Ты говоришь — призрак, фантом, но я чувствую тяжесть твоей тени на сердце.

не прячься за призрачность, фирменный знак интернета,
расплывчатый морок мгновений невстреч, несплетений…
ты неуловим, разбросав отпечатки по свету –
в пылинке, луче, лёгком вздохе, полуночной тени,
в смешной опечатке, которая не опечатка,
в колючей дождинке, слезой по щеке промелькнувшей,
в прозрачной слезинке, упавшей в ладони украдкой
и в бликах зари на ресницах (зари – но минувшей) –
ты рядом в любой ипостаси капризного бога-и-беса –
но если…
.
.
(26/03/2021)

Дождь, дождь, по окнам, по асфальту, по траве…
Осенний дождь долбит висок, не умолкая,
ну что за осень надоедная такая –
везде, на улице и в голове.
Но струй дождя напор пока не слишком груб,
и слышно, как, слегка мотив переиначив,
играет дождь немного по-кошачьи
ноктюрн на флейте водосточных труб.
Ишь, разошёлся, – и уже трубой органной
гудит токкату Баха ре-минор.
В экстазе струи заливают двор,
и это так томительно и странно…
Кромешная завеса из дождя,
смывает споро линии и краски,
и как в давно забытой страшной сказке
уводит прочь мой город, уходя.

Поговорим и вспомним эти дни…
Неужто правда – все стихи писали?
И начинали строчки, и бросали,
и жгли из них красивые огни…
я знаю о себе… как я любил!
я должен был сказать и быть услышан,
мы собирались, как коты на крыше,
скребли гитары, не жалея сил.
Ромео полуграмотных Джульетт,
километровых ног и тонких талий,
мы так хотели их, и мы мечтали
сложить стихи, которым равных нет,
Пусть все прочтут, прочувствуют, поймут,
что я не междометие в тетрадке,
я что-то значу, я в большом порядке,
не гений, но не жалкий баламут…
Как я любил! Как я писал…
………………………..…...….Теперь
уже и не упомню, как однажды
я перестал страдать от этой жажды.
Порвал стихи. Ушёл. Захлопнул дверь.

Я помню их с детства. Высокие сосны, широкие кроны
над горной рекой, валуны волокущей – огромные туши.
Налитые солнцем стволы – золотистый янтарь под зелёным –
не кажутся мрачными даже когда наливаются тучи.
Ни грохот реки, ни порывы гудящего ветра над бором,
ни эхо в ущелье, где под ледниками рождаются воды,
не смеют мешать коронованным соснам плести разговоры, –
скрип, шелест и шорох ветвей над берегом долгие годы…
На толстой пушистой подушке из хвои опавшей и шишек,
укрывшей узлы могучих корней, под землёй распростёртых,
лежу и смотрю на стволы, карабкаясь взглядом всё выше,
любуюсь их мощью, равно не подвластной ни богу, ни чёрту.
.
.
(Блиц-квест 26.11.2022)

Каждую ночь мы с тобой говорим, говорим –
я наверху, на шестом этаже, ты внизу, в сугробе,
ты нежно светишь, я тихо шепчу – ты гори, гори
и не смотри, что я на балконе трясусь в ознобе.
Взблески твоих лучей озаряют мне
танец твоих подруг – этих лёгких, далёких, ярких,
нежно мерцающих мне свой привет в зимней тишине,
словно подмигивает добрый стоглазый аргус.
Холодно… Боже, как холодно, но не могу уйти –
в блеске твоём незаметны земная грязь и обиды,
только не гасни, я тихо шепчу, – ты свети, свети,
жди меня, верь мне, я выйду к тебе, я выйду…
Зубы стучат, но уже не дрожу почти,
и хорошо, что не чувствую ног – не дрожат колени.
Звёздочка ясная, ты в сугробе свети, свети –
я иду к тебе. Без сомнений… Без сожалений
.
.
(Блиц-квест 26.11.2022)

Многострадалец-кот глядит в окно.
Жара. Метель. Под тополиным снегом
Укрылись куст и стол для домино,
Хотя на нём теперь играют в лего.

Там, строя замки с купами дерев,
Мостами и перстами стройных башен,
Детишки целый день, жару презрев,
Галдят и буйно крылышками машут.

И я, сама не знаю, почему,
Сложила птичку из листа бумаги,
И запустила - пусть летит к тому,
Кто там, на башнях, поднимает флаги.

А знаете, что значит – пустота?
Та, о которой и помыслить страшно,
в которой нет ни корня, ни листа,
ни суши, ни волны, и день вчерашний
похож на позапрошлый тем, что в нём
ни строчки мне не сохранила память…
Я непрерывно занята делами,
но время словно выжжено огнём,
и пепел — сожаление о том,
что ничего не разделила с вами.
***
Когда ты ушёл в реал, и стихли твои шаги,
и там, за экраном, мир опустел и замер,
отчаянный, безнадёжный, жалкий крик – помоги! –
был мной успешно удушен, – сдан экзамен.
Достойная сдержанность, комильфо, бон тон,
покорность общественно-выгодно-серому миражу
приличий, весомому в интернете не более, чем сон…
Сказать ли? Нельзя, но я всё равно скажу:
...................Ты думаешь, я спала – хоть одну ночь?
...................Ты думаешь, я жила – хоть один день?

Ты не хотела игры, а она случилась:
начать легко, просто – взвалить на плечи,
а дальше решает судьба, жестокость, а может – милость.
Но точно известно, что время, что хочешь, лечит.
Ещё говорят, что лечит и то, что не хочешь,
только когда игра – на жизнь и взаправду.
Время уходит… Сменяются дни и ночи,
время не лечит, но выигравшему – награда.
Выигравшему покой и достойный статус,
нормальная жизнь без забот о бывшей игрушке.
А ты не живёшь – ну и что? Ты попала в страту,
где проигравшие тихо сидят, как мышки-норушки,
лезть ни к кому нельзя, это недостойно,
не суетясь, подохнуть – достойней и лучше.
Жизнь – для сильных игра, для нежных – бойня,
и называется славно: "Счастливый случай".

… далеко – не найти – укрылись твой дом и мечта моя, сказочный лес,
там в опасные игры играет заря – поджигает основу небес,
там закаты тьмой заливают безумной зари пожар,
и гво́здики звёзд разъедает полночная горькая ржа.
Там каждое утро из окон твоих тайком выбирается ночь,
собирает в подол моих мыслей следы и украдкой уносит прочь,
возле дома ирисов бархат, неистово пахнет сирень,
и с рассветом в открытые окна, торжествуя, вступает день –
далеко-далеко… там, где ты.

***

Нет большей удачи в жизни, чем миновать как-нибудь
одноместную мини-голгофку, чтобы тяжкий крест не нести…
А мне – идти босиком по лезвию, кровью пятная путь,
потому что судьба у меня такая, повышенной тяжести.

Я зашла чересчур далеко, ни свернуть, ни удрать, ни упасть,
что со мной? – вот я плачу, смеюсь, снова плачу, опять смеюсь…
Никакой дракон на нас не разинет пасть –
пришибу, словно вьющуюся в траве змею,
не страшась и не сожалея.

***

Напиши мне доброе слово, склонись ко мне,
не боясь даже в мыслях коснуться растрёпанных прядей,
задохнуться их запахом, тёплым и нежным во сне –
и зажмуриться, встретив сумасшедшее счастье во взгляде.

... и я сдаюсь, и говорю – беда.

Беда, что для меня нет в жизни места.
Мне говорят, стихи мои – вода,
и вера – блажь, и верность – ерунда,
вот аватарка у меня прелестна.

… и я сдаюсь, и говорю – ну что же…

Так много сил, так много вдохновений,
и я летала… Мне сказали, Боже,
я – ангел… и, грехи мои итожа,
позволь признать, что я немножко гений.

… и я сдаюсь, и говорю – л ю б о в ь.

А так старалась не сказать ни разу –
угадывайте, ведь сюжет не нов:
так много чувств, безумства рифм и слов
и яростного, горького экстаза…

Теперь я не боюсь.

уходит каждый миг – и каждый миг мне жаль,
но вспоминать о них я не смогу, не буду.
ложится через жизнь широкая межа,
заросшая враньём, усталостью и флудом,
который никому не стоил ни гроша,
слова летели прочь как шелуха и крошки,
но корчится в слезах наивная душа,
ей всё нужны слова – ещё-ещё немножко,
ещё – и время вдруг шагнёт несмело вспять,
как будто всё путём, и жизнь не раскололась,
и можно быть собой, и не бояться спать...
и чтобы был всегда не мой немой ваш голос.

Скажи, о чём с тобой поговорить?
И помолчать? Я всё могу. Как скажешь.
Дрожит ещё не порванная нить,
стекло в окне мутнеет... Видит каждый
в дождливом утре что-нибудь своё,
в такую хмарь – весёлое едва ли.
Прости, стихов не будет. Мы вдвоём
весь прошлый год усердно рифмовали –
век не видать экранного листа,
захватанной слепой клавиатуры...
Ты от моих стихов давно устал,
а я их всё пишу. Ну, я же дура,
я...
Знаешь, это всё такая чушь,
а больно то, что я не знаю, как ты.
Так больно, что от ужаса кричу,
представив зелень стен твоей палаты,
дождливый скучный сумрак за окном,
твою кровать и смятую подушку...
Так где ты? Ну и – как ты, заодно?
Отброшу политеса завитушки,
приду, и в морду дам, и заору,
и буду то в падучей колотиться,
то костенеть на страх врачам, как труп, –
пусть соберётся вся твоя больница,
я буду... дома, где бы ни была
больница... ты... к тебе нельзя, я знаю...
Ах, лучше б это я была больная.
Да лучше бы я вовсе померла.

Я вся вне моды, я чудо в перьях,
мальчишки ржали, меня дразня, —
археоптерикс!.. археоптерикс...
Сегодня так же зовут меня.

Бесхвостой ящерицей в спортзале
я по канату едва ползла,
рога мне в школе пообломали,
чтоб не громила обитель зла...

Я — чудо в перьях, я "не такая",
и не стремлюсь быть "такой" давно,
но залы воют, когда взлетает
мой голос птицей над строчкой нот.

Вас, райских птиц, как сегодня модно,
полно повсюду, а я одна —
археоптерикс — и я пригодна
на все возможные времена.

.
(Блиц ПКП 37 - непредсказуемый, 07/03/2020)
Стих совершенно никакой, не публиковала его даже, но вспомнила в связи с "Гадким археоптериксом" и решила - пусть будет в конкурсных.)

А знаешь, как умирают вера, надежда, любовь,
когда твою жизнь в руки берёт софия?
Первыми дохнут надежды, вновь, вновь и вновь,
сколько их было – все, маленькие и большие…
Самые сильные держатся дольше всех –
на счастье и главная, на высшую справедливость.
Их погребальная музыка – горький смех,
негромкий, застенчивый, сдавленный, даже стыдливый…
Потом умирает вера – в целом, как факт
твоей жизни, как вечная сущность, как явность.
Ты больше не в е р и ш ь, ты з н а е ш ь, и это так…
жутко… и за левым плечом о чём-то бормочет дьявол.
А следом приходит черёд любви – помирать.
И ничего страшнее в жизни твоей не случалось.
Да, собственно, жизнь твоя кончена. Знаешь, сестра,
ты как бы есть, но всё, что осталось от прежней тебя, – ничтожная малость.

А мне повезло, у меня с софией беда:
у меня её не было, нет и не будет уже никогда,
и то, что вместо любви у меня, со мной осталось.

Ты слышишь шуршание, шелест упругих, упрямых бумаг,
ты знаешь, что это прелюдия к звукам, взлетающим стаей…
И вот ты касаешься клавиш, любимые ноты листая, –
пусть верят, что скерцо – не больше, чем шутка, невинный пустяк.

Взлетают аккорды, игривые тремоло, вьются триоли,
хихикают хитро глиссандо, срываясь внезапно в полёт,
и кажется, кто-то незримый весёлую песню поёт,
и звуки, сплетаясь в гармонию музыки, рвутся на волю.

Играй! Ты не властен прервать эту оргию нотных утех,
пока не закончится пьеса заветным финальным аккордом,
пока не затихнет в рояле струна, отзвеневшая гордо, –
вот тут и наступит покой тишины – для тебя… для всех…
.
.
(Блиц-квест 27.11.2021)

У меня внутри живёт режиссёр-дирижёр-суфлёр,
надзирающий, руководящий моей свободой,
позволяющий спонтанности лёгкий флёр,
небольшую живость, данную природой,
и… всё.
Что мне можно делать, чего никогда нельзя,
танцевать тверк или, курам на смех, польку,
с кем дружить, что позволять (иногда) друзьям, –
правил множество, не сосчитать, сколько.

Про себя я зову её нежно маленькой сволочью,
она мудра, мелкому хамству не внимает…
Когда плачу от одиночества глубокой ночью,
ласково шепчет – ты не одна, я с тобой, родная.
.
.
(Блиц-квест 27.11.2021)

Прелестные лица, изысканный профиль, нежнейшие краски…
А может – напротив: ужасные хари, щетина из носа…
Не бойся, дитя, это маски, простые житейские маски.
Когда повзрослеешь, ты тоже нацепишь свою – без вопросов,
без горьких сомнений, без лишних иллюзий и даже охотно –
и марш по дорогам, в пыли и по лужам, в жару и морозы.
Кто в автомобилях (в чинах и с деньгами), кто пеший – пехота,
и маски: вот маска-любовь, маска-мужество, маска-угроза…
Привычно, беспечно, легко – надеваем, меняем местами,
но вдруг замечаем, что маски черствеют, ссыхаются, рвутся,
и мы разучились жонглировать ими… Мы тоже устали,
и лица под масками стали пустыми, как гладкие блюдца.

И снова, как в детстве, наивны и голы открытые лица,
а жизнь-маскарад не вернётся. Не повторится.
.
.
(Блиц-квест 27.11.2021)

В фиолетовом небе цветы, цветы, цветы –
Хочешь нимб сплести – не ленись, клонись, собирай.
Почему цветы? Разумеется, для немыслимой красоты.
Почему вдруг нимб? Глупенький, потому что – рай.
Небеса окутывают, как тёплый, уютный сон,
так волшебно, что больно видеть эту красу.
Затаись в цветах, пусть ни вздохи, ни всхлип, ни стон
не встревожат покой, не стряхнут с лепестков росу.
Не заметишь, как ослабеет земная плоть,
растворится кровь в ароматах и соках цветов,
и созреет в райских лугах, и родится плод,
отобравший, вобравший, сожравший твою любовь.

....................Ты повернул глаза зрачками в душу,
....................А там повсюду пятна черноты,
....................И их ничем не смыть!
..............................(В. Шекспир)

А что – душа? Ну да, твоя душа –
какая есть – не стоит ни гроша,
когда всерьёз пытаешься вглядеться,
когда, как нищий, роешься в себе,
в трясине бед, и в золоте побед,
и в комплексах, что выросли из детства…

Ты горд, уверен в жизни и судьбе.
А вдруг твой взгляд, глумясь, туманит бес,
и всё не так, не то, каким казалось?
Смотри, смотри – чего-то нет давно…
ты говоришь – ну, нет – и всё равно,
ну нет души в душе… такая малость.
.
.
(Блиц-квест 27.11.2021)

Если певчую птицу покрепче за горло взять,
да встряхнуть – раз, и два, и три – чтоб не дёргалась дура,
чтоб запомнила, что чирикать ей впредь совсем нельзя,
как бы ни ломилась настойчиво в свет её натура, –
непутёвая птица испугается, замолчит, замрёт,
но она же певчая… Не удержится, пока живая,
обязательно расчирикается – таков их певучий род.
Ну, так можно слушать вполуха, лучше – громко зевая,
и совсем хорошо, чтоб расставить все точки над "и",
отмахнуться – лениво, но так, чтоб попасть побольнее…
если в самом деле плевать, что та́м, у неё в груди
бьётся сердце, и мечутся строки, слова стихов – такая вот ахинея…

Она стоит у окна и смотрит на мир,
когда там солнце и счастье в каждом луче,
когда там снег, безмятежная белизна,
когда там дождь и туман словно ризы сна, –
мир ворочается – огромный, чужой, ничей...
Но дом стоит сквозь него, а она пассажир.

Она стоит у окна и смотрит на жизнь,
а жизнь то мечется, словно игривый щен,
то млеет в неге, как томный ангорский кот,
то убивает себя грязно, страшно и так легко,
непредсказуема, непонятна, как камень у дикаря в праще.
И дом-то дом, но порой неуютно в нём… да, пассажир?

Её окно – слишком тонкая грань между ней и смертью.
Не верите? А вы проверьте.

(На блиц 98 - пограничный.)

Давай уплывём далеко-далеко на юг…
На севере холодно, запад промок до нитки,
восток слишком сложен, как фокус, как хитрый трюк…
А впрочем – как хочешь. Направь наш кораблик прыткий
туда, где никто никого не винит за грехи,
не требует жить, повинуясь его желаньям,
где можно быть разным, при этом не став плохим,
и кто отрицает прощенье – найдёт прощанье.
И если меня призовут – мой недолог срок, –
я благословлю наш летучий корабль в дорогу,
но это потом. Сейчас горизонт широк...
А труден ли будет путь – как угодно богу.

.
(На Блиц 95 - сюрреалистический (7.08.21 в 18-00 мск)

.........................................издержка интернета - скорее жизнь вне жизни
................................................................Алекс_Фо

Ну, когда-то я точно уйду по дороге в свой личный ад…
А пока по утрам первым делом смотрю на экран и
говорю – здравствуй, мир, я пришла к тебе годы назад,
и с тех пор – здесь мой дом, моя жизнь, и радость, и раны.

А в реальности, там, где осталась судьба, только боль и страх.
Что ни думаю – страшно, что ни делаю – дьявольски больно,
нет ни денег, ни сил, ни решимости всё посылать нафиг,
и течение жизни несёт меня прочь, бесчувственной и безвольной…

И тогда ухожу – снова – как навсегда – в мир написанных слов,
в мир, где правда и ложь идут нарасхват по одной расценке,
прав – кто громче кричит…
А я без брони и оков,
я свободна, как выдох в последней строке стихов,
я не вру и не прячусь за кодекс приличий цепких.

Знаю, искренность выглядит глупо на фоне тех, кто умён,
полный доступ опасен, он слишком мало скрывает,
в нём ни грана фанфар, славословий, парадных трибун, знамён, –
только голая правда трепещет, замёрзшая, но живая…

Но когда я уйду, станет пусто и холодно без меня,
Без жужжания, нежного лепета, без надоедного вздора, –
Без тепла моих слов, готовых окутать, согреть, обнять –
Доводивших до бешенства… а без них удавиться впору.

Когда-то, когда я писала стихи о тебе, о себе, о нас,
о звёздах и ангелах, дождях и колодцах, я верила – это и есть она,
она – моя жизнь, и нет ничего важней, – м о я...ж и з н ь.
И жаль, что никто, кто об этом знал, не сказал – я с тобой, держись…

Теперь я смотрю в колючую темноту, где всё та же луна
глядит на меня и, как я, одна – там, с другой стороны окна.
Мы видим друг друга, говорим друг с другом столько лет,
только мы, одинокие, бледные, самые древние на земле,
где деревья устали расти, дождь устал идти, ветер дуть,
где усталое солнце едва, из последних сил освещает путь
караванам усталых машин, кораблей, поездов, пешеходов – всем,
неподвижно застывшим, ушедшим навеки – куда? зачем?

Да, когда-то давно я писала стихи, утонув в тоске и беде,
но ни разу себя не спросила, что же будет – когда-то… здесь…

.
(На Блиц 93 - будущий (24.07 в 19-00 мск))

Пройдёт полгода, и колючая метель
Остудит грешную горячку ярких улиц,
И Старый Год, устало шаркая, сутулясь
Под грузом сотен дней, забытых дел и тел,
Уйдёт от нас, в кармане шубы пряча дулю.

Казалось, время фиг в кармане навсегда
Осталось в памяти, с обидами и злостью,
Но –
Кому-то сладко с хрустом, как собаке кости,
Кусать и грызть исподтишка. И не беда,
Что все мы встретимся когда-то на погосте.

Над нами облака бесшумно поплывут,
Качая души отлетевшие в ладонях,
А мы... Кому-то всюду чудится погоня,
Кого-то мучит звонких рифм несносный зуд,
Кого-то злость... Кого? Ответ традиционен.

Итак, снега остудят страсти до поры,
Но по весне – пора сезонных обострений,
Любви и прочего, чем славен жар весенний, –
Вновь углубимся в ковыряние дыры –
Той самой, чёрной, где, по слухам, бродит гений.

что же поделать, раз ты такой далёкий,
только и остаётся – писать стихи, боязливо
и трепетно отзывы ждать, ловить намёки…
помалкивать о своём, боясь какого-то взрыва –
ты же не любишь то и не любишь это,
сердишься на мою нервозность и бестолковость...
что поделаешь, мы такие чувствительные – поэты,
даже не написавшие ничего ..т а к о г о.

Хочешь иного? Порви виртуальность в клочья,
шагни вперёд, и ты увидишь воочию –
здесь, в реальности, можно
касаться друг друга не только строкой осторожной,
не этой, затёртой до дыр... душой...
обнять, замереть, забыть, что можно дышать, –
и бешеный стук твоего сердца, и так хо…ро…шо...
Что скажешь, стоил того этот шаг?
…
Глупая, глупая выдумка, слёзы
сами льются из глаз по щекам в рот,
хотя я не плакала, кажется, целых минут пятьсот…
Розы-грёзы-мимозы...

Забыта россыпь строчек на столе,
ты спишь, ты видишь сон про этот вечер.
А звёзды всё настойчивей и злей,
и время вовсе ничего не лечит,
и памяти взбесившаяся мгла
тасует наших жизней эпизоды…
И я заснула б, если бы могла,
да не на несколько часов – на годы,
чтоб видеть сны, в которых я жива,
и доктор время лечит всех беспечно,
и память безмятежна, и слова –
о, как без них, – просты и безупречны...
И по бессонным вновь и вновь ночам
я проплыву, зажав обол в ладошке.
Конец концов… Начало всех начал…
Ты спишь и видишь сны, мой свет в окошке.
Прости за рифмы и за пошлый ямб,
а я засну… или проснусь… А может,
в трясине полусна увязну я
и не вернусь…
но всё же,
всё же,
всё же…

Этот город я вижу в памяти… во сне ли… в бреду…
Сквозь молочный туман слабой тенью видны дома,
фонари, деревья, и я наугад бреду
вброд по лужам, вдруг – по траве… Это он, туман,
он украл все пути, и как мне теперь найти
всех кто был, или – кажется, был когда-то со мной?
Жаль, что времени ветер устал, ослабел, затих,
и ему не справиться с этой ползучей густой пеленой.
Я забыла так много, забыла целую – сколько было её – жизнь.
Этот город – всё, что осталось, и я за него держусь.
Кто там, сверху… Меня хоть кто-нибудь помнит, скажи?
Нет ответа. Шелест шагов по траве – и грусть.

Свой мир, как есть, от ада до небес
Дарю тебе, – и дни мои, и ночи…
Как гордый кот несёт с охоты мышь,
Тащу тебе себя, а ты молчишь.
Дарю… дарю всю жизнь! Но всё короче
Мой срок – владей, капризный бог-и-бес.

В моей особой тяжести судьбе
Не выпали успех и капиталы,
И что бы я ни делала, всё зря.
Стихи… Но и про них мне говорят –
Не так, не там, не те стихи писала…
Ты знаешь, я писала их тебе.

Когда уйду, забыв про боль и страх,
Ты позаботься о моих стихах…

Иногда, вспоминая всех, кто был рядом со мной,
не глаза, не улыбки, не губы – я вижу руки.
Руки бабушки, добрые, нежные, пахнут весной,
обещанием встречи потом… после вечной разлуки.
Руки мамы не помню, но помню запах духов
и немножечко – запах ногтей с маникюрным лаком.
Руки папы точь-в-точь, как у рембрандтовских стариков,
я склоняюсь над ними, мне горько и хочется плакать…
Руки-дьяволы – эти внезапны, как жало змеи,
руки-ангелы, мягко-воздушные, – не за что взяться…
Есть ещё одни – жёсткие, властные руки – твои.
Всё умеют, всё могут, всё знают и… снятся, снятся…

Засыпайте под тихий и тёплый, уютный мур-мурр...
спи, глазок... спи, другой... промурлычу для вас до рассвета.
Утром солнце спешит сообщить, что надвинулось лето,
и сияют лучи сквозь зелёный прозрачный ажур.

Засыпайте легко, - и не важно, что медлит закат,
если мысли и руки устали, и сон на пороге,
намурлычу для вас, прогоняя большие тревоги,
как, стремясь в бесконечность, всё сыплется струйка песка...

Засыпайте... Зудят комары, собираясь на штурм,
но мурлычный моторчик из ноута - слышите? - дышит...
от котов удирая, шуршат ошалелые мыши...
тише... тише...
спокойного сна...
засыпайте...
мурр-мурррм...

Как хорошо было раньше, когда было не с чем сравнить.
Крыша гвоздями прибита – не съедет, домик без окон,
без поворотов мой путь, без узлов судьбы моей нить,
и никогда никто не задел ни словом, ни пальцем, ни оком
маленькую улитку.

Так бы и жить без жизни, но вдруг – налетел час,
когда вы поймали улитку в маленьком хрупком домике,
и мы говорили… про всякое-разное, про меня, про вас, –
но никаких обещаний сберечь у себя в ладони
маленькую улитку...

Выйти наружу – как снова родиться...
– Не верь, не верь,
кто ты – без крыши и стен, – твердила себе я. Только...
услышать бы, как вы однажды стучитесь в мою дверь –
выскочу, выбегу, вылечу прочь из родного домика –
маленькая улитка.

Не дождалась, но не удержалась. Бросила дом –
солнце слепит, обжигает ветер, пальцами тычут...
Выживу, если укроете и защитите вашим теплом,
выживу – и напишу вам стихов... хотите – тыщу?
.................................................Маленькая улитка.
.
2019/12/26

...............................................Мы долгое эхо друг друга

… Так незаметно Она стала Его эхом, нежным и верным.
Тихо вторит Его мелодии, забывая свою,
в унисон ли, каноном классическим или модерно...
Она ведь эхо – "ты только позволь, и я подпою".

Ей плевать, если злобный язык назовёт её подпевалой:
Эхо не думает, эхо следует за мелодией-поводырём…
Но главное – чтобы стыдно ни за один звук не стало,
и Она верит Ему, абсолютно верит Ему во всём.

Она готова звучать, сколько хватит сил, хорошо бы – вечно,
вот если изменит слух или голос – большая беда.

Ей не приходит в голову сожалеть, конечно,
о том, что Он не захочет быть Её эхом никогда.

.............................За шершавой стеной – тьма колючая…
..................................................С. Г. Островой

За шершавой стеной – колючая тьма… Зима,
злобно воют гудки тепловозов да вьюжный ветер…
Тут бы самое время сойти наконец с ума,
но экран монитора напротив окна так светел…

Я читаю стихи – от них невозможно жить,
и без них невозможно жить, и совсем не странно,
что кромешная тьма по окну ёрзает, шуршит, –
любопытная, – хочет прочесть что-нибудь с экрана.

Мне уютно, когда за спиной шорохи, возня,
в доме прячутся тени, за окнами – туша мрака…
Я придумала, будто они берегут от беды меня,
но…
начитаюсь твоих стихов и всю ночь буду плакать.

Это любовь, бро… это безумие? Да,
это никак невозможно понять, оценить и измерить.
Вот ты бешено счастлива, ты закуклилась в вере,
что в жизни всё решено – отныне и навсегда,

но стоит налиться восторгом – по уши, как воздушный шар, –
он говорит: "Глупости, это ошибка, всё это напрасно…
Предупреждаю, тебе должно быть предельно ясно,
что я не играю в эту игру, и я ничего не обещал…"

И ты – реактивный проколотый шарик – мечешься, бьёшь
в потолок, в стены, об пол, колотишься в двери…
ты веришь каждому слову – как можно ему не поверить,
он лучше всех, самый-самый, и он не разменивается на ложь…

Но самое странное – эта твоя любовь… Она не ушла,
она не желает знать, чего хочет он, и чего ты хочешь,
и ты не одна. Чувствуешь – ты не одна днём и ночью…
Это любовь, бро… это безумие… Такие дела.

(30/01/21, на блиц-квест 83 - первопроходческий, ПКП)

Как лист увядший падает на душу…
Красиво, но не нужно. Не сейчас.
Усталость навалилась тяжкой тушей,
Невыносимой сердцу и плечам.

Ненужности клеймо язвит и душит,
Яд лживых слов сжигает по ночам,
Мой хрупкий мир бестрепетно разрушил
Тот, кто меня, играя, приручал.

Отправлен – ради моего же блага –
Куда подальше, где, не сделав шага,
Я от тоски и горечи умру.

Смеясь, листы увядшие листая,
Другой нальёт, допьёт и прочитает
Мои сонеты завтра поутру.

Не играю в искренность – загляни мне в сердце, соберись с духом.
Не измышляю образов – забористых, да с библейским замахом.
Ты мне пожелаешь – "пусть земля тебе будет пухом" –
Когда в огненной пасти печи я рассыплюсь прахом?

А когда тебе вдруг станет пусто и холодно без меня,
Без жужжания, нежного лепета, без надоедного вздора, –
Без тепла моих слов, готовых окутать, согреть, обнять –
Доводивших до бешенства… а без них удавиться впору –

Говори со мной. Крепче держи меня, пока я есть –
Гадкий археоптерикс, кошка на раскалённой крыше…
Или – меня здесь нет, но зато стихи – сказка про лес,
Ещё лечу – пожалуйста… если мало стихов – давай напишем!..

Мы здесь всегда – никогда и вечно… ты не думал про это?
Жизнь вне смерти – вот суть и издержки интернета.

Даже когда надоест сгорать свечой,
или устанешь тащить этот воз с поклажей,
не перестанешь твердить — хочу ещё
и надрываться, и драться ещё отважней.

Ты понимаешь, о чём я? Конечно, жизнь.
В яростной жажде, неистовой, неутолимой —
жить!..
И внезапная мысль, холодная — хоть визжи:
вот теперь бы и умереть.
Не побеждённой.
Непобедимой.

Скажите, вы часто кликаете на картинку из раздела Сегодня на Главной странице сайта? Как по-вашему, стоят ли эти фотографии нашего внимания, или их размещают на ГС просто для того, чтобы как-то разнообразить монотонность колонок и столбцов информеров?
(Все картинки кликабельные.)

1) Честно говоря, я не задумывалась над этим, пока не увидела фотографию Марины Славиной "Австрийские Альпы":



Она напомнила мне картины Рокуэлла Кента колоритом, плавными линиями рисунка... Правда, когда я развернула её, стали видны детали, лапы елей, комья снега, отброшенного на обочины при расчистке дороги, и сходство с эпически обобщёнными полотнами Кента ослабело, но теперь мне уже хотелось рассмотреть собственно фотографию, её глубокую перспективу, ограниченную горным хребтом, тень другого горного великана, укрывающая всё до середины фотографии, потрясающий контраст с этой плотной тенью буквально сияющей вершины горы, покрытой снегом, и неба, яркого и… весёлого, так мне показалось.

2) Удивительная фотография Юлии Мигиты "Дом на окраине". Сейчас захотелось о ней сказать потому, что она тоже вдруг кажется картиной, написанной внимательным пейзажистом, главным образом потому, что в ней удивительно чётко выделяются классические планы – первый план – развалившаяся ограда и луг, второй план – собственно дом, громадная ель рядом с ним и лес чуть поодаль, и третий план – невысокая возвышенность, тем не менее чётко ограничивающая пространство пейзажа.



И тут же понимаешь, что для картины у неё уж очень странное колористическое решение: на первый взгляд она даже кажется чёрно-белой, но это не так. Присмотревшись, мы же видим приглушённые зелёные, коричневые тона… Опытный глаз художника, наверное, выделит множество цветовых нюансов. А я просто смотрю и думаю – как же здорово выбраны время, место, погода – вот не забыть бы сказать про небо – его не видно совсем… Там, наверху, буквально толпятся облака. Такие плотные, что кажутся осязаемыми. И представляется, что с фотографии, из этого пейзажа на нас надвигается тишина, густая, поглощающая все звуки вокруг…

3) А вот фотография совсем другого характера – "Мороз и солнце" Марго. Она не поражает психологическими глубинами. Просто зима – но какая великолепная, какая потрясающе красивая зима!



Солнечный морозный день – и снег, всюду снег – на ветвях высоких, крепких елей, на тонких ветвях деревьев на первом плане, согнувшихся до земли под тяжестью изморози и снега. Я бы не поверила, что взрослые деревья могут так склониться, если бы не видела это на фотографии своими глазами. Сказка и волшебство, такое… Берендеево царство… Но вдруг вдали, под арками и дугами склонённых деревьев вижу нечто рукотворное, — дорожный знак? И это возвращает меня в реальный мир, и я не знаю, радуюсь ли я, или огорчена… Но пышная красота яркого дня не теряет своего очарования.

4) Совсем другая фотография – "Без названия" Алекса Фо. Снег сошёл совсем недавно, даже трава ещё не пробилась сквозь слой прошлогодних опавших листьев. А маленькая компания нежных весенних цветов самозабвенно подставляет лепестки не слишком яркому и, наверное, не такому уж тёплому солнцу.



На фоне ржавых тонов палой, перезимовавшей под снегом листвы, цветы перелески выглядят особенно нежными. Тонкие лепестки сиреневого цвета, пушистые сердцевинки, - они выглядывают на свет друг из-за друга робко и любопытно, маленькая стайка, крошечный букетик, привет весны. Я смотрю на них, а они смотрят на меня, такие нежные и храбрые, свежие и юные, и окружившие их отжившие своё ржавые старухи не победят.

5) Нет никакой системы в моём выборе фотографий. И, наверное, я пропускаю много замечательных фото, говоря о тех, которые привлекли мой взгляд.



"Осень" Оксаны Картельян. Всё просто – яркие зелёно-рыжие осенние листья каштана упали на лапы ели. Наверное, это голубая ель? Уж очень светлая хвоя. Ничего особенного – просто сочетание свежих цветов и разных фактур, но такое нарядное, что вот – смотрела бы и смотрела…

6) И здесь же рядом – волшебная красота Новой Зеландии – "Без названия", Talya_Na.



Удивительные яркие, сочные краски, столько нюансов оттенков, что глаза не устают любоваться зеленью деревьев и кустарников, растущих прямо на скалах, среди которых течёт то ли ручей, то ли маленькая река с водой густого аквамаринового цвета. И всё кажется, что сейчас прямо из зарослей выйдут четыре хоббита, эльф, гном и Арагорн, сын Араторна, потомок великих королей…

7) Вот фотография так мало похожая на фотографию – "Дзэн-дрозд" Ольги Немежиковой. Я не знаю, как можно совершенно убрать фон с фото. (Расскажите, кто знает, это интересно.)



Это фото как картинка в совершенно японском духе. Я не буду пытаться рассуждать о периодах и школах, сравнивать с рисунками знаменитых мастеров. Я недостаточно знаю для этого. Но восхититься лаконичностью и тем, как тонко схвачен момент для фото, я могу.
Или это снимок с выстроенной музейной экспозиции?
Я теряюсь в догадках… Но это сейчас не важно. Главное – вот она, эта изящная и такая эффектная фотография, и мы можем созерцать её бесконечно.

8) "балтийское море. финский залив" Страны Инкогнита.



День идёт к вечеру, солнце уже позволило небесной голубизне, которую мы видим сквозь ветви сосен, несколько сгуститься, стать более насыщенной. И серо-голубая вода Балтики, кажется, синеет, впитывая эту голубизну. Февраль, снега немного, и не сразу отличишь его от светлого песка на берегу, у самой воды, и не сразу поймёшь, снег или песок кое-где лежит на пожухлой прошлогодней траве у корней деревьев. А солнце освещает ветки сосен, прямые, стройные стволы, но почему-то сразу видно, что растопить снег это солнце не сможет. Вот так вечереет на берегу Финского залива в феврале. И настроение такое – ясно-вечернее…

9) Фотография "Без названия" Логини.



Пасмурный день, небо в разводах облаков, то полупрозрачных, то поплотнее, серых… В общем-то, вполне обыкновенных. Лёгкая дымка, размазавшая перспективу в некие расплывчатые формы, почти сливающиеся на горизонте с облаками… Бесцветные дома, растительность с лёгкой прожелтью – осень, стало быть, наступила… И всё это где-то внизу и вдали, и всё бы это не имело значения, если бы не резкая графика голых ветвей на переднем плане. Они близко, тёмные, почти чёрные на фоне туманной дали. Тонкие, изломанные, извитые непонятным образом… тревожные, и это придаёт фотографии настроение. А может быть, я всё это выдумала.

10) Ну и вишенка на торте – фотография, без которой никак нельзя – "Первый Конкурсный Кот" Олега Юшкевича.



Старый, ещё толстый ноутбук и совсем "новый" котёнок, пузко сытое, лапы толстявые, уши большие, острые… На экране логотип времён графоманов…
Вот интересно, котёнок сам так залёг, или всё-таки его уложил любящий хозяин? Эту фотографию, наверное, тоже стоит рассматривать долго-долго. Мало ли что можно увидеть ещё?..

Я хочу попросить. Не сердитесь, если я что-то написала не так, как вы сами видите и думаете. Я не специалист, я просто зритель.
Договорились?

Он приходит ко мне, когда за окном темно,
заходит без стука, но тяжесть шагов я слышу
и думаю — что за охота ему говорить со мной
у меня, на шестом этаже — а то и вовсе на крыше
(туда не только взбираться приходится самому,
но и меня возносить, в тяжкий плащ укутав,
а я замираю… наверное, никогда не пойму,
как могу вынести у него в руках хотя бы минуту).
Он садится скромно, как мальчик, возле меня,
говорит, говорит — и ждёт, что ему отвечу,
а я…
........а мои слова замерзают, звеня
бубенцами, как звёзды… и отогреть их нечем,
но его не смущает неловкость моих речей,
он смеётся, и я бы смеялась, только…
в глазах его мгла — темней самых страшных ночей,
лишь искры зрачков во тьме горячи и колки.
Он аггел? Он демон? Кто б ни был, он не к добру
лелеет меня, — и тихохонько пьёт мою душу.
Я знаю, однажды я подле него умру...
вот только понять не могу, почему не трушу.

Хочу воздушным шариком вспорхнуть,
высо̀ко-высоко, над птичьей стаей,
пусть выберет меня далёкий путь —
я так хочу, я всё смогу, я знаю.

Взлетая, задохнусь голубизной
густой, прозрачной, ледяной и пряной,
пьянящей словно терпкое вино,
меня несущей прямо, прямо, прямо,

где бархат тьмы развесила луна,
где гвозди звёзд безжалостно колючи —
лечу к земле и разбиваюсь на…
И горестно и тихо плачут тучи.

Мой дорогой, вы далеки, словно вас нет,
но это неправда. Есть только вы. Это я исчезаю, —
тает мой мир, гаснет мой свет, я как во сне
живу — не живу, мечусь, как загнанный гончей заяц.

Я не горжусь, что не очень справляюсь с жизнью, когда одна.
Люди все разные, вы сильны, я слаба. И стихи уходят,
а без стихов, мне кажется, я невидима, я пуста — я себе не нужна,
нечто такое… нежное в бессмысленно-женском роде.

Мой дорогой, много лишних слов — просто белый шум,
вы много чему научили меня, и этому тоже,
но — помните? — ваши слова — как воздух, которым дышу,
а если нечем дышать, трахеостома не поможет.

Летнее солнце палит… раскалённой крыши жар —
блеск выжигающий душу в моих наивных глазах…
Выжить — а нужно ли? Нужно — кому? Раз тебе не жаль,
видимо, стоит и мне окончательно потерять страх —
страх перед бедностью (память о ней всегда за спиной),
страх одиночества как неприкаянности клеймо,
солнце слепит, или слёзы, а только в глазах темно
и страх, что шагну за край, душит крик немой.
— Кошка, — ты шепчешь, — кошка, не бойся истратить жизнь,
прыгай — и ты воскреснешь… Не здесь, где-нибудь в раю…
Ненависть к жизни твоей, к её бесконечной лжи,
кровавой ржавчиной исподволь разъедает жизнь мою.
А я… я люблю. Разве это возможно — тебя не любить,
даже когда твоё сердце заперто на большой амбарный замок?
Что значат обиды — да хоть миллион моих обид, —
только бы ты жить — и выжить — вот так, под замком, — смог.