(акростихи)

Летим в восторге урагана –
Едва касаемся волны…
Тяжёлый взгляд у капитана –
Упрямец капитан, увы!

Чем он упрямей – злее ветер.
И Горн вдали недостижим.
Йорк, порт приписки, нас не встретит –
Годами мы в разлуке с ним.

Одни мы! Мчимся в злобном шторме.
Льёт дождь на палубу стеной.
Лишь видим Горна берег чёрный,
А кроме Горна – ничего!

Но кэп упрям! Так будь что будет!
Дано нам пусть в аду гореть,
Едином для матросских судеб –
Цель близится. А с нею – смерть!

Совет: смотрим клип, потом читаем...



                                                Леди Веронике (Нике Гир) посвящается…

                                  ...Это значит, что счастье незримо с тобой,
                                 А палитра судьбы многоцветьем искрится!
                                             Ника Гир. Палитра судьбы

                                 ...Мы живём в калейдоскопе.
                                 В многоцветной гамме красок…
                                                Белый Ящик. О красоте...

Леди, ваш цвет – это крылышки бабочек.
Леди, ваш цвет – это спектр, это радуга.
Я восхищён многоцветием в Вашей душе!

В Вашей душе вся палитра контрастами…
Жизнь – сумасшедшими яркими красками
переливается солнечным днём в витраже.

Краски сливаются в разных пропорциях...
Краски встречаются... краски расходятся...
Но неизменным всегда остаётся одно –

их гармоничность, их цветонасыщенность...
Жизнь Ваша – танец и помыслы чистые...
Вы в чёрно-белом пространстве – цветное кино.

Вам, Вероника, Вам, Леди Цветение,
здесь посвящаю я стихотворение.
В мыслях моих и в мечтах – исключительно Вы!

Я – Белый Рыцарь, а белый – слияние
Ваших цветов. Но мои одеяния –
блик отражения в Вашем всецветье... Увы!

Наши созвучия, совосприятия
дарят надежду на Ваши объятия
в танце бесчисленных пар на турнирном балу.

В этом кружении Ваша таинственность
флёр свой развеет в награду за искренность…
Этой мечтой, с многоцветием Вашим – живу!

____________
Написано на "финальный бал" конкурсного марафона проекта "Очарованый Замок"

В сумку мамину залазил я
в поисках карандаша.
"Вот оно – разнообразие!", –
думал, вещи вороша.
Ключик маленький (откуда он?),
трусики (я покраснел),
свечка с фитильком обугленным,
леденец (его я съел).
Два сиреневых билетика
(помню, были мы в кино).
Деньги в розовом конвертике
с надписью "на выпускной"
(это знаю, это Ниночке –
всё ж одиннадцатый класс).
И помятый фотоснимочек –
"козырной" мужик анфас.
Записная книжка, вафелька,
косметичка, …дырокол (???).
Но простого карандашика
сколь ни рылся – не нашёл.

Отец попрощался. И обречённо
спустился к воде по раскисшему склону.
Он знал, что там лодка и вёсла ждут.

Ей слышался плач – так ребёнок рыдает.
И слёзы свои рукавом утирая,
смотрела, как лодка уходит к закату,
оставив её одну.

Сперва приходила на берег поплакать.
Но позже сжилась и смирилась с утратой, –
и всё ж приходила опять.
Стояла, смотрела на воду. Молча.
Бывало, что днём, а бывало – ночью.
Бывало – одна, а бывало – с кем-то,
кто смог бы её понять.

Старела. Менялись цвета и оттенки.
И вдруг, обнаружив на склоне ступеньки, –
спустилась. Вдали пламенел закат…
Всё шло как всегда, – по извечному кругу.
Они изумлённо прильнули друг к другу…
И где-то снова плакал ребёнок
о том, что никто не придет назад.
____
Стихи заканчиваются невыделенной цитатой из стихов А.Блока "Девушка пела в церковном хоре..."

в роще осенней
старый разлапистый дуб
с горечью смотрит
как опадает листва
юных потомков его

Смотрю юбилей Пахмутовой в ГЦКЗ.
Градский поёт "Как молоды мы были…"
Совсем иначе он поёт уже,
чем пел, когда мы были молодыми.
Теперь он глотает окончания слов.
А я с горечью понимаю,
что исполнение с содержанием слилось
в его… да и в моём "последнем тайме".
Что всё, хоть не бесследно, но прошло.
О! Мой прохожий! Обернулся… Замер.
И то, что замер – это хорошо,
поскольку будет знать, что он упрямый.
Как Саша Градский: слабо, но поёт!
И я пою с ним вместе ту же песню.
Мы словно рыбы: лупимся об лёд,
но не сдаёмся. Верим, что лёд – треснет.

    Красивая девочка Алиса, шестнадцати лет от роду, сидит на невысоком парапете недалеко от местной "Пятёрочки". Она сидит и напевает: "Девочка с кукольным личиком смотрит на мир с безразличием через стекло…". Рядом стоит парень со смешным прозвищем Хотабыч и занудно повторяет: "Алис… ну пойдём, сходим в Нору, повеселимся… Щас Витёк с Гонобобелем пиво принесут – и пойдём. Пойдёшь?". Нора – это закуток за гаражами, где каким-то чудом сохранился старый сарай, ключ от которого лежит в кармане у Хотабыча. Алиса не отвечает и продолжает раз за разом напевать одну и ту же фразу. Она отлично знает, чего хочет Хотабыч. Трахаться он хочет. А Алиса трахаться не хочет. И какое удовольствие в этом – она не понимает: грязный матрац на старом диване, пыль, потные телодвижения…
    Появляются Витёк с Гонобобелем, которого на самом-то деле зовут Генкой. Но Гонобобель – всем привычнее. А иногда Генку зовут Гандоном, но тогда он обижается – и лезет в драку. Витёк вскидывает руку с распальцовкой и возглашает: "АУЕ!".
    – Принёс? – спрашивает Алиса. – Сколько?
    – Шесть банок, – отвечает Витёк.
    – Две мне.
    – Да с чего бы это?! Нас четверо, каждому по полторы.
    – А с того, блин, что на одну банку – я деньги дала, а вы на свои только одну купили. Плюс четыре спёрли под шумок. Что, я не знаю, что ли? Но ни хера бы вы не спёрли без моей банки! Так что одна пива – моя законная, а вторая – процент, бонус. Ясно? – Алиса уже орёт на Витька.
    Какой-то прохожий косится на компанию. Хотабыч видит это – и с нажимом: "Чё, мужик, смотришь? Тоже пива хочешь? Щас угостим. Деньги давай – и угостим…" Гонобобель хохочет.
    Прохожий отворачивается и быстро проходит мимо.
    – Давай пиво! – говорит Алиса.
    – Да на… на… Сучка…
    – Алис, ну пойдём в Нору… – снова заводит Хотабыч.
    Алиса, наконец, обращает внимание на это нытьё и зло отвечает: "Вас трое – вот и идите! И веселитесь! Втроём. А мне домой надо. Бабку кормить".
    Девочка встаёт, засовывает одну банку пива в карман, вторую банку открывает, пьёт, не отрываясь губами от холодного металла, кидает опустевшую тару на газон и неторопливо уходит.

    Через полчаса Алиса звонит в обшарпанную входную дверь квартиры на третьем этаже панельного пятиэтажного дома. Ей открывает женщина с усталым накрашенным лицом и глубокими морщинами от носа к уголкам губ. Это мать Алисы.
    – Что, явилась, не запылилась, прошмандовка? – даже не спрашивает, а утверждает мать. – Давай раздевайся и иди ешь.
    – Ты бабушку кормила? – спрашивает Алиса.
    – Сама покормишь.
    Алиса раздевается, проходит на кухню, наливает себе тарелку тёплого супа и начинает есть. Доев суп, накладывает себе холодные макароны из кастрюли, берёт котлету со сковороды и съедает и это. Выпивает стакан яблочного сока. Затем наливает суп в глубокую эмалированную металлическую миску с нарисованной на дне клубничкой, опускает в суп ложку и, держа блюдо одной рукой, идёт в гостиную. Мать смотрит телевизор. Пётр Семёнович читает книгу. Алиса молча проходит в комнату, где на высокой постели неподвижно ждёт её седая женщина с живыми глазами и лёгкой улыбкой. Это и есть бабушка Алисы. И это комната, где спит и сама Алиса. Начинается кормление парализованной женщины. Ложечка за ложечкой Алиса подносит суп ко рту бабушки, та хлебает… Иногда Алиса вытирает рот бабушки полотенцем, висящим на спинке кровати.
    – Они к тебе хоть заходили? – спрашивает Алиса.
    – гхэт…
    – Ненавижу! – говорит Алиса. – И мать ненавижу, и этого… Бабуль, прикинь, этот "дядя Петя" третий день читает книгу. Думаешь какую? Я вчера глянула. Он Мопассана читает! Третий день сорокасемилетний мужик читает тоненькую книжку Мопассана! – и не прочитал её даже до середины! Он идиот, бабуль! А мать вокруг него бегает. А он без Мопассана с ней не может, видимо! Но на меня, сволочь, смотрит! Знаешь как смотрит?!
    Бабушка молчит.
    Алиса достаёт судно, подкладывает его под парализованную женщину… ждёт… И делает всё, что нужно для того, чтобы не было пролежней и отёков, чтобы создать хоть какой-то комфорт для старой женщины.
    Когда ежевечерний моцион заканчивается, Алиса садится рядом с бабушкой и говорит:
    – Бабуль, а я опять стишки сочинила. Слушай: "Девочка с кукольным личиком смотрит на мир с безразличием через стекло…". Только я не знаю что там дальше. Зато знаю, чем закончится. Последнее слово будет "Настоебло!"… Это плохо, да? Я знаю… Но ведь это так и есть!..
    Бабушка продолжает молчать, но одинокая слезинка стекает по её морщинистой щеке.
    – Бабуль, ты не плачь, – говорит Алиса. – Я ещё живая, и я с тобой. Давай я тебе почитаю? Помнишь, как ты мне читала, когда я маленькая была?
    Алиса берёт с полки шкафа томик Блока и, оговорившись в первом слове, начинает: "Девочка пела в церковном хоре…". Но слёзы всё равно текут… И у Алисы тоже…

    Бабушка засыпает. Алиса ложится в свою постель и долго лежит с открытыми глазами. В голове крутится "Девочка с кукольным личиком смотрит на мир с безразличием через стекло…". Когда всё в квартире затихает, Алиса проходит в прихожую, достаёт из кармана своей куртки вторую банку пива, возвращается с ней в свою с бабушкой комнату, подходит к окну и думает: "А ведь если я даже пойму, что написать в этих последних двух строчках – ведь ничего не изменится… Ни-че-го!"
    Она открывает банку, медленно выпивает её содержимое, ложится и засыпает. А прекрасная, многократно воспетая поэтами луна – с безразличием смотрит на спящую девочку через оконное стекло.

(исполняет хор)
(в сопровождении симфонического оркестра)
_________

Мы не одни! Но мы одни – такие!
Ведь наши люди мужества полны.
И за свою Единую Россию
готовы снять последние штаны.

И те штаны подняв подобно флагу,
пойдём по миру с песней строевой.
Мы вновь отстроим пионерский лагерь!
Мы как один умрём со всей страной!

Броня крепка, но воля наша – пуще!
И нам никто на свете не указ!
У нас есть он – родной товарищ Пушкин.
Он как всегда всё сделает за нас!

Мы будем жить – и это ль не удача?
И пламенеть в свершении труда.
А если кто предательски заплачет, –
ему напомним: горе – не беда!

Тыдыц-тыдыц! Тадам-тадам-тадам-там!
Тадам-тадам! Тыдыц-тыдыц-тыдыц!
Мы всё пройдём уверенным анданте –
со всех краёв до северных границ!

_________
На этом пестня кончается, но симфонический оркестр продолжает играть, пока музыканты не начнут падать. После таких падений друзья музыкантов зажигают свечи. Однако ни дирижёр, ни барабанщик упасть не должны, для чего им следует заранее подготовится, взяв запасы еды и воды, зубную щётку, кружку, мыло, полотенце.

Здесь не слышно ни крика, ни стона.
Здесь земля тишиною согрета.
Только небо над полем бездонно.
Только запахи красного цвета.

Только солнце и пепельный ветер
выжигают поникшие травы.
Здесь земля, тишиною согрета,
пропиталась кровавой отравой.

Здесь к земле не приложишь ладони,
чтоб не тронуть костей человечьих.
Только небо над полем бездонно –
и не помнит кровавую сечу.

Здесь не слышно ни крика, ни стона.
Всё забылось, всё кануло в Лету.
Только маков кровавы бутоны.
Только запахи красного цвета.

Распахни крылья, Дракон!
Устремись вниз со скалы!
Ты в простор неба влюблён,
а внизу – горы золы.

А внизу смрад от костей –
эту гниль сбросил ты в дар!
Поспеши к нам – и сумей
прекратить смертный кошмар.

Отзовись! Помнишь ли, нет, –
на земле был ты рождён.
Здесь не стёрт в памяти след,
как взлетел в небо своё.

Растопи сердце, Дракон!
Пожалей жён и детей!
Мы – внизу. Мы тебя – ждём.
Пощади. Или – убей!

Небольшое вступление.
Когда у меня умерла мама – я получил в наследство, в частности, её поэтическую библиотеку. Помимо сборников стихов известных авторов, в этой библиотеке было много малоформатных книжек в мягких обложках, авторов которых я совершенно не знал. Книжки эти были выпущены местными издательствами, областными или краевыми, и покупались мамой бессистемно: будучи в командировках, она заходила в книжный – и покупала то, что ей понравилось. Я эти книжки не читал. Но вот, получив их в наследство – стал читать. И зачитался.
О чём я хочу сказать? Как много авторов, замечательных авторов, возможно, неровно пишущих – сказали в своих произведениях что-то очень важное, сказали это прекрасно!.. А сказанное затерялось в массе написанного не ими.
А сейчас? Разве сейчас мало таких авторов, публикующихся в сети в том числе? В том числе и на этом сайте, на ЛитСети. Авторов, публикующихся, но малочитаемых, всё же, поскольку они почти не пишут рецензии, почти не участвуют в конкурсах. Их произведения уходят с "главной" – и редко-редко когда бывают перечитаны (хотя это – в той или иной степени практически ко всем относится).
Так вот с одним из таких авторов я и хочу познакомить тех, кто прочитает этот мой опус.

Итак, Надежда Урбанская.
http://litset.ru/index/8-1436

Выскажу своё мнение: Надежда пишет неровно. Часть её стихов – и не впечатляет, да и попросту скучна и банальна. Но не все её стихи таковы! Далеко не все! Среди её стихов встречаются просто замечательные, на мой взгляд, поэтические и не тривиальные произведения. Вот пример:

Злое солнце

Всю ночь лил дождь, и утром тоже дождь,
И дробь его звучала приговором:
«Весна есть ложь, и мир твой бренный – ложь,
Ты убедишься в этом очень скоро».
Но предсказаньям всяким вопреки
И вопреки всем вирусным атакам,
Бродила я по парку вдоль реки
С моей всегдашней спутницей, собакой.
Какой же разной может быть весна:
То снег, то дождь, то пасмурно, то ясно;
Когда реальность стала мне тесна,
Ушла я в мир, атакам неподвластный;
Там были детство, море и песок,
И яркий день был радостью наполнен,
Прозрачным мёдом зной июльский тёк,
Дарили свежесть ласковые волны;
Там возводились замки из песка,
Им придавались сказочные формы
В надежде: простоят они пока
На море снова не случится шторма;
Последним штормом принесло медуз,
Их множество казалось бесконечным,
И колыхали волны этот груз
И водорослей мелкие колечки;
На берег из живительной воды
Несли медуз мы, выловив руками,
И оставались мокрые следы
От тельца на песке или на камне;
И продолжалась детская игра,
Нелепая, безжалостная даже,
Пока не звали взрослые: «Пора!» –
К полудню мы уйти спешили с пляжа.

Я не люблю варенье на меду.
Я серой тучей прошлое зашторю:
В нём тают тельца скользкие медуз,
На злое солнце вынутых из моря.

Да, можно придраться: например, к "…илИ на камне". Но зачем? Слово "или" атонируется. И ведь главное-то – сказано, причём образно, свежо. И узнаваемо, психологично, многопланово, разве не так? Разве это не поэзия?

Или вот ещё стихи:

Как будто

Как будто зиму взяли на поруки:
Вдруг снег пошёл, и ветер прилетел,
И стало всё белым-бело в округе,
И закружилась белая метель.

Но дав надежду – будет всё в порядке –
Вновь начала капризничать зима:
На улицы, на детские площадки
Лил мелкий дождь, сводивший всех с ума;

И не было детей на мокрых горках,
Погиб в неравной схватке снеговик…
И стало мне вдруг горестно и горько,
Как будто нет ни сказки, ни любви.

И да, – есть неувязки со временами, но разве эти стихи не заслуживают внимания? Разве они не замечательны, если задуматься? Почему нет рецензии, где бы Надежде указали на легко устраняемую недоработку (не предложили заменить восьмую-девятую строки на "Льёт мелкий дождь, сводящий всех с ума. И нет детей на опустевших горках", а одиннадцатую – на "И мне сейчас и горестно, и горько...")? Неужели наличие недоработок в точных и неодноплановых стихах – наказуемо невниманием к ним и, в итоге, забытием, даже если сказанное - прекрасно, несмотря на все недочёты?

А вот ещё стихи, даже отмеченные редакцией сайта:

Уходит в зиму нынешняя осень

Вот так спокойно, тихо, без истерик,
уняв ветра и усмирив дожди,
уходит осень в зиму – все потери,
все радости оставив позади,
расставшись с отшумевшею листвою,
украсив мир сплетением ветвей,
благословляя выжить всё живое,
став на порядок старше и мудрей.

Так было до и так же будет после:
придёт другая осень через год;
уходит в зиму нынешняя осень,
и дни её теперь наперечёт;
везде печаль, разлитая без меры,
её нельзя словами передать;
в рисунках туч лишь серое на сером,
в реке темнее тёмного вода…

А теперь я смотрю на число рекомендаций Надежды, на число прочтений… отзывов. Мне кажется, Надежда заслуживает большего.

Не знаю, стоит ли говорить то, что скажу сейчас, но скажу.
Авторы, читайте! Кто вас прочитает, кроме вас? Оглянитесь: мир, в основном – глух к поэтам. Так не молчите, прочитав то, что вызвало отклик. Стихотворчество не сводится к конкурсам, экспромтам и блицам. Но к читателю – сводится. Так покажите, что читатели есть.

Вы даже представить себе не можете, насколько приятно мне было читать те малоформатные книжки в мягких обложках, и испытывать благодарность авторам, забытым авторам, которые, может быть и шероховато, но сумели сказать Главное.
И испытывать благодарность маме, сумевшей даже после своего ухода доставить мне искреннюю радость.

...................... Весенний день горяч и золот
.................................... Игорь Северянин

Осенний день горяч и золот,
А ночь темна, хоть глаз коли.
На клубе сбили серп и молот –
И вновь двуглавые орлы.
Наш председатель многозвёздный
Оформил в собственность колхоз.
А песни пел про паровозы!
Про бронепоезд пел, прохвост…
Встаёт заря во мгле холодной,
А вечер тёплый и хмельной.
Избранник волею народной
В неволю драпает с женой.
И тихо-тихо, прям без звука
Разводит кроликов премьер.
"Жизнь – удивительная штука", –
Подумал бывший пионер.
Нет увлекательней картины,
Чем наблюдать бесплатный труд,
Пока крадут аквамарины
Из глубины сибирских руд.
Пока не кончено сраженье –
Нельзя сказать "Пипец-Беда!".
Простые продолжай движенья –
И будешь просто жить тогда.
Сейчас напиться нафик повод –
Лишь вспомнить "…люди всей Земли…"
Осенний день горяч и золот.
А ночь – темна, хоть глаз коли.

Страх.
Бег.
Взмах.
Вверх.
Смерть.
Боль.
Сеть.
Роль.
Марионетка.
Марионетка.
Марионетка.
Плачет.
Марионетка.
Марионетка.
Марионетка.
Плачет.

Гром.
Стон.
Сон.
Дом.
Весь.
Вдрызг.
Смерть.
Вниз.

Счастье в таблетке.
Счастье в таблетке.
Счастье в таблетке.
Счастье?
Счастье в таблетке.
Счастье в таблетке.
Счастье в таблетке.
Счастье?
Счастье в таблетке.
Счастье в таблетке.
Счастье в таблетке.
Счастье?
...
...
...

Что сказать по поводу конкурса? Очень много хороших стихов. И все, что мне понравились – в «шорт» не влезают. Поэтому я решил судить «по гамбургскому счёту». А раз так, то какое-то, пусть минимальное, обоснование своего выбора я должен приложить. Серьезных многословных разборов не будет, не пугайтесь. Но, вкратце, вот, предлагаю для ознакомления. Ну и, само собой, все мои суждения субъективны.

1. Сонатное аллегро. Ольга Альтовская
Здесь паника имеет место быть. Но и технические, и образные шероховатости – тоже. К первым из них отнесу, к примеру, «настобой», ко вторым (в том же месте) – «нас разбили» (а не «наш союз разбили»); или «звонок прозвенел в любовном гимне» – это где-где прозвенел? (??) (может «любовным гимном» было бы лучше? хотя и это тоже как-то странно звучало бы…)

2. паника пассажира титаника. Гладких
Паника вроде бы как тоже есть. Но мне не понравилась форма. Если уж ни запятых, ни заглавных – то зачем разбивка на четверостишия? Тем более с анжамбеманами (в том числе строфным!). Тем более, когда изложение от первого лица вдруг меняется на «от третьего». Какой же это «сумбурный поток мыслей»? И в итоге сомневаешься, что и паника-то есть. Какая-то искусственность во всём этом.

3. Конфуз. Ольга Альтовская
Я когда до «рёбрышек енота» дошёл – даже в инет полез (с ошарашенным видом): что это за деликатес такой? Не нашёл такового. Огорчился. Дальше – больше. К примеру: «Попотчую, чем Бог послал, на даче. Природа, травка, лес – экологично». Сразу же: где живёт Бог? Неужели на даче героини? И неужели героиня собралась гостей потчевать лесом, травкой и природой? (Я бы, к слову, лучше бы рёбрышки енота ел, чем лес грыз… что я, бобр какой-то?). В общем, настроение текст поднял, но в шорт не вошёл.

4. Операция. Татьяна Вл. Дёмина
Стишок забавный. И паника вроде как присутствует. Другое дело, что это не та паника, которая настоящая. Здесь шутливая метафора. Стихи стилистически выдержаны, написаны неплохо, всё уместно… Но включать их в шорт не стал. Причина: замени слово «паника» на «волнение» или «сомнения» (типа «Оставь сомнения и дрожь…») – и что изменится? Ничего. Так что – попросту не увидел темы.

5. Крепче держи меня. Murrgarita
В шорт эти стихи не вошли. Но впечатлили. Другое дело, что я не ощутил той самой паники, в которой, как утверждает автор, находится героиня. Попробую объяснить. Для этого мне придётся дать своё понимание ответа на вопрос: «Как писать лирические произведения от первого лица в настоящем времени, когда персонаж испытывает смятение, находится в спутанных, пограничных, маргинальных чувствах». Моё мнение – надо писать так, чтобы это чувствовалось. Не объяснялось, не описывалось, не наполнялось метафорами… так, чтобы не было ощущения, что автор «подумал, поискал и нашёл образ – и предложил его читателю». В этих стихах, о которых я сейчас говорю – слишком много «от разума». В итоге – я бы сказал, что не о панике речь идёт и не о состоянии паники, а о попытке героини, трезво и не паникуя, разобраться и образно описать те сложные, чувства, что она испытывает.

6. иные времена настали… Женя (Гнедой)
Замечательные стихи. К тому же актуальные. )) Но паника где? Имеем рассуждения героини/героя о том, что изменилось в общении людей в связи с коронавирусом. В итоге – эта героиня/герой «сидит в унынии и печали». Хоть бы немного паники. Скажем, спать героиня теперь в маске ложится. Или в туалет ходит в ней… И чтобы о коронавирусе думалось, а не философствовалось и шутилось (прекрасно шутилось, кстати, и мудро и точно!) на тему о троянских конях.

7. Конец Светы. Татьяна Шкодина
Весёленькие стишки. Я поулыбался) Что-то вроде вариации анекдота «…она встала, открыла кладовку, сломала удочки, порезала леску, проткнула ножом надувную лодку, потом выбросила в мусоропровод все блёсна, поплавки, крючки и мотыля, улыбнулась чему-то – и, вернувшись в постель, обняла мужа и сладко заснула. Жить ей оставалось три часа». Но это всё шутки… Паника-то где? То, что народ в панике всё скупает? А где это видно? Оно, может, так и есть, но где-то там, «за кадром». А «в кадре» никакой паники нет. Более того, если вспомнить что тогда было – то и «за кадром» её не было. Да, кто-то «затаривался»… но чтобы «паника». Мне не хватило «паникующего персонажа». Героиня – просто хитрюга, списавшая на панику свои траты и опасающаяся реакции мужа. Всё. Она не паникует. Так что, на мой взгляд, «не в тему».

8. Один день из жизни Вовочки. Татьяна Шкодина
И тоже забавно. Но о чём это? Мальчик встал на путь исправления. Осознанно делает то, что не приведёт его к фатальному исходу, прекрасно зная, что делать. Где паника? Осторожность – да. Предусмотрительность – да. Но чтобы паника… (??)

9. жесткая свиданка. Гладких
Да, здесь паника есть. Но мне не понравилось исполнение. Особенно – концовка. Но и в «основном тексте» недоработки имеются, на мой взгляд (например, непонятным образом вставленное «малече»… здесь о детях (укр.) или о «немного»?.. но любой, известный мне вариант, кажется странной втычкой).

10. Представь себе… Ольга Хворост
Прекрасные стихи. Всё уместно, всё технично… Не буду захваливать, потому как если начну – будет трудно остановиться. В шорт! И спасибо за стихи.

11. Апокалипсис версия 2. Ольга Хворост
И опять скажу – блестяще! И оригинальный подход к теме апокалипсиса. И вообще… Я впечатлён! Спасибо, Ольга, ещё раз. В шорт!

12. За секунду до катастрофы. Орф
Ну да, вроде бы как паника. А куда без неё в белой-то горячке? И технично написано.
Но включать это в шорт мне почему-то не хочется. Я не могу соотнести эти стихи со стихами Ольги Хворост, о которых написал выше. Уравнивать, пусть и условно, оценками, эти стихи и предыдущие – ни рука не поднимается, ни пальцы по клавиатуре не бьются… В общем, у меня ощущение хорошего добротного экспромта, когда была дана тема с фотографией тапок «со зверушками» – и надо было уложиться в час. Может и ошибаюсь… В общем, Алекс, прошу прощения, но нет.

13. У пани Бжецкой. Косолаповский
А эти стихи в шорт включу. Лаконично и ёмко сказано. Возникает и понимание чувств пани, и того, что происходит в мире… Очень понравилось! Отличные стихи, на мой взгляд. Спасибо, Виктор.

14. Паника. Яна Яблоко
Ну да, паника присутствует. Как персонаж. Но стихи мне не понравились. Наивные они какие-то, на мой взгляд. И технически несовершенные. Ну, например: вместо «колотилась» лучше бы «колотила», поскольку паника в этих стихах отделена от героини, и перед этим были её действия по отношению к героине (приходила, говорила, гоняла), а тут, вдруг, по отношению к самой себе (возвратная форма глагола) – и это всё в одном флаконе… то есть, предложении. Или вот: «в мозг, как клешни»… кккк… Есть немало других недоработок (с моей точки зрения, конечно).

15. Пандемия рождает панику. Владимир Алексеев
Ну да, это о панике… Вот только, Владимир, вряд ли Вы удивитесь, что не в шорте… Я знаю Ваше творчество, мне часто нравятся Ваши стихи, и ещё я знаю, что Вы умеете оценивать качество стихов. Я, конечно, улыбнулся текущему хулиганству, но… )))

16. Три часа без кислорода. Таёжник
Стихи мне понравились. Весьма. Но опять же: где паника? То, что слово это использовано – так это разве паника? Ну, вот поменять эту строку на «Люди рыдают, как малые дети…» – и всё, нет паники. Да и мечутся они не со страха (к примеру), а в поисках собеседников. То есть не «от» а «для». А стихи понравились… Спасибо.

17. Где же галстук? Алексей Кузнецов
Паника здесь есть… А вот техническое исполнение мне показалось не блестящим. В первую очередь, расстановкой акцентов (например, атонирование «в девять», хотя здесь, напротив, должен быть сильный акцент, ко времени же спешит человек; или сильное «не» в «не в том смысле…»). В общем, есть с чем поработать. А вот смысл – понравился. То есть, имеем хорошую, с моей точки зрения, стартовую идею, требующую доработки. Но в любом случае – спасибо, Лёш! )

18. Почти страшилка. Вика Корепанова
Прямо скажу – я мало что понял из этих стихов. На мой взгляд, это смысловой сумбур, причём не в том смысле, что «поток сознания», а в том, что просто описана масса непонятно как связанных образов. На мой взгляд, имеет смысл поработать с этим стихотворением, крепко зажав в руке бритву Оккама.

19. Без воздуха (не рыбье). АлексейИрреальный
Понравилось. Хотя здесь несколько не та подача мысли/образа, которая мне близка. Но да ладно, взаправду – понравилось… Однако, я паники не увидел. Совсем. И так и сяк примерял её к тексту – и никак, не получилось. Воспринимается как гражданская (не философская!) лирика… и всё. Может, конечно, что-то не понял, но как уж есть…

20. Понимание. monterrey
Прямо скажу: понравились стихи. И название очень точное. И критиковать-то даже не хочется. Да и не за что, практически. Но вот паники нет. Напротив, есть понимание. А во время паники – с пониманием проблемы должны быть.

21. Бессонница. Андрей Яковлев
Это мои стихи. Ну что сказать? Гениально! )

dixi

............ Настоящая Поэзия должна быть
............ срезом нашей жизни...
................... Из разговора на литсайте

На полене-дереве,
в кольцах годовых,
не найти критериев
жизни – никаких.

Эти все критерии
срезаны пилой,
не оставив в дереве
жизни – никакой.

То ли дело в дереве,
что в лесу стоит:
там ищи критерии,
там они, пиит.

Там полно критериев!
Впрочем, знаю: всё ж
ты, всплакнув о дереве,
вновь пилу возьмёшь…

– Как ваше имя?
– Солнечный зайчик.
– Что это значит?
– Капелька счастья…

Я, утопая в глазах её синих,
видел, как искорки смеха лучатся.

Там, за окном, проплывали озёра,
рощи, дома и дороги "в куда-то" –
поезд оправдывал звание "скорый"…

– Будь осторожнее…
– Я аккуратно…

Поезд летел, и колёса стучали,
ритм задавая движениям нашим…
А проводник с обязательным чаем
нам гувернёром казался домашним.
Поезд летел в Заполярье, к морозам…
В нашем купе было жарко, интимно…

– Как всё же имя?
– А пусть будет тайна?
– Как это странно…
А вдруг всё серьёзно?
Вдруг всё серьёзно?!
– Ты знаешь, не надо.
Пусть нам запомнятся поезд и звёзды.
Наши улыбки, истома и радость…
Я буду помнить.
– И я буду помнить…

Поезд приткнулся к перрону.
А дальше –
я проводил её к входу вокзала.
Встретил её каперанг импозантный…

Мне было двадцать…
А ей девятнадцать…
Нам никогда больше не повстречаться…
но никогда мы не будем другими…

Может, читаешь…
Искорка счастья.
Солнечный зайчик.

Как твоё имя?..

По факту завершенья смерти –
ждёт воплощение судьбы.
К примеру, офисные клерки
реинкарнируют в грибы.
Они растут, плетут грибницы…
И в послесмертии своём
кто мухомором утвердится,
кто сыроежкой, кто груздём.
А для детей судьба другая –
в раю цветами расцветут,
чтоб вдоволь насладиться раем –
и снова оказаться тут.
Палач в клопа ревоплотится,
и хорошо бы – навсегда.
Ну а поэт, наверно, в птицу –
кто в попугая, кто в дрозда,
кто в соловья, а кто в фазана…
А я, талантом невелик,
воробышком обычным стану.
Чирик-чирик, чирик-чирик.

На старом лодочном причале
ел сыр и запивал вином…
А в голове слова стучали,
как надоевший метроном.
Одно-единственное слово
крутило мыслей кавардак
и повторялось снова, снова –
кхар’даг, кхар’даг, кхар’даг, кхар’даг…
А солнце подходило к краю.
Был фиолетовым закат.
Он понимал, что умирает.
Но был тому бездумно рад.
Кхар’даг, кхар’даг – стучало сердце.
Кхар’даг, кхар’даг – сгущался мрак.
И две собаки по соседству
ритмично тявкали: «Кхар’даг!»
И смерть пришла с безумным взглядом.
И властно повлекла во тьму…
«Кхар’даг!» – той тьме сумел сказать он.
«Кхар’даг!» – ответили ему.

То, что этот приземистый домик во Флотском переулке когда-то был двухэтажным и самым высоким в округе, сейчас вряд ли кто помнит. А вот Сергей Владимирович этого не забыл. Как не забыл и маленькую комнатку с кухонькой, которые полвека назад снимала здесь его семья. Не забыл, как сначала катался по переулку на трёхколёсном велосипеде, а потом учился кататься на двухколёсном – папа тогда бежал сзади, придерживая седло, и повторял: «Педали, педали-то крути… и не бойся, не упадёшь, главное быстрее…». Не забыл, как зимой его возили на санках, а летом водили пешком в детский сад. Не забыл походы в баню по субботам – о, какой вкусный лимонад там был! Не забыл, как с огромным букетом гладиолусов пошёл отсюда в первый класс. И пожар он не забыл…

Дом этот, тогда ещё двухэтажный, с каменным первым и деревянным вторым этажом, с большой мансардой и балконом, принадлежал Елизавете Павловне и Петру Андреевичу. За домом был садовый участок, на котором росли две туи, грушевые деревья, яблони и терновник, и где хозяева выращивали свёклу, морковь, огурцы с помидорами, а также цветы. Мама Серёжи тоже сажала там цветы. Особенно ей нравились анютины глазки, петуньи и незабудки. А ещё на участке была высокая угольная куча, которую почему-то называли ямой. В холодное время года Пётр Андреевич огромной совковой лопатой загружал углём старые, со сколотой эмалью, тазы и относил их в подвал, где стоял большой котёл. Пётр Андреевич был жилистым, высоким и резким в движениях мужчиной. Сергей его боялся. Взгляд у Петра Андреевича был колючим, холодным, таким, что казалось, он проникает прямо внутрь Серёжи, всё замечает – и Пётр Андреевич знает про Серёжу больше, чем кто-либо вообще. Даже больше, чем сам Серёжа. А вот Елизавета Павловна страха не вызывала. Она любила погладить Сергея по голове, пригласить в гости и угостить конфетами. Но Сергей не любил бывать у неё в гостях. Окна в хозяйской части дома закрывали тяжёлые бордовые бархатные шторы, по углам комнат стояли кресла с плюшевыми спинками и сидениями, да ещё и покрытые набивными чехлами, стол в центре гостиной закрывала толстая чёрная скатерть с вышитыми розами, а на стенах висели ковры и коврики с оленями на фоне гор и озёр. Всё это давило и вызывало дискомфорт. Но главное, что не нравилось Серёже – это запах, приторно-сладкий, который господствовал во всех комнатах, и приходилось прилагать усилия, чтобы сдерживать тошноту, а при этом ещё и улыбаться, отвечать на вопросы и не показывать хозяйке, насколько тяжело приходится. Хотелось быстрее выйти на улицу – и вдохнуть чистый воздух. Как сладок воздух свободы, Сергей прочувствовал с самого раннего детства.

Однако, несмотря на свой колючий взгляд, Пётр Андреевич был спокойным и, можно даже сказать, тихим человеком. Он не повышал голоса, никогда не ругался и всегда сразу, без малейшего промедления, выполнял всё, о чём его просила Елизавета Павловна. А Елизавета Павловна была властной женщиной! И у Сергея было чувство, что в отношениях этих людей существует какая-то тайна, что есть какая-то давняя история, делающая эти отношения таковыми, какими они были. Но что это за история – Серёжа не знал.

Да, Пётр Андреевич был тихим человеком. Но это было так за исключением одного-единственного дня примерно раз в два месяца. В этот день Пётр Андреевич поднимался на второй этаж дома, запирался там на ключ и начинал пить. Пил он с самого утра. А где-то после обеда, ближе к вечеру, часа в четыре – раздавался крик. Крик был страшным. Было такое ощущение, что кричит не человек, а дикий зверь, который мечется в клетке. Зверь, которого истязают, а он не может вырваться и вот он кричит, рычит, бросается на прутья – и ничего кроме боли не испытывает. Гортанный, нутряной крик разносился по дому, по переулку, то ослабевал, то прекращался, а потом начинался снова. В этом крике рыдания сменяли какие-то невнятные слова, а потом крик становился воем, менял тон – и снова замирал… и снова начинался… Но уже к ночи всё затихало, иногда слышался громкий храп, а на следующий день было уже тихо. Вечером следующего дня Пётр Андреевич, пошатываясь спускался вниз, вынося пустые бутылки из под выпитой водки. Елизавета Павловна ждала его у порога, молча приобнимала мужа и уводила его вглубь дома. А наутро жизнь входила в прежнюю ровную колею.

Когда такое произошло в первый раз на памяти Сергея – он был напуган до смерти. И хорошо запомнил тот день. Никогда до этого он не слышал такого крика, даже когда кричала баба Дуня в деревне, внук которой утонул в пруду. Но мама прижала Сергея к себе и сказала: «Не бойся, сын. Всё нормально. Такое бывает». И такое бывало, и бывало, и бывало… Сергей и потом, почти каждый раз, спрашивал у мамы о причинах этого, совершенно дикого, не укладывающегося ни в какие рамки, крика, но мама не отвечала и только говорила: «Так бывает. Так иногда плачут мужчины». И только через полтора года, когда крики уже стали совсем привычными, когда Сергей слегка подрос, мама внимательно посмотрела на него, задавшего свой вопрос в очередной раз, помолчала и сказала: «Пётр Андреевич с тридцать седьмого года, а потом во время войны, да и после – работал в охране лагерей для заключённых. То, что ты слышишь, сын – это кричит совесть». Сергей тогда ничего не понял из этого ответа, за исключением того, что Пётр Андреевич где-то перед кем-то провинился и теперь об этом жалеет. «Наверное, перед Елизаветой Павловной провинился…», – так он думал. И вопросов больше не задавал.

А пожар случился летом, в год перед школой. Когда Сергей с мамой возвращались из детского сада, их обогнали три пожарные машины. Впереди начал вырастать столб чёрного дыма… Мама посмотрела через заборы и сказала: «Ух ты, двухэтажный дом горит!». А потом вдруг побледнела и сказала: «Бежим!». Когда Сергей с мамой добежали до дома, то пожар уже почти потушили. Второй этаж дома сильно пострадал и от огня, и от воды – и его потом снесли, подведя первый этаж под крышу. Так и появился в переулке этот низенький одноэтажный домик.

В том пожаре сгорел Пётр Андреевич. От него пожар и начался. «Непотушенная папироса», – так тогда сказали пожарные. Это был «тот самый» день, день плача.

Елизавета Павловна пережила мужа на двадцать лет. Она сразу тогда потеряла всю свою властность и выглядела так, словно изменилось что-то большее, чем её жизнь, так, словно помимо её собственной жизни изменился весь мир вокруг неё. Причём места в этом мире она для себя не видит. С тех пор она стала часто сидеть на лавочке перед домом и молча смотреть на людей, проходящих мимо. И Сергея в гости приглашать она перестала.

Сейчас Сергею Владимировичу стало многое понятно в той давней истории, в том, что он видел и не понимал тогда. Он понял слова мамы, которые запомнил, несмотря на свой тогда малый возраст. И в жизни своей Сергей редко, но не раз потом слышал этот гортанный дикий крик взрослых мужчин.

Иногда, вспоминая свою жизнь, перебирая её события и оценивая свои поступки, Сергею тоже хочется закричать… но он пока ещё может кричать молча.

«Так кричит совесть!», – сказала тогда мама. И не только совесть – понимает Сергей Владимирович сейчас.

Иду – и не страшат морозы.
И, не жалеючи себя,
несу своей зайчонке розы,
дабы сказать: "Люблю тебя!"

Иду – и новые ботинки,
взрыхляя снег, зовут бежать.
А старые полуботинки
в чулане до весны лежат.

И вот бегу, лечу, скачу я
туда, где ждёт меня любовь.
Душой своей влюблённой чуя,
как сердце разгоняет кровь.

Лечу быстрее силы света –
влюблённый по уши поэт –
в мечтах примчаться до рассвета,
а ночью выразить сонет.

Чтоб тем сонетом, жгуче-свежим,
зажечь огонь в любимой глаз.
И быть лучом её безбрежным –
чтоб не дымил огонь, не гас.

Шаману ы-Ылшу снится сон:
узколицый стреляет в серебряного оленя.
Тот взлетает над стойбищем, невесом, –
и истекает чёрным семенем,
которое заливает пушистый снег.
Слышатся крики: "Нафта! Нафта!".
Огромный злобно хохочущий человек
садится в гигантский красный трактор…
…Ы-Ылш просыпается. Тишина.
В яранге чад и прогорклый запах.
Дети оленя переселяются на
людный, чужой и далёкий запад,
оставляя могилы предков, хранивших род,
знакомые сопки… Шаман садится…
Шкура оленя, закрывающая вход,
отброшена в сторону. Узколицый.
Он говорит: "Твой черёд… пойдём.
Деньги выданы. Что теряем?.."
Ы-Ылш поднимает своё ружьё.
Ы-Ылш стреляет.

Столь много изменений в понимании вещей
за пять последних лет, что и подумать страшно.
И то, что раньше называл я жизнью –
теперь воспринимается мгновением.
Которое не кончится никак…

Моё впечатление номер один:
деревня заметно скукожилась.
И эта усушка ширин и длин –
пугающа невозможностью.
А память хранила другой размер…
Насколько ж она обманна!
Наверное, также считал Гулливер,
вернувшись от великанов.

Моё впечатление номер два:
дорога, кустами заросшая.
По этой дороге гоняли стада,
телеги тянули лошади,
мы с братом ходили по ней к пруду –
туда и обратно с вёдрами.
Нас так приучали тогда к труду –
поливами огородными.
Сейчас только куры… в духмяной пыли
зарылись – и смотрят косо.
И кажется, – ждут от меня они
бессмысленного вопроса.

Моё впечатление номер три:
Наташа. Почти не верится:
была невеличкой, а нынче смотри –
здоровая, как медведица!
Дружили когда-то. Играли в лапту,
в солдатики... в куколки разные…
Смотрю – и не вижу я девочку ту,
с которою детство связано.
Которая нравилась мне в пять годков.
И в шесть. Вспоминалась позже.
Другою совсем. Да и я не таков.
На мальчика – не похожий.
Вот было бы здорово, если б сейчас
хотя бы на миг, на мгновение
вернулось то время, вязавшее нас
в единое измерение.
Но это – пустые мечты. Чистый бред.
Наш общий клубок размотан.
Её, прежней – нет. И меня – тоже нет.
И – всё!.. Только грустно что-то…

Четвёртым своим впечатлением я
наш дом назову запроданный.
Другая теперь им владеет семья,
к моей равнодушна родине.
Она приезжает два раза в году,
в своё капиталовложение.
А яблони сохнут в забытом саду.
И дверь под замком без движения.
Но всё-таки дом уцелел – и стоит!
На совесть его рубили.
И хоть потерял презентабельный вид, –
стоит старый друг! Стабилен.
Ни стены, ни окна, ни крыша его –
пока не утратили прочности.
Вот только в окне на веранду стекло
разбили какие-то сволочи.
И там, на веранде, наш стол, наш сундук,
на гвоздик склонились удочки.
Я в сказку вернулся. Соскучился, друг?
Пришёл, Гулливером будучи.
Но сказка любая имеет конец,
вливаясь в разряд преданий.
И главный герой каждой сказки – подлец…
ну, пусть не подлец, – предатель.
Закончится сказка, – и сказочный мир
умрёт. Остаётся лишь тень его.
И чувство такое, что я – дезертир,
предавший предназначение.

И вот – впечатление номер пять:
могилы на старом кладбище.
Под мрамором дедушка с бабушкой спят,
спокойные и всезнающие.
И то, чем сейчас поделиться я смог,
нырнув на полвека в детство –
они породили когда-то, впрок
во мне человека пестуя.
И жизнь их, которую не передать
в коротких рифмованных строках –
ещё не закончена. Их ипостась –
во мне. И живёт! До срока,
когда, как они сейчас, буду смотреть
на дочь, передав ей память
всего, что смогу. Не пугает смерть.
Ничто уже не пугает.
Спасибо! За весь этот памятный ряд,
что мной сохранён и взлелеян.
Мои впечатления – это я…
огромный набор впечатлений.

У каждой твари, что ни есть на свете,
легенды разные о воплощённой смерти,
хоть есть и собирательный закон:
вниманием её – всех удостоят!
Но человек – старуху ждёт с косою,
а бабочка ждёт девочку с сачком.

Мы не тупые крабы, господа!
Мы очень даже острые порою.
Всех топов обязательно уроем,
Внеся себя в анналы навсегда.

        Вы спросите: "В аналы?!" –
        И усмехнётесь, да?
        Но не смешит нимало
        Ваш юморок увялый –
        Мы не тупые крабы, господа!

Мы вас умней, настойчивей, хитрей! –
Никто не знает тайну эту нашу.
И топов с удовольствием накажем,
Причём, чем топовитей, тем скорей.

        Острите: "Шалунишки!.."?
        Но мы куда острей!
        Вы обнаглели слишком,
        Кичась тупым умишком –
        Мы вас умней, настойчивей, хитрей!

Напрасно нас зовёте "школоло"!
Мы, поросль молодая, ждём удачу, –
И топов от души тогда накрячим,
Им непомерно будет тяжело!

        Зря в чате вы смеётесь:
        "Трава и монолог!"
        К изъятиям готовьтесь –
        И составляйте опись.
        Напрасно нас зовёте "школоло"!

Земля от нашей поступи дрожит!
Но, хоть умнеем с каждым днём, смелеем, –
Спросить кого-то надо… между делом:
"Как тут играть-то, собственно, скажи?.."

        И с тем, кто нам ответит, –
        С тем будем мы дружить.
        Ведь, в сущности, мы дети!
        Но в "виртуальном свете" –
        Земля от нашей поступи дрожит!

        Сама земля от нас уже дрожит!

        Что говорите? –"Со смеху дрожит"?

______________
Написано для романов серии "Альтернатива" А. Красникова.

С каждым днём всё круче наши лестницы,
а мечты приземистей, положе…
И луна, сменившись полумесяцем, видит не любимых, а наложниц.
…Кровь обогатив медикаментами, пьём уже не водку, а коньяк…
…Свет и тьму сочтя амбивалентными, – чувства погрузили в полумрак.

А вначале, глупые и смелые, неземные ставили мы цели!
И ошибки бесшабашно делали, нагружая стержни каруселей.
И кружились –
жили! –
все по-разному, –
доверяя стержням и осям…

…Только то, что выше мною сказано, хоть и правда, –
правда! –
но не вся.

Обрастая юношеским опытом, в зрелости скопив его, –
быть может, нужно встать
и разобраться в пройденном,
чтобы этот опыт подытожить?
И сейчас, –
смирив свои стремления,
в память устремясь, –
мудреем мы…

Наши карусели в прошлом времени… –
опыта немерено!

Увы!

           Давиду Самойлову посвящается...

             Я зарастаю памятью,
             Как лесом зарастает пустошь...
                     Д. Самойлов, Память
  

По многолесью памяти моей –
гуляет осень: старые деревья
стоят безлистны. Жёлтая листва
на тропках – утопает в грязных лужах.
И вовсе не деревья, а кусты
с недавних пор заполонили пустошь. Снег
всё чаще допадает до земли
и покрывает землю… А "однажды"
в зачинах сказок – изменились на
безликие и мёртвые "когда-то".

У памяти есть квота и цена.
Она сама – ни в чём не виновата.
И мощь её – в сплетении усилий,
с которыми мы дар её ценили,
с которыми её мы охраняли…
Когда мы с ней знакомили детей, –
а мы знакомили! – то проступали в ней
казалось бы забытые детали,
и наполняли жизнью старый лес.

Так что со мной?! Больнее нет вопроса.
А времени осталось чуть!.. в обрез!.. –
хоть семечко спасти, цветок, отросток…
укрыть плоды в чужие закрома…
По многолесью памяти – разгуливает осень.
И близится бескрайняя зима.

И птицы тают в вышине…
И листья кружатся, бесстрастны…
И чёрно-белые контрасты…
И дело движется к зиме.

И дело движется к концу
сезона, года и этапа.
И несмотря, что стыдно плакать,
но утром – слёзы по лицу…

И эти слёзы на глазах
с привычным связаны кошмаром,
что стал я бесполезно-старым,
себя не реализовав.

Что сам дурак. Что – всё, финал.
Что ничего не наверстаю…
…На небе тают птичьи стаи…
Сезон кончается. Зима.

Какое обилие стихов в сети начинается с фразы "Вернуть бы тех, кого забрали Небеса..."! Такой уж он, сетевой "мультиплагиат"... Всем этим авторам нужно разное от вызванных ими этих "тех". Иногда нужно странное. И вот как-то написал я ответку на один из вариантов... Как меня за неё били! За бесчувственность и жестокость. И коллективно били, и единолично! Приятно вспомнить... )))
_____________


             Вернуть бы тех, кого забрали Небеса
             Пусть на минуту или только на мгновение,
             ...
             Чтоб прошептать своё последнее "прости",
             И так негаданно услышать "не грусти"
             ...
             Вернуть бы всех. Святой молитвой окрестить,
             И отпустить.
                                       Инна Кучерова


Усоп. В раю. Нектар вкушаю.
Танцую в ангельском кругу.
Но тут внезапно воскрешают, –
и отказаться не могу.

Стоит вдова. Печально смотрит.
Я ей: "Родная, не грусти.
Мне лучше там, чем на курорте!
Ты отпусти меня… прости…".

Она меня перекрестила
и говорит: "Иди, Семён!
И ты прости, но ждёт Василий,
потом Степан, потом Антон...

Но ты – был лучший! В райских кущах
от райских дев вдали держись!"
На небе расступились тучи –
и я опять вознёсся ввысь.

Перекрестить святого мужа! –
я этого понять не смог.
Меня уже приветил Бог!
Зачем ей этот жест был нужен?

....... Татьяна Смирновская
....... гуси-лебеди

....... беда беда раскрыта в небо дверь
....... швейцар у двери важен и услужлив
....... и гуси-лебеди уже стремятся вверх
....... последним шагом задевая лужи
....... вода вода смерзается в хрусталь
....... все линии внизу вскрывая лаком
....... я молча за крыло держусь устав
....... тебе кричать что бесполезно плакать
....... беги беги по скользким площадям
....... плутай среди чужих домов-торосов
....... распугивай замёрзших лебедят
....... ещё до осознанья не доросших
....... потом забудь и никому не верь
....... я никому не стану больше братом

....... швейцар за мной закроет плотно дверь
....... и не вернутся лебеди обратно

_______________________

Крыло, крыло… (их два у гусака).
За них держусь, взлетая над планетой.
Доска, доска… опять доска, доска… –
ты там, внизу. Гуляешь по паркету.

Тоска-тоска… Душевный лёд, лёд, лёд…
Меня уносят лебеди, не гуси.
И ты прервать не сможешь мой полёт,
и как ни плачь, – на землю не вернусь я.

Лечу-лечу. И множество дверей.
Швейцар у каждой. (Двери, двери, двери –
меня пугают… Но поверь, поверь –
я всё ж держусь, слабея и слабея.)

Забудь-забудь – закончился наш день.
Беги-беги по льдистым перекресткам.
Я не вернусь. Совсем. Совсем-совсем.
Но выбрать дверь непросто мне… непросто.

Анна-Верба
Когда

Когда бледнеют над затонами
небес кровавые углИ,
и ночь туманами посконными
ложится на овал земли –

....... тогда над ветками жасминными
....... медовый плещется елей,
....... и робко тает между зимами
....... комочек льда в душе моей.

_________________________

Когда в душе моей издёрганной
истаивает льда комок,
когда с жасминными восторгами
краснеет утренний восток, –

....... тогда туманы ночью кутают
....... мои мечты в дурман любви,
....... и месяц плачет слёз минутами
....... от звёзд, мерцающих вдали.

Тепла в помине нет. На улице сугробы.
А сильный снегопад занёс дверь гаража.
В автобусе толпа и мерзкие микробы,
готовые сожрать без вилки, без ножа.
Мне хочется узнать, как долго будет длиться
весь этот беспредел с метелью и пургой?
Я куртку снять хочу и в шорты облачиться.
И в озеро залезть – но с тёплою водой!
Я снил себе вчера прекрасный сон о лете.
Жара не как в тот год, а как в хороший год.
Пожары не дымят... в лесах гуляют дети...
И злой пожарник их не гонит... не орёт,
что жечь костры нельзя (есть шашлыки – тем паче!),
что надо покупать повязку – и на рот.
И снилось мне, что от погоды сей, собачьей,
я заказал билет на быстрый самолёт.
И вот, на островах, на Фиджах ли, Таитях,
купаюсь и смеюсь на радости такой.
Акул в помине нет! Землетрясений диких
с цунами – тоже нет! Блаженство и покой.
Но утром я открыл глаза свои, увидел,
что снова снег валит (а март уж на дворе!)
И понял – я, видать, кого-то там обидел...
да что там, оскорбил, – и нету щастья мне!
И с мыслею такой пришёл я на работу.
Электропечь включил и курточку надел.
Работница сидит, зарплату ждёт. В субботу
на рынок собралась – муж свитер захотел.
Как хочется тепла! И даже другу Моте
на улице гулять и кошек "награждать" –
совсем "не климатит"... И о какой охоте
на зябнущих мышей он может рассуждать?
Но – день прошёл... Ура! И сразу потеплело.
И, пусть не на дворе, но в мыслях – тает лёд.
И кажется сейчас, пусть робко и несмело –
весна уже близка, она уже грядёт!
Я пью горячий чай. И булкой заедаю
с вареньем, что в тот год мне подарила мать.
И, в общем-то – всё "гуд"!.. И в общем-то – я знаю,
что будет всё "ОК". И нефига страдать!

2011, март

Маловы жили на первом этаже, и никто в подъезде не понимал, как они умудряются загаживать этот подъезд аж до пятого, самого верхнего, этажа. То, что крику от них было много – не удивляло. Но зачем они выносили мусор вверх по лестнице, – не понимал никто. А ведь так и было! Участковый приходил чуть ли не два раза в неделю, беседовал с ними, угрожал выселением, но толку не было никакого. Ну, может, затихало на пару дней, – а потом всё продолжалось по-прежнему. А уж когда Малов-старший вернулся с очередной отсидки – стало и того хуже. В подъезде постоянно ошивались какие-то непонятные мужики с наколками, гремела музыка… Никакие уговоры на Маловых не действовали – ни на старшего, ни на младшего, Сашку. И уж тем более не действовали на Гальку, которая заводилась от первого же замечания и орала потом по два часа, не ослабляя ни громкости, ни напора. Маловых боялись.

И Танечка их боялась. Особенно страх этот стал невыносим после того, как Сашка выхватил у неё из рук футляр со скрипкой и, мерзко хихикая, спросил: "Дашь, если отдам?". Танечка тогда побледнела, бросилась на Сашку, тот побежал от неё, швырнул футляр в овраг, куда скидывали мусор, если вечно переполненные баки оставались не вывезены… Потом Танечка лезла в эту воняющую яму, дома долго чистила скрипку, вывалившуюся из футляра… Запах был стойким, и стоило теперь взять скрипку в руки, – сразу всплывал в памяти. И мерзкая липкость инструмента всплывала в памяти, буквально ощущаясь пальцами и подбородком. В итоге в музыкальную школу Танечка перестала ходить через две недели, выдержав дома всё, что последовало в связи с этим её решением. Почему она не рассказала родителям об этой истории – она и сама не могла объяснить. Наверное, потому, что каким-то внутренним чутьём поняла, что лучше от этого не будет: папа обязательно пойдёт разбираться с Маловыми, ничего не добьется, и будет только хуже, значительно хуже. Папа тоже боялся.

А через полтора месяца после той истории Сашка поймал её вечером и сказал: "Плати, целочка, либо жизни тебе не видать. Можешь деньгами, можешь чем ещё... Думай!". И Танечка поняла, что тот не врёт, что дальше так и будет. В свои неполные пятнадцать лет Сашка мог многое. Да и друзья ему всегда готовы были помочь. Друзей у Сашки хватало.

Вернувшись домой, Танечка прошла на кухню, встала перед иконой и тихо сказала: "Господи, сделай чудо, сделай так, чтобы всё было хорошо! Пожалуйста!", – и заплакала, не зная, поможет её просьба или нет, и даже не зная, верит она в Бога или нет, но больше обращаться было не к кому.

На следующий день вся семья Маловых, с утра уехавшая на озеро и уже возвращающаяся с него, погибла. Их "копейка" не удержалась на своей полосе, угодив при этом под встречный КамАЗ. Потом экспертиза показала, что Малов-старший был пьян. Но это было потом, а в тот момент, когда Танечка узнала об аварии – внутри у неё словно что-то лопнуло, оборвалось, будто какой-то непомерный груз сломал что-то внутри неё... причём, как оказалось, навсегда. И сейчас, двадцать лет спустя, Таня знает – она не верит в Бога. Его нет. Вот уже двадцать лет Его нет для неё совершенно точно. И всё же… всё же…

.................... В таком трамвае страшно без билета...
..........................................Владимир Вишневский

Друзья, законы Кеплера суровы:
Земля подобна старому трамваю.
Наверно, где-то ходят контролёры,
Вот только где билет мой – я не знаю.
В таком трамвае страшно без билета.
А ну как спросят: "Безбилетник, да?!"
И сколько ни ругайся и не сетуй –
Меня куда-то высадят.

Куда?..

.................... Вождем бы стал - харизмы не хватает...
..........................................Владимир Вишневский

"Всё, что ни есть – то тлен и суета",
и всё ж, сопротивляться – в рамках правил.
Но вот не та харизма, ох, не та…
а то б сопротивление возглавил.

Я был бы вождь! Зачем нам Соломон? –
мы с ним на брудершафт не пили вроде.
Я эту фразу выкинул бы вон
из списка почитаемых в народе.

Я стал бы столь велик, что ё-моё!
Как девок бы любил, увитый славой!
В деревне что? – посев, покос, жнивьё.
А так бы жил в Москве золотоглавой.

Не пас коров бы тощие стада,
во всём здоров, влиятельный и видный.
Но вот не та харизма… ох, не та!
Где я, где Соломон?.. До слёз обидно!

.................... В таких местах полезно просыпаться...
..........................................Владимир Вишневский

Когда Иван Петрович занемог –
никто не мог помыслить то, что в морг
его свезут примерно через месяц.
Врачи проверят, скажут, что кранты…
отмаялся, Иван Петрович, ты –
отныне ничего тебя не бесит.

А ведь бесило многое: жена,
тупой начальник, новости, цена
на топливо, на колбасу, на шмотки.
Цена росла, бюджет трещал по швам.
Спасали отпуск, дочка и сто грамм…
вот только отпуск больно уж короткий.

Ну ничего. Сейчас ты налегке
пойдёшь к воспетой греками реке,
к парому по нахоженной дороге…
Но ты ещё не видывал Париж –
и наверху решили, что ты спишь,
и что пора проснуться в этом морге.

И ты проснёшься. Как сказал поэт:
"Полезно просыпаться…"! В списке мест,
куда мечтал попасть и где ты не был –
Париж тебя единственный и спас.
А так бы ты навек ушёл от нас.
И знаешь что скажу?.. – не пожалел бы.

Как тесно, темно и страшно здесь! И ещё этот отвратительный запах, кажется, целиком пропитывающий тело… и кровь… а может это липкое и не кровь вовсе, но тогда что? Что произошло со мной?! Ведь только что всё было иначе… Я помню ощущение чистоты и свободы, помню подруг… Где всё?! Я помню, как серебристой стайкой мы радовались каждому дню и каждая минута была счастьем. Так что произошло? Помню резкий толчок, странная скованность… – и вот – я здесь.
Где?!

На покрытом газетами стареньком дачном столе разложены тарелки и ложки. Немного с краю стоит консервная банка, на которой небрежно приклеена бумажка "Килька в томатном соусе". Мама снимает картошечку с электрической плитки… Папа берёт консервный нож… Я радуюсь – как всё хорошо!

.................... Дождь и холод туманом росным
.................... Ход ноги придают ручьям.
.................... В огородах чихает осень.
.................... Жжет кострища и тут, и там.
................................... Ольга Королева. Октябрьские дачи

Что-то грустно… И дождь и слякоть…
Заболели буквально все.
Журавли подались куда-то,
Лёт крыла подарив листве.

В огородах – костры зардели.
На шесть соток – по тридцать штук.
Это осень. Она болеет,
Нюх ноздри передав коту.

Кот, в тумане, болеет тоже –
От погоды совсем простыл.
И гулять ему стало сложно –
Хват руки обрели кусты.

Осень-осень… Она чихает
И, сморкаясь в воды поток,
Ход ноги придаёт ручьям – и
Те бегут со всех сил и ног…

И на всё это сверху смотрит
Глаз в слезе. И печален он.
Вся природа – на медосмотре…
Вот такой тут у нас сезон.

____________
P.S. Автор внёс изменения в свой текст, прочитав написанное мной безобразие. ))

⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀Это было у моря, где ажурная пена,
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀Где встречается редко городской экипаж...
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀Королева играла – в башне замка – Шопена,
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀И, внимая Шопену, полюбил ее паж.
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀И. Северянин. Это было у моря

Это было внезапно, это было чудесно –
Золотая монетка в придорожной пыли.
Обнажённостью солнца приближалась сиеста.
Цокотуха от счастья танцевала кадриль.

Это было удачно, это празднично было –
Самоварным сияньем озаряло гостей.
Там жучки танцевали, чай с конфетками пили,
А кузнечики скрипкой наслаждались своей.

Восхитительно нежно обнимал муху клещик,
Пары в танце кружились, был божественен звук…
Но из тени чуланной, из тенётов зловещих
Появился ужасный и коварный паук.

Это было кошмарно... испытанием духа...
Гости бросились в двери от злодея сбежать.
И дрожала от страха побелевшая муха,
А паук чёрной сетью муху стал наряжать.

Вдруг отважный комарик из далёкого леса,
Опоздавший на праздник, прилетел и тотчас –
Паука изничтожил… Он был юный повеса.
Этот юный повеса муху юную спас.

Это было внезапно, это было чудесно –
Это было похоже на пленительный сон.
Цокотуха сияла, комару став невестой.
И звучал марш, который написал Мендельсон.

(пестня... уж простите дурака, Булат Шалвович)

Когда приходит воскресенье,
летят на рынок тыщи мух.
И вот, удача ли, везенье –
одной из них случайно, вдруг –
не пятачок, не рупь, не чирик,
а сто рублей досталось в дар.
Его сама судьба вручила.
Купила муха самовар.

Ей сто рублей судьба вручила.
Купила муха самовар.

Гостей счастливица зазвала
на чай и кофе с коньяком.
А из глубин полуподвала
паук привылез вечерком.
Ну а когда все гости ночью
домой от мухи разбрелись –
паук решил порвать всё в клочья,
чтоб испоганить мухе жись.

Паук решил: хозяйку – в клочья!
И испоганить мухе жизнь.

Однако счастье ходит строем:
не ожидал подлец-паук,
что муху одарил любовью
отважный и надёжный друг.
Комар был страж мушиной чести –
он паукам грозою был.
Всю ночь потом жужжал оркестрик
под управлением любви...

Звучало: "Тили-тили-тесто...".
Под управлением любви...

Жужжал комарик с мухой вместе...
под управлением любви.

.................... Издалека долго
.................... Течет река Волга…
............................ Л. И. Ошанин. Течет Волга
......

...... Издалека долго
...... Протяжный вой волка…
...... Протяжный вой волка
...... Влечёт козлёнка в лес.
...... А он такой нежный,
...... Такой безмятежный…
...... Протяжный вой волка –
...... Внушает интерес.

Жил у стару-у-ушки на краю села
Козлёнок се-е-ерый, не встречавший зла.
Питался ко-о-озлик лучшею едой
И слышал то-о-олько: "…милый мой, родной…"

...... Издалека долго
...... Протяжный вой волка…
...... Протяжный вой волка –
...... Влечёт козлёнка в лес.
...... А он такой нежный,
...... Такой безмятежный…
...... Протяжный вой волка –
...... Козлёнку в душу влез!

И вот забор! И вот она – дыра!
Козёл удрал в чём мама родила.
Он долго шёл, он выбился из сил –
И тёмный лес беднягу поглотил.

...... Издалека долго
...... Протяжный вой волка,
...... Протяжный вой волка –
...... Привёл козлёнка в лес.
...... И вот, такой нежный,
...... Такой безмятежный –
...... Желанного волка
...... Увидел, наконец.

Был жёстким взгляд, – он выдавал врага.
В траве остались ноги и рога.
На третий де-е-ень старушка их найдёт
И будет пла-а-акать с горя круглый год.

...... Издалека долго
...... Протяжный вой волка,
...... Протяжный вой волка –
...... Привёл козлёнка в лес.
...... И он, такой нежный,
...... Такой безмятежный –
...... Там повстречал волка…
...... И навсегда исчез!

...... Тарарам-парарам-пам-пам!
......

учадусь уджод!
мозатмын демтьсуп –
учалп еняон!
озам-одаснь зиж…
артусамакнь зиж.
мечен тьакалпа!
орту енежу.
речев енёще.

.................... Тише, Танечка, не плачь:
.................... Не утонет в речке мяч.
...................................... А. Барто

Съела Колобка лисичка.
Плачет Ванина сестричка...
Таня, Танечка, не плачь.
Ваня даст тебе калач!

С молочком его ты кушай,
И другую сказку слушай.
Про весёлый теремок,
Что гостей вместить не смог.

Снова плачешь? Что такое?!
Мы большой дворец построим,
И лисичке с Колобком
Будет общим этот дом.

Много сказок знает Ваня.
Прочитай другую Тане,
Где яичко золотое...
Мышка бабушку расстроит?..

Таня, Таня... Ты пока
Позабудь про Колобка
И про мышек с теремками.
Сочиним-ка сказку сами!

Будет Таня там невеста...
Ну а мы замесим тесто,
Колобок тебе спечём, –
Быть лисичке ни при чём!

А сейчас ты улыбнись,
Съешь калач и спать ложись.
Пусть приснится сладкий сон,
Где с тобою принц Гвидон.

А когда ты утром встанешь,
И на солнышко ты взглянешь,
Папа с мамой, Ваня брат –
Много сказок сочинят.

Будут добрыми те сказки...
Закрывай скорее глазки...

................................................................... …homo homini lupus est…

Да разве будет это позитив, когда с волками я сравняю человека?!
И разве желчь, разлитая в словах, не полнит горечью страданий чью-то душу?
Так что же делать? Как преодолеть минутный выплеск злого раздраженья?
Искать в себе причины! И решать, как быть – с собой. Так думаю –
и верю, что негатив моих минутных мыслей понять себя поможет мне точнее,
и позитивом станет негатив…
............................................... …Но был бы он без предвкушенья желчи?

Выпью я досуха душу из нового принца.
В нашем роду, – всем известно, – вампирская кровь.
Принц Эдельвейс, кандидат, – тоже эльф-кровопийца,
как и моя, – слава Лесу! – пока не свекровь.

Ну и семейка у нас! Эльфы, гномы и феи…
банши и тролли… и даже есть гоблин в роду!
С этой генетикой я сомневаюсь: сумею ль
счастье найти для себя? (А другим на беду.)

Каждый из принцев, меня провожавших до двери,
знал – не вернётся. Молва обо мне не скупа!
Но, почему-то, они всё же в лучшее верят.
Верят, идут… Выпьешь принца – и снова толпа.

Лезут и лезут! Как бабочки к свету ночному.
Крылышек тлен уж давно запорошил дворец.
Хочется им прикоснуться ко мне – к неземному
телу прекрасному, слившись в биенье сердец.

Так и живу – без любви. Души жадно лакаю.
С милой улыбкой встречаю наивных юнцов.
Так и живу. Принцев жду. И скучать – не скучаю.
Только всё меньше вокруг холостых храбрецов.

Кузичка Масина
однажды ум к душе нагрянул...

однажды ум к душе нагрянул
(не заходил лет, этак, сто)
душа взглянула как-то вяло
и стала собирать на стол:

грибочки, зелень, сельдь под шубой,
графинчик водки, холодец…
наевшись, ум сказал: "голуба,
давай сольемся, наконец…

устал я жить один на свете,
и ты, который век одна,
у нас ещё быть могут дети,
как ты на это смотришь, а?"

душа смущённо, через силу,
давясь и вилкой вороша
салатик: "я бы согласилась,
но не лежит к тебе душа…"

"насилу мил не будешь, верно",
ум тут же встал из-за стола…
вот сука, он подумал, гневно,
ну, хоть бы раз в сто лет дала

***

            … возможна версия иная:
            она дала… а он, подлец,
            потом сказал: "ну всё, родная",
            и тыкнул вилкой в холодец…

            потом ушёл умом холодным.
            ушёл в распахнутую дверь
            тотально сытым, не голодным...
            плевал он, что с душой теперь!

            а вот душа лежит и воет,
            хоть не лежала до того.
            она ж мечтала о герое,
            когда являла естество!

            а вышло: естество – в мечтаньях
            всё, от начала до конца.
            теперь казнит себя в рыданьях…
            теперь ей жаль и холодца…

Мы любим море!
С каким экстазом
плыла я кролем...
плыла я брассом...
Но было грустно –
оторопела:
на пляже мусор.
Лежит без дела...

Лежит без дела
на кромке суши.
И вроде – мелочь,
а радость – рушит.
Ну мелочь просто…
но в чём тут плюсы,
когда разбросан
ненужный мусор?

Ненужный мусор
гниёт на пляже.
А ведь не нужно
стараться даже.
Ведь даже детям
не сложно, право:
сложил в пакетик –
купайся, плавай!

Купайся, плавай!
Вода – как чудо.
Когда устало
пойдёшь отсюда –
уйди культурно,
ни с кем не споря:
пакетик в урну...
Мы любим море.

На океанском дне, ракушками усеянном, –
огромная скала, а в ней чернеет грот.
И в гроте том, одна в своём уединении,
русалочка прекрасная живёт.

– Русалочка, скажи, зачем ты в одиночестве,
укрытая от всех в тиши глубинных вод,
скучаешь в темноте? Ужель тебе не хочется
подняться к свету и – взглянуть на небосвод?

– Нисколько не хочу! Я здесь живу с рождения.
Средь этих чёрных скал родной мой дом, а там –
чужой и скучной покажусь я вам.
А здесь мои привычные придонные течения.
Приятна мне их свежесть, мощь... и грусть.
Зачем мне свет? Он с вами – вот и пусть!

На море штиль… А за спиною скалы…
И узкая тропа… И в небе облака…
Я в шортах и сандалиях устало
иду наверх, один, сказав тебе "Пока!..",
и думаю: "Как ты меня достала!
Но как ты хороша!.. издалека…"

июль, 2008

Хоббиты-хоббитцы, девочки-мальчики.
Ножечки кроличьи, ушечки заячьи.
С эльфами, с онтами, с гномами – дружные.
Смелые, добрые, скромные… трудно им:
в тихой печали по норкам сидят –
и не выходят. Иначе – съедят.

Хоббитцы-хоббиты, в песнях воспетые,
толпами бродят, – и все с арбалетами.
Острыми кольями вооружённые…
А уж когда на свидании с жёнами –
каждый из них безупречный солдат.
Если б не орки. Увидят – съедят.

Вкусные хоббитцы, сладкие хоббиты.
Узники совести – так по природе им
кем-то предписано, жизнью назначено.
И очень редко снисходит удача к ним:
орка заметит дозорный отряд –
если поймает, то орка съедят.