчика может перелетать в воздушных потоках на большие расстояния.»

Что-то знакомое было в этом названии. Мишка увлечённо рассматривал картинки и мечтал, что одуванчик, разлетевшись своими волосками-семенами, сначала по пустоши, а после и по всей земле, превратит её
в цветущий бесконечный луг.

А я вспомнила — почему мне знакомо это слово. Бабушка, когда была жива, много рассказывала о прежней жизни. Как были большие города, реки с рыбой, моря, леса… А у её родителей была дача. Дача — это такой
дом с садом-огородом. А сад-огород — для деревьев и растений. Там росли яблони, вишни...что-то ещё…и они цвели весной, а летом давали плоды. И были грядки. Такие специальные приспособления для выращивания
овощей. Сейчас уже не вспомню, как назывались овощи...На этой даче, куда семья уезжала из города на всё лето, было очень хорошо. Но приходилось всё время что-то делать. Сначала — сажать растения, потом — поливать (это водой) и полоть. Вот! А полоть — значит уничтожать другие, не приносящие пользу растения. Сорняки.
Особенно часто бабушка вспоминала одуванчики, которые росли сами по себе и «только выполешь, а они опять лезут».

Мишка внимательно слушал, он любил рассказы про «то» время. А потом сказал: «Мама, ты как маленькая! Это же бабушка тебе сказку рассказывала. Кто же станет убивать живой цветок?
Это просто страшная сказка».

Идти сквозь снежный холод декабря,
Где руки стынут даже в рукавицах,
С пакетами, в которых всё подряд
На новогодний стол. Тащить и злиться.
Мечтать о завершении торжеств,
Хотя они ещё не начинались.
И еле-еле затянуть в подъезд
Всю снедь, подарки (нужные едва ли).
Неловко зацарапаться в замке,
Ругая дверь за тяжесть и неспешность.
В сердцах коленкой пнуть один пакет
(а он назло развалится мятежно),

И мандарины, высыпавшись на пол,
Запрыгают, как рыжие птенцы.
Кот их покатит балованной лапой
По коридору и оси абсцисс.
Запахнет новогодним ожиданьем,
Нарядной ёлкой, верой в чудеса
И чем-то из таких воспоминаний,
Что невозможно вспомнить до конца.

Буду сидеть как Сова. Недоверчивым взглядом мерить пространство снегов
и вертеть головой. Перезабуду слова человечьи и даты, так как они ни к чему,
если стал ты Совой. Жаль, что придётся охотиться на теплокровных. Вдруг у меня
(как Совы) будет кризисный сбой... Кстати, Сове не достать сигареты и кофе.
Разве - ночами летать воровать их домой. Рифмы, я думаю, тоже утратят всю ценность,
как и возможность писать в интернете стишки.
Может, и нет!
Я так долго строчила катрены, что "руки помнят"!
Хотя... у Совы нет руки.

Пробуждение
Качур Доналд

Сам себя часто чувствую лежебокой,
нет ничего дороже сна и покоя.
Сон у меня обычно такой глубокий,
словно я погрузился на дно морское,
словно вокруг актинии и кальмары,
словно медузы в медленном танце кружатся…
Но иногда тревожат меня кошмары,
полные крови, дыма, огня и ужаса,
полные боли, паники и истерик –
хватит, пора проснуться, терпение лопнуло!
Выбраться на зелёный ласковый берег,
нежиться под лучами солнышка тёплого.
Явь однозначно предпочитаю сну я,
только вот запах, будто что-то протухло,
люди вокруг бросаются врассыпную
с криками:
Ктулху! Ктулху!

Где-то гуляет Басё,
Вместе с любимым котом,
Сакуры видит и всё -
Белое на голубом.
Кот отстранённо молчит,
В Осаке снова весна,
Пруд, отражая лучи,
Лижет бока валунам.

Кот и Мацуо глядят
На Императорский пруд,
Нежно звенит водопад,
Карпы неспешно плывут,
Цапли изыскано спят -
Белые на голубом…

А у меня - снегопад.
Я, кстати, тоже с котом.

Порхали ножницы в уверенных руках,
летели на пол локоны и пряди,
глаза прикрыв, парила я в мечтах
и доверяла мастеру не глядя.
По радио давали Вальс цветов,
по просьбам и заявкам комбайнёров.
И мастер ласково мне говорил: «пардон,
головку влево, вправо...уже скоро!»
А я плыла в Чайковском и мечтах
о красоте немыслимой и вечной,
как выхожу на улицу и — ах!
Под ноги, штабелями каждый встречный.
Рабочий полдень вырулил в финал.
«Откройте глазки, всё уже готово!»
Открыла — из глубин больших зеркал
Смотрело нечто с видом бестолковым.
Глотая слёзы и благодаря,
поскольку мастер целый час работал,
чтобы придать мне облик упыря,
в процессе перехода в идиота,
покинула салон. Бегом домой —
укрыться в уголку за книжной полкой,
чтоб не пугать народ страны родной…
А отрастала эта стрижка доооолго.

С тех давних пор прошло немало дней.
И выросла коса, не зная ножниц.
Но если стрижка снится мне во сне,
я горько плачу и ору истошно.

На Седьмую пятницу - 422, подстриженная

Когда Валет сдавался в плен червям,
Меня по крупу жалостно похлопав,
Сказал: «Скачи, гуляй, душа моя,
Любимая кобыла Пенелопа!

Крестовый наш поход на масть червей
Закончен. Я сдаюсь на милость Дамы,
Она добра,  прекрасна. И Харлей,
В её конюшне, Дэвидсон. Тот самый!

Разочарован в карточных боях,
Кресты с погонов яростно сдирая,
Обнял меня небрежно, впопыхах:
«Прощай же, Пенелопа дорогая!»

Прощай, мой друг! Я не держу обид!
В овсах гуляя, думаю о вечном:
«Пусть ты дурак, но всё же — не убит.
И знаешь, мне так клёво без уздечки!»

Пройдусь конём по шахматным овсам.
Подкову королю отдам на счастье,
Сто королев по разным берегам
В любви ему готовы будут клясться.

Сто королев. И прочих — без числа.
Исповеданий, языков различных.
А я - конём по шахматным овсам:
D5 - E7...  конём, но — эротично.

В декабрьских карантинных вечерах,
В наскучивших домашних интерьерах,
Мы вынуждены без конца играть
Краплёной картой в «верю и не верю».
Ты говоришь, с улыбкой хитреца:
«Здесь короли», сдвигая мне подачу.
И я киваю: «Верю!» Восемь царств,
Утратив королей, скорбят и плачут.
Здесь —  сорок дам, прекрасных, как заря.
Там —  шесть валетов, юных и горячих.
 — Ты веришь мне?
 — Конечно. 
 — Это — зря…
 — Да знаю я, но не могу иначе.
Победа достаётся хитрецам.
Шестёрки мне — на новые погоны. 
Мурлычет кот, что истина проста.
И кое-кто не только в картах «гонит».