Первая подборка была опубликована здесь

Вторая подборка была опубликована здесь

Третья подборка была опубликована здесь

Четвёртая подборка была опубликована здесь

Пятая подборка была опубликована здесь

Шестая подборка была опубликована здесь

Седьмая подборка была опубликована здесь

Восьмая подборка была опубликована здесь

Девятая подборка была опубликована здесь

Десятая подборка была опубликована здесь

От составителя подборки: конечно, конкурсы были разными - сложными и простыми, многочисленными (по количеству участников) и не так чтобы очень. Все приведённые ниже произведения победили в этих разных по параметрам конкурсах серии "Седьмая пятница". Вы можете отметить, что некоторые произведения рекомендовались редакцией (у них есть "пёрышко" на авторских страницах).
 

Седьмая пятница - 292: желтая

Татьяна Шкодина. Мне снится...

Мне снится наша встреча до сих пор –
Я вижу, как дрожат твои ресницы…
Вот только наш последний разговор
Не снится.

В ночном кафе печальный жёлтый свет,
Движенье губ, прикрытое ладонью…
Вот только дом, где нас с тобою нет,
Не помню.

Дневную бестолковость бытия
Ночами оставляли мы за дверью…
Ты больше не вернёшься. В это я
Не верю.

…Валились обнажённые без сил,
И ангелы слетали к нам на крышу…
Как много лет я шелест этих крыл
Не слышу.

Звенела окон синяя слюда,
Роптали звёзды, сбившиеся в стаю…
Зачем я отпустил тебя тогда –
Не знаю.

Николай Рогалев. Библейские окрестности

Весною жизнь гораздо лакомей.
По всем оттаявшим углам
Бомжи с бродячими собаками
Свободу делят пополам.

В зеркальных окнах город множится.
Калейдоскопье лиц и спин.
Бредут бездомные двуножества
В компании безродных псин.

Луч золотой с лазурной скатерти
Упав, мне выдал невзначай
Их путь от свалки и до паперти –
От входа в ад до входа в рай.

По шкуре блохи растасованы.
Давно пропит нательный крест...
Живут бомжовые и псовые
Меж этих двух библейских мест.

Там денно, нощно, не набегами,
Раб божий твари божьей рад.
А та – породе человековой,
Хвостом виляет: «Как ты, брат?»

Компания по лужам хлюпает,
Пропойца стольник мой берёт.
Смеётся сука желтозубая,
А я грущу на кой-то чёрт.

Ольга Нежданова. Выжить

Август сорок второго. Польша. Рельсы смерти ведут в тупик.
На сегодня нет рейсов больше.
В небо тянутся ветви пихт и царапают воздух чадный,
отправляя посланье ввысь.
Больше некому.
Нет пощады, как Всевышнему ни молись.
От бессилия сводит пальцы, снятся горы сожжённых тел.
Как заставить себя не сдаться в этом страшном капкане стен?
Сквозь немытые стёкла окон виден жёлтый, зловещий дым.
Этот лагерь – смертельный кокон, гнездовище людской беды.
Сорок третий. Октябрь. Выжить.
Наготове топор и нож.
Мне по плану достался рыжий и вон тот, что на пса похож.
Надо только не сдрейфить – мне же убивать предстоит впервой.
Я кого-то нещадно режу, я пока что еще живой…
Контрразведка. Проверка СМЕРШа.
Километры чужой земли.
На Рейхстаге графитным стержнем я пишу «Собибор - Берлин».

monterrey. Желтый секрет

Прячусь под нимбом из виноградных лоз,
не замечая, как убывает время -
солнечно осень в гроздьях созревших дремлет,
охрой рисует каждый хрустящий холст.

Только недолго солнцу гулять в листве,
греть лабиринты длинных шершавых нитей -
в храме осеннем дождь отворил калитку,
жёлтыми брызгами скрасив земную твердь.

Жаркое время - от десяти до двух
быстро сменили плачущие сюжеты -
падают гроздья, ливней осенних жертвы,
в мисках и вёдрах прячут желейный дух.

Стану назавтра сок выжимать в бутыль,
струйкой в стеклянный омут вливая лето -
в каждом этапе года свои секреты...
Я постараюсь жёлтый сберечь внутри.

Седьмая пятница - 293: пятничная

Вика Корепанова. Чуть слышно в доме тикали часы

Чуть слышно в доме тикали часы,
Кукушка почему-то в них уснула.
За печкой завивал свои усы
Старик-сверчок по имени Федула.
Мечтал, что снова выйдет франтом в свет
И встретит милых бабочек-подружек.
Проделал даже вылазку в буфет:
Собрал им к чаю крошек от ватрушек.
Смешной чудак: всегда носил жилет
(С любовью как-то бабушка связала).
Имел привычки, шляпу, драндулет...
Ему полжизни стрекоза писала.
Он эти письма трепетно хранил
Под ленточкой в соломенной шкатулке,
Себя за неуживчивость бранил.
По пятницам концерты на свистульке
Для всех без исключенья исполнял:
Играл Шопена, а порой и Баха.
Свои сонеты даже сочинял.
Он просто жил: спокойно и без страха.
Любил в компот сухарик окунать,
Читать ещё раз старые газеты
Надев пенсне. Задумавшись дремать.
Еще любил куриные котлеты.
По естеству изрядный домосед,
Любил гостей и сам готовил ужин,
Махал платочком уходящим вслед,
И, в сущности, был очень добродушен.
Он наполняет жизнью этот дом,
Застывший дом со спящею кукушкой.
На память фото сделаем в альбом,
Сверчку оставив хлебушка горбушку.

Седьмая пятница - 294: картина

Ольга Альтовская. Шизоидное

В натуре, живопись – не блажь.
Она моей болезнью стала.
Когда творю, когда кураж –
Не удержать. Мне места мало.

Мой дух, о гении трубя,
Преобразуется в сюжете.
Лишь дайте выразить себя
Палитрой: в образе и цвете.

И пол раскрашен, и листы.
Но буйной мысли нет предела.
Пойдут в работу стен холсты,
А после – собственное тело.

Идею мне бы донести
И огорошить всех развязкой.
Последний штрих ещё в пути,
И не последний – тюбик с краской.

Татьяна Вл Демина. В лицее

Миша обучается в лицее
Имени француза Ж. Бизе.
У семьи теперь такие цели:
Сделать до полуночи д/з.

Папа реферат качает Мише -
"Степь, овраги, лесополоса".
Мама для ИЗО картину пишет,
Ну, верней, пытается писать.

Замысел: тропинка до колодца,
Змея запускает ребятня.
Но пока не очень удаётся,
В целом, получается мазня.

Что поделать - не художник мама,
На руку медведь ей наступил...
Сам пацан разучивает гаммы
С громкостью китайских бензопил.

Трудно выжить в творческом лицее:
То эссе, то конкурс, то диплом,
А иначе выгонят в три шеи
В школу тридцать пять, что за углом.

Седьмая пятница - 295: День Дурака

Татьяна Шкодина. Монолог дурочки

Умной женщиной быть не хочется –
Слишком сложно. Оно мне надо?
Вот сестра моя (переводчица)
Выйти замуж была бы рада!

Не берут! – Мужики в смущении:
Как общаться с подобной кралей?
…За окошком деньки весенние,
Шуры-муры и трали-вали…

Вот и я, разомлев на солнышке,
«Заморочки» свои заброшу…
Надоело пыхтеть, как Золушке,
Волоча обязательств ношу!

…Каблучки и в горошек юбочка,
Блеск помады и маникюра…
Я «ну прелесть, какая дурочка!»,
А не «ужас, какая дура!»

Седьмая пятница - 296: черно-белая

Ира Сон. Плохая дочка

Прошлое скользким кракеном спит внутри,
Изредка тычет щупальцем: «Вот, смотри —
Больно!» И я включаю режим «сто три»:
Режу и шью, прорехи в душе латая.
И вырастаю заново из ядра.
Видишь, как я искусна, сильна, мудра!

...Только твоей поддержки в который раз
Мне не хватает.

Помню свою привычку рубить с плеча.
Помню — ушла, небрежно стряхнув печаль.
Твой приговор набатом в ушах звучал:
Вечно плохая дочка — позор, помеха.
«Я докажу! Возьму высоту сама!
Склею судьбу, которую ты сломал!»

...Папа, прости... Гордыня свела с ума
Жалящим эхом.

Кровь не сольёшь в отходы, не сдашь в утиль.
Я повторяю тенью твои пути:
Лгу, предаю, сбегаю... Курю, как ты!
Так же умею чёрное видеть белым,
В самообмане дёргаясь, как в тисках:
«Пытка… Ещё попытка… Любовь близка!»

...В каждом мужчине снова тебя искать
Мне надоело.

Кракен бессильной тушей к ногам упал.
Пальцы бегут по кнопкам: «Скучаю, па...»
Мне ничего не нужно — ни благ, ни прав.
Нужен отец. И честность — лимоном к чаю.
Ветер свистит насмешливо: «Бон вояж!»
Пусть не святая дочка, зато твоя.

...Вновь из обрезков душу себе кроя,
Я возвращаюсь.

Галия. Ранне-весеннее

......................................"не кончается время тревог,
.......................................но кончаются зимы"
.........................................................И.Бродский

вся графика ветвей зовёт к стихам:
вот стул и стол, бумага и чернила.
гул чёрно-бел, не хочет затихать,
чтоб я взяла и что-то сочинила
о том, что жизнь – чем дальше, тем мрачней...
рассыплю горстку слов на полдороге,
запнувшись: я хотела о весне,
а вовсе не о времени тревоги,
которое длиннее, чем зима,
пока деревья трогательно голы...
и я, печать молчания сломав,
ищу замену сумрачным глаголам.
чтоб каждая случайная строка
была, как птичья песенка, пропета.
а слово, что слетело с языка,
не словом оказалось бы, а светом...

Ольга Нежданова. Такие разные облака

В начале жизни легко быть белым: лети – и небом, как царь, владей. Любая форма на пользу телу, захочешь – ширься, а нет – худей. Ещё не нужно брони и крыльев для дрейфа в море небесных вод. Бывает, ранит лучом навылет, но ранка с лёгкостью заживёт.
А время гонит тебя по кругу, пространство делит на «свой-чужой», и бывший друг не зовётся другом, твой мир – богатый, его – большой. Вокруг друзья одного полёта, Sky-клуб оплачен на много лет, в него не вхож посторонний кто-то, здесь все знакомы, здесь все в тепле.
Конечно, жизнь и тепличных учит. И если лезут в твоё быльё, глядишь не облаком – чёрной тучей, и даже слёзы картинно льёшь. Однако, в крепком твоём анклаве не беды – бедки – пройдёшь, как квест. Тебя не выдадут на закланье, укроет стая, закон не съест. Тебе не стать побратимом пыльным тому, кто близко к земле плывёт. Ему частенько ломают крылья и бьют ботинком в пустой живот. Спасать не станут, искать не будут, легко закроют на смерть глаза. Плевать на то, что не он – Иуда.
Москва поверит твоим слезам, легко забудет о пыльном брате, привычно спишет любое зло. В твоём чужом голубом квадрате не в тренде горечь правдивых слов.
Когда-то в детстве делились хлебом, клялись, что дружба, как сталь, крепка.
А нынче делят на части небо такие разные облака.

Владимир Алексеев. Сельский клуб

Чёрно-белого экрана
нераскрашенные фильмы.
Киноплёнки срывы-раны,
треск бобин советской фирмы.
На исходе надпись: "Свема"
и годов семидесятых
немудрёная эмблема
для далёких адресатов.
Передвижка "Украина"
в уголочке в сельском клубе.
Вдоль крылечка - мимо, мимо
понакуренные клубы.
Через день "Танцора диско"
привезут, и будет счастье -
обсудить раджей индийских
напридуманные страсти.
Через день - кино цветное,
а сегодня, как бывало,
чёрно-белого героя
взлёты, поиски, провалы.
Вновь заряжена бобина,
та же сага, часть вторая.
Комментируют обильно
дед Михей и баба Рая
происшествия по сценам -
что там прочие субтитры!
К целомудренно-постельным
шёпот: "Господи, прости Ты!"
Снова плёнка оборвалась,
на экране - руки-тени.
А подумать - что за малость:
счастье помнить днями теми,
как давно минувшим летом
друга друг, братишка брата
щелбанами по билетам
угощают пацанята.
Написать бы чёрной строчкой,
вспомнив индекс "отделенья",
вдоль по белому листочку
хоть письмишко на деревню...
Мы давно не пишем письма.
Круто гаджет сердце студит.
Словно в шутке: кинщик спился,
и кина уже не будет.

Седьмая пятница - 297: Большое космическое путешествие

Сергей Кодес. Для девчонки, глядящей на звезды

Ночь, зима, снежных хлопьев полёт...
Этот город задуман и создан -
В обрамленье застав и ворот -
Для девчонки, глядящей на звёзды.

Ведь не каждый московский жилец
Может видеть сквозь тусклые блики
Тетиву, что сжимает Стрелец,
И сиянье Волос Вероники.

Время роет подкопы, как крот,
Жизнь нас треплет довольно серьёзно.
Чуть побольше бы радостных нот
Для девчонки, глядящей на звёзды.

Сколько нужно всего превозмочь,
Сколько всякого нужно изведать...
Не забыть бы, что каждую ночь
Над Москвою встаёт Андромеда.

Будет март – зимних ценностей мот,
И апрельских дождей перехлёсты,
Следом - май непременно придёт
К той девчонке, что смотрит на звёзды.

Улыбнутся мерцаньем Весы,
Пожелает Медведица счастья,
Поприветствуют Гончие Псы,
Что заходят к Москве южной частью.

А пока - лёгких хлопьев полёт,
Окна светятся, воздух морозный.
Потихоньку рассвет настаёт
Для девчонки, глядящей на звёзды.

Николай Рогалев. Мы жили на планете Фаэтон

Мы жили на планете Фаэтон,
И, как другие юные фаэты,
Любили галактическое лето
И верили в космических мадонн.

Мы рвались в рубки звёздных кораблей,
И, повзрослев, надеялись пробраться
Сквозь лёд Луны и жар протуберанцев
К другой небесной страннице – Земле.

Была в ней тайна древних ойкумен,
Но нас лишила сна совсем иная –
Живёт ли на Земле любовь земная,
А если нет, то что же там взамен?

Наивные, счастливые сердца –
Нам так хотелось, чтобы во Вселенной
Любовь, однажды вырвавшись из плена,
Все звёзды заселила до конца.

И мы нырнули в солнечный прибой:
Две яркие, красивые кометы,
На миг опережая скорость света,
Ворвались в мир планеты голубой.

...Кто видел, как зажёгся небосклон,
И две звезды упавшие сгорели?
А может, это к нам не долетели
Влюблённые с планеты Фаэтон?

Седьмая пятница - 298: цитата

Владимир Алексеев. Ла-ла-ла

Руки доброй женщины, обвившиеся вокруг шеи мужчины, — это спасательный круг, брошенный ему судьбой с неба
_________Джером Клапка Джером

Помнишь давнее время, когда ты ещё цвела,
теребя крепдешин, приходя потихоньку с танцев,
в коммунальную комнату пришлого провела
и сказала ему: "Я хочу, чтобы ты остался!"

Там ещё не пугали овальные зеркала
угловатой судьбой, повелением жёстким: "Старься!"
и мурлыкало радио бодрое "Ла-ла-ла";
уходя, приходя, он навечно с тобой остался.

Были дни - умирал он. Ты трепетностью крыла
укрывала его, приглушая радиостанций
нагловатый напор. И молилась так, как могла
неизвестному Богу, прося, чтобы он остался.

Был спасательный круг твоих рук - целебная мгла
для невидящих глаз. Над постелью ангел пластался.
Но текли времена. Истончалась любви скала,
и спасённый исчез, а спасательный круг остался.

Ты закуталась в плед. Голова у тебя бела.
Ты зашла в Интернет и о юности пишешь стансы.
Ты люби-ла? О да! Но осталось лишь: "Ла-ла-ла..."
Да задумчивый вздох: "Я хочу, чтобы ты остался!"

Татьяна Вл Демина. А мог бы

Умею плавать, но тону, ей-богу,
Кричу: спасите, пропаду!
Причина - диск, звучавший утром, "Ногу
Свело" - накликали беду.

Вода, конечно, холодна, кто ж спорит.
Хотела свежести, но нет:
Изящный брасс уходит в стиль "топорик" -
Наверно, мне пришёл конец.

По счастью, не перевелись герои:
Спортсмен, храбрец, гроза морей
Плывёт на помощь мне прекрасным кролем,
И даже тонется бодрей.

Красавчик по волне дельфином шпарит,
Смогу сейчас его обнять,
Уже тянусь к нему рукой, но парень
Подплыл и зА волосы - хвать.

Болтаюсь глупо на спине, и слёзы,
Нет, это брызги на лице.
Спаситель тащит так, что вижу звёзды,
А он, похоже, видит цель.

Примчались быстро на песчаный берег.
Похлопал по щекам раз пять.
Уходит... Обойдёмся без истерик.
Но мог бы и пооживлять.

Седьмая пятница - 299: грозовая

Эризн. Майский снег

Зелёной кляксой по чёрно-белым
Холмам растёкся весенний лес -
А май играет в снежки с апрелем
Под грохот грома и молний блеск.
Как будто кто-то, петардой хлопнув,
Просыпал снежное конфетти
Фонтаном мокрых и мягких хлопьев,
Как пух невиданных белых птиц...
Всего минута - и ливня струи
Глотают снег, на лету слизав,
А май, ликуя и торжествуя,
Даёт финальный салютный залп -
И всё стихает: и гром, и шелест
Дождя по крышам... И так чудно,
Что май последний снежок, не целясь,
Забросил прямо в моё окно.

Седьмая пятница - 300: эхо прошедшей войны

Владимир Алексеев. Долгий век агиток гоношистых

Долгий век агиток гоношистых,
Братских неухоженных могил.
- Дед, а дед! А ты убил фашиста?
- Может статься, внучек, что убил.
Что сказать? Хотя бывало страшно,
Шли гуртом за Родину вперёд.
А убил ли - даже в рукопашной
Кто его, фашиста, разберёт?
Может он, рукой зажавши рану,
Жизнь свою от смерти уберёг
И назад к своей вернулся фрау
В сказочный фахтверковый мирок,
Может статься. А война не сказка,
Убивали, внучек, и меня.
"Мосинка" в руках, шинель да каска -
Вот и вся нехитрая броня.
А снаружи - ужас артобстрела,
Да под танком узенький окоп.
Пуля, что пропела - мимо тела.
Молчалива та, что целит в лоб.
Убивать нетрудно там решиться,
Враг в прицеле - он не человек.
Если снайпер - доведи фашиста
До последней дырки в голове.
Ну, а мы - обычная пехота,
Та царица-матушка полей,
Что убитым не имела счёта,
Хоть жалей о том, хоть не жалей.
Смерть на фронте мелет шибче мельниц.
Человек, что мною ранен был,
Может быть, фашиста этот немец
Через годы сам в себе убил.
Лишь бы жить от той напасти чисто,
Лишь бы людям, что ни говори,
Не пришлось бы убивать фашиста
Ни снаружи, внучек, ни внутри.

Михаил Богинский. Три цвета памяти

…Сны солдата скупы на цветные огни.
Чёрный сон. Нарастающий вой с высоты.
В чёрном поле – скелеты сгоревшей брони,
В густо-чёрных дымах – города и мосты.
Солнца чёрного круг. Чёрный крест на крыле.
На обугленной ветке чернеющий лист.
Самоходка, увязшая в чёрной земле.
Чёрный ворон да чёрный от сажи танкист…

Красный сон. Он прошит языками огня
Да кровавым бинтом, что в руках медсестёр.
Нет ни времени года, ни времени дня -
Мир – безумный, сплошной ритуальный костер.
Алым заревом страха залит горизонт,
Ни пожарам, ни взрывам не видно конца.
Полыхает вокруг Юго-Западный фронт
И сгорает бесследно южнее Ельца…

Белый сон. Батарею к утру замело.
За колючей позёмкой не видно ни зги.
Вжался фриц за рекой в небольшое село
И сидит не дыша, испугавшись пурги.
В белом сне – тишина, в белом сне – медсанбат.
Белой краской в окошке покрыто стекло…
В белом сне – похоронки на павших ребят
И седые виски тех, кому повезло…

…Сны солдата скупы на цветные огни.
По живому их шила суровая нить…
Вспомнить всё. Чтоб из этой немой западни
Дошагать, дотерпеть, долюбить и дожить…

Михаил Богинский. Призрачный парад

Всех бойцов, погибших той войною,
Выстроить бы в праздничный парад...
Шли б они булыжной мостовою
Ровно девятнадцать дней подряд.
Шли бы роты, шли бы отделенья,
Только были б очень велики
В призрачном парадном построеньи
Эти батальоны и полки.
Ровными шеренгами до края,
День за днем, с утра и до утра
Шла бы рать, в безмолвии сгорая,
Шла бы без победного "Ура!"
В ватниках, простреленных бушлатах,
В грязных, окровавленных бинтах
Шли и шли бы павшие солдаты
С замершей молитвой на устах.
От мальчишки до седого деда
И от генерала до юнца -
Так и не доживших до Победы,
Так и не дошедших до конца.
И от всех живущих поколений,
Без трибун, без маршей, без оград
Я б стоял пред ними на коленях
Ровно девятнадцать дней подряд...

Седьмая пятница - 301: дактилоскопическая

Таьяна Вл Демина. Как в космос

Разговор с эйчаром* вести непросто,
И психолог проверил по типажу,
Допустил. Готовят, как будто в космос.
На комиссию месяц почти хожу.
Отпечатки пальцев, анализ крови,
МРТ, полиграф, от чумы укол.
Стажировка. Приняли! Я в "Газпроме"
Выхожу с понедельника драить пол.

Седьмая пятница - 302: энтомологическая

Алекс Фо. Кузнечик и бог

Под пыльным листом кузнечик царапает ножку-скрипку,
не зная, что в полуметре на корточках с банкой бог –
он создал бордюр и клумбу, тюльпаны и маргаритки,
и каждый штришок асфальта он выучил назубок.
Бог знает, что будет ветер, несущий чужие листья
в пределы его эдема, что будет зима и снег,
и жизни конец настанет в объятиях вьюг иглистых –
готовься, скрипач, вселяться в стеклянный его ковчег.
Плыви в мавзолей квартиры – огромной сухой вселенной –
пусть будет мирок твой душен, но выпадет честь смотреть,
как листья в коврах застыли, как свет обжигает стены…
Как бог, сберегая жизни, случайно придумал смерть.

Галья Рубина-Бадьян. Монолог воздушного шара

Я лишь условно человек.
Пальто и галстук - для блезира.
А что в итоге? Просто zero,
на нитке шар. Вот только цвет

ко мне притягивает взгляд,
и то - зовут меня надутым.
И восклицают: - Фу-ты, ну-ты!
Я невидимкой стать бы рад.

В чем только держится душа?!
Продукт скачков и колебаний,
я никому не пел осанну,
но дел великих не свершал.

Я стать хотел одним из вас,
не выделяясь ни на йоту,
и зонт раскрыл, чтоб не рвалась
душа в неведомое что-то.

Татьяна Вл Демина. Здравствуйте. Я сотрудник...

Здравствуйте. Я сотрудник
Хэппи-ивент-агентства.
Нудные ваши будни,
Полные дел и стресса,
Мы превратим в задорный
Неукротимый праздник.
Офис болотно-чёрный
Шариками украсим.
Будут фонтаны шуток,
Фокусы, танцы, квесты.
Неимоверно круто,
Качественно, уместно.
С юмором, но корректно,
Капельку эпатажа.
Я креатив-директор
И аниматор я же.
Путина вам сыграю,
В покер и на гитаре.
Море чудес и драйва.
Выберите сценарий.
Здесь у меня шаблоны -
Спрашивайте детали.
Я. Почему зелёный?
Праздники ушатали.

Седьмая пятница - 303: сугубо летняя

Сергей Кодес. Не затяните в осень

Лето предполагает летнее настроение,
Лето располагает к шортам и сандалетам,
Лето забот не знает, знает лишь птичье пение,
Летом июнь сближает поздний закат с рассветом.
Вот что бывает летом.

Коротки слишком ночи, не успеваешь высказать
То, что давно задумал, то, что сказать обязан.
Сложится пара строчек – точных, звучащих истово, –
Их забирает сразу, лунным моргая глазом,
Кто-то. И прячет где-то...

Лето предполагает капельки земляничные -
Пурпурные кровинки в зелени трав июля.
Летом чуть-чуть витаю – там, в облаках, обычно я,
Неба посерединке. Звёзды в нём караулю.
Вот что бывает летом.

Лето для дел сердечных, жарких признаний шёпотом
Лучше всего подходит – не затяните в осень!
Лето пройдёт, конечно, помнится мне из опыта,
С каждым прожитым годом лето быстрей уносит
Кто-то. И прячет где-то...

Вика Корепанова. Снова фикус отправился жить на открытый балкон

Снова фикус отправился жить на открытый балкон,--
Это значит: пришло к нам опять теплодушное лето.
Обсыхают на солнце постиранные сандалеты.
Сединой тополиной стареющий двор опушен.
Загорелый точильщик под окнами правит ножи.
Им любуется девушка Лиза из дома напротив.
Я царапаю строчки обгрызышем на обороте
Пожелтевшей квитанции… Кто-то на крыше шуршит,--
Видно, кот поохотиться вышел на юных стрижей.
Хоть его я люблю, но крылатым желаю удачи.
Наполняется воздух заливистым смехом ребячьим
И становится синее небо немного светлей.

Воскресенский. Солнечный удар

Много лет назад мой сын спросил меня: – Папа, а может
быть сразу два солнечных удара, Бабах-Бабах?!

В столице гостит непрошеный зной Сахары.
Спортивный костюм к моим телесам прилип.
Как будто бы мне в жару не хватало жара,
Меня одолел навязчивый летний грипп.
В аптеку побрёл, в асфальт упираясь тенью.
Удушливый смог в дыхание врос клещом,
А солнце лучи прицельно метнуло в темя,
И я ощутил удар, а затем ещё...

Голодный огонь страницы лизал в камине.
"Тебя излечу", – шептали уста Марго.
"Ты будешь здоров". Любовница и богиня
Прижалась ко мне, царапая грудь серьгой.
Над пьяной Москвой закат наливался кровью.
Нетленный роман в огне продолжал пылать.
Мне виделось, как поправил пенсне Коровьев,
И слышалось, как собаку позвал Пилат.
Проныра-Луна в тумане нашла прореху
И в небо вросла, бездомных к себе маня...

Когда я открыл глаза, то узрел аптеку,
Куда на плечах мужик затащил меня.

Римма Щемерова. Начало июня

Начало июня сиренью взорвет палисадники.
Из туч грозовые раскаты, как грохот копыт.
Сверкающей саблей взмахнут поднебесные всадники,
Взлетая на радужный мост, что над полем парит.

И будут опять соловьи ошалевшие маяться.
Туман предрассветный плеснет по воде молоком.
И вновь мы увидим, как знамя зари поднимается,
И машут приветно рябины зелёным платком.

Изранен,как лезвием бритвы, о край горизонта
Рассвет, что с небес опускает в прохладу реки
Уставшие губы. Попьет и догонит полки
Летящих по небу бойцов атмосферного фронта.

monterrey. Исколотым ногам совсем не больно

Выталкиваю звонкие слова -
пусть катятся горошинами в строчки,
ведь знаю я давно и не заочно,
как колется медвяная трава

и как ручей под окнами звенит,
и я звеню, как в поле колокольчик,
взрастив в себе две сотни слов цветочных,
разматываю солнечную нить.

Несусь вперёд - туда, где горизонт
рисует спелым захрустевший август,
насыпав в сумку с яблоками радость -
призывный колокольчиковый звон.

И дышат строчки полем и ручьём,
воскресным небом, старой колокольней,
исколотым ногам совсем не больно,
когда я возвращаюсь в отчий дом.

И пусть беседка вторит тишине
и пахнет мёдом поздний летний вечер,
и жизнь вокруг счастливо и беспечно
пошире улыбнётся глупой мне.

Светлана Пешкова. 12 июня

Июнь пропишет всех на дачах,
Весёлых дней наобещав.
Забрезжит свет, проснётся мальчик,
Пойдёт с отцом к реке рыбачить,
Поймает щуку и леща.
И этот день, счастливый самый,
Он будет помнить много лет:
Терраса, звонкий голос мамы,
Мажорный плеск фортепиано,
Уха, торжественный обед.
Отец похвалит, сядет рядом,
И младший брат не будет ныть,
И никуда спешить не надо…
Почти сто суток до блокады
И десять суток до войны.

Олег Юшкевичъ. Такое лето...

промозгло всё… до чёрточек основ,
до пятых спиц, до хладнокровной дури.
по плану - шорты, безрукавки… но
ленивец-солнце спит на небе смуром.

нависли тучи цвета баклажан.
который месяц - давят, душат, давят…
и с панталыку сбитая листва
не понимая, падает и тает.

от сырости ржавеет кожа крыш,
фальшивят водосточные гобои.
и ветер, баловной мальчиш-плохиш,
сдирает с лета краски и обои…

промозгло всё… до чёрточек корней,
до пятых чувств, до каменных скрижалей.
лежит июнь на партитуре дней
запавшей в душу клавишей рояля.

такое лето,
цвета баклажан...

Ольга Альтвская. Ах, лето! Улёт!

Ах, лето! Улёт! Голова без проблем!
Варю на природе малиновый джем,
И яблоки сыплются с веток.
И прям в огороде в корыте большом
Плескаюсь, как рыба, хожу нагишом
В тени изумрудных расцветок.

Спокойно живу на подножном корму.
И здесь ничего не должна никому.
Сама по себе – будто кошка.
Черкну на досуге стишков пару строк,
И – быт первобытный: навес, костерок,
Печёная в углях картошка.

И кажется будто: минуя, в обход,
Пройдёт стороною двенадцатый год,
Напившись беды до отвала.
А я - за чертой рокового числа -
Как будто уже испытанье прошла,
Всё будто уже миновало.

Живая - природа со мною в ладу,
И новая - в новом каком-то году –
Легка и светла, и беспечна
Среди васильково-ромашковых рос.
Как будто замолвил словечко Христос
В Верхах о своей подопечной…

Седьмая пятница - 304: бессонница

Женя (Гнедой). Когда будильник заведен на шесть

Когда будильник заведен на шесть,
но в полночь организм уснуть не хочет,
вопрос вселенский: есть или не есть?
терзает очень…
В переворотов долгой череде
постель измять, в метаниях затухнуть,
с кровати встать и, тапочки надев,
пройти на кухню…
Там дверцу холодильника открыть,
окинуть недра полок взглядом зорким...
Достать эклер, пяток копченых крыл
и помидорку...
умять, что Бог послал, за полчаса
и в мойку бросить грязную посуду...
Подумать, что осталась колбаса…
Решить - не буду!
А может, чувство вредное поправ,
набраться сил и в предвкушенье рая
лежать голодным агнцем до утра,
греха не зная...
Поочередно скачущих домой
через плетень (заняться ж больше нечем)
до тысячи седьмой или восьмой
считать овечек...
И, отходя в мир грез, большим сачком
поймать себя на мысли, рвущей крышу:
а ведь из крайних двух бы шашлычок
прекрасный вышел…

monterrey. Аритмичное (Вспомнить все)

За стенкой проснулись. Под звяканье ложек,
под хруст свежих гренок бубнит телевизор, мяукает кот.
Ну что тут поделать, покой ранней лени опять уничтожен -
я целую ночь не спала, а кому-то везёт.
Смотрю в потолок и завидую молча, листаю обои,
сердечные сбои меня беспокоят, тревога растёт,
и тахикардия, как азбука морзе, стучит для обоих -
для жизни и смерти. Кому приговором не выбранный ход?
Почти растерялась - неделю валяюсь,
врачи прописали постельный режим.
Я стала птенцом, не вписавшимся в стаю, -
не может летать, но куда-то спешит.
Болезненно в лёгких сбивается воздух,
дышать не могу, говорить не могу с ...

А где-то за окнами клумбятся розы,
за стенкой соседи безбожно тревожат
и входят во вкус.

Татьяна Вл Демина. В поезде до Сызрани

Детский плач безжалостен,
Утихать не хочет.
Мысли разбежались, как
В песне про вагончик,
Тот, который тронется,
Не умом, но всё же...
У меня бессонница,
У соседей - тоже.
Утром будем в Сызрани,
Долго до рассвета,
Друг про друга вызнаем
Важные секреты.
Хочется рассказывать
Про измену мужа
С Нюркой косоглазою,
Про вчерашний ужин,
Дочь, почти отличницу,
Сына (впору высечь),
Что с собой кулич везу
И в белье сто тысяч.
Нет, судьба - проказница,
Можно сказкой яркой
Сглазить всё, что глазится,
Прочее - накаркать.
В поезде балакая,
Жизнь себе сломаю.
Объясняю знаками,
Мол, глухонемая.

Вика Корепанова. Ночное...

Мерцал ночник. Играли тихо тени
И от меня бежал сегодня сон.
В окно дышала ночь теплом осенним.
Резвилась штора. Милое “динь–дон“,
Выстукивали ходики на стенке.
Поникли на обоях все оттенки,
Потух забытый мною монитор.
…Пытаюсь спать, всему наперекор.
Поднадоела неотступность мыслей,
Что впору слоников начать считать.
Была бы неудобная кровать,
Иль комары, как давеча бы грызли,
Так нет, всё славно. Впрочем, так всегда.
А скоро подкрадутся холода,
Накроет ливень непослушный город,
Да птицы устремятся на юга.
Припомнится, что мне уже не сорок,
И, может быть, осталось полшага...
Сознание, что к небу не готова,
Не удивит, но обожжет. И снова
Я стану слушать песни сквозняка,
Который прилетел издалека.
Вот, как сейчас, считать часы, минуты
В таинственно-спокойной темноте.
Потом кефирчик кушать, пить хотеть,
Ходить в ночной пижаме, необутой.
Всё думая: «какая суета!»,
Дремать под колыбельную кота.

Murrgarita. Капризы бессонницы

Бессонница — сука, бессонница — тварь,
бессонница стелется, тянется, длится,
ни света, ни тьмы, мутно-серая хмарь,
татушками трещин мерцает фонарь
и горечь во рту, словно привкус корицы...

Камнями матраса бугрится кровать.
сминая в гармошку усталую спину,
обрывки дремоты клочками ковра
лежат на полу, и в углах до утра
свисают, неряшливы, как паутина,

и кажется мне, что не будет конца
баранов стадам и слонов вереницам...
Но солнце лучами коснётся лица,
и белая-белая душка-овца
весь день будет сниться, и сниться... и сниться...

Седьмая пятница - 305: розовый слон

Ольга Альтовская. Приснился мне розовый слон

Приснился мне розовый слон –
Большой и прозрачный, как призрак.
Вдруг это она, а не он,
Ведь розовый – гендерный признак?

Проснулась – уже не до сна.
А вдруг это я в перспективе:
Массивна, зато и умна,
Как слон, и всегда в позитиве.

«В чём сходство, – мне разум кричал, –
Где уши слоновьи – чем хлопать?
Да, нос у тебя подкачал –
Не маленький он, но не хобот!»

Такая в уме канитель:
К чему, для чего, что за тело?
Приснилась бы лучше газель,
Тогда б голова не болела.

Седьмая пятница - 306: сказочная

Марго. Причуды "Колобка", или Марлезонский балет по-русски

Поначитавшись сказок наших,
Поймёшь невольно: Колобок —
Из самых странных персонажей,
Что ум народа выдать смог.
Кто позабыл, напоминаю:
Была там булка, но живая —
И, главное, зачем-то в лес
Ей нужно было позарез.
Пусть по деревне бы скакала,
Коль из дому смогла уйти, —
Тем боле, как тут ни крути,
А бабке — что ж, опять сначала?!
...Вот Марлезона первый акт,
Посмотрим, дальше что не так.

А дальше — дело завертелось:
Лесные звери как один —
Хотелось им иль не хотелось —
Пред Колобком являлись, млин!
(Мы знаем, все, вплоть до косого,
Не станут сроду есть мучного,
А здесь какой-то хоровод —
Сам леший вряд ли разберет.)
И вот по очереди звери
Мечтали Колобка сожрать,
Но песенкой их отвлекать
Сумел печёный — и не съели.
…К концу подходит акт второй,
Финал уже не за горой.

Вот тут Лиса! Не легковерна,
И всем известно наперёд:
Хитра она неимоверно,
А потому своё возьмёт.
К тому ж Лиса не меломанка,
И колобковая "шарманка"
(То есть вокал, что сбил коллег)
Лисе — как прошлогодний снег.
Обман, замешенный на лести,
Сыграл решающую роль —
И вот, пожалуйста, изволь
Быть съеденным. Однако к чести
Придумщиков скажу одно:
Сейчас и круче есть "кино".

Ольга Хворост. Репка

Расскажу вам сказку по порядку:
В захолустье дед, купив жильё,
Репку посадил однажды в грядку
И потом выращивал её.

Безвозмездно удобряли всходы
По ночам у деда полсела,
И на органических отходах
Репка сквозь планету проросла.

И, как наступило время с грядки
Урожай запрятать в закрома,
Дед, доходы подсчитав в тетрадке,
Чуть от счастья не сошёл с ума.

В это ж время где-то в Оклахоме
Вечно пьяный фермер мистер Смит
Обнаружил прямо перед домом
Из земли торчащий монолит.

И, приняв за должное халяву,
Стал тянуть наружу корнеплод,
Дед в России, рассудивши здраво,
Тут же потащил наоборот!

Дед вцепился в репку, тянет к дому,
От натуги скулами скрипя,
Только этот гад из Оклахомы
Тоже тащит овощ на себя.

Бабка к перетягиванью репки
Подключилась, крикнув " ни хрена!!!" -
Оклахомцы репку держат крепко, -
Наглый Смит и Смитова жена.

Смитихе вцепилась в юбку внучка,
Следом пёс невиданных пород;
Русская девчонка тащит Жучку
Защищать хозяйское добро!

Мурка псу впилась когтями в кожу,
И дуэтом вместе с ним орёт;
В Оклахоме кошка знает тоже:
Кто сачкует, тот потом не жрёт!

К состязанью подключилась мыша…
Репа сразу вылезла на свет!
В ОКЛАХОМЕ спецрезерв не вышел,
Так как там мышей домашних нет!
ВСЁ!!!

Елена Тютина. Снегурочка

Горит костёр, чадит, клубится, косматый дым – на сто аршин.
Шумит народ, умолкли птицы, и мрак выходит из лощин.
Мне душно – воздух пересушен, стою у лютого огня.
Вдали, над лесом, чьи-то души. Я вижу их, они – меня.
Молюсь в тревоге. Сердце ноет, а руки сложены крестом.
Сбивая пламя смоляное, мелькают люди над костром.
«Довольно стыть, айда за нами!» – соседка милая кричит.
И вспоминается мне мама у жарко пышущей печи,
её опущенные плечи и васильковые глаза.
Плывёт в светёлку спелый вечер, ложится тень на образа,
мурлычет кошка на полатях, висит засушенная сныть.
Я слышу строгий голос тяти: «Иди, погрейся, хватит стыть!»
В окне закатный луч алеет, макушки сосенок медны…
И мне всё горше и больнее – здесь, в полушаге от беды,
где выжжен снег, растоплен иней, где чумовая толкотня.
В пылу, в костровой сердцевине я вижу смерть, она – меня.
Я всем чужая – это страшно. Насмешки слышу за спиной.
Бегу к огню… И веет с пашен благословенной тишиной.

Седьмая пятница - 307: метафорические ассоциативные карты

Светлана Пешкова. Жара и жар

Июнь. Жара и жар. Ангина.
Лежу в кровати целый день я.
… По стенам, полкам и картинам,
сметая сумрачные тени,
бесцеремонно бродит солнце,
исполненное чувством долга.
А мне сегодня остается
глядеть беспомощно и долго
в сквозной просвет балконной двери,
вдыхая пыль портьерных лилий.
Я сочиняю, что деревья,
от жажды мучаясь, ожили
и ринулись бескровным садом
к живой воде озёрной сини.
А, может быть, им к морю надо,
как людям, пережившим зиму?
О белых говорливых птицах,
о тучах с привкусом миндальным,
о человеках чернолицых,
о смуглых длинноногих пальмах,
о сладких венчиках азалий
им ветер нашептал на ушко.
… И тают в сонной синей дали
деревьев пышные макушки.

Седьмая пятница - 308: безумная

Воскресенский. Дурдом

Хотел послушать Элвиса, услышал: – Не положено!
Тебе прописан доктором классический канал.
В ответ послал по адресу медбрата кислорожего.
За это он обиделся и радио забрал.

Давно мечтаю вырваться наружу из "Бастилии",
С Бетховеном и Моцартом свыкаюсь я с трудом.
Меня, придурковатого, на волю отпустили бы?
Там тоже много чокнутых. У нас везде дурдом.

Попытка здравомыслия в дурдоме наказуема,
Меня на растерзание отдали главврачу:
Во время извержения профессора Везуева
Признался я, что дать ему по кратеру хочу.

В палате с тараканами под моцартовский "Реквием"
Рубашку мне напялили завязками назад.
Смиренно-принудительно какие-то таблетки ем...
Меня связать вы можете, но правду не связать!

Ветровоск. Птицы, морок и старик

***
Скок, скок, перепёлочка по листу -
Белому, как моя душа, чистому,
Вне сознанья чудится перестук -
Птицы забавляются мыслями...
Хоть не верю мороку - в горле ком,
Накрошу всем сладкое печево,
Вот ворона, стерва, идёт бочком,
Нагло смотрит, дёргает плечиком,
Край души хватает и тянет в тень,
И пророчит криками резкими.
Чертят иероглифы на листе
Птичьи лапы - чёрные крестики.

***
Всю ночь за моим плечом
Что-то птицы врут,
В стихах неурядица
Только сгущает мглу,
У морока птичий зрачок,
будто чёрный круг -
Блестит, расширяется,
Тянет как омут, вглубь.

Становится воздух прян
И тягуч, как мёд,
Ворона ко мнЕ летит -
Тянет во тьме блесну,
Опять издеваться, дрянь,
За собой зовёт -
Ударить нет смелости,
Гордости нет шагнуть.

***
Речной серпантин убегает, земля парит,
Безмолвное солнце сожгло даже птичий крик,
В лодчонке - естественно - вредный седой старик,
Я вновь провалилась в мерцающий омут.
На небе ни видно проклятых весёлых птиц,
Язвительный смех за плечом так некстати стих,
И мне бы проснуться, и мне бы в себя прийти,
Да только не знаю дорогу к дому.

Спускаюсь привычно к реке и машу рукой.
Идти к старику неприятно, но так легко.
И он усмехается, чисто - довольный кот,
А солнце сжигает, совсем не грея.
Лодчонка потонет вот-вот, ей пора на слом,
Старик надоел, но зато он совсем не злой:
Приветливо шляпой махнув, запустил веслом:
Меня отправляет в себя...
Что ж, ещё не время.

Седьмая пятница - 309: самый лучший день

Воскресенский. Самый лучший день

Самый лучший день был, пожалуй, пятый.
Гляньте, на Земле – Божья благодать:
Птицы в небесах, рыбы, звери, гады,
Коих создал я. Всех не сосчитать.

Следующий день был не столь успешным,
Прожил я его с болью головной.
Первенец-Адам, созданный безгрешным,
Страшно согрешил в сговоре с женой.

Я ведь от тебя требовал немного:
Искренности слов, чуткости, любви.
Вникни, человек, в заповеди Бога,
Сотни раз прочти и по ним живи!

Доброго в тебя вложено немало,
Внешне – хоть куда, мудр не по годам.
Что тебе, Адам, в жизни не хватало?
Счастья, теплоты? Как ты мог, Адам?

Первый человек, изгнанный из рая,
Тягости судьбы стойко перенёс.
С болью обо мне вспомнил, умирая.
Плакали над ним. Вот ведь парадокс:

Звери – по стадам, грешники – по семьям,
Вместе... Только я вечно одинок.
Сделаны дела, завтра воскресенье.
Выбраться пора в отпуск на денёк...

Вот и отдохнул, вскоре на работу.
Надо подавить сладостную лень.
Самым скучным днём стал седьмой по счёту.
Самым важным днём станет Судный день.

Седьмая пятница - 310: арбузная

Татьяна Вл Демина. Великий арбузный путь

Плечо сейчас отвалится,
Осанку портит груз.
Качаясь, будто пьяница,
Тащу домой арбуз.
Идти без ноши адовой
Гораздо веселей,
Но хочется порадовать
И мужа, и детей.
Рука почти до голени -
В гориллу превращусь.
Забрал меня в невольники
Бессовестный арбуз.
О, счастье долгожданное, -
Наш дворик, наконец.
Совсем забыв, что дама я,
Пинаю дверь в подъезд.
Бугор крутого бицепса
Эффектен и красив.
Соседи, глядя искоса,
Пускают первой в лифт.
Едва живой растрёпою
Пришла. Семья, привет!
В прихожей на пол шлёпаю
Полцентнерный пакет.
А муж несёт мороженку -
Заботливый ты мой!
Горит на пальцах кожа, но
Приятно быть женой.

Седьмая пятнца - 311: ёжкина

Воскресенский. ёжиковое

Ветер стал хозяйничать в тиши,
В небе сбились в тучу облака,
Нервно зашумели камыши,
Взвыла от волнения река.

Вздрогнул вековой прибрежный лес,
Стал рыдать его охранник – волк.
Папа Ёж, сопя, в нору залез,
Вход законопатил и замолк.

Вспомнил он, как в прошлую грозу
По воду отправился с ведром:
Молнии маячили в лесу,
Путников пугал громила-гром.

Ветер, оседлав едва волну,
К берегу помчал во весь опор...
К счастью услыхали крик "Тону!"
Выдра и кузен её – Бобёр...

Дома безопасней и теплей.
Пусть другие по воду спешат!
Кладезь витаминов на столе
Ждёт его и лапочек-ежат.

Седьмая пятница - 312: рыбалка

Галья Рубина-Бадьян. Исцеление

С рассветом встать, уйти бесшумно,
дойти до речки в камышах.
Смотреть, как истлевает сумрак,
и рыбки в тине мельтешат.

Отчалить в утлой плоскодонке,
где храбрый шкипер у кормы;
кувшинок белые ладони
высвобождать из плена тьмы.

И отказаться от улова,
и слушать, как вода шуршит.
Рыбалка - это только повод
для исцеления души.